
Полная версия:
Легенда о Светлом Клане
– Не знаю уж, не представился. Клинок мне кинул, сказал, мол, продай поскорее, я понял, что дело-то важное, вот и сижу, продаю. Господин, возьмите, а? Хороший клинок же.
– Беру, – Инвер отсчитал несколько монет и бросил их на «прилавок». Старик кинулся собирать.
– Старый! А этот человек больше ничего тебе не отдавал?
– Мне – нет. Я только видел, как он что-то Ваафе дал. Она потом прибежала ко мне и рассказала все.
– Что?
Старик хитро улыбнулся и протянул руку.
– Господину же нужно знать, что мне сказала Ваафа?…
Инвер зарычал и было замахнулся клинком. Тогда бродяга ощерился и уставился на что-то позади волка. Тот обернулся, и увидел, по меньшей мере, с десяток пар злых глаз, обращенных на него. Он вздохнул, убрал оружие и кинул старику ещё пару монет.
– То-то. А Ваафа мне сказала, что к ней пришел этот господин, протянул два меча, коротких таких, что зверолюди пользуют, сказал то же, что и мне, мол, продай поживее, и скрылся. А мечи она почти сразу и продала, причем дорого, за три золотых!
Инвер пожалел тех пяти золотых, которые он отдал за клинок. Его мечи были сделаны гораздо лучше.
– Надеюсь, Анагон оценит.
– Вы что-то сказали, господин? – старик оторвался от разглядывания и пробования на зуб монет.
– Да я не тебе уже, старый хрыч!
Инвер поехал дальше, раздумывая над непонятным поведением тана, и не заметил, как конь вывел его к дому Миша. «Может, зайти? Узнать про Гепарда. Интересно, что решил суд? Зайду».
Он слез с коня, отвел его на задний двор и через черный вход вошел в здание. И тут столкнулся с Лирай. Девчонка сначала отпрянула от него, а затем внезапно подалась вперед и крепко-крепко обняла волка.
– Эй! Ты чего?
Лирай смущенно отпрыгнула от воина и, краснея, пробормотала:
– Я так и не поблагодарила вас за то, что вы спасли меня от тех бандитов. Спасибо Вам!
Волк хмыкнул, не желая выдавать своего смущения.
– Можешь поблагодарить меня, налив мне кружку пива.
– Конечно! – радостно воскликнула девчонка и куда-то убежала.
Воин вошел в зал. Праздничные столы убрали, и комната тут же стала выглядеть как-то бедно. Пара-тройка посетителей сидели в разных концах зала. «Вроде главная гостиница столицы… И так убого выглядит. Что поделать, война».
– Вот! – перед ним возникла Лирай, держащая в руках большую кружку, до краев наполненную темным ароматным пивом.
– Благодарю, – Инвер отхлебнул глоток, вытер губы и спросил. – Не знаешь, что стало с Гепардом? Что решил суд?
– Его посадили в камеру, в Западной крепости. Сказали, он просидит там пару месяцев. Довольно мягкое наказание. Наш хозяин не согласен с ним. Он говорит, что поступок Гепарда опорочил честь нашей гостиницы, но мне кажется, если бы Гепард пытался отравить не дочь Миша, а какую-нибудь другую невесту, то Миш возмущался бы меньше.

Художник: Шаханова Ксения Сергеевна
– Возможно, – Инвер в несколько больших глотков расправился с пивом и отдал девушке кружку. – Ещё раз спасибо.
– Это Вам спасибо, господин Инвер. Вам и вашей подруге, госпоже Анагон. Если бы не вы, я не знаю, что они бы со мной… – девочка замолчала.
– Ничего, теперь они ничего не сделают.
– Да, благодаря Вам. Мне жаль, что вы поссорились с госпожой Анагон. Поверьте, она не со зла наговорила Вам тогда. Она просто не понимает Вас. Знаете… – девушка замялась.
– Что? – напряженно переспросил волк.
– Вас сложно понять. Вам ведь эта девушка никто. Вы работаете в одной команде, но Вам плевать на неё. И всё равно вы вступились за неё, хотя могли просто уйти. Вы странный. Вы отталкиваете людей, которые хотят стать Вам ближе, которые хотят понять Вас. Но я почему-то думаю, что на самом деле Вы не такой, каким хотите показаться. Может, это не моё дело, но попробуйте дать им шанс. Попробуйте сойтись с ними, подружиться. Может, Вы поймете, что одному быть не так здорово, как Вам кажется. М? – она склонила голову набок и, улыбнувшись, заглянула в лицо волку. Но, встретив холодный, отрешенный взгляд его глаз, смущенно и растерянно кашлянула и отвернулась.
– Всего хорошего, Лирай, – услышала она ледяной голос волка. – И постарайся впредь не лезть в чужие дела.
Но этот разговор затронул Инвера больше, чем тот хотел себе признаться.
***
Как только Инвер покинул легатов, Венус пискнула:
– Я только в цветочный заскочу! – и убежала.
Рей и Анагон переглянулись.
– Целительница, что с нее взять. Все мысли только о травах. А мы куда пойдем? – спросила девушка.
– Предлагаю погулять с полчаса – раньше они все равно не освободятся, особенно Венус, – и тогда уже идти в лавку.
– Я не против. Тут должно быть интересно – все-таки самый большой рынок Алиота. Я никогда не бывала тут. Идем?
Они двинулись вперед по улице. Рынок Конора не зря был известен во всем мире. Он поражал обилием товаров и их разнообразием. Десятки торговцев из самых разных уголков провинции: с земель Мигаль – высокие, наверно, самые высокие люди с черным цветом кожи и тёмно-карими глазами. Мужчины у них сбривали волосы, зато женщины отращивали косы до пят. Арии – непонятно откуда взявшиеся существа – вроде люди, но полностью белые, и кожа, и волосы, и одежда – всё белое. Редко-редко можно было найти арию с голубыми глазами, и то в таком случае можно было поспорить насчет её чистокровности. Странные кочевники Заарконских степей – не очень высокие, худощавые, с ногтями, больше напоминающими когти. Они обвешивали себя выделанными шкурками убитых ими животных – чем больше меха, тем выше твое положение среди других кочевников. Говорят, они рождаются животными, но через три дня обращаются в людей. Этим можно объяснить их странные имена. Кочевника, с которым Анагон поговорила насчет его товара – шикарно выделанных наручей – звали Сурок. А Рей вспомнил, как в шахте, где он был заключен, трое рабочих держались особняком и звали их Лис, Змей и Ворона. Странный, в общем, народ.
Если вам интересно, я продолжу зачитывать записи из дневника Анагон, которые она делала тут же, на базаре, дополняя их собственными комментариями.
Есть ещё один народ, который часто покидает своё место обитания – горы Шалфея – и уходит торговать. Если их спросить, как они называются, скорее всего, они не ответят. А если и ответят, то ответ Вы, скорее всего, не разберете. Непонятно, как эти люди торгуют, но их речь не то, что не переводима, её нельзя разобрать, ни слова. Это клекот, смешанный с повизгиванием. Однажды один ученый, занимавшийся народностями Аналостана, предложил называть их крайзами. Они не очень противились, а если и противились, то их никто не понял. Ещё одна их странность – крылья. Когда-то большие, до колен, переносящие их хозяев на большие расстояния, а теперь небольшие, исчезающие за ненадобностью – крайзы теперь предпочитали передвигаться на лошадях и в повозках, а в горах селиться не на самой вершине, как раньше, а почти у подножья.
Ещё можно упомянуть Стражей Леса – эти уже меньше похожи на людей, больше слились с природой. Старые Стражи – те, которым лет по 100-120 – заросли мхом и папоротниками, жуки и бабочки находили приют в их волосах, а на согнутых спинах можно было отыскать листья, опавшие в прошлом десятилетии. Каждого из них сопровождал филин, или сова, или сыч. Он сидел на плече или на спине Стража и сообщал своему не очень зрячему хозяину то, что происходило вокруг. Стражи приходят на рынок продавать мелких птиц и зверьков как домашних животных. Если вы купили животное у Стража, то будьте уверены, что оно проживет долго и почти не будет болеть.
Но хватит информации. Анагон и Рей шли все дальше по базару, изредка останавливаясь и разговаривая с продавцами.
Они услышали плач ребенка. Точнее двух детей – мальчика и девочки, которые стояли у лавки с овощами. Хозяйка ларька была явно недовольна криками, но сказать им ничего не могла, потому что обслуживала покупателя.
– Мама! Кир меня ударил!
– Мама! А Ифа меня толкает!
– Мама! Накажи его!
Мама, типичная конорянка, средних лет, загруженная покупками, не могла разнять дерущихся детей. Кольцо у нее было переодето на левую руку, что свидельствовало о том, что она потеряла мужа, причем давно – безымянный палец правой руки не имел незагорелой полосочки. Тогда Анагон подбежала к детям и, подняв их на руках, начала что-то им рассказывать. Дети успокоились и внимательно слушали девушку. Рей подошел к ним и, положив голову Анагон на плечо, тоже стал слушать. Правда, девушка от этого жеста вздрогнула, и чуть запнулась.
– Мама очень старается для вас, я уверена. Она много работает, чтобы вы были одетыми, обутыми и сытыми. Она хочет, чтобы вы были счастливы! И все делает для этого. А вы ссоритесь, ругаетесь, обижаете друг друга! Я уж не говорю о том, что мальчик, нет, настоящий мужчина никогда не ударит женщину, а девушке драться просто неприлично! Какая же она девушка после этого!
Рей хмыкнул.
– Рей, у нас немного другая ситуация. – Она вновь обратилась к детям.– Вы очень огорчаете свою маму. Не надо так. Вы мне обещаете? Мне, легатке армии Конора?
При последних словах у мальчика загорелись глаза и он воскликнул:
– Да, да! Обещаем!
Девочка тоже кивнула.
– Ну и молодцы! Идите к маме и не забывайте про своё обещание.
Она спустила детей, и побежали к восторженной маме, держась за руки.
– Спасибо вам, ребятки! А то я никак слов не могу подобрать с ними поговорить, да и времени нет…
Анагон отвернулась и пошла вперед.
– Что ж это за мать такая, что с детьми поговорить не может? Времени у нее нет.
– Не возмущайся ты так! – Рей улыбнулся. – Если честно, я очень удивлен. Не думал, что ты так ловко с детьми… Вообще не ожидал. Я думал, ты только ножом махать и умеешь. И читать.
Девушка дернулась, резко обернулась и, подойдя вплотную к парню, прошипела.
– Почему?
– Что? – опешил воин и чуть отступил назад, но кошка вцепилась ему в рубашку.
– Почему не ожидал? Потому что я неплохо дерусь? И имя у меня мужское? – Анагон разозлилась не на шутку. Рей оторопел, и понял, что действительно сказал лишнее. – Да, я не собираю цветочки как Венус. Я не умею петь, зато хорошо кую оружие. Я слишком высокая для девушки, и плечи у меня слишком широкие. Иногда я не могу быть женственной, но ведь идет война! – Анагон чуть ли не плакала. – Я девушка! Я могу позаботиться о себе и людях, которые мне дороги. Я могу сразиться за них, если будет нужно. Я люблю детей и я … Не важно. Во мне все равно никто не видит девушку. Только легата… – девушку трясло.
Рей почувствовал, что другой возможности не будет. Либо он признается Анагон сейчас, либо они ссорятся на всю оставшуюся жизнь.
– Я вижу. Я вижу в тебе девушку.
Совсем рядом ударила молния. Раздался треск. Анагон вскрикнула. Рей схватил её за плечи.

Художник: Муратова Томирис Чингизовна
– Не бойся. Я же рядом. Я всегда рядом. Ты просто не замечаешь, – в голосе парня почувствовалась горечь. – Ты замечаешь все, что угодно. Кроме меня. А я ничего не замечаю, кроме тебя, с того самого дня в гостиной, когда ты закатила глаза и сказала «премного благодарна». А когда в повозке ты прочитала то стихотворение… моё любимое стихотворение! Тогда я понял, что я нашел… я не знаю, как сказать! Я ни о чем не могу думать серьезно, в голове постоянно мысли о тебе и о том, что просто трусливый болван и не могу сказать тебе об этом.
Анагон вздрогнула.
– Сейчас смог, – голос её прерывался.
– Да, потому что понял, что если не скажу это сейчас, то буду винить себя до конца жизни. Анагон, я …
– Стою тут и любуюсь на вас, ребятки! – раздался скрипучий голос старухи-продавщицы, судя по говору и одежде приехавшей с самого дальнего севера. – Вот бы все братишки и сестрички так любили друг друга. Вот точно, войн-то меньше было бы!
– Ой, точно! Правильно, Ойха, говоришь! Да ты посмотри, как похожи-то они! Точно – брат и сестра! Точно!
Рей с Анагон переглянулись. Действительно, волосы одного оттенка, темно-коричневого, блестящие. Глаза – карие, только у Рея светлее, «янтарные», а у Анагон темные, завораживающие. Руки, пальцы длинные, тонкие, «музыкальные». Всё – форма головы, плечи, уши, изгиб рта – всё одинаковое.
– Нет, мать, мы не родственники. – Рейгар наклонился к Анагон. – И я рад этому.
– Я тоже, Рей, – шепнула девушка, пряча лицо у него на груди.
***
Венус толкнула дверь в небольшой каменный домик, на двери которого на трех языках – общем, арийском и северном – значилось «Цветочная лавка», чуть ниже, только на общем языке, «Хозяин Бреннот Чар», а рядом был нарисован нежно-розовый цветок ригитуса.
Внутри лавки её встретил полумрак и прохлада. Пока глаза привыкали к освещению, нос девушки уловил целый букет ароматов. Некоторые, как то чабрец, криспис, лаврен она узнала сразу. Эти растение были неприхотливы и везде произрастали в изобилии. Но запахи других показались Венус незнакомыми.
– Чем могу помочь? – со стула в дальнем углу поднялся и направился к легатке старик, хозяин лавки. Одежда его была не очень богата, но чиста и опрятна. Длинные седые волосы и борода расчесаны и аккуратно уложены. Подслеповатые льдинисто-голубые глаза смотрели приветливо и дружелюбно. Венус подумала, как это, наверное, здорово, жить вот так вот, среди цветов, торговать ими на главном рынке мира, каждый день общаться с приезжими, узнавать что-то новое, не затрачивая для этого колоссального количества сил.
Венус не увидела одного в глазах старика. Одиночества. Невыразимого одиночества человека, который очень долго живет среди прекрасных, но молчаливых и надменных растений. Он каждый день принимает приезжих, предлагает им свой товар и – общение, свою мудрость и доброжелательность, но они берут только цветы. Из их разговоров он узнает много всего интересного: о ходе войны, о новых экспедициях на Горы Гордого Орла, о засухах в Заарконских степях, о восшествии на престол и падении Правителей… Но все эти Правители, экспедиции, засухи для него так же далеки, как и торговцы на соседнем ряду, которые уже давно решили, что старик Бреннот рехнулся, разговаривая с цветами и ублажая их. Невозможное, неосознанное одиночество бывшего полководца одного из подразделений армии Джаримеса, из-за частичной потери зрения сосланного сначала в госпиталь, а затем, по неуплате, выброшенного на улицу, заставило Бреннота Чара найти свое единственное утешение в уходе за растениями. Они ему заменили его потерянную семью: родителей, умерших от голода в осажденном Порсенте, жену, пропавшую без вести и двух сыновей, до конца выполнивших долг защитников Джаримеса.
Он любил растения, любил заботиться и охранять их. Он был лучшим цветочником во всем Алиоте и совершенно безызвестным.
После его смерти в 116-летнем возрасте в лавке были найдены редчайшие растения. Некоторые из них уже были признаны навсегда исчезнувшими с лица Алиота, и все благотворительные экспедиции давным-давно перестали их искать. Но арарог, валирон, баштар и другие, полезнейшие и красивейшие растения сохранил в своей лавке бывший полководец. Одинокий безумный старик, который разговаривал с цветами.
– Я могу чем-нибудь помочь? – мягко предложил свою помощь Бреннот.
– Сама еще не знаю. Я впервые в этом месте. Хочется все увидеть, все узнать.
– Чтобы Вы все увидели, мне стоит сделать так, – старик подошел к завешенному темной плотной материей окну и, сорвав ткань, пустил яркий полуденный свет в комнату.
Под потолок взмыла стайка бабочек, до этого покойно отдыхавших на цветах. Теперь, когда комната была освещена, Венус увидела, что растений здесь намного больше, чем она могла представить. Цветущие и не цветущие, хвойные и лиственные, с большими крупными цветками и с маленькими соцветиями, красные, синие, желтые – всех цветов радуги.
– Может, вам интересны какие-то особенные цветы? – старик провел рукой по большому мясистому листу шропеля. – Вы целитель?
– Да. Поэтому мне больше интересны растения с лечебными свойствами.
– Минутку, – Бреннот отошел к дальней стене и выудил из-под стола два горшка. – Эти просто не любят свет.
Один цветок, который старик держал в правой руке, Венус узнала сразу по длинным и тонким стебелькам, оканчивающимся одним-единственным алым лепестком, и по округлым темным листьям. Это был криспис, он довольно часто встречался как в дикой природе, так и в качестве культурного растения на родине Венус. С его помощью, а точнее, с помощью сока его листьев, усыпляли тяжело-раненных, чтобы те хотя бы ненадолго забыли о боли.
– Этот я знаю, это криспис. Простите, но у меня его в изобилии.
– Тогда, может, вам приглянется этот? – торговец протянул девушке другой горшок.
Второй цветок Венус был незнаком. Его крупные, синие с лиловой каемкой цветки казались бархатным, как и его приторно-сладкий аромат, от которого у девушки тут же заболела голова.
– Некрофос, – пояснил Бреннот. – Его еще называют цветок памяти. Если съесть один из его лепестков, то цветок откроет вам все, что видел сам, все события, произошедшие рядом с ним. Такие цветы часто стоят в спальнях Правителей, особенно в настоящее время. Вы понимаете, для чего.
– Понимаю, – Венус не захотела иметь цветок, который будет следить за ней. Вместо этого она еще немного побродила по лавке, выбрала, как ей казалось, самые необходимые на заданиях растение, естественно, высушенные. Это гротон, который прикладывают к ране, когда бояться её заражения, невара от ломки в костях, какая возникает от усталости или при сырой погоде, каффанар от зубной боли и рогидус, который неплохо скрывает чувство голода.
Венус расплатилась, помогла старику повесить ткань на место, на окно, чем привела его в немалое смущение, потому что сделала это по собственной воле.
Венус уже попрощалась с Бреннотом и, пожелав ему удачной торговли, взялась за ручку двери, но старик её остановил.
– Девушка… подождите минутку, пожалуйста.
Он зашел за угол комнаты – Венус предположила, что там стояла его кровать и остальные предметы быта. Там он шумно повозился с минуту и снова вышел к легатке, бережно неся что-то в руках.
Когда он поравнялся с ней, старик раскрыл ладони. На них лежала маленькая головка цветка, прекраснее которого Венус не видела до сих пор, да и потом тоже не смогла найти растение, которое не то, чтобы было красивее, а хотя бы могло соревноваться с этим чудом природы. Это была маленькая лилия, всего в мизинец шириной, сохраняющаяся, как вначале показалось Венус, в кристально чистой воде. Но потом, когда старик попросил девушку сложить ладони лодочкой и пересадил цветок туда, она поняла, что это вовсе не вода, а абсолютно прозрачный камень и лилия хранилась внутри него. Она была белоснежно-белой, и в полумраке лавке от неё исходило слабое сияние. Старик приподнял занавеску и цветок начал переливаться благороднейшими перламутровыми полутонами, оставляя блики на стенах комнаты.

Художник: MIYAKO – Бондаренко Валерия Денисовна
– Она … прекрасна… – слабо выдохнула Венус.
– Она так же прекрасна, как вторая дочь дома Венга.
Девушка испуганно взглянула на старика. Тот улыбался.
– Откуда вы знаете? – в голосе Венус появилась настороженность.
– Я многое знаю о твоей семье, Венус Венга. Твою огненную копну волос сложно спутать с чьей-нибудь еще. А еще благородные черты лица? А глаза, как два лунных сапфира? Я не настолько стар, чтобы забыть, как ты выглядишь.
– Разве мы виделись?
– Конечно. До того, как стать торговцем в этой лавке и даже до того, как я водил в бой армии Джаримеса, я был большим другом твоего деда, Вариона.
– Прадеда… – случайно исправила Венус.
– Точно, прадеда. А, значится, дедом он был для твоей матери, Мирры. Как она? Все также прекрасно поет?
– Нет, уже нет. Ей наскучило это занятие. У нее теперь одна забота – выдать нас поскорее замуж.
– И поэтому вторая дочь величайшего рода сбежала из дома?
– Да, именно поэтому… Но… – Венус чуть испугалась. – Вы ведь не выдадите меня им?
– Даже если бы я захотел, то не смог бы. Мне не на кого оставить цветы, а без ухода они погибнут. Твоя мать, Венус… Она всегда была упряма. Рано или поздно, уж я-то знаю, тебе придется вернуться домой. И тогда, ради собственного счастья, тебе придется стать несокрушимой, как скала, – старик вздохнул. – Этот цветок называется Мириам, что не находит перевода ни в одном языке. Возможно, это давно утерянный язык, а может – даже еще не созданный. Раньше этих цветов было не то, что много, но они были. Тот цветок, что ты держишь в руках – последний.
– Что же случилось с остальными?
– Думаю, ты догадываешься. С ними случилось все то же, что всегда случается со всем прекрасным и загадочным. Ими хотели овладеть. Множество глупцов ныряли за этими цветами в Хрустальные пещеры. Некоторые погибали, некоторые возвращались ни с чем, но большинство было таких, которые доставали эти цветы и тащили к себе домой или продавали подороже. Но эти цветы могли жить только в Хрустальных пещерах. Во всех остальным местах они тут съеживались и умирали. В конце концов, они выловили почти все Мириамы. Остался только этот. О нем складывали легенды, толпы охотников до денег и редкостей ныряли на самое дно пещер, но каждый раз цветок ускользал от охотников.
Но однажды они устроили огромную облаву на цветок и все-таки поймали его. Когда все вышли на берег, начались споры и ссору, кому должен достаться трофей. Споры разгорались все жарче, дошло до кровопролития… многие охотники не вернулись в этот день домой.
Когда же они немного успокоились и обернулись к цветку, то увидели, что он застыл в капле темного, непрозрачного камня. Вся его красота была утеряна. Как ни старались различные травники и каменщики, вернуть ему его изначальный облик не удалось. В конце концов, какой-то проезжий расплатился за один из моих цветков этим камнем.
И я смог вернуть его настоящую форму. Конечно, своего каменного панциря он не сбросил, но зато теперь мы можем любоваться им.
– Как же Вам удалось сделать то, чего не смогли сделать другие травники?
– Есть одно средство…
– Какое? Вы можете мне сказать?
– Думаю, тебе, как настоящему врачевателю, будет полезно это знать.
Старик наклонился к уху девушки и что-то шепнул. Лицо Венус сначала выразило недоумение, но потом она широко улыбнулась, как будто вспомнила что-то давно забытое и с любовью посмотрела на Бреннота.
– Теперь он твой, дочь Венга, – торговец взял руки девушки в свои. – Помни: ради собственного счастья, тебе придется стать несокрушимой, как этот камень, но при этом остаться прекрасной, как этот цветок.
– Я буду такой. Ради собственного счастья.
Старик поцеловал её в лоб.
– Иди.
Последний раз улыбнувшись Бренноту, девушка скрылась за дверью. Старик сел на свой стул в дальнем конце лавке и начал думать. Он думал серьёзно и напряженно, изредка вскакивая, разговаривая сам с собою и снова садясь на стул, пока очередной, совершенно случайный посетитель, забежавший в лавку в попытке спрятаться от начавшегося дождя, не прервал старика.
– Чем могу помочь?
***
Лавка Баггорты представляла собой небольшой сарайчик со сваленными друг на друга коробками и ящиками, заполненными разнообразным оружием. Где-то в углу попискивали мыши, с потолка свисала паутина.
– Мдааа … Дыра. Почему нам сказали идти именно сюда? – задал вопрос Рей, споткнулся о какую-то коробку и начал падать. Благо, рядом оказалась Анагон, которая подхватила парня, не дав ему упасть.
– Сс… спасибо.
Ребята стояли совсем рядом. Анагон до сих пор держала Рея за плечи. Рей начал глупо улыбаться и прикоснулся к руке девушки. Проходящий мимо Инвер многозначительно поднял брови и начал насвистывать мелодию марша, который обычно играли на каждой свадьбе на Алиоте.
Анагон тут же оттолкнула Рея и схватив что-то тяжелое, запустила им в Инвера. Это оказалась деревянная рукоятка от молота. Инвер присел и увернулся. Рукоятка ударилась о стену и упала в одну из многочисленных коробок. На месте удара на стене осталась вмятина, а с потолка посыпались щепки и пыль.
– Воу, полегче. Я просто пошутил.
Позади Анагон раздался сдавленный смешок. Она развернулась и увидела трясущегося от смеха Рея. Но под взглядом Анагон он тут же успокоился, закашлялся и принял серьёзный вид.
– Да, Инвер… это … это не смешно, – Рей подмигнул парню за спиной девушки, и оба воина вновь засмеялись. Инвер смеялся и удивлялся сам себе. «Почему я смеюсь? Это же не смешно! Он творит глупости! Но почему… мне так легко…».