скачать книгу бесплатно
– Что случилось? – сипло спросил Джастин. Собаки за ними скорбно завыли.
Лицо матери напряглось:
– Комната для чтения. Живо. Я приведу твою сестру.
Она исчезла прежде, чем он успел что-либо сказать. Или напомнить, что сегодня будний день, хотя мысль о школе исчезла, когда открылась дверь.
Была только одна причина, по которой Августа Готорн приглашала детей в комнату для чтения. Она хотела узнать будущее.
Мэй с Августой ждали его за исцарапанным деревянным столиком – единственной мебелью в комнате, древнейшим предметом на участке Готорнов, не считая дерева, которому они обязаны своей фамилией. Джастин скользнул на свое обычное место напротив окна, нечеткие очертания ветвей прижимались к стене дома.
– Вы готовы? – спросила Августа.
Над ее головой висел портрет Хэтти Готорн, одной из основателей Четверки Дорог и их родоначальницы. Ее лицо свидетельствовало о преемственности генофонда Готорнов – очевидная, белокурая, суровая привлекательность, приправленная улыбкой, которая на деле являлась хорошо замаскированной ухмылкой. Хэтти сама его нарисовала, как и колоду Предзнаменований полтора века назад. Джастин был практически уверен, что однажды видел, как Хэтти с портрета заправила выбившуюся прядь за ухо.
– Я могу погадать тебе, но сначала хочу получить объяснения. Это облегчит мне задачу.
Единственное, что выдавало Мэй, была легкая дрожь пальцев, когда она взяла в руку колоду Предзнаменований. Не каждый Готорн умел предсказывать будущее, но их сила была связана с прогнозированием и влиянием на корни и ветви, которые объединяли город. Как Карлайлы работали с камнем, а Салливаны могли вредить или исцелять одним касанием. Каждая семья защищала Четверку Дорог по-своему.
Во всяком случае, должны были. В последнее время Джастин начал сомневаться, защищают ли они вообще город.
Августа вздохнула, но покорно кивнула:
– Сегодня ранним утром мне сообщили, что на границе беспорядки. Я была настроена скептически, но решила проверить. Мой помощник оказался прав, но мы не были готовы к последствиям.
– Последствиям? – не выдержал Джастин.
И снова он; проблеск страха на лице матери, хотя речь оставалась спокойной.
– Офицер Андерс мертв.
Комната для чтения потеряла четкость, а внутри Джастина все похолодело от внезапно нахлынувшего, ошеломляющего чувства вины. Еще на прошлой неделе Андерс просил его быть осторожнее. Джастин подумал о широких плечах мужчины, закручивающихся усах, кобуре на поясе. Пистолет никак бы его не спас. Но если бы Джастин обладал силами, возможно, он смог бы помочь.
День ритуала навсегда запечатлелся в его памяти. Как горела его ладонь, когда он провел по ней ножом, как прижимал ее к центру боярышника, как кровь стекала по коре.
Как он ждал. Как проходила каждая мучительная секунда, и он отчаянно надеялся, что что-то произойдет, а Мэй и мать встревоженно переминались с ноги на ногу. И наконец Джастин ощутил, что дерево ожило; услышал его чудесное, глубокое сердцебиение. Но то не преклонилось в знак подчинения, как ожидалось. Вместо этого по нему поползла тусклость. Воздух разверзнулся, и вокруг Джастина возникла Серость – статичное небо, темные пульсирующие деревья, – и тогда юноша почувствовал себя очень маленьким и невыносимо беспомощным.
Его охватила удушающая паника, и он рухнул на колени, а в ушах раздался гулкий голос. Джастин не понимал слов, но раз он находился в такой близости к Зверю, чтобы слышать его голос, значит, уже был все равно что мертв. И он слишком испугался, чтобы бороться. Вот что Зверь делал с людьми, которые не обладали силой, – заставлял их видеть и слышать все, что захочет. Он заставлял их поверить – еще задолго до того, как убивал, – что им лучше покинуть этот мир.
Тогда его спасла Мэй. Она втащила его обратно в Четверку Дорог прежде, чем монстр поглотил его, как всех других Готорнов, которые оказались недостойными способностей.
Так Джастин жил дальше – как получалось.
А теперь из-за того, что он не мог защитить город, Серость окрепла и погибло четыре невинных человека.
Голос Мэй, сидящей напротив, стал нежным и тихим, как согнувшаяся травинка:
– Мне очень жаль.
Августа пожала плечами:
– Не меня жалей, Мэй. Это не я погибла. – За этим последовала секунда оглушающей, пораженной тишины, словно после пощечины или крика… – Теперь мы можем начать?
Мэй шмыгнула.
– Конечно, мама. Задавай вопрос.
– Кто или что вызвало это укрепление Серости? – осторожно спросила Августа. – И как нам это устранить?
Никто не должен был задавать два вопроса, но Августа всегда так делала. И Мэй принялась тасовать карты. Когда ее сила пришла в действие, они исчезли одна за другой, пока не осталось всего четыре.
Мэй разложила их на столе, всевидящие очи смотрели в разные стороны. Августа никогда не снимала перчаток, поэтому дочери пришлось взять мать за запястье – тактильный контакт был обязательной частью гадания. Второй рукой в перчатке Августа взяла ладонь Джастина; спустя секунду он почувствовал прикосновение слегка потной ладони Мэй. Только через полминуты Мэй разорвала круг.
– Они готовы.
Она перевернула каждую карту. Тени от ее пальцев метались по столику, словно чернильные линии, впитывающиеся в дерево, – а затем застыли над последней картой.
И снова карта Сондерсов. На этот раз Восьмерка Костей. Два черепа прижимались друг к другу нос к носу; один безнадежно потрескался, а другой выглядел гладким и целым.
– Как любопытно, – тихо и тревожно произнесла Августа. – Расскажи нам, что ты видишь, Мэй.
В ее голосе была слышна легкая дрожь.
– В Четверке Дорог происходит что-то абсолютно неправильное. – Она показала на первую карту – Весы. Хэтти Готорн нарисовала большую деревянную доску с двумя чашками на концах. Внутри них сидели мужчина и женщина со скрещенными ногами и закрытыми глазами. – Ты спрашивала, как нам помешать Серости набрать силу. Это часть твоего ответа. Это значит, что в городе нарушен баланс – и это что-то очень серьезное.
– Понятно, – кивнула Августа. – Там сказано, сможем ли мы это исправить?
– Возможно. – Мэй нахмурилась. – Добьемся ли мы успеха или потерпим неудачу, зависит от Восьмерки Костей. Либо они помогут нам вернуться к норме, либо же все изменят. Навсегда.
Августа задумчиво постучала пальцем по подбородку.
– Значит, всему виной Восьмерка Костей. Карта Сондерсов.
– Так можно было бы подумать, – осторожно начала Мэй. – Но последняя часть предсказания вызывает большее беспокойство. Ты задала вопрос, так что она… – девушка указала на Шестерку Ветвей, – изначально меня не удивила, потому что это твоя карта.
На карте было изображено молодое дерево, которое сильно изувечила молния. Вокруг ствола обвивались две змеи. Джастин никогда не понимал, пытались ли они спасти дерево или окончательно погубить.
– Карты говорят о событии со стороны человека, который задал вопрос, поэтому в твоей карте нет ничего странного. Но здесь она в паре со Скелетом… – Мэй замолчала, и Джастин понял, что сестра тянула время не из-за Восьмерки Костей.
Наступила та часть, о которой Мэй не хотела говорить.
– Тебе это не понравится, – сказала она.
Августа вздернула бровь:
– Ну же, просвети меня. И я сама решу, нравится мне это или нет.
– Ладно. – Джастин услышал, как сильно дрожит голос сестры. Он потянулся под стол и сжал ее потную ладонь. – Скелет показывает, что грядут большие перемены. Можно даже сказать, расплата. И в паре с твоей картой… это ответ на твой вопрос. Город может быть в опасности из-за тебя.
Лицо Августы лишилось последней кровинки:
– Абсурд! Я всю свою жизнь ставила Четверку Дорог превыше всего. Кому, как не вам, лучше знать об этом?
Пальцы Мэй впились в ладонь Джастина.
– Карты не врут.
– Значит, ты неправильно их истолковала. – Августа стукнула кулаками по столу. Мэй отпрянула, с ее уст сорвался тихий всхлип. – Попробуй еще раз.
– Иначе их не истолковать. – Мэй почти перешла на шепот. – Я знаю, это не то, что ты хотела услышать. Но ты задала два вопроса. Так карты ответили на них.
Голос Августы понизился до злобного змеиного шипения:
– Погиб хороший человек, Мэй. Откуда мне знать, что это не повлияло на твои способности предсказывать будущее?
На глаза девушки навернулись слезы. Джастин захлестнула пламенная ярость. Мэй всегда боготворила Августу. Наказывать ее за честность было жестоко.
– Полагаю, тебе придется ей довериться, – сказал он. – Придется, хоть я и понимаю, как это сложно. Потому что мы единственные в Четверке Дорог, кто не поддается твоему внушению.
Августа рыкнула от раздражения и встала, едва не задевая головой потолок комнаты. Джастин приготовился к потоку словесных оскорблений, но ее слова прозвучали очень тихо:
– Когда-то этим городом управляли Сондерсы. Но мы справились с его защитой гораздо лучше. Я намерена сделать все, чтобы так и осталось.
Она ушла под вой мастифов, ждущих ее возвращения.
Джастин уставился на Восьмерку Костей и заметил, что на треснутом черепе остались кусочки плоти. Что же подвигло Хэтти Готорн нарисовать такие омерзительные, наглядные иллюстрации? Он повернулся к Мэй, сестра сидела, обняв колени.
– Мы знали офицера Андерса всю нашу жизнь. – Вены на ее лбу взбухли, словно под кожей извивались корни. – А теперь его просто… нет.
– Да, и поэтому мама злится. Дело вовсе не в тебе.
Мэй опустила голову.
– Я знаю.
– Ты правильно поступила, сказав правду. – Джастин сомневался в искренности своих слов. Но Мэй было необходимо их слышать.
– Разве? – Тусклый свет комнаты подчеркивал черты лица Мэй, пока она не стала выглядеть так же, как звучал ее голос: хрупко и тоненько, как хрустальная ваза, раскачивающаяся на краю камина. – Я только и делаю, что приношу плохие вести, Джастин. Люди гибнут, причиняют друг другу боль или исчезают.
– Ты знаешь, что это далеко не все, – ответил он. – Карты хитры. Они не рассказывают все.
– Они рассказывают достаточно. – Мэй твердо смотрела перед собой. – Иногда я это ненавижу. Знание, ответственность. – А затем она произнесла слова, которые, как Джастин подозревал, сдерживала со дня собственного ритуала три месяца назад: – Тебе не понять.
В тот день, как только сестра коснулась дерева, ветви ожили. Узловатый ствол боярышника низко поклонился. И Джастин, сдерживая слезы, смотрел, как лес перед ними тоже начал клониться, пока между согнутыми ветвями не засверкало озеро за коттеджем Карлайлов.
Если ритуал Джастина был худшим днем в его жизни, то ритуал Мэй с малым отрывом занимал второе место.
– Конечно, нет, – сухо произнес Джастин. – Объясни мне еще раз, как тяжело быть могущественной.
– Прости. Я не хотела…
– Я знаю, – перебил Джастин. Его бессилие было последним, что он хотел обсуждать. – Семья Сондерс. Мэй, если есть хоть малейшая возможность, что они помогут нам остановить это…
Лицо Мэй помрачнело.
– Знаю. – Она медлила. – Но мама сказала к ним не приближаться. А у нее всегда есть свои причины.
Джастину вспомнился страх на лице Августы. То, что она сказала. И как смотрела на Восьмерку Костей – со смесью ужаса и смирения, будто все это время знала, что семья Сондерс неминуемо будет связана с их будущим. Словно она сделает что угодно, лишь бы убедить себя в обратном. А значит, если существовала хоть какая-то вероятность, что Вайолет Сондерс может стать выгодным союзником Готорнов, Джастину придется обратиться к ней лично.
5
Харпер выполняла упражнения для укрепления мышц, которые адаптировала под свою тренировку, когда услышала обрывок песни; со стороны деревьев доносился низкий глубокий голос. Она знала его, как саму мелодию. Отец часто напевал ее в своей мастерской, когда создавал стражей из горки высушенной на солнце глины.
Когда-то эти стражи охраняли каждое крыльцо в городе: статуи, которые оживали по команде хозяина. Карлайлы и их хранители отвечали за защиту Четверки Дорог. Каждую осень и ночь весеннего равноденствия – время, когда Серость была сильнее всего, а основатели – наиболее уязвимыми. Когда стирается грань между реальностью и кошмаром.
Но последним из Карлайлов, кого слушался хранитель, была бабушка Харпер. Так что стражи, которых лепил в своей мастерской Морис Карлайл, просто висели над входными дверями жителей. Слабая замена – в случае опасности они могли лишь поднять тревогу, а не дать отпор.
Их семья стала тенью былых себя и тех, кем они могли бы стать.
«Дети малые блуждали, из лесу пути не знали…» Из кустов послышались шаги. Отец Харпер был Карлайлом до мозга костей и все делал громко, даже ходил. Так что первой реакцией Харпер была паника. Она для того тщательно скрывала свои тренировки, чтобы отец не жалел ее. Ее левую руку остро и внезапно пронзило огнем – хоть Харпер и знала, что руки больше нет, порой она все равно ощущала фантомные боли, особенно когда была испугана или находилась в стрессе. Харпер передернуло, она схватила меч и нырнула за ближайшее дерево.
Голос отца зазвучал громче: «Серость стала домом их, деток малых, нежи…»
Пульс Харпер участился, когда он показался на краю поляны. Она прильнула ближе к дереву, но жжение стало таким сильным, что она, ахнув, потеряла равновесие и выронила меч.
Шум прорезал ночную тишину, как выстрел, и прервал пение отца на полуслове.
– Кто там? – Морис Карлайл вытащил из кармана кинжал; острое серебряное лезвие мелькнуло в кулаке. Харпер прежде никогда не видела у отца такого решительного выражения лица. Она быстро вышла из-за дерева, беспокойство в груди росло.
– Папа, это всего лишь я.
Лицо Мориса смягчилось, он был в недоумении. Кинжал вернулся в карман так быстро, что Харпер задумалась, не показалось ли ей.
– Харпер! Что ты делаешь тут посреди ночи?
Девушка сглотнула. Она представила, как выглядит со стороны: мамина сорочка, босые ноги, в траве за спиной валяется меч. Отцовское замешательство всегда заставляло ее чувствовать себя ребенком.
– Могу задать тебе тот же вопрос.
Морис усмехнулся:
– Я возвращаюсь с патрулирования. Поэтому нервы слегка и пошаливают.
Но на кухонной столешнице лежал календарь с расписанием патрулирования. Харпер знала его наизусть – оно не менялось уже много месяцев.
– Твоя очередь по средам и субботам. – Она ухватилась правой рукой за остаток левой под локтем. – А до смены распорядка из-за равноденствия еще полторы недели.
– Что ж, все так. – На его переносице блеснул лунный свет. – Но и ты не на прогулку вышла на улицу с фамильным клинком в ведьмин час[2 - «Ведьмин час», «святой час» или «дьявольский час» – это время между 3 и 4 часами утра, которое связано с различными сверхъестественными явлениями.].
