скачать книгу бесплатно
Джунипер пожала плечами:
– Зато экономично.
Но Вайолет было не по себе от мысли о городе без церкви и кладбища.
За полем шла еще одна небольшая улочка с торговыми рядами, а после центральная улица снова уступила домам.
– Погоди. – Вайолет оглянулась. Ратуша исчезла из виду за извилистой веткой. – Это что, всё?
– Всё.
Теперь они оказались в чаще леса, машина мчалась по зеленому тоннелю. Вайолет попыталась сделать фотографию на телефон, но ветви получались размытыми.
«Порше» прорвался за линию деревьев. Вайолет прищурилась от внезапной вспышки света через лобовое окно. Она по-прежнему часто моргала, пытаясь избавиться от черных пятен в глазах, когда впереди возникло здание.
– Это наш дом? – спросила девушка. Может, мать что-то и ответила, но Вайолет так увлеклась разглядыванием дома, что пропустила ответ.
Он словно перенесся из сна – расшатанный, непредсказуемый и слегка перекошенный. Стены из красно-коричневого камня высились над деревьями и сужались в три шпиля, каждый из которых был украшен наконечником из ржавеющего железа. Вайолет даже не обратила внимания, остановилась ли машина, прежде чем схватиться за дверную ручку и выскочить наружу. Когда-то дом окружал сад, сейчас безнадежно заброшенный. Вайолет прошла по подъездной дорожке и поднялась на крыльцо по мшистым ступенькам.
– Удивительно, что он до сих пор стоит, – сказала Джунипер. – Дом очень ветхий.
– Он идеален. – Вайолет любовалась самым настоящим латунным дверным молотком.
Но ее восторг слегка уменьшился при мысли, как это место понравилось бы Роузи. Именно в такой дом они и мечтали переехать. Скрипучее старое поместье, где Роузи смогла бы рисовать фрески на стенах, а Вайолет – целый день играть на пианино; соседские дети считали бы их ведьмами. Вайолет попыталась отмахнуться от размышлений и постучала молотком по двери. Но они никуда не делись, а остались тонкой пленкой на коже, оборачивающей тело в кокон, как это обычно случалось с горем.
Дверь распахнула женщина на голову ниже Вайолет, с курчавыми волосами, в платье из багровой пряжи. Это была безумная зеркальная версия Джунипер, седину которой не тронула краска, а ступни остались босыми; никаких туфель на каблуках.
– Дарья, – приветствовала Джунипер. – Это мы.
Тетя Дарья склонила голову:
– Адвокатам вход воспрещен.
Будучи такой крошечной, она захлопнула дверь со впечатляющей силой. Вайолет изумленно отпрянула. Когда мама сказала, что Дарья больна, она представляла человека немощного, прикованного к постели. Но не это.
– Дарья! – Джунипер тщетно задергала за дверную ручку. – Это не смешно. Открой дверь!
– Она в порядке? – тихо спросила Вайолет, глядя на кусочек красной пряжи, зацепившейся за дверные петли. Дарья не узнала даже собственную сестру. Джунипер обернулась, продолжая дергать за дверную ручку. Из ее пучка выбилась прядка и завитком упала на лоб.
– Вовсе нет. – Ее голос стал резким, напряженным. – У нее ранняя стадия слабоумия. Врачи хотели отправить ее в дом престарелых. Поэтому мы здесь.
Серебряная роза, прижатая к запястью Вайолет, такая прохладная и тяжелая на участившемся пульсе.
– И ты не посчитала нужным рассказать об этом раньше?
Джунипер нахмурилась:
– Я же говорила, что она больна.
То же смутное недоумение появлялось на лице матери на похоронах Роузи. Джунипер справилась со всем с осторожной, отрепетированной легкостью; она выбрала гроб во время обеденного перерыва и отказалась брать отпуск даже на день. На протяжении службы она сидела с обмякшим от вежливого безразличия лицом, и это выражение никуда не исчезло, даже когда они подошли к могиле. Вайолет боролась с искушением столкнуть ее в яму следом за гробом, но здравый смысл победил. И Роузи заслуживала компании получше.
Глядя на мать сейчас, Вайолет поняла, что любые попытки донести до нее мысль о своих оскорбленных чувствах будут пустой тратой времени. Если даже смерть Роузи пять месяцев назад не смогла заставить ее уделять больше внимания оставшейся дочери, это безнадежно.
– Невероятно, – пробормотала Джунипер. Она уже забыла о Вайолет, ее каблуки цокали от колонны к колонне. – Мы проделали такой путь… не может же она просто оставить нас снаружи.
– А вот и могу! – раздался хриплый голос из-за бокового окна дома, потому слегка приглушенный.
Вайолет повернулась на звук: морщинистое лицо Дарьи прижималось к стеклу. Это натолкнуло ее на мысль. Уже через секунду она бежала в глубь сада, погружаясь небольшими каблуками туфель в травянистую почву.
– Что ты делаешь? – крикнула Джунипер ей в спину.
Вайолет проигнорировала окрик и поспешила на задний двор, переходящий в усаженный деревьями холм. С этого ракурса казалось, что самый высокий шпиль дома пронзал железным наконечником заходящее солнце.
Задняя дверь оказалась куда менее вычурной, чем передняя. Вайолет предположила, что когда-то это был служебный вход. И хоть ручка не повернулась, когда девушка на нее надавила, грязное оконное стекло покрылось паутинкой трещин. Вайолет задумчиво оглянулась на дворик. Она увидела дом всего пару минут назад, но уже прониклась к нему странными родственными чувствами. Всю ее жизнь существовали только она, Роузи и Джунипер; отец – всего лишь туманное воспоминание, собранное из нескольких коротких шуток и драгоценных фотографий; а семья Сондерс – сплошная загадка. Этот дом – доказательство того, что на самом деле ее семья гораздо больше.
Вайолет оторвалась от созерцания деревьев и осмотрела самые распространенные потайные места, которые только приходили в голову; запасной ключ обнаружился под проржавелым цветочным горшком с увядшими цветами. Ключ тоже был ржавым и грязным, но смог отпереть замок. И теперь Вайолет шла по первому этажу своего нового дома.
Затхлое темное место, гулкие комнаты выглядели практически нежилыми. Вдоль главного коридора тянулись ряды чучел. Вайолет вздрогнула, случайно задев рукой стайку набитых птиц.
Из-за дивана в комнате, напоминающей гостиную, торчали мятая красная пряжа и курчавые волосы. Вайолет вздохнула и вошла в залитую солнцем прихожую. Когда она распахнула входную дверь, мать стояла, хмуро облокотившись на перила.
– Ну, слава богу! – Джунипер поспешила внутрь. – Клянусь, это место всегда меня ненавидело.
Вайолет поплелась за Джунипер; мать замерла у приоткрытой двери в гостиную. Дарья уже не пряталась за диваном, а сидела, поджав колени к груди, ее платье распускалось спереди, словно шерстяное кровавое пятно. Руки женщины зарылись в жесткие вьющиеся волосы. Волосы Сондерсов – Вайолет часто слышала, как мать называла их именно так, и всегда раздраженно, будто их далекие шотландские предки были виноваты во всех смертных грехах.
Джунипер взяла дочь за плечо. Вайолет напряглась – она не помнила, когда мать в последний раз к ней прикасалась. Даже до аварии между ними всегда оставалась дистанция в несколько сантиметров.
– Я разберусь с сестрой. А ты пока начинай переносить вещи из грузовика.
В ее голосе слышались ласковые, почти виноватые нотки. Это было даже хуже, чем вежливое безразличие, как и беседа с Вайолет в машине была хуже, чем игнорирование. Ведь это значило, что Джунипер могла проявлять заботу, когда хотела. А значит, почти никогда не хотела.
Вайолет повела плечом и сбросила руку матери:
– Ладно.
Она сделала вид, что идет к выходу, но сама обернулась и стала наблюдать, как мать садится рядом с Дарьей. По прихожей прокатился слабый рокот слов. И хоть Вайолет не могла их разобрать, она уловила в интонации злость и сожаление.
Дарья уперлась рукой в плечо Джунипер – чтобы сохранять равновесие самой или оттолкнуть сестру, Вайолет не знала. Они вместе поднялись, словно четырехлапое чудище, очерченное сзади светом, льющимся через панорамные окна. Их силуэты слились с тенями, превращаясь в неясные очертания, и когда Вайолет прищурилась, то могла поклясться, что увидела вспышку бирюзовых волос за их головами.
2
Только сердце Джастина приготовилось нанизаться на ребра, как он услышал три пронзительных свистка со стороны беговой площадки.
– Довольно! – рявкнул тренер Лоуэлл, опуская свисток.
Джастин с облегчением расслабился и перешел с бега на медленную трусцу. Обычно он с нетерпением ждал тренировок, но подготовка к сезону превратила его в изнуренную потную лужицу на трэке за школой Четверки Дорог. Остальная сборная по бегу с трудом поспевала за ним, пыхтя, тихо бранясь и постепенно завершая круг, чтобы остыть. На следующей неделе он идет в выпускной класс – последний год в этой команде.
– Время? – крикнул Джастин, переходя на нормальный шаг.
На краю спортивного поля теснились деревья, их корни под треснувшим асфальтом набухли, как вены. Дети часто собирались в этой части площадки, но они были неместными.
Джастин вырос в этом лесу. Но сейчас, находясь так близко к стволам со смыкающимися над головой ветвями, он почувствовал, как в его груди загорается искра тревоги. Он не мог избавиться от ощущения, что они тянулись к нему.
Тренер Лоуэлл хмуро посмотрел на секундомер в своей мясистой ладони.
– Готорн! – грубо позвал он. – Подойди сюда.
Школа Четверки Дорог была слишком маленькой и не получала достаточного финансирования для настоящей спортивной программы, но команда по бегу посещала соревнования и иногда даже в них побеждала. Бо?льшую часть забегов выиграл именно Джастин. Но, судя по хмурому выражению лица тренера Лоуэлла, вряд ли его позвали для поздравлений.
– Взгляни на это. – Тренер сунул Джастину под нос листок с результатами. Тот уставился на числа рядом со своим именем. Так медленно он не пробегал круг со времен своего девятого класса. Да чего уж там, так медленно он не бегал со средней школы!
– Что происходит? – резко спросил тренер Лоуэлл. Его темно-коричневое лицо сморщилось от раздражения. – Гонзалес чуть не обогнал тебя на третьем круге.
Джастин ощетинился:
– Да я даже во сне могу обогнать Гонзалеса!
– Ты должен подавать команде пример, Готорн. Если ты не сосредоточен, то и они не сосредоточены.
Джастин закопался носком кроссовки в расползающийся асфальт. Тренер был прав. Его мысли были заняты другим.
Просто казалось настолько мелочным беспокоиться о результатах своего забега, когда умер человек. Джастин не мог перестать думать о том, как этот последний погибший чувствовал себя за мгновение до того, как его целиком поглотила Серость.
У него было имя. Хэп Уитли. В некрологе говорилось, что он работал в одной авторемонтной мастерской с отцом. Джастин целых пятнадцать минут изучал его фотографию в «Газете Четверки Дорог»: бейсбольную кепку козырьком назад, кудрявые волосы, слегка прищуренные глаза, застенчивую улыбку. Прошло уже две недели, а Джастин по-прежнему представлял, как выглядел этот мужчина с фотографии перед тем, как его кремировали и погребли в мавзолее.
Сегодня прибыла семья Сондерс, в точности как и предсказывала его сестра. Полгорода видело их блестящую машину, направляющуюся к поместью Сондерсов. Но Джастин никак не ожидал, что мать позовет их с Мэй к себе в кабинет и прикажет держаться подальше от новых основателей.
«Они не знают правил этого города, – сказала она. – Скорее всего они окажутся мертвой ветвью на родовом древе. Не обременяйте их россказнями о нашем наследии».
И хоть Августа Готорн говорила с ними двумя, на протяжении всего разговора она смотрела только на Джастина. Он подумал о тонкой деревянной карте, лежащей между ним и Мэй, о переплетенных пальцах, о плоти и костях, о запахе грибов, гниющих под боярышником.
Так что да, его голова была занята другим. Но показывать это тренеру Лоуэллу было ошибкой.
Джастин не обладал силой, но хорошо умел располагать к себе людей. Он скопировал сутулую позу тренера, начал лениво размахивать рукой у бока.
– Больше это не повторится. – Джастин вложил в каждое слово убежденность, позволил им звонко раскатиться по площадке.
Тренер Лоуэлл почти мгновенно расслабился. Он доверял Джастину или, по крайней мере, доверял Готорнам.
– Я знаю. – Тренер взял Джастина за плечо и мягко улыбнулся. – Просто хочу убедиться, что ты готов к Длинному Озеру. Там будут скауты и даже студенты колледжей.
Скауты. Представители колледжей.
Джастин слабо кивнул, делая вид, что его гулко бьющееся сердце и неравномерное дыхание – просто побочный эффект тренировки. Остальные ребята из команды обошли его, направляясь к шкафчикам и оживленно обсуждая начало бегового сезона.
Разумеется, он всех их знал – со школы, вечеринок и тренировок. Но не имело никакого значения, что они с Кэлом соревновались друг с другом еще с детства или что он встречался с Сё-Цзинь Парк, Бриттой Мори и Мариссой Чехович. Между ними пролегала четкая дистанция. Раньше Джастин наслаждался своим привилегированным положением и отношением других к нему. Тем, как они смеялись над его шутками, как смотрели на него – дань уважения его семье. Признаком того, сколько хорошего они принесли городу.
Но когда в прошлом году нашли первый труп, взгляды сменились с дружелюбных на выжидающие. Серость забирала новую жертву каждые пару лет, обычно ближе к равноденствию, но никогда так много за короткий период времени. И постепенно Джастин начинал понимать, каково быть человеком, от которого жители Четверки Дорог ждали помощи во время беды.
Особенно тогда, когда он ничего не мог с этим поделать. Мать держала его бессилие в секрете уже почти год, но это невозможно скрывать вечно. В конечном итоге правда откроется, и тогда уважение города сменится отвращением.
Именно поэтому несколько недель назад мать после ужина вручила ему папку с заявлениями на предоставление спортивной стипендии.
Сначала Джастин не понял ее просьбы. Лишь одна ветвь рода единовременно могла унаследовать фамильную силу, так что, когда дети основателей, прошедшие ритуал, оканчивали школу, они не покидали города. Тем более в такое смутное время, когда весь город на грани вымирания, а основателей почти не осталось. Онлайн-курсы и общественный колледж – небольшая плата за сохранность родного города.
Но Готорны – не просто семья основателей. Они те, кто в ответе за город. В тот день мать объяснила ему, что Четверка Дорог должна видеть в них безупречных лидеров. А бессилие Джастина может уничтожить фамильную репутацию.
Августа Готорн велела ему покинуть Четверку Дорог прежде, чем город узнает правду. Она оплатит его обучение в государственном колледже, если он пообещает никогда не возвращаться.
Джастин пока не решил, исполнит ли ее просьбу. Может, предсказанное Мэй будущее позволит ему остаться. А может, это пустые надежды.
Обычно после тренировки Джастин шел домой, но сегодня согласился выйти на смену и помыть посуду в Закусочной. Августа Готорн была шерифом, а это значило, что Джастин не особо нуждался в работе. Но жители Четверки Дорог замечали, когда он за нее брался, и юноша делал все возможное, чтобы соответствовать репутации члена семьи основателей, посвятившего себя служению народу, а не только его защите.
Солнце уже спустилось к деревьям, когда Джастин приехал на пустую парковку Закусочной. Он закинул фирменный передник на плечо и вышел из машины, приветственно помахав рукой двум полицейским, курящим у заведения.
– Пришла твоя очередь патрулировать? – спросил офицер Андерс.
Джастин покачал головой:
– Завтра моя.
– А-а. Тогда смотри в оба. Трое за год – это слишком много. Нам не нужен четвертый.
Свободная рука офицера машинально сомкнулась на поясной кобуре, будто это его защитит. За Закусочной стеной стоял лес, дубы заслоняли собой здание.
Пистолет мало чем поможет, если угодишь в Серость, но половина подчиненных матери все равно упорно носили их при себе. Иллюзия безопасности для людей не из рода основателей. Как обереги с камнями на шеях, как стражи над входными дверями.
– Я буду осторожен, – пообещал Джастин, хотя мог бы патрулировать город и пьяным, и голым, если бы захотел. Августа Готорн не подпускала его к реальной опасности после того, как он провалил свой ритуал. Теперь он заступал на дежурство лишь для виду.
Медальон впился в запястье – диск из багрового стекла; символ, обозначающий, что с тех пор, как он получил свою силу, уже не нуждается в защите оберега с камнем, которые носили остальные жители города. Этот медальон был фальшивым, но Джастин носил его ради офицера Андерса и других, кто по-прежнему верил, что он настоящий основатель. Юноша попрощался и зашел в Закусочную, пытаясь побороть стыд.
Все в заведении выглядело так, будто вот-вот развалится. К стене прислонился почти вышедший из строя музыкальный автомат, издающий слабое фальшивое пение The Beach Boys. Из перегородок между плисовыми синими диванчиками виднелись кусочки желтой пены, мерцая в сиянии потрескавшихся флуоресцентных светильников. Джастин провел рукой по одному из столиков – столиков, которые никогда не выглядели чистыми, сколько бы раз их ни протирали.
– О, отлично. – Айзек Салливан читал за кассой. – Можешь сменить меня во время вечерней толкотни.
Лучше всего Айзека описывало одно слово – «демонстративный». Сбритые по бокам волосы и темные длинные локоны. Фланелевая рубашка, глухо застегнутая под горло. Одинаковые медальоны на запястьях, сияющие алым на фоне бледной кожи, – один заслуженный и один позаимствованный у брата.
– Они в любом случае будут пялиться на нас, детишек основателей, – сказал он. – Так почему бы не показать им то, на что интересно смотреть.
Наверное, поэтому они и стали лучшими друзьями. Айзек понимал, каково это, когда за тобой постоянно наблюдают.
Джастин завязал фартук на шее.
– Сегодня я не работаю за кассой. На мне мойка посуды.
– Я займусь посудой, – быстро ответил Айзек, хватая книгу и выходя из-за прилавка. – А ты обслужи посетителей.
Хоть они и работали в Закусочной уже не один месяц, Джастин все равно не мог сдержать смешка, глядя на фартук Айзека.
