Моё неснятое кино

Гасан помолился, потом налил себе и Андрею чаю и жестом предложил угощаться. Но тут со двора послышались голоса. Вошел Алихан. От его вялости не осталось и следа. Спустя минуту появился Адам. Андрей встал.

– Здравствуй, – сказал Адам.

– Здравствуй, – отозвался Андрей.

– Если у тебя есть пушка, почему ты сам не убил Крюка? – спросил Адам.

– Досанов сразу бы все понял.

Адам нехорошо усмехнулся.

– Хочешь нашими руками рассчитаться?

– У меня нет другого выхода.

– Ладно, – сказал чеченец. – Посиди пока здесь. Попей чаю.

Адам и Алихан вышли, оставив дверь приоткрытой. Гасан обратился к Андрею:

– Садись. Как у вас говорится, в ногах правды нет. Подготовься. Может, тебе придется убить Крюка. Ты, наверно, никогда еще не убивал? Убивать не страшно. Страшно, когда тебя убивают, – говорил чеченец, со вкусом отхлебывая чай.

Из полуоткрытой двери, за которой скрылись Адам и Алихан, послышались шаги и приглушенные голоса. Говорили вполголоса.

– Подойди к двери, послушай, – тихо сказал Гасан.

Андрей встал у дверного проема и навострил уши.

– Зачем ты велел убрать Корня? – спрашивал Алихан.

– Этот фраерюга оборзел. Он лез на нашу территорию. Он снюхался со слободскими, – отвечал Крюк.

– За что он велел вам убрать Корня? – спросил Алихан.

Послышался голос Прыща:

– Крюк сказал, что Корень подстрелил Фурика и должен за это ответить.

– Корень подстрелил Фурика, это факт, – подтвердил Крюк.

– Как это было? – продолжал допрос Алихан.

– Мои пацаны шли ночью и напоролись на этих троих с Новостройки. Корень шмальнул с перепугу. Вот и все, – сказал Крюк.

– Не все. Говори прямо: ты велел раздеть новостроевских?

Крюк молчал.

– Ну!

– Ну было дело, – признался Крюк.

– Корень защищал себя и своих кентов. И он не убил Фурика, а только ранил. Если Фурик в обиде, он должен сам свести счеты с Корнем. Какого хрена ты велел поставить пацана на ножи? За что?

– Алихан, фули ты устроил следствие из-за какого-то фраера? – возмутился Крюк.

– А кто тебя отмазал, когда ты порезал солдата? Кто вынес из клуба твою выкидуху? – спросил чеченец.

Крюк спросил многозначительным тоном:

– А кто меня сдал, когда я порезал солдата?

Лучше бы он, в его положении, этого не говорил.

Алихан сказал:

– Корень и его кенты вышли сегодня из СИЗО. Досанов пытался выжать у них чистуху. Как думаешь, откуда мусор узнал про гороно, про Фурика?

– Почем я знаю? – ответил Крюк. – Что ты мне шьешь?

Алихан медленно и жестко процедил:

– Я ничего тебе не шью. Я пытаюсь разобраться. А ты уже нервничаешь. Что ты так нервничаешь, а? Объясни нам. Тут твои, русаки. Тут мы, чечены. Мы пока в одной семье. Почему бы нам не разобраться? Вдруг у нас урод завелся? Вдруг этот урод и нас сдает?

– Ты отвечаешь за свои слова? – взвился Крюк.

– А ты отвечаешь? – со смешком спросил Алихан. – Ты считаешь себя чистым?

– Абсолютно!

– И с капитаном Досановым не дружишь?

– Ты о чем, Алихан? Жизнью клянусь!

– Погоди клясться. Подумай, может, все-таки дружишь?

– Не было этого!

– Пусть Корень войдет, – громко сказал Алихан.

Гасан распахнул дверь. Андрей вошел. Все, кто был в комнате, сидели прямо на покрытом кошмой полу. Крюк – отдельно ото всех. В двух шагах от него – Прыщ и еще с десяток авторитетных центровых русаков. Чеченцев было значительно больше, они сидели на другой половине комнаты.

Алихан обратился к Крюку:

– Ты только что поклялся жизнью, что не дружишь с Досановым. Или я ослышался?

– Ты не ослышался, – ответил Крюк, но на этот раз его голос прозвучал не так уверенно.

Алихан достал из кармана пачку фотографий и молча пустил ее по кругу.

Андрей видел, как вытягивались лица всех, кто рассматривал фотографии. Наконец, пришел его черед. Фотограф поймал момент: капитан милиции и основной центровых пили пиво и общались, как лучшие приятели. Снимки были убийственными.

Алихан забрал фотографии у Андрея и протянул их Крюку. Тот лихорадочно их перебрал и бросил на пол.

– Подними, – прорычал Алихан.

Крюк не подчинился. Он смотрел на чеченца налитыми злобой глазами. Алихан дал Гасану знак. Тот обыскал Крюка. Нашел выкидушку. Потом велел Крюку открыть рот и нашел под языком половину лезвия.

– Подними, – повторил Алихан.

Крюк нагнулся и начал собирать рассыпанные по полу фотографии. Русские подавленно молчали. Чеченцы презрительно усмехались. На лице Алихана было написано торжество.

– Прилетела птица обломинго, – тихо прорычал он. – Масть пошла, а день кончился. Следствие закончено, суду все ясно.

– Что тебе ясно?! – завопил Крюк.

– От тебя, беспредельщика, давно у всех изжога, – цедил Алихан. – Но ты не только Корня сдал. Есть и другие факты. Будет разбор – я их предъявлю. Хотя по этим фоткам все ясно. Худший мусор – твой лучший кент.

– Давайте все же внесем ясность, – сказал Феликс. – Все должны знать, где собака порылась.

Среди центровых русаков Феликс шел под вторым номером и давно метил на место Крюка.

Алихан брезгливо скривился.

– Только не здесь.

Феликс поднялся, подошел к Алихану. Они шепотом посовещались. Крюк буравил Андрея полными ненависти глазами.

Феликс подошел к Крюку.

– Пошли.

– Куда? – выдохнул Крюк, глядя на бывшего кента снизу вверх.

– Спинку тебе помажем повидлом, кал дробленый.

Центровые заткнули Крюку рот, вывели во двор, связали руки, подняли в кузов полуторки, залезли сами.

– Давай! – кивком головы приказал Андрею Алихан.

Андрей запрыгнул в кузов. Гасан сел за руль, Алихан рядом с ним. Поехали. Уже смеркалось. За полуторкой поднималось облако пыли. Выехали за город. Крюк заерзал, начал мычать. Феликс шикнул на него. Крюк заткнулся.

Подъехали к берегу Иртыша. Крюк совсем запаниковал. Феликс сказал ему:

– Говорил тебе, учись плавать.

Крюк снова замычал, он молил о пощаде.

– Фули ты вопишь? – заорал на него Феликс. – Суд еще ничего не решил.

В состав суда вошли трое русаков и один чеченец. Крюка развязали и освободили рот, чтобы он мог что-то сказать в свое оправдание. Ленчик снова намекнул, что знает, кто его сдал, когда он порезал солдата. Пристрастие к травке сыграло с ним злую шутку. Котелок у него совсем не варил. Он думал, что уличил чеченцев в предательстве, и суд учтет это в его пользу. Но его расчет не оправдался.

– А откуда у тебя сведения, что тебя сдали чехи? – спросил Феликс.

Крюк понуро молчал. Не мог же он сослаться на Досанова.

– Тебе только за это надо башку отрезать, – сказал Алихан.

После недолгого разбирательства все судьи один за другим сказали одно слово – «амба».

Алихан пошептался с Феликсом. Тот спросил Андрея:

– Твое мнение?

Андрей пожал плечами.

– Мое дело маленькое.

– Как это маленькое? – скривился Феликс. – Ведь он тебя сдал.

– Но меня же не посадили.

– Не посадили, так посадят. Фули ты ломаешься? Или бздишь? – повысил голос Феликс.

– Сволочь он, конечно, – согласился Андрей.

– Короче, амба? – спросил Феликс.

– Ну, амба, – сказал Андрей.

Алихан дал знак Гасану. Тот с презрительной гримасой протянул Крюку свой нож.

– Давай, – с усмешкой произнес Алихан. – Сделай себе харакири. Ты ж стремящийся. Законником хотел стать. Тебе положено быть палачом самому себе.

Крюк помотал головой и тихо сказал:

– За мной ничего нет. Я чист.

Алихан и Феликс снова посовещались. Приводить приговор в исполнение должны были только русские. Таково было условие чеченцев. Феликс и еще трое русаков схватили извивавшегося Крюка за руки и ноги и залили ему в горло чекушку водки.

Алихан что-то сказал Феликсу. Тот велел Андрею взять Крюка за ногу. За другую ногу и за руки тоже держали русские. Крюка раскачали и бросили с высокого берега в омут. Стукач издал короткий вопль и скрылся под водой. Больше он не появлялся.

Алихан жестом подозвал к себе Андрея. Они отошли в сторону.

– Завтра принесешь пушку, – приказал чеченец.

Андрей молчал. Он чувствовал слабость и тошноту.

– Если жалко, пусть твой кент сделает новую пушку, – добавил Алихан.

– За ним следят, – сказал Андрей.

– Тогда свою отдай. Ты мне жизнью обязан.

Андрей пришел домой около полуночи. Свет в окне спальни еще горел. Кажется, его ждали. Подняв руку к дверному звонку, Андрей подумал: может, не звонить, а влезть в окно? Он усмехнулся: что за фигня – после всего, что было, бояться родителя?

Дверь открыл отец. Это был плохой знак. Это означало, что он взбешен и готов устроить сыну трепку. Отец прошипел:

– Явилась свинья неблагодарная.

Андрей стоял в дверях и думал: «Если он меня ударит, я ударю его, хватит терпеть».

– Тебе мать говорила, что вечером придет Зинаида Гордеевна? – спросил отец.

– Говорила.

– Почему проигнорировал?

– Были другие дела.

– Первое, что ты должен был сделать, выйдя из кутузки, это поблагодарить Зинаиду Гордеевну, – процедил отец.

– Успею еще. Куда торопиться? – ответил Андрей.

Отец задохнулся от гнева. Он повернулся к матери, стоявшей в дверях спальни:

– Я ж говорю, воспитали свинью. Неблагодарную свинью.

Из кухни доносился запах выпечки. У Андрея закружилась голова. Хотелось есть. Он чувствовал, что устал, ноги не держали его. Он прислонился к стене и глубоко вздохнул. Он не хотел, у него так получилось: вздох напоминал хрюканье. Это вконец взбесило отца. Он подумал, что Андрей смеется над ним.

Отец спросил, тяжело дыша:

– Ну что, врезать тебе?

– Давай, – сказал Андрей. – Как мне встать, чтобы тебе было удобней?

Отца затрясло. У него чесались кулаки. Вмешалась мать.

– Успокойся! – Она пыталась приобнять отца. – Просто у него такой возраст. Он еще осознает.

– Ничего он не осознает. С него как с гуся вода. Растим гада ползучего… – Отца трясло от злости.

Но в его интонации было что-то жалкое. Наверно, он сам это понял и начал себя подхлестывать:

– Нет, я заставлю тебя уважать родителей. Будешь лишен всего!

Это было круто и непонятно. Обычно отец лишал чего-то одного: то ли улицы, то ли денег на кино, то ли хорошей одежды или обуви. Андрей решил уточнить:

– Чего всего?

– Всего! – рявкнул отец.

Андрей улыбнулся и помотал головой.

– Я выбью из тебя дурь, – пригрозил отец.

Мать мягко сказала ему:

– Пусть Андрей поест. А ты ложись. Тебе надо выспаться.

– Какой ему ужин? – взвился отец. – Пусть так ложится. Пусть прочувствует.

– Ты совсем разволновался, – сказал ему Андрей. – Знаешь, я лучше уйду.

Отец сузил глаза.

– Куда?

– Куда ты пойдешь? Господи, что вы со мной делаете?! – нервно воскликнула мать.

Андрей пожал плечами.

– Что-нибудь придумаю.

– Ты можешь, конечно, уйти, – сказал отец. – Но заруби себе на носу: больше мы тебя вытаскивать не будем.

– Конечно, – согласился Андрей, открывая входную дверь. – Я понял. Спокойной ночи.

Мать в крайнем волнении обратилась к отцу:

– Что ты сделал? Куда он пойдет?

– Пусть еще помотает на кулак соплей, – ответил отец, хотя не очень решительно. – Иначе ничего не осознает.

Андрей аккуратно закрыл за собой дверь и вышел во двор. Стояла парная июльская ночь. Свет в окнах Толяна и Петра Палыча уже не горел. Идти было некуда. Андрей сел на скамейку у подъезда, огляделся, посмотрел на небо. Лунный свет делал все вокруг неузнаваемым. Безразлично мерцали звезды. «Ничего, переживем, – подумал Андрей, – только жрать хочется, но это не трагедия, потому что жрать хочется практически всегда. И очередной скандал с отцом не трагедия, а обычная мелочь жизни».

Хуже всего было то, что, выпутываясь из одного непростого положения, он попадал в другое, еще более трудное. И этому не было видно конца. Надо было искать выход. Но в голову не приходило ничего путного. Мысли вообще путались, клонило в сон. Андрей уснул прямо на скамейке. Ему снился Крюк. Основной центровых лежал на дне реки, у него были широко открытые белые глаза. Он зловеще улыбался и, извиваясь всем телом, быстро поднимался вверх, на поверхность реки. Он всплыл, выплюнул кляп и дико захохотал.

Андрей проснулся. Перед ним стоял Прыщ. Он был чем-то очень взволнован.

– Тебя зовет Алихан.

– Где он? Что случилось? – спросил Андрей. Сердце у него екнуло. Мелькнуло: «Тут что-то не так».

Прыщ сделал неопределенный жест:

– Здесь, недалеко. За домом.

Они обошли дом. Куст сирени загораживал свет уличного фонаря. В полумраке кто-то стоял. Андрей вздрогнул всем телом. Он не увидел, а скорее почувствовал: это Крюк.

Андрей попятился от Крюка, как от привидения, и чуть не упал. В спину что-то больно кольнуло.

– Ш-ш-ш, – прошептал сзади Прыщ.

Крюк подошел совсем близко. От него несло блевотиной. Видимо, когда выбрался из воды, его сильно рвало.

– Зря успокоился. Смерть тебя только пописать отпустила, – икая, сказал Крюк.

Он сделал движение рукой. В тусклых отсветах фонаря блеснуло длинное лезвие ножа. Андрей снова попятился и снова наткнулся на нож Прыща. Положение было хуже некуда.

Но Крюк не торопился с расправой.

– Где пушка, Корень? Отдашь пушку – будешь жить.

Пистолет лежал в подвале дома, совсем рядом. Пожалуй, его стоило отдать. Все-таки жизнь дороже. Но Андрей кожей чувствовал: как только он это сделает, Крюк тут же его зарежет. Подвал для этого самое подходящее место.

Андрей молчал, и Крюк рассвирепел. Он ударил сверху. В последний миг Андрей подставил руку, успел защититься, но только отчасти. Рука повисла плетью. Мышца возле локтя была перерезана.

Длинное лезвие исчезло из поля зрения, ушло в темень. Крюк занес руку для удара снизу. Реакция Андрея была чисто инстинктивной. Он отпрянул назад и вобрал в себя живот. Но на этот раз Крюк попал. Точно в солнечное сплетение.

Он приблизил лицо почти вплотную к лицу Андрея.

– Провернуть?

Андрей часто со всхлипами дышал. Крюк вытащил лезвие.

– И так подохнешь.

– Он готов, – сказал Прыщ.

– Сваливаем, – сказал Крюк.

Они побежали. Андрей постоял несколько секунд и вдруг тоже побежал. Он не кричал, не звал на помощь. Он просто бежал вокруг дома, тяжело дыша, держась за живот, истекая кровью. Кровь лилась не столько из раны в животе, сколько из перерезанной на руке вены. Он обежал дом и пошел на второй круг. Он плохо соображал. У него был сильнейший болевой шок.

Але не спалось. Она вышла на балкон, увидела бегущего Андрея. Он упал под фонарем и остался лежать без движения. Аля сбежала вниз прямо в ночной рубашке.

Андрей прерывисто дышал. При свете фонаря было видно, как белеет его лицо.

– Помогите! – завопила Аля. – Помогите!

Основано на реальных событиях

Любимый раб

Еще раз. Геннадий Хазанов поведал в прямом телеэфире, что его отец жил с новой семьей в том же доме много лет, и он, Хазанов, видел своего сводного брата, хотя не знался с ним. «Любимый раб» – аналогичная история с той лишь разницей, что братья знались и один использовал другого, даже в качестве… отца своего ребенка.

Предыстория

Во время срочной службы в Афганистане сержант Андрон Крутиков отправляет своего сводного брата рядового Севу Савочкина за анашой в кишлак. На обратном пути Севу захватывают душманы. Так было задумано…

Через два года хозяин Севы отпускает его в Россию, где брат Андрон знакомит его со своей девушкой Ольгой, и женит на ней, к тому времени беременной от него. 22 года Сева воспитывает племянника как сына.

Наши дни

48-летний строитель Сева Савочкин переписывается на сайте знакомств с 42-летней Никой Мурашкиной. Но они разу еще не встречались и знают друг друга только по неразборчивым фотографиям.

Сева уезжает от жены Ольги (бывшей девушки Андрона) вместе с 23-летним сыном Ваней (на самом деле, сыном Андрона) и селится в новом доме на окраине города. Туда же переезжает и 49-летний Андрон, покупая все четыре квартиры на 11-м этаже.

Их соседкой становится Ника Мурашкина, уехавшая с дочерью Глашей от своего мужа. Ника и Сева живут на соседних этажах, конфликтуют и … но при этом продолжают флирт на сайте знакомств.

У дворника-таджика, который работает во дворе нового дома, живет двоюродная сестра Марьям, приехавшая из Таджикистана на лечение от тяжкой болезни. Увидев Андрона, она испытывает сильный страх. А увидев Севу, переживает восторг. Но при этом ведет себя так, чтобы не попасть ни тому, ни другому на глаза.

Андрон обхаживает 22-летнюю Глашу, собираясь жениться на ней. Чтобы задобрить будущую тещу, он поручает Севе построить Нике Мурашкиной дачу. К слову сказать, Андрон – владелец фирмы, строящей дачные дома, и Сева работает у него прорабом.

Однако на Андрона имеет свои виды сама Ника Мурашкина. Андрон нанимает ее (она дизайнер) для оформления своих четырех квартир.

У Андрона серьезная неприятность. Клиенты предъявляют ему крупные иски, обвиняя его в умышленном нарушении технологий строительства. Андрон пытается свалить вину на Севу.

После знакомства с дворником Сева попадает в его каморку и, увидев там его сестру, узнает в ней Марьям – дочь своего рабовладельца Байтуллы, с которой у него когда-то зародились пылкие отношения.

Любознательная и дотошная Глаша (она двигатель сюжета) хочет понять, зачем Андрону столько квартир. А затем пытается понять, что может связывать Савочкина и таджичку.

За Глашей ухлестывает сексуально озабоченный местный деревенский парень Миха. В какой-то момент Миха переходит все границы и пытается овладеть Глашей силой. Девушка отбивается от него. Пришедшего ей на выручку Ваню Миха ранит ножом.

Марьям, целительница по профессии, оказывает Ване первую медицинскую помощь. В этот момент ее видит Андрон и… узнает в ней дочь Байтуллы, которому он сдал в работники своего брата. Андрон подозревает, что Марьям появилась для того, чтобы разоблачить его, и нанимает киллера.

Но Савочкин, заметивший, что Андрон узнал Марьям, не оставляет ее одной ни на минуту. В тот вечер, когда Андрон устраивают ее мнимое «самоубийство», в квартире Савочкина сестру опекает ее брат. Он и подоспевший Савочкин захватывают киллера на месте преступления с поличным. И киллер сдает Крутикова

Но прежде этой разыгрывается другая интрига. Глаша вызывает Андрона на откровенность, и он признается, что купил помимо своей еще три квартиры для искупления своих грехов. У него трое детей от трех женщин, которые не знают друг о друге. Он хочет, чтобы их дети (его внуки) жили рядом с ним.

И вот эти трое его взрослых детей неожиданно отказываются от этого предложения. Для Андрона это шок. Он боится остаться в старости совершенно одиноким.

После неудавшегося покушения Андрон в панике. Но Сева не обращается в полицию.

Теперь Андрону ничто не грозит. Но он не может жить спокойно. Его душа, уязвленная благородством брата, требует покаяния.

Любимый раб.

Сценарий оригинального полнометражного игрового фильма

Действие происходит в наши дни, в Москве или в любом другом большом городе. Если точнее, на его окраине.

ИНТ. КВАРТИРА САВОЧКИНА – ВЕЧЕР

Обычная квартира в обычном многоэтажном жилом доме.

Наш главный герой СЕВА САВОЧКИН (48) сидит за компьютером. Переписывается на сайте знакомств с женщиной, лицо которой он только угадывает по нечетким фотографиям.

Не стоит понапрасну интриговать зрителя. Эта женщина – МУРАШКИНА (42). Но сам Савочкин этого не знает.

И еще: перед ним бутылка вина или пива. Все-таки вечер – конец рабочего дня.

САВОЧКИН

Моника! Если бы мы вдруг встретились

на улице, я бы вас не узнал.

МУРАШКИНА

Севастьян! Вас тоже даже в лупу не рассмотришь.

МУРАШКИНА

По-моему, вы сейчас выпиваете.

САВОЧКИН

Угадали. У меня праздник – завтра съезжаю от

бывшей жены.

МУРАШКИНА

Как интересно! У меня тот же повод.

Перед женщиной тоже стоит бутылка вина, она наливает себе и пьет.

А чего разбегаетесь?

САВОЧКИН

Нет любви.

МУРАШКИНА

Кто жена?

САВОЧКИН

Артистка. А я всего лишь прораб.

МУРАШКИНА

А у меня муж был писатель. Тоже что-то

искал во мне, но так и не нашел.

Савочкин и Мурашкина продолжают за кадром беседу, а камера уже на Казанском вокзале.

НАТ. КАЗАНСКИЙ ВОКЗАЛ – ДЕНЬ

ГОЛОС ВОКЗАЛЬНОГО ДИКТОРА

… на восьмой путь прибывает поезд из Душанбе.

ТАДЖИК средних лет (это ДАНИЯЛ) помогает выйти из вагона красивой ТАДЖИЧКЕ (это Марьям), по-родственному с ней здоровается, подхватывает ее чемодан. И они идут по перрону.

НАТ. ДВОР НОВОГО ДОМА НА ОКРАИНЕ ГОРОДА – ДЕНЬ

Этот дом в сравнении с обычными жилыми домами выглядит дворцом. Большие окна. Подъезды с широкими стеклянными дверями на одном уровне с асфальтовыми дорожками, выходящие на обе стороны дома. Сразу видно – жилье здесь стоит дорого.

К дому подъезжают на грузовых машинах новоселы. Среди них НИКА МУРАШКИНА с дочерью ГЛАШЕЙ (22)и маленькой собачкой, и уже знакомый нам Сева Савочкин с сыном Ваней (23).

Новоселы выходят из машин, осматриваются.

Дом, в котором они будут жить, на самой окраине – дальше лес, небольшая деревушка и река. ГРУЗЧИКИ (несколько мужчин) разгружают машины, заносят вещи и мебель в подъезд.

Глаша и Ваня уже приметили друга и заинтересованно переглядываются.

За новоселами наблюдают со стороны дворник ДАНИЯЛ (около 40) и МАРЬЯМ (около 40). Увидев Крутикова, Марьям испытывает явный страх, а заметив Савочкина – смятение.

Даниял собирает мусор, оставленный уже приехавшими новоселами. А Марьям скрывается в дворницкой.

ИНТ. ПЛОЩАДКА ОДНОГО ИЗ ВЕРХНИХ ЭТАЖЕЙ – ДЕНЬ

Из окна за новоселами наблюдают двое пьяненьких мужичков, РОМА (около 30) и ДИМОН (около 30). По виду бездомные.

НАТ. ДВОР НОВОГО ДОМА НА ОКРАИНЕ МОСКВЫ – ДЕНЬ

МИХА (18) и ГЕРА (17)– деревенские лоботрясы, тоже наблюдают за новоселами. Их внимание привлекает Глаша.

Ваня первым замечает нездоровый интерес местных парней к Глаше. А сама Глаша этого не видит, поглощенная своими переживаниями.

МУРАШКИНА

Выгуляй Гаврика, доченька.

ГЛАША

Да ну.

НАТ. ПУСТЫРЬ МЕЖДУ ДОМОМ И РЕКОЙ – ДЕНЬ

С грустным видом Глаша идет к реке. Миха и Гера направляются следом. Это замечает Ваня.

ВАНЯ

(отцу)

Пройдусь.

Ваня идет за Глашей.

ИНТ. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА – ДЕНЬ

Грузчики заносят мебель в грузовой лифт.

Савочкин ожидает рядом с чемоданом и связкой книг.

Мурашкина иронически поглядывает на него. В ее взгляде читается: и это все, с чем ты приехал?

Но Савочкин исполнен чувства собственного достоинства.

Мурашкина нажимает кнопку, двери лифта съезжаются, но Савочкин втискивается в лифт и оказывается вплотную к Мурашкиной.

Гаврик с лаем делает выпад в его сторону, Савочкин едва успевает отшатнуться.

МУРАШКИНА

Гаврик решил, что это нападение. А у

вас хорошая реакция.

САВОЧКИН

Какая… возбудимая!

МУРАШКИНА

Не она, а он. Сами-то … а на собачку

грешите.

Гаврик заливисто лает.

САВОЧКИН

А говорят, собаки делают нас лучше.

МУРАШКИНА

Я ещё ротвейлера заведу.

САВОЧКИН

А я куплю газовый баллончик.

НАТ. БЕРЕГ МОСКВЫ-РЕКИ – ДЕНЬ

Глаша спускается к воде и приманивает стайку прирученных деревенских уток, краем глаза посматривая на Ваню.

ГЛАША

Ути-ути-ути.

Ваня достает из кармана блокнот и что-то сосредоточенно пишет.

(Ване)

На память не полагаешься?      Небось,