Калмыцкая праща

Антон Ерёмин

Калмыцкая праща

Я открыл глаза. Меня разбудил нежный голос стюардессы.

– Уважаемые пассажиры, мы прибываем в аэропорт Минеральных вод имени Михаила Лермонтова. Прошу вас приготовиться к посадке. За бортом солнечно. Ветер два метра в секунду. Температура воздуха тридцать градусов по цельсию…

Боже мой. Тридцать градусов. И это в Минводах. Что же нас ждет тогда в Элисте. Я летел на открытие нового космодрома. Это было событие мирового масштаба. Власти обещали, что этот космодром изменит жизнь всей планеты. Нас, блогеров и журналистов, в этом чартерном самолете было около тридцати человек. Мы все были счастливчиками. Правительство отобрало нас из десятков тысяч претендентов. Здесь были не только граждане России – европейцы, китайцы, американцы, даже африканцы. Этот космодром строили без малого десять лет. Начали еще при Путине, с тех пор мало что изменилось.

Россия страдала под гнетом санкций. Особенно их усилили после двадцать четвертого, тогда Путина выбрали на третий срок подряд. Коллективный запад не признал выборы, в Лондоне сформировали правительство России в изгнании и понеслось. Нашего посла выгнали из ООН и посадили в его кресло ставленника из Лондона. В ответ на это Путин вышел из этой организации и отказался исполнять резолюции совета безопасности. Один международный договор уничтожался за другим. Началась дипломатическая война. Нас исключили из всех международных институтов, сначала гуманитарных, потом и спортивных. Первым был МОК, за ним ФИФА и прочие. Спорт в России исчез. Молодежь не шла в секции. На внутренних аренах много не заработаешь, а на мировые, спортсменов из нашей страны не допускали. Россия подобно жертве питона, была практически парализована, с каждым выдохом петля санкций затягивалась, не давая нам вдохнуть. Рубль пикировал вниз. Народ нищал и терял работу.

Но в изоляции оказались и свои плюсы. Нас практически не задела череда пандемий и эпидемий. После Ковид-19 и до сих пор появилось множество страшных болезней. Они появлялись раз в три четыре года. В двадцать пятом появилась Сланцевая проказа. Гидроразрывы высвободили из недр земли газы, которые покоились в них сотни тысяч лет, от соприкосновения с кожей они вызывали гниющие язвы. Далее, воздушно-капельным, проказа разнеслась по всему миру. От нее погибло почти полмиллиона людей. Эта пандемия поставила крест на сланцевых разработках и позволила России немного продышаться. Цены на нефть и газ взлетели до небес.

За ней было три, или четыре вирусных эпидемий. Но самой страшной стала – Чумная лихорадка. Кожа людей покрывалась синюшными пятнами и сильно зудила. Но это были еще цветочки. Через эти пятна в кровь проникала инфекция и начиналась очень странная лихорадка. Температура подскакивала до сорока, а потом резко падала ниже тридцати, от таких скачков организм больного не выдерживал, первыми отказывали почки, за ними печень. Дальше эффект домино. После начала лихорадки, человек проживал не более суток. Чумная лихорадка свирепствовала по всему миру почти три года. Исчезла она так же внезапно, как и появилась. Ученые до сих пор не нашли лекарства от нее.

Россию же эти неприятности практически не затронули. Из страны туристов не выпускали, да и к нам особо никто не рвался. Мы жили и продолжаем жить в своем замкнутом мирке и с опаской посматриваем за забор. Возможно из-за этих пандемий народ и не устроил революцию.

Я повернулся и, пытаясь прояснить голову, посмотрел в иллюминатор. Под крылом самолета раскинулись просторы Кавказских Минеральных Вод. Пышные зеленые леса обнимали склоны гор лакколитов. Ровными квадратами колосились пшеничные поля. Самолет, заходя на посадку, делал круг над городом и вскоре я почувствовал удар шасси о взлетную полосу. Народ зааплодировал. Приземлились.

Прямо к самолету подогнали автобусы. На вид они были красивые. Новые и блестящие. Но это была лишь обертка. Одним словом, китайский автопром. Свой мы загубили. Мы так и не научились делать хорошие машины и автобусы. Из-за санкций все мировые лидеры автоиндустрии из страны ушли. Остались только китайцы. Они, вообще-то, оказались очень сообразительными молодцами. Китай разделил свою промышленность на три части. Первая – для внутреннего рынка, Вторая – для мирового, а третья – для России, ширпотреб самого низкого качества.

В салоне автобуса сильно пахло соляркой, сиденья были очень твердыми и неудобными, двигатель ревел так громко, что было трудно разговаривать. От кондиционера не было толку, от слова совсем, он лишь слегка обдувал, но никакой прохлады не источал. В сопровождении военной полиции мы выехали из аэропорта и направились к Ставрополю.

Федеральная трасса была довольно в неплохом состоянии. Два часа, и мы въехали в Невинномысск, развилка и еще через час в окнах автобуса замелькали высотки столицы Ставропольского края. Ставрополь сильно изменился за последние десять лет, он, а также Астрахань и конечно Элиста, стали основными центрами космодрома – Калмыцкая праща. Здесь были построены высокотехнологичные заводы и научные центры. Правительство не жалело денег на этот проект, страна нуждалась в новой идее и этот космодром стал ею.

Вся космическая промышленность, которая была ранее – погибла. Американцы перехватили все коммерческие пуски, МКС затопили, а в новые проекты нас не пустили. Денег на полеты не было и «Роскосмос» приказал долго жить. Дошло до того, что мы обращались за помощью к китайцам и те, широко улыбаясь, за огромные деньги соглашались выводить наши спутники на орбиту. Наша навигация – «Глонас», сгинула в небытие. Старые спутники, израсходовав свой ресурс, сгорели в атмосфере, а новых не было. Военные выводили свои при помощи старых списанных МБР, из них доставали ядерную боеголовку и вместо нее устанавливали капсулу со спутником. Ракет было мало и военные не спешили ими делиться с гражданскими. Мы были в космосе первыми, но потеряли все и теперь наши надежды были связаны с Калмыцкой пращей.

Правительство держало весь проект в тайне. Всю республику окружили войсками, въезд и выезд только по спецпропускам. В Калмыкии не было сотовой связи, интернет и телефонная связь только по проводам, даже телевидение стало исключительно кабельным. Ученые утверждали, что этот космодром станет прорывом. Запуски будут абсолютно безопасными и дешевыми. На его строительстве было задействовано все население страны. Эта стройка века воистину объединила нацию.

От Ставрополя начиналась новенькая автострада. Черный, ровный и гладкий асфальт пестрел сверкающими полосами разметки. Все шоссе было подсвечено от Ставрополя до самой Элисты. В Калмыкию, преодолев несколько блокпостов, мы въехали, когда уже стемнело. Вся безжизненная калмыцкая степь светилась тысячами огней. От удивления вся наша журналистская рать прильнула к стеклам с фотоаппаратами. Все, что мы знали до сегодняшнего дня это то, что степь была зажата тремя кольцами космодрома. Они соединялись в единую спираль, но только здесь мы увидели весь ее масштаб.

Кольца были в высоту под сто метров. Первое кольцо начиналось почти на границе Калмыкии и Ставропольского края, трасса нырнула под нее в тоннель. Таких тоннелей нам предстояло еще два. Спираль, извиваясь по степи, заканчивалась в ее центре огромной вертикальной трубой. В проспектах, указывалась высота этой трубы почти один километр. Возле нее находился один из двух центров космодрома – Стартовый, вторым был – Посадочный. Он находился у начала спирали, недалеко от Элисты.

Ночь принесла в степь прохладу. Водитель отключил бесполезный кондиционер, и мы открыли окна. Пряный запах степи заполонил весь автобус, вместе с ним мы вдохнули приятный прохладный воздух. Второй тоннель, за ним третий и вот уже на горизонте показались огни Элисты. Этот город был самым главным. В нем располагался центр управления полетов. За десять лет население этого города выросло до миллиона и продолжало расти. В город мы въехали далеко за полночь. Автобусы остановились возле нашего отеля, и мы разбрелись по номерам. Я принял душ и сразу заснул. Завтра день будет долгим и очень увлекательным, поэтому сегодня стоило как следует выспаться.

Разбудили нас в шесть утра. Под пристальным взором военных мы погрузились в автобусы и поехали в центр управления полетов. Уже в вестибюле центра нас ожидал сюрприз – выставка освоения космоса от Королева и Гагарина до настоящих дней. Интерактивная, она привлекла внимание иностранцев, а мы же поспешили в конференц-зал, чтобы успеть занять лучшие места. Презентация началась ровно в десять утра. На сцену вышел гений современности, отец основатель Калмыцкой пращи – Валентин Иванович Трубецкой. Никто не знал настоящий он потомок русских дворян, или нет, но это никого особо и не интересовало. За спиной ученого зажглись большие экраны, и презентация началась.

– Я рад приветствовать вас всех в этом прекрасном городе. Вскоре это место станет главным местом на нашей планете. – Буквально кричал от радости Трубецкой. – Мы строили его почти десять лет. Десятки тысяч мужчин и женщин посвятили себя этому творению. Я хочу поблагодарить их за это.

На экране начали появляться лица счастливых людей и зал громко зааплодировал, многие даже встали.

– Теперь о главном. Забудьте всё, что вы знали о космонавтике до сегодняшнего дня, теперь это история. Дамы и господа, я рад представить вам первый на планете Земля космопорт Калмыцкая праща!

Экраны вновь замерцали и на них появилось изображение космопорта с высоты птичьего полета.

– Десятки километров бетонных тоннелей, сотни тысяч километров кабелей, миллиарды долларов инвестиций. Мы даже построили атомную электростанцию, которая обслуживает только космопрот. И все это – Калмыцкая праща!

Зал опять утонул в гуле оваций и Трубецкой, наслаждаясь триумфом, умолк.

– С чего мы начинали? Главная проблема была преодоление земного притяжения. На это тратилось огромное количество ядовитого топлива. Оно было дорогим, опасным и загрязняло нашу атмосферу. Мы решили уйти от этого. Работа нашего космодрома основана на иных принципах. Мы будем запускать в космос не ракеты, а капсулы.

Трубецкой показал на экраны и на них появились изображения космических капсул.

– Вот они, челноки не будущего, но уже настоящего.

Капсулы были довольно малы. По размерам не более сорокафутового контейнера. По сравнению с действующими ракетами, они были просто песчинками. Их размеры удивили не только меня, но всех присутствующих в зале.

– Понимаю, понимаю ваши скептические взгляды. – Успокоил нас Трубецкой. – Но все по очереди. Капсулы разделяются на два основных класса – пассажирские и грузовые. На грузовых мы сможем выводить на орбиту грузы весом до десяти тонн. Да, это не предел мечтаний, но нам большего и не нужно. Мы уже строим орбитальные принтеры. Капсулы созданы именно под них. Принтеры будут печатать отсеки орбитальных станций непосредственно в космосе.

И вновь гул оваций.

– Грузовые капсулы будут возвращаться на планету на парашюте подобно легендарным кораблям «Союз». Они многоразовые рассчитаны на двадцать пусков, потом ремонт и еще двадцать пусков. В результате мы экономим до девяноста процентов на запуске от современных цен. – Трубецкой хлопнул в ладоши и на экранах появились пассажирские челноки. – Помимо экипажа на этих красавцах в космос смогут улететь шестнадцать пассажиров.

Журналисты и блогеры застыли в недоумении и зал поглотила тишина. Это вызвала надменную улыбку на лице Трубецкого. Если я поначалу слушал его с легкой долей иронии, то теперь я жадно вслушивался в каждое его слово.

– Теперь самое главное. Как мы будем доставлять в космос эти челноки. – Трубецкой на секунду притих и, удостоверившись, что все внимание зала приковано к нему, продолжил. – Вы видели эту огромную спираль, которую мы построили в степи. В ней, как в адронном коллайдере, мы будем разгонять челноки до первой космической скорости, затем из трубы в центре, мы выстрелим ими прямо в космос.

На экране начался мультик показывающий, как работает система, а зал наполнился фотовспышками телефонов.

– В тоннелях спирали полный вакуум. При помощи электромагнитных ускорителей мы получим искомую скорость за три витка. Но что делать с атмосферным воздухом спросите вы? А я отвечу. Мы отведем его в сторону.

Зал стих настолько, что я слышал, как бьется мое сердце. Многие даже привстали со своих мест, в ожидании раскрытия этой тайны.

– В трубе установлен огромный вращающийся электромагнит. Перед запуском он наэлектризует воздух и заставит его закружиться в виде торнадо. В центре этой воронки воздух станет настолько разряженным, что им можно будет пренебречь. – Трубецкой важно сложил руки на груди. – Именно по этой воронке мы и будем отправлять челноки в космос и возвращать их обратно.

Буря оваций. Люди встали и аплодировали стоя, наверное, в этот момент не было на Земле более самодовольного человека, чем Трубецкой. Он долго и низко кланялся, купаясь в овациях. Презентация закончилась и началась пресс-конференция. Журналисты спрашивали Трубецкого о цене на билет, о том, когда начнутся регулярные полеты, чем он планирует заниматься в космосе и так далее и тому подобное. Меня это не интересовало, и я ждал, когда же мы уже отправимся на космодром и Трубецкой даст приказ на первый пробный полет.

Через два часа пресс-конференция плавно переросла в банкет, и я понял, что сегодня ничто никуда не полетит. Угощения были вкусными, а напитки холодными. Я налил себе янтарного пенного и, положив на тарелочку немного закусок, присел за столик у стены.

Трубецкого облепили и сейчас к нему не подобраться. Он широко улыбался и наслаждался своей важностью. Он действительно был гением. Через пару лет, еще при его жизни, его именем начнут называть города не только в России, но и по всему миру. Имя этого человека встанет в один ряд с такими глыбами, как Ломоносов и Менделеев. И даже я, флегматичный скептик, буду гордиться тем, что был не только современником этого человека, но еще и лично знаком с ним.

Мой спонсор не пожалел денег и меня завтра ждало эксклюзивное интервью с Трубецким, поэтому я и был спокоен. Меня больше волновали ни его гениальные мозги, а его душа. Его семья, быт, его вера в конце концов. Он практически жил на стройке этого космодрома, за это время от него ушла жена, умерли родители, а он так и не смог выбраться на их похороны. Меня интересовала именно эта, человеческая часть Трубецкого, все остальное было не важно.

– Все веселятся, а вы грустите? – Окликнула меня дама в длинном черном платье.

– Я не грущу, а размышляю.

Дама подошла к моему столику и мой взгляд тут же упал на ее глубокое декольте. Под шелковым облегающим платьем не было бюстгальтера, а прелестную ножку кокетливо открывал длинный разрез.

– Вы позволите?

– Да, конечно, присаживайтесь. – Не смог отказать я, не сводя глаз с пышной груди незнакомки.

Она присела и поставила на мой столик бокал с шампанским.

– Меня зовут Диана. Диана Трубецкая.

– Боже мой. Вы сестра Валентина Трубецкого.

– Я польщена. Обычно меня принимают за его любовницу. А вы? Как я могу обращаться к вам?

– Мена зовут Владислав. Я младший редактор одного из новостных каналов.

– О. Тогда вы должны быть там, возле моего братца, а не за этим столиком.

– К нему сейчас не подобраться. Я настроен взять у него интервью завтра.

– Зачем ждать до завтра, если сегодня вы можете взять меня.

Диана чуть наклонилась вперед и ее грудь практически обнажилась.

– Вас? – Только и смог прошептать я. – Но…

– Простите меня. Я хотела сказать, у меня.

Диана подмигнула и, облокотившись на спинку стула, испила пару глотков из своего бокала.

– О таком я даже мечтать не мог. Я много читал о вас, готовясь к этой поездке. Вы же закончили тот же ВУЗ, что и ваш старший брат.

– Похвально. Многие считают, что кроме прекрасной внешности у меня больше ничего нет. Но это совершенно не так. – Диана взяла со столика пачку моих сигарет и вопросительно посмотрела на меня. Я тут же подскочил и помог ей прикурить. – Это все. Все это, что окружает вас построено благодаря мне.

– Не понимаю, о чем вы?

– И никто не понимает и не знает. Да, мой брат гений, и он достоин всего того что имеет, но я тоже гений. – Диана выпустила струю дыма и вновь приложилась к шампанскому. – Видите ли в чем дело, брат мыслит узко и даже приземленно. Если бы ни я, он так бы и прозябал в своем НИИ. Идея этого космопорта пришла в мою светлую голову, когда мне было пятнадцать. Когда ты живешь в семье ученых и тебя окружают сплошные гении, нужно соответствовать. Тогда брат отверг мои мысли, назвав их детскими фантазиями. Но я не сдалась. Я поступила в Бауманку и закончила ее с красным дипломом. Я смогла собрать все свои мысли воедино, но мозгов реализовать их, все же не хватило.

– Не будьте столь самокритичны, Диана. – Попытался подбодрить ее я, увидев грустную нотку в глазах. – Прошу вас, продолжайте.

– Так вот, тогда брат разрабатывал новые модели лифтов. Вы представляете? Трубецкой и лифты. Когда он вновь увидел мой проект, его глаза загорелись. Он оббивал пороги всевозможных ведомств и министерств почти десять лет. Но все безрезультатно. За это время мы довели проект до совершенства.

– Почему не уехали? Многие светлые головы иммигрировали.

– Патриотизмом моего брата можно забивать гвозди. – Рассмеялась Диана. – На него выходили американцы, японцы, китайцы, но он всем отказывал. Он ждал и дождался. Когда страна окончательно зашла в тупик, о нем вспомнили. Эта стройка воистину стала объединяющей. Здесь трудились люди со всех концов страны.

– А почему Калмыкия?

– Это идеальное место. Есть простор для спирали, погода весьма благоприятна. Было предложение разместить ее в Казахстане, но Валя отказался.

– То, о чем он говорил на презентации. Это все правда?

– Почти. – Диана вновь наклонилась над столом и подмигнула. – Калмыцкая праща, это что-то среднее между адронным коллайдером и рельсотроном. При помощи большого количества разнополярных магнитных полей мы разгоняем челноки до первой космической скорости уже на втором витке, а не на третьем. Все остальное истинная правда.

– А зачем тогда нужен третий. – Невольно перебил я Диану и смутившись тут же умолк.

– Для стабилизации процессов и скорости. – Она даже не заметила моей бестактности, или сделала вид, что не замечает. – Затем начинается самое интересное. Два мощных электромагнитных вихря. Тот, что внутри, мощнее. Расширяясь, он раздвигает своего собрата, а вместе и с ним и воздух. Внутри воронки создается практически вакуум, сопротивление стремится к нулю, а значит, расход энергии резко уменьшается. Электромагнитный вихрь помогает преодолеть притяжение. Не нужны дорогие жаропрочные панели, огромные баки с топливом и одноразовые ракетные двигатели. Мы запускаем челнок в космос, подобно тому, как праща запускает камень, отсюда и такое название.

– Это гениально. – Выдохнул я. – Просто гениально.

– Благодарю вас. А вы джентльмен. – Смущенно улыбнулась Диана. – В космосе челнок включает маневровые двигатели, на них же он и возвращается к воронке. Навигатор выводит его точно на цель, и он падает в нее. Обратная дорога так же безопасна и проста. Магнитное поле переключается на другую полярность, челнок мягко и плавно затормаживается, никаких перегрузок. На высоте десять километров включаются газовые стабилизаторы, и он по дуге выходит из воронки. Далее он приземляется на одну из десяти площадок космопорта.

– Поэтому вы и запретили здесь сотовую связь?

– Разумеется. Она создает сильные помехи. Все, что излучает электромагнитные волны, здесь под запретом. Сотовая связь, беспроводной интернет, даже микроволновки. Полеты над Калмыкией так же запрещены.

Я слушал Диану и поражался тому, как в таком прекрасном теле может быть такой светлый ум. Она говорила много и так складно, что сомнений в ее словах возникнуть не могло.

Я оказался прав. В разгар банкета объявили, что полет состоится завтра. Многих это расстроило, а я лишь ухмыльнулся. Банкет продолжился, а мы с Дианой отправились в мой номер. Она оказалась не только гениальным ученым, но и прекрасной любовницей. Насладившись ею, я заснул, а она тихо исчезла. Я даже не заметил, когда она покинула мой номер.

На следующее утро, опять ровно в шесть, военные подогнали к гостинице автобусы. Перебрав на банкете, журналистская братия была уже не так весела, держась за голову и попивая ледяную минералку, они ахая и охая расселись в автобусы.

Дорога до стартовой площадки заняла три часа. Выйдя из автобуса, мы увидели огромный бункер, возле единственного входа дежурили три автоматчика в полном обмундировании, даже в бронежилетах. Перед нами остановился черный «Аурус» и из него вышел Трубецкой. Он сиял лучезарной улыбкой и был очень оптимистично настроен. Дианы рядом с ним не было, я вообще больше никогда ее не видел в живую. Она часто мелькала в светских новостях и каждый раз видя ее, я вспоминал эту ночь в Калмыкии.

Служащие космодрома проводили нас в бункер и рассадили на места для гостей. Перед нами была стеклянная стена, за которой суетились инженеры. Они подготавливали к полету первый челнок. Через пол часа в динамиках мы услышали голос ответственного за полетами.

– Объявляю обратный отсчёт. До старта осталось пять минут. Всему персоналу покинуть стартовую площадку.

Инженеры спешно разбежались и челнок, встав на рельсы, начал медленно двигаться к порталу.

– До старта осталось три минуты. Всем занять свои посты и доложить о готовности.

Из динамика на перебой начали доноситься доклады постов, а челнок въехал в портал и за ним опустилась бетонная перегородка.

– Две минуты до старта.

Оказывается, мы сидели на вращающейся платформе, она дернулась и начала плавно поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Стальные ставни раздвинулись и нашему взору предстала пусковая труба.

– Минутная готовность. Запустить реакцию.

– Реакция запущена.

Прозвучала пронзительная сирена и мы, не веря своим глазам, начали наблюдать, как неподвижный воздух калмыцкой степи пришел в движение. Он закрутился вокруг трубы сильным вихрем.

– Десять. Девять. Восемь.

Монотонный голос отсчитывал последние секунды и мне показалось, что мое сердце остановилось.

– Три. Два. Один. Пуск.

Бункер слегка затрясся и через пару секунд мы увидели, как из трубы вылетел челнок.

– Пять секунд, полет нормальный.

– В спинках кресел загорелись мониторы, и мы увидели изображения с камер челнока.

– Десять секунд, полет нормальный. Доложить по постам.

Посты опять на перебой доложили о своих цифрах.

– Сто секунд, полет нормальный. До выхода в космос осталось тридцать секунд.

Камер на челноке было две. Одна показывала, как удаляется Земля, а вторая начала гореть звездами.

– Есть выход в космическое пространство.

Заиграл гимн, и мы все поднялись со своих мест. Когда гимн закончился, нашу комнату огласили аплодисменты и радостные выкрики на всех языках мира. Люди начали обниматься и трясти сжатыми в кулаки руками. Чудо свершилось, челнок облетел землю и вошел в электромагнитный смерч. Все прошло штатно и без эксцессов.

На следующий день все средства массовой информации взорвались видеороликами с космодрома. Одни иронизировали, другие не могли найти эпитеты, чтобы описать произошедшее. Уже через год начались регулярные рейсы. Компания Трубецкого полностью захватила рынок коммерческих стартов, теперь только она выводила на орбиту спутники. Конкурировать с ней не смогло даже НАСА. Президент США увеличил финансирование этой организации в десять раз, но они так и не смогли повторить успех Трубецкого. Но если для многих Калмыцкая праща была финалом, то для него всего лишь первым шагом. Космопрот был способен запускать до ста челноков в сутки, вскоре были заключены контракты со многими странами. За отказ от санкций и ограничений мы строили для них станции на орбите не только Земли. Космический туризм стал таким же обыденным, как и поездка на море летом. Начали появляться такие развлечения, о которых раньше мы не могли и мечтать – Орбитальный серфинг, или гонки на скоростных челноках в открытом космосе. Калмыцкая праща изменила наш мир раз и навсегда.

***

Следующий раз я вернулся в Калмыкию спустя пять лет. За это время в нашей стране поменялось абсолютно все. Все санкции и ограничения были сняты, Россия вернулась в лоно супердержав и заняла в нем почетное первое место.

Вернулся на космодром я для того, чтобы первый раз в своей жизни полететь в космос. Я был уже главным редактором, моя карьера взлетела так же стремительно, как и челнок с Калмыцкой пращи. Летел я не для праздного любопытства, а освещать первый полет на луну, даже не полет, а спуск со стапелей первого межпланетного корабля. Его построили в космосе, как и обещал Трубецкой. Грузовые челноки доставляли на орбиту контейнеры с чистым сырьем для принтеров, дальше дело техники, принтера печатали изделия, мастера собирали их в узлы и агрегаты, а потом уже на стапелях из них, как из конструктора «лего», собирали корабли. Сейчас на стапелях было около десяти кораблей – Гагарин стал первым.