Отблески купальского костра

Очередной всплеск цвета. Покачивающаяся в верхнем углу одного из центральных окон веточка дрогнула и прогнулась. Тут-таки тонкий прутик окрасился в ядовито-синий цвет, над ним вспыхнуло яркое желто-красное пятно. Вспышка ослепила, но ненадолго. Мгновение и глаза привыкли к перемене. Все стало просто и понятно. Птица. В объектив камеры заглянула птица. Маленькая и очень любопытная, она висела вниз головой, пыталась что-то разглядеть в стеклянном зрачке объектива. Огненно-красная в тепловом спектре, она несколько раз наклонила голову, вглядываясь то одним глазом то другим. Несколько раз клюнула непонятную ей стекляшку, дабы убедится в том, что та несъедобна. Открыла рот, собираясь песней выразить все свое недовольство, но сразу раздумала, обиженно покачала головой, энергично взмахнула крылышками и скрылась в темноте. Еще мгновение и осталась только ветка, синяя с желтыми полосами от птичьих пальцев, да и та была видна лишь несколько секунд. Еще раз подмигнуло изображение, померкла яркая картина, превратившись в темный серый квадрат с почти не различимой на общем фоне также серой веточкой.

В ночной тьме лишь немного рассеиваемой монитором натренированный глаз уловил движение. Что-то затаившееся в дальнем углу качнулось, зашевелилось. Мгновение и темная тень перетекла к шкафу, застыла за ним. Сразу же послышалось сопенье, скрип паркета, за ним отвратительный звук, более всего похожий на приглушенный смешок.

Все стихло. Несколько секунд абсолютного спокойствия и вот из-за шкафа, двигаясь медленно, перетекая с места на место, выбрался сгусток темноты, насыщенный и темный, гораздо гуще ночной мглы. Замер у стола, покачиваясь чуть ниже уровня столешницы. Тут-таки бесформенная масса начала обретать очертания. Из ее центра вырос длинный отросток. То ли хобот, то ли щупальце. Еще мгновение и его кончик распался на несколько синих освещаемых неверным свечением монитора длинных отростков. Они задрожали, рефлекторно сжались, разжались, собрались в одной плоскости, став чем-то похожим на руку, ладонь, то ли человека, то ли неведомого человекообразного существа.

Очередная метаморфоза подвижной черной массы. Отростки исчезли, остался лишь один, длинный, тонкий, чуть-чуть изогнутый. Он покачнулся, задрожал, замер строго вертикально, медленно обернулся, очертив круг, остановился, указывая на что-то, что лежало на столе за монитором. Снова один за другим появились остальные отростки. Опустились на столешницу, зашевелились, довольно реалистично изображая ноги неизвестного насекомого, заторопились к монитору и тому, что скрывалось за ним.

– Даже и не мечтай! – громом средь ночной тишины прозвучал угрожающий голос.

Щупальце с отростками тут-таки застыло, мерно подрагивая. Отпрянуло. Дернулось в одну сторону, в другую. Заметалось оно, застигнутое врасплох, скатилось со столешницы, слилось с черной подвижной массой. Мгновение замешательства и бесформенная тень обрела очертания человека, быстро подбежала к шкафу, сгруппировалась за ним, заспешила в сторону двери. Темная средь темноты, она материализовалась на пороге. Прозвучал отчетливый щелчок, вспыхнул яркий свет, пронырливая тень превратилась в улыбающегося Виктора.

– Никогда бы не подумал, что ты такой жадный! Я ведь только и хотел, что бутербродом разжиться. Одним-единственным! У тебя их вон столько! – он подошел к столу. Остановился. Покосился на тарелку со сложенными пирамидкой ломтиками хлеба с живописно-аппетитными, особенно на фоне толстого слоя масла, кусочками колбасы. Посмотрел и демонстративно сглотнул слюну.

– Это не бутерброды, – покачал головой, сидевший за столом у ноутбука Игорь. – Это стратегический запас. На ночь. Но так и быть, поделюсь, один можешь взять, но только один!

– Вот! Так это же совсем другое дело! Я давно заметил – ты не такой зловредный, каким пытаешься выглядеть, – Виктор протянул руку к бутерброду, но сразу раздумал и отрицательно покачал головой. – Нет, для начала неплохо бы кофейку заварить. Тебе сделать?

Две источающие насыщенный аромат чашки дополнили полночный натюрморт. Справедливо полагая, что где один бутерброд там и два, Виктор предусмотрительно выключил свет, подтянул свой стул поближе к столу, устроился, отхлебнул из чашки.

Некоторое время он смотрел в совершенно не интересующий его монитор, думал о чем-то своем, но молчание не в его характере, да и повод заговорить лежал просто на поверхности – можно было начать с благодарности хлебосольному товарищу, а там уже как пойдет. Виктор даже рот открыл, чтоб выдать благодарственную тираду, но не успел.

Четыре камеры, выведенные в центр экрана, разом отключились. Их примеру последовали другие, что кинопленкой окаймляли монитор, не все, но две из трех это точно. Тут-таки из глубины экрана выбралась густая темнота далекого леса, окутала обоих наблюдателей и медленно расплылась по комнате.

В соседней квартире часы громогласно пробили полночь. В открытое окно влетел звук хлопающих крыльев, его дополнил противный скрип ржавых петель старой деревянной рамы. Стало по-настоящему страшно, может не обоим, но Виктору точно, да он даже и не пытался скрыть, что перепугался не на шутку.

– Ты это видишь?! – похоже, Игорь не обратил внимания на перемены в атмосфере, он лихорадочно водил мышкой, вдавливал кнопки, переключая активные камеры. – Нет, ты видишь! Все работают, кроме тех, которые на круглой поляне! Нет, не только, вон и те, что у старого дуба тоже отключились, за ними еще одна ветка. До чего же любопытно…

– Слушай, Игорек! Я вот что подумал, если со всеми отключившимися камерами случилось то же, что и с той вчерашней! Ну, которая расплющена, тогда мы на одних лишь камерах разоримся, – прошептал Виктор, в котором неожиданно для него самого проснулась хозяйственность. Наверняка в этом виновен все тот же страх.

Так же внезапно как погасли, камеры включились. Будто ничего и не было. Все работали, все как одна показывали яркие картинки в цветах теплового спектра. В каждой их них пульсировали сине-коричневые пятна, в некоторых их живописно дополняли лениво покачивающиеся листья.

Мелькание оттенков холодного спектра длилось меньше минуты. Плавно одна за другой камеры переключались в привычные для ночи полутона. Все возвращалось на круги своя…

– Просто от сердца отлегло! – искренне обрадовался Виктор. Он внезапно осознал, что никакого страха не было, был лишь голод, а это ничуть не страшно. Обрадованный таким открытием, он улыбнулся, кивнул и потянулся за очередным бутербродом. – Камеры работают, а это здорово!

Ответа не последовало. Игорь сосредоточенно смотрел в монитор и что-то бормотал себе под нос. Вдруг он резко подскочил, скрипуче засмеялся и потер руки.

– Бросай истреблять стратегические запасы, сюда смотри!

Он включил замедленное воспроизведение. Знакомые листики, знакомо покачивались. Замерли. Взорвались цветовой вспышкой, погасли. Все. Камера отключилась.

– И? – пожал плечами Виктор.

– Ты не туда смотришь! – Игорь демонстративно переставил тарелку с бутербродами подальше от Виктора. – В монитор смотри, точнее вот на этот участочек.

Он нажал на паузу, развернул кадр на весь экран. Занимая практически всю его поверхность, виднелся кленовый лист. Застыл он удивительно отчетливый. Но лист это не все. В нижнем левом углу размытыми цветными линиями проявился расплывчатый силуэт. Зеленовато-синие очертания, не картина, так, набросок. Две геометрические фигуры. Внизу несколько перекошенный квадрат, выше – треугольник без одной боковой стороны. Не нужно было даже подключать воображение, чтобы увидеть дом. Тот, о котором совсем недавно говорила Наташа. Невысокий домик, увенчанный островерхой крышей. Алым сердцем мерцала слабенькая искорка в темном пятне, которое очень напоминало маленькое окошко…

Глава 14

Удивительный рисунок. Красивый портрет нереально красивой девушки. Было что-то в нем волшебное, сказочное, потустороннее. Лицо приковывало взгляд, цепко держало, околдовывая, не давая отвести глаз, не позволяя даже мигнуть. Сразу и не определить что тому причина: тонкие черты лица незнакомки, ее пронзительный взгляд, живописно растрепанные длинные волосы или все-таки мастерски переданная игра цвета и тени. Сразу не определишь, сразу не ответишь…

– Не знаю в чем причина, но я не могу отвести от нее глаз, манит, чем-то, притягивает, – Алена подкурила сигарету и грустным жестом, будто отрывая от себя, передала рисунок Анатолию Константиновичу.

Тот рассеянно взял листик, на котором черным карандашом было изображено действительно привлекательное лицо. Равнодушно пожал плечами, попытался положить лист на стол, но не смог, рука не желала избавляться от картины, глаза хотели на нее смотреть.

– Да, вы правы, есть в нем что-то, – теперь уже внимательнее он вгляделся в прекрасные черты. – Особенно во взгляде. Смотрит она так… странно, если не сказать больше…

– Она смотрит снизу вверх, – Наталья взяла рисунок из рук начальника экспедиции, быстро, будто боялась поддаться чарам, положила на стол.

– Точно! – согласился Анатолий Константинович, физически ощущая, как исчезает мистическая притягательность портрета. – И еще, у нее волосы не растрепанные, как кажется на первый взгляд, развиваются они. Будто бы она падает… – он шагнул вперед к столу, склонился над ним. – Нет, не падает, она лежит, она под слоем воды. Из-под воды она смотрит на нас, оттого и весь мистицизм. Чуть заметное преломление света еле ощутимо искажает черты, вот мы и видим то, что видим. Это лишний раз свидетельствует в пользу таланта художника и…

– Из-под воды? Да, это мысль, – Алена взглянула в лицо начальника экспедиции, в ее глазах блеснул задорный огонек.

– Так и есть. Я более чем уверен, она лежит под толщей воды, следовательно, если продолжить купальскую тематику, она утопленница, или нет, русалка!

– От ваших открытий становится страшно, – Наташа снова взглянула на рисунок. – Даже и не знаю, что страшит больше, талант художника, или мистическая притягательность его модели!

– Я бы посоветовала не бояться ни того ни другого, – совершенно серьезным тоном ответила Алена. – Если же иначе не получается, если страхи одолевают, надо просто открыто взглянуть им в глаза. Многим помогает…

– А вот это он! – чуть не с благоговением в голосе прошептал Анатолий Константинович. – Более того, он именно такой, каким я его помню.

На листе плотной бумаги простым карандашом был нарисован цветок. Даже лишенный цвета рисунок завораживал. Поражал он простой, а от того великолепной формой бутона, идеальной точностью линий, очерчивающих лепестки, удивительной игрой света и тени. Бутон был изображен без привязки к растению. Не было видно стебелька, поддерживающего его, листьев не было, оттого удивительный бутон попросту плыл в воздухе, чуть заметно покачивался, словно старался выбраться за пределы ограничивающего его свободу листа бумаги. Парил он над плохо прорисованной растительностью, отчего казался еще идеальнее, еще волшебнее.

– Мне кажется, он похож на цветок кактуса, – задумчиво произнесла Наталья. – Примерно такого, как тот, что у вас в квартире растет. Нет, правда, похож! А особенно если посмотреть отсюда, несколько под углом.

Она наклонила голову. Рисунок тут-таки отреагировал. Он несколько приподнялся над поверхностью бумаги, и завис в сантиметре от листа. Дальше больше, стоило повернуть голову, и бутон покачнулся, поклонился, будто живой, будто настоящий. Увы, недолго длилось чудо. Достаточно было мигнуть глазами, как чары развеялись, рисунок снова стал рисунком, обычным, плоским, выполненным обычным карандашом на белой бумаге…

От следующего рисунка повеяло недосказанностью. Он выглядел неготовым, незаконченным, но это только на первый взгляд. Стоило всмотреться и помимо размытой фигуры человека, стоящего просто по центру композиции, единственного более или менее детально прорисованного персонажа, можно было разобрать ровный строй деревьев, густой кустарник. А если присмотреться еще внимательнее, то проявлялась трава, густая, высокая. Средь нее, практически скрытое нею, расположилось бревно, облюбованное мхом. Но и это еще не все, если отойти чуточку подальше, дабы дать возможность глазу охватить всю композицию, можно было увидеть темную рамку, окаймляющую изображение. Присмотреться к ней и убедиться – не та это рама, что довершает картину, это рама окна, выходящего на живописную поляну.

– Единственный рисунок, выполненный в цвете. Почему-то из всего многообразия карандашей, он отдал предпочтение угольно-черному, но не в этом случае, – следующий лист занял место на столе; Алена задержала на нем взгляд и серьезно задумалась. – У меня такое ощущение, что рисунок выполнен с натуры. Более того, эту натуру я когда-то видела…

Ровная синеватая гладь, река, скорее, озеро. Слишком уж спокойная поверхность, ни волн на ней, ни ряби. Справа частично уходящий за край листа округлый камень, вокруг него колышутся стебельки насыщенно-зеленого цвета. Наверняка камыш. Живой, свежий, сочный. Вдали несколько тонких стволов стройных березок. А просто по центру, пять звездочек, пять распустившихся снежно-белых кувшинок. Удобно устроились они, расположились на просторных светло-зеленых листьях, будто на живых плотах.

На лепестке ближайшей к наблюдателю живой звезды, если присмотреться, можно разглядеть маленькое темное пятнышко, в приближении очень похожее на симпатичную утреннюю пчелку, прилетевшую полакомиться сладким нектаром…

– Почему утреннюю? – спросила сама себя Алена. – Даже и не представляю. Просто таким уж мне видится этот рисунок. Один взгляд и вижу – утро! Разве может быть, чтоб такая прелесть и в другое время суток…

– Любопытно, все, что он рисовал, он видел или просто придумал, – Анатолий Константинович скосил взгляд на более интересующее его изображение волшебного цветка.

– Трудно сказать. Касаемо кувшинок, нет, не знаю. Это точно не река, да и не те это растения, которым нравятся быстрые воды, – не иначе как этот рисунок более других занимал Алену. – Несколько прудов в окрестностях имеются, но таких, чтобы с кувшинками, я не помню, Наташа?

– Не знаю, но если где-то и существует подобный водоем с кувшинками, я там не была.

3июля 2013 года

Наталья

– Безумно занимательные рисунки! Лично мне особенно понравились два. Первый, тот, на котором запечатлена полянка, вид, как бы из окошка, а второй, на котором девушка. Пожалуй, второй меня заинтересовал даже чуточку больше.

Сразу же соглашусь с Анатолием Константиновичем по поводу девушки, что смотрела на нас из глубины. Да он прав, никакая она не утопленница. Быть такого не может, чтобы она была утопленницей. Ни в коем случае. Я точно знаю, я уверена, она русалка! Как иначе! Она ведь такая красивая…

Лишь только увидев этот рисунок, мне сразу местная легенда вспомнилась. Когда-то давно Аленка, наверняка еще на заре нашей с ней дружбы, рассказывала.

Не думаю, что могу точно пересказать, но суть проста – это история любви. История о русалке, которая полюбила смертного…

Вот хочется вспомнить все в деталях, а никак не получается. Будто витает она (легенда, в смысле) вокруг меня, будто отголосками звучит в моей голове. Все стараюсь, а вспомнить не могу. Я даже Аленке звонила, просила напомнить, но она лишь отшутилась. Говорит, мол, сама толком не помнит, говорит, давно это было, мол, ей самой кто-то рассказывал, не иначе, как кто-то из пациентов. Может и так, только я ведь точно помню тогда, рассказывая, она и вовсе расплакалась. Не иначе как задел ее этот рассказ.

Ладно, попробую сама вспомнить. Вне всякого сомнения, был пруд, возможно, с кувшинками. В его кристальных водах жила русалка. Каким-то образом на берегу оказался молодой и, конечно же, красивый парень. Кажется, ученым он был, не иначе как приехал с исследовательской целью. Она его увидела, с ним уехала. Жили они вместе, после он ее бросил…

Такая вот, ничуть не оригинальная, ничуть не новая история. Убери из нее русалку, оставь обычную девушку, так и вовсе ничего интересного не останется.

Не думаю, чтобы этот рассказ имел хоть какое-нибудь отношение к нашей экспедиции, просто вспомнилось. А вспомнилось потому как в первый миг, лишь только я увидела лицо девушки на картинке, оно мне напомнило лицо подруги, странность да? Они ведь совершенно не похожи…

***

– Ладно, может, как-нибудь вспомню. А вот это, пожалуй, наиболее интересный рисунок, как минимум, именно таковым он мне видится, – Алена извлекла из стопки листов нижний и положила его на средину стола. Отошла в сторону, села в кресло, взяла сигарету и с нескрываемым интересом принялась рассматривать лица обоих своих гостей. Соседствуя с выражением глубокой задумчивости, отражением тлеющей сигареты в ее глазах все сильнее разгорался бесовский огонек.

Полная противоположность картине с кувшинками. Ни тебе радостного утреннего настроения, ни балующего взор обилия ярких веселых оттенков. Тьма заполонила изначально белый лист. Скорее не тьма, а полный мрак. Уж очень густо мелкими черточками заштрихован листок. Один лишь участок в самом центре страницы остался нетронутым. Белым остался он, особенно белым в контрасте с густыми черными линиями.

На первый взгляд рисунок мало напоминал, собственно, рисунок. Более всего он был похож на листик, о поверхность которого долго и методично терли грифель карандаша, намериваясь придать тому желаемую форму. Слишком много было на нем линий разной толщины, слишком хаотично были разбросаны они. Но это только на первый взгляд. Подобно любому рисунку настоящего художника этот был многогранным. Достаточно было чуточку присмотреться, как кажущийся хаос обретал зримые очертания. Из темных черточек начинала формироваться картина, темная, мрачная, отчетливая…

Чистое пространство в центре листа в глазах Анатолия Константиновича превратилось в яркий пульсирующий цветок, совсем как тот, который был на одной из недавно просмотренных картин. Он подмигивал удивительным несколько тусклым от всеобщей мрачности светом, еле ощутимо раскачивался, пытаясь отвоевать себе как можно больше места средь унылой серости композиции.

Несколько секунд внимательного изучения и каждая из тонких линий заняла свое место, составив стройную картину. Некоторые из них превратились в ветви деревьев, другие в руки-лапы странных, как и вся картина, пунктирных существ. Ближайшие к пульсирующему бутону черточки собрались воедино и сложились в образ человека одетого в длинный старомодный сюртук. Часть его лица закрывала длинная челка, а на другой, не скрытой волосами половине проглядывала прямая ниточка усов. Нарисованный человек медленно повернулся к Анатолию Константиновичу и укоризненно покачал нарисованной головой. В тот же миг пунктирные существа распались на составляющие их штрихи. Те, в свою очередь сдвинулись в направлении центра, где составили невысокое, с неимоверно толстым стволом дерево. У его основания почти незаметные на общем фоне шептались о чем-то своем двое мальчишек…

Вспыхнул огонек зажигалки. Он блеснул отраженьем в зеленых глазах Алены. Блеснул как фотовспышка, фиксируя момент, вспыхнул, на долю секунды затмевая их собственный блеск. Девушка несколько раз мигнула глазами, будто прогоняла назойливый отблеск, странно улыбнулась удовлетворенная реакцией Анатолия Константиновича. Чуть заметно кивнула, перевела взгляд на Наталью.

Та также смотрела на картину, составленную из нагромождения линий, штрихов и полос. Смотрела на тот же рисунок, только видела совершенно не то. Собирая воедино разрозненные штрихи, воображение Натальи рисовало домик. Каменный домик с острой соломенной крышей. Маленький, аккуратный, манящий и совершенно не страшный. Он занимал большую часть листка, а в его окошке, подмигивая, разгорался огонек. «Так хочется узнать, что это? Чей дом? Кто в нем живет, вернее, жил? Что заставило человека поселиться вдалеке от людей? Кем он был? Изгнанником, чудаком, чьи взгляды и стремления не вписывались в шаблоны своего времени? Отшельником, уставшим от общества других людей? Обычным нелюдимом, который решил уединиться в столь прелестном уголке, сотворенном самой природой? Вознамерился уйти от людей, от шума, суеты… – размышляла Наталья, будучи не в силах отвести взгляд от картинки. – А вот любопытно, почему услышав слово «человек», сразу представляется мужчина? А услышав «ведьма» – женщина. Дискриминация, какая-то!»

3 июля 2013 года

Анатолий Константинович

– Вчерашний день я провел с пользой. Честно говоря, этим делом я собирался заняться раньше, да все не мог собраться. Что я делал? Ничего особенного, просто сходил в музей! Да, именно так. Конечно, ради этого пришлось съездить в область, благо недалеко это, да и поездка того стоила.

Как мне и рассказывала Наташа, областным музеем заведует настоящий энтузиаст музейного дела. Человек увлеченный, более того, мне показалось, что слишком увлеченный. Хотя, в деле изучения истории, «слишком» не бывает. Как минимум, не должно быть.

Хорошо мы поговорили, сразу нашли общий язык. Мне, как коллеге, персональную экскурсию устроили. Показали все, что я только хотел увидеть, ради такого случая даже экспонаты «Наташиного» музея, из коробок и ящиков вынули. Вот только, если совсем начистоту, то никакой новой информации, которая была бы полезной нашей экспедиции, я не нашел. А раз такое дело кто-нибудь обязательно спросит, мол, если так, то почему я говорю, что день провел с пользой?! Отвечу. Все дело в том, что ехал я не столько за информацией, сколько за уверенностью в себе. Вот она ко мне и вернулась. Смешно, глупо, может, наивно? Возможно, но главное то, что теперь все наладилось…

Да, именно так прошел вчерашний день. Неважно, с пользой, без пользы, не суть важна. Нет его больше. Нет, и точка.

Вчера я так и не решился ничего надиктовать в дневник, но ведь и сказать-то было нечего, описывать экспонаты провинциального музея, не очень полезное это занятие. Ни описывать, ни после слушать. Но вот сегодняшний день просто-таки настаивает, требует, выскажись, объясни потенциальным слушателям, да и самому себе, что делал, чем занимался.

Расскажу. Началось все с того, что прошлым вечером позвонила Алена Сергеевна и попросила приехать. Исключительно для того, чтобы я «лично убедился в положительности изменений», имеющих место быть у (так она высказалась) «моего пациента». Я и убедился. Действительно, прогресс на лицо. Он пока не говорит, но уже реагирует на происходящее, более того, он рисовать начал! Сознаюсь, мне сразу же захотелось с ним пообщаться, но на этот раз меня не пустили. Алена Сергеевна не пустила. Она не стала ничего объяснять, думаю, она не особо верит в мои психологические таланты как собственно и я сам. Да и ладно, переживу…

Рисунки, значит. Удачно так сложилось, что именно в тот момент, когда мы общались по телефону, ребята вернулись из лесу. Рассказали они о своих «экспериментах», кстати, я до сих пор не определился, ругать их или хвалить. В общем, договорились мы с Аленой встретиться ранним утром. Игорь ехать не захотел, уж очень ему надо было какими-то вычислениями заняться. Виктор, как только услышал куда ехать, побледнел, что стена беленная, даже не стал придумывать причину, просто сказал, мол, нет, ни за какие коврижки. У Саши тоже дела нашлись. Пришлось ехать мне с Наташей.

Зато съездили мы не зря, действительно не зря. Занимательные картинки посмотрели, я подобной живописи еще не видел. Правда процесс этот очень уж тест мне напомнил, психологический, не вспомню, кто его изобрел, не скажу, как он называется, но суть его в том, что тебе пятна разные бесформенные показывают, вопросы глупые задают, а сами выводы делают. Такое вот, мероприятие…

Отсюда вопрос, не может ли так случиться, что все это было лишь частью некого научного эксперимента? Не может ли такого быть, чтобы Алена Сергеевна специально нас пригласила, исключительно для того, чтобы показывать картинки и смотреть, как мы на них будем реагировать? Может? Конечно, может!

Кстати, отчетливо помню ее глаза, когда я на рисунок с русалкой смотрел, честное слово, они светились как у ночного хищника…

***

Сопровождаемая тихим размеренным гулом машина тронулась. Подкатила к елям, которые своим присутствием создавали иллюзию ворот, посигналила на прощанье, скрылась за стеной живой изгороди.

Еще несколько секунд Алена Сергеевна энергично махала рукой, провожая гостей, но тут замерла, застыла, будто опомнилась, обернулась, быстрым шагом направилась в лечебницу. Вернулась в свой кабинет, собрала разбросанные по столу рисунки, сложила в стопку, взвесила в руке, шагнула к сейфу, открыла массивную дверь, забросила бумаги внутрь. Растерянно огляделась, подошла к двери. Остановилась. На ее симпатичное личико набежало облако сомнения. В глазах блеснул задорный огонек. Она вернулась, подошла к большому зеркалу, висящему на стене, критически посмотрелась в него, не удержалась, укоризненно покачала головой, извлекла из сумочки объемную косметичку…