Маяк туманного мыса

Довод показался здравым. Ведь все просто, я добираюсь до обитаемых земель, подхожу к любому представителю местных властей, мы организуем спасательную экспедицию. Надеюсь, обратную дорогу удастся найти. Очень на это надеюсь!

Обрадованный очевидной разумностью идеи, я бросился в туман, сопровождаемый туманными силуэтами. Теперь они не просто радовались, они ликовали, приветствуя меня…

Увлекся я. Так разогнался, что чуть было, не сиганул со скалы, промахнувшись мимо ступеней. Лишь в последний момент, рука ухватилась за металлическую стойку, я описал круг в воздухе и рухнул на деревянную ступеньку. Толпа, то ли мнимых, то ли реальных туманных болельщиков взорвалась громкими криками и овациями. Мгновение и все стихло. Нахлынула тишина, давящая, внезапная, неожиданная. Ни шума, ни людей, ничего. Да и ладно…

Ноги забарабанили по ступеням. Мгновение и я внизу. Еще одно и камень сменился мягким песком.

Из тумана выплыла швартовочная бочка и больно ударила меня в плечо. Всегда поражался, насколько шустрыми становятся неподвижные предметы, прячась в густом тумане! Правда, ни размышлять, ни тем более поражаться времени уже не было, как не было и желания. Так что, потерев ушибленное место, я шагнул от бочки к морю, туда, где как я знал, лежит припрятанное хлипкое пластиковое суденышко. Шагнул и сразу же остановился.

– Нет, подобное уже случалось! Как можно бежать без припасов! Я ведь не знаю, сколько плыть, не говоря уже о том, куда плыть. Забегу, пожалуй, к себе для начала… – подтверждая правильность мысли, в животе громко заурчало. Еще бы, я ведь не только не пообедал, я и позавтракать не догадался.

Не забывая об осторожности, я прокрался к двери казармы. Открыто. Заглянул внутрь, прислушался. Единственный звук, который пробивался сквозь густую, будто насыщенная тьма, тишину – легкий свист, дыхание воздуха, вылетающего через разбитое накануне окно.

Я вбежал в комнату. Огляделся, тщетно пытаясь хоть что-нибудь увидеть. Нащупал лампу, спички. Мерцающий свет осветил казарму, ставшую мне домом. Удивительно, но совершенно не хотелось покидать эту комнатку, как-то сроднился я с ней за последние дни. Своя она, уютная, комфортная и вовсе неважно, что убогая обстановка не шла ни в какое сравнение с приличным человеческим жильем.

Желтый отсвет слегка коптящего пламени пробежался по стенам, высветил нагромождение тряпок, служившее постелью, разинутую пасть ржавой буржуйки, отразился от блестящего бока чего-то цилиндрического, побежал дальше.

– Что это там такое интересное? – я подошел к буржуйке, присел, восторженно присвистнул, среди дров лежала наполовину полная бутылка. Коньяк. – Трофейный? Нет, я не приносил, думаю, это ребята, которые обыскивали домик соседей, взяли поживиться. Прихватили да потеряли в суматохе, не знаю, неважно, но ее я заберу…

Еще одна полезная вещь – ракетница. Проверил – заряжена, один заряд, сигнальный, но это неважно. Может корабль какой-нибудь на пути попадется, может еще для чего другого сгодится. Вот спасибо Даше, даже несколько жаль, что она мне не…

Надо было спешить. Прихватив бутылку, ракетницу, несколько питательных брикетов и две банки тушенки я бросился из дому. Оббежал, практически облетел вокруг здания, сложил свой скромный багаж в лодку, оттолкнул ее и сам запрыгнул внутрь.

Несмотря на то, что вид шлюпки не внушал доверия, она уверенно держалась на плаву. Размытое пятно частично оплавленного пластика, которое казалось самой хрупкой частью посудины, стойко выдержало давление, тем не менее, я предусмотрительно сел на корму, стараясь поднимать подозрительный участок выше уровня воды.

Приятная неожиданность – на дне нашлись весла. Почему-то раньше я их не замечал. Странно, как, собственно и большая часть того, что происходило со мной в последнее время. Все странное, все непонятное, а то, что еще как-то можно понять, крайне сложно объяснить. Пусть даже самому себе.

Как бы там ни было, а весла были. Короткие они и жутко неудобные, пластмассовые, выглядевшие крайне ненадежно, но выбирать не приходилось. Мне надо было грести, да чем угодно, хоть ладошками, лишь бы плыть быстрее. Тут главное не удобство, а уверенность, уверенность в том, что земля, большая земля, близко, а более того в том, что меня там встретят, там мне помогут.

Фантастическое плавание. Внизу туманная вода, вокруг стелящийся по глади моря водяной пар. Так сразу и не поймешь, где находишься, где небо, где море, плывешь ты или стоишь на месте. Трудно разобраться, да почти невозможно.

Стараясь изо всех сил, я работал веслами. Мысленно задавал ритм, стараясь двигаться плавно. Изредка мне казалось, что левое весло загребает сильнее, как следствие, лодочка постепенно заворачивает правее, но так это или нет понять было невозможно. Понимание также терялось в густоте тумана.

Очень скоро я приловчился, более того, вошел во вкус. Еще немного и смог бы претендовать на должность профессионального гребца. Где-нибудь на галерах. А что! Ведь это просто и чуточку даже увлекательно. Поднимаешь весла, опускаешь синхронно, погружаешь в воду, тянешь на себя, поднимаешь, от себя…

Шлюпка резко остановилась. Не ожидавший подобного поворота, я полетел вперед, выронил оба весла. Правое осталось в уключине, а вот левое сопровождаемое легким плеском, соскользнуло в воду и растворилось в тумане. «Рифы! – промелькнула страшная мысль. – Пробоина! Иду на дно?! Нет, не хочу, я ведь уже тонул, однажды, да сколько же можно!».

Совсем рядом с моей шлюпкой кто-то громко фыркнул. Направление мысли быстро поменялось. Я тут-таки представил огромного моржа, на которого налетела лодка, просто как «Титаник» на айсберг. Звук повторился, неизвестный еще раз фыркнул, но вдруг смачно выругался, отметая нелепое предположение о ластоногих айсбергах. В тот же миг за верхний край шлюпки ухватились две широкие ладони. Ядовито-алые с оранжевым оттенком перчатки, казалось, они залиты кровью.

Лодку сильно качнуло. Незнакомец с кровавыми пальцами попытался подтянуться. Я отчетливо представил свое падение в ледяную воду со всеми вытекающими последствиями. Плавать совершенно не хотелось, особенно учитывая то, что пловец из меня не очень…

Мысль, яркая, настолько яркая, что отозвалась вспышкой в моих перепуганных глазах, осветила затуманенный разум. Ведь все правильно, все сходится! Я понял кто тот, пытающийся раскачать мою посудину. Я точно знал, кто это. Именно так, это он и только он – неизвестный в туманной маске! Иного варианта не было, да и быть не могло. Он переиграл меня, он сделал ход первым, он пришел за мной! Я должен сопротивляться, сражаться, бороться за свою жизнь. Нечего ждать, необходимо перехватить инициативу, ударить, пока он в воде, пока он уязвим…

Рука схватилась за рукоятку моего единственного оружия – ракетницы. Пальцы дрожали, я сомневался, но тлела искорка надежды, я почти верил в то, что мне хватит решимости, что я выстрелю, пусть только его голова поднимется над бортом.

Окровавленные руки опять качнули лодку, на этот раз сильнее. Незнакомец еще раз фыркнул и начал медленно подтягиваться. Над бортом показалась макушка. Того же цвета, что и руки, яркая, красно-оранжевая, просто огромный злобный апельсин.

Палец вдавил курок. Казалось, ничего не произошло. Была только вспышка. Она на мгновение ослепила меня, дикий крик оглушил, лишь туман продолжал убаюкивать своим белесым спокойствием. Подчиняясь его гипнотическому воздействию, мои веки медленно опустились. Руки выронили теперь уже и вовсе бесполезное оружие, обхватили голову, пальцы зажали уши.

Открывать глаза не хотелось. Наверняка я бы много часов неподвижно просидел в плывущей в неизвестность лодочке, вот только вода, что плескалась на дне и все прибывала, не благоприятствовала туманным медитациям. Тут еще прибавился мерзкий запах горящего пластика. Щекотал он в носу, пробуждая беспокойство. На судне пожар, а огонь с водой – убийственная смесь.

«Пробоина в носовой части корпуса, левее форштевня, на уровне ватерлинии. Шлюпка не утонет, она оклеена пенопластом, но далеко не уплывет», – мрачно констатировало сознание, выдавая морские термины, которых я никогда не слышал. Как минимум, не должен был слышать.

Вода все пребывала. Она быстро погасила тлеющий пластик, обнажая большую прожженную сигнальной ракетой дыру. Точно в том месте, где ранее были следы оплавления. Так сразу и не поймешь, может я специально в него целился? Но зачем?!

Узнать, что стало с тем, в кого я стрелял, не представлялось возможным. Разве можно хоть что-нибудь разглядеть в сплошном тумане! Да и просто, а было ли? Стрелял ли я в кого-нибудь? Нет, это неправильный вопрос, ясное дело – стрелял. Ракеты нет, дыра есть. А вот был ли тот, в кого я выстрелил, или это вновь расшалившееся воображение? Так сразу и не разберешь. Правда, не то у меня положение, чтобы заниматься анализом, плыть надо, чем быстрее, тем лучше…

Устроившись на корме, мне удалось поднять нос шлюпки настолько, чтобы вода перестала затекать через пробоину. Работая одним веслом, подражая гондольерам Венеции, я старательно отталкивался то с левой стороны, то с правой. Движения судна заметно не было, но была вера, надежда на то, что я двигаюсь, плыву в нужном направлении.

Человек привыкает ко всему, особенно если у него нет другого выхода. Даже мое нынешнее далеко не самое удобное положение скоро стало вполне приемлемым. Я приловчился настолько, что суденышко, размером чуть больше обычной домашней ванны, двигалось равномерно и без толчков. Благодаря этому удалось сохранить плавучесть. Я специально не стал вычерпывать воду из лодки, поскольку она, скопившись на дне, отлично справлялась с ролью балласта, делая игрушечное плавательное средство устойчивым. Быстро забылись печали, о чем грустить, если все складывалось отлично! Вот еще бы совсем немного, еще бы убедить себя в том, что я знаю, куда плыву, и можно позволить себе по-настоящему расслабиться и начать радоваться жизни.

Утомленная непроглядной серостью, на передний план вышла память. Она в соавторстве с воображением выдала яркую и живую картинку из далекого детства. Не было на ней пластиковой лодочки, был плот. Собран он из цельных бревен, сбитых между собой железными скобами. Я на плоту, что плывет по реке, название которой не знаю, со мной друзья, которых не помню, рассказывают они веселые истории, поют песни народные, эпические…

– Из-за острова на стрежень… – разнеслось над водной гладью. Глухо звучала песня, казалось, теряются ее слова в непроглядной сизой дымке.

Трудно сказать, сколько времени продолжалось мое путешествие. Наверняка недолго, не создан я для дальних переходов, не выдержу серьезных физических нагрузок. Чуть поработаю, руки сразу же опускаются, спину ломит. А тут еще и особенности высоких широт. День слишком короток, да и днем его можно назвать с большой натяжкой, так сумерки. Быстро и необратимо густеющие сумерки. Понимает организм, что уже вечер, упирается он, требует отдыха.

Да, скоро я устал – дни бездействия не прошли даром. Страшно устал. Спину ломило, хотелось не петь, а выть, громко, протяжно. Руки, так те и вовсе отказывались шевелиться. Лишь ладони, покрытые большими, кровавыми волдырями все еще цепко держали весло. Будто понимали они, что эта пластиковая лопатка – единственное средство, последнее оружие в борьбе, в сражении с природой.

Все! Последний слабый взмах веслом и я окончательно сдался. Песня, давно перешедшая в хрип, потерялась в туманной тишине. Понимая, что приближаются последние минуты жизни, я замолчал и обреченно склонил голову. Пальцы задрожали, подчиненные суеверному страху. Умирать не хотелось, да еще и здесь, в холодном северном море. Разум лихорадочно соображал, пытаясь найти выход, но что он мог мне предложить?! Рука медленно поднялась ко лбу, неожиданно для самого себя я перекрестился. Один раз, второй. Попытался вспомнить молитву. Любую, пусть даже самую короткую, лишь бы настоящую, лишь бы к богу, вот только не смог. А ведь я знал, одну, не полностью, но знал!

Оказалось этого и не нужно. Достаточно крестного знамения, достаточно просто поверить! Подняв глаза, я увидел свет. Странное дело, в тумане, густом, нереально густом, образовался просвет. Туннель, в дальнем конце которого виднелась рукотворная звездочка. Маяк! Вот куда мне! Как хорошо, что маяки все еще работают, как хорошо, что не отдали навигацию во власть спутников и прочей электроники. Вперед!

Будто и не было боли, будто и не было усталости. Весло размеренно погружалось в воду, каждая мышца моего измученного тела напряглась, готовая отдать последние силы лишь бы приблизить землю. В тиши послышался шепот, мой шепот: «Тут уже и неважно, что там за берег, пусть остров, пусть голый камень, утес. Была бы твердая почва под ногами, чтоб не было бы той ледяной бездны, что сейчас подо мной. На суше и помирать не страшно».

Сильный толчок. Совсем как тот, недавний. Лодка уперлась во что-то твердое. Правда, на этот раз удар был гораздо сильнее. Громом прозвучал скрежет ломающегося пластика. Волна, «девятым валом» накрыла меня. Сразу стало понятно – камень. Каменистый берег.

Каким-то чудом удалось ухватиться за скользкий выступ. Пальцы намертво вцепились в обломок скалы, покрытый водорослями, схватились, обещая не отпускать. Другая рука также не бездельничала, она пошарила по поверхности соседнего каменного «отростка», нащупала небольшую трещину, за которую можно было ухватиться. Впилась в нее пальцами. Невесть откуда взявшиеся силы подняли меня на уступ. Сантиметр за сантиметром, все вверх и вверх я карабкался по отвесной скале. Взобрался на относительно ровную площадку, дальний край которой терялся в тумане.

Прогоняя понятное желание незамедлительно закрыть глаза, сознание требовало действия. Оно прекрасно понимало – уснув на камне, да еще и после холодного купания, можно не проснуться, а если и проснуться, то лишь для того, чтобы окончательно покинуть этот мир.

Пришлось прогуляться, благо, площадка, что приютила меня, оказалась не очень и большой – не более двух метров в ширину. Правда, в дальнем ее конце была опять-таки отвесная стена. Снова камни, редкие трещины, скользкий мох, щедро присыпанный колючим снегом.

Еще одно усилие. Еще один подъем. Еще одна ровная площадка. Только эта шире, да еще и с украшением. Ближе к ее краю расположилась древняя конструкция, сооруженная из толстых бревен – рама в форме буквы «П» с дощатой крышей. На горизонтальной перекладине, привязанный серым от старости канатом раскачивался сам собой огромный колокол. Покрытый зеленой патиной, он выглядел величаво и торжественно.

Повинуясь минутному порыву, я протянул руку, ухватился за обрывок каната, привязанного к языку, напрягся, собираясь привлечь к себе внимание колокольным звоном, но почему-то не решился. Что-то мешало мне, останавливало что-то.

Разбираться, что со мной не так не хотелось, сложно все это, да и зачем, если можно просто смириться.

Руки выпустили канат, я сел на нижнюю перекладину деревянной рамы, прижался к вертикальному бревну. Расслабился. Все-таки бревно это дерево, настоящее оно, теплое, почти живое. Согрело оно уставшую спину, расслабило напряженные мышцы.

Глаза закрылись, время стремительно помчалось вперед. Минуты сменяли друг друга. Усталость уходила, боль терялась на фоне подлинного спокойствия. Разгоняя мрачность мыслей, на туманном полотне засыпающего сознания промелькнули картины из жизни, но не моей, там были разные годы, разные эпохи, разные люди. Закружил меня хоровод чужих историй, заставляя забыть все горести и невзгоды, право, они столь ничтожны на фоне тысячей историй…

Думаю, это все дерево, не простое оно, не зря же колокол поддерживает. Хранит оно многое, помнит все.

Вслед за новыми ощущениями на меня нахлынуло невиданное блаженство. Спокойствие, которого я никогда не знал, наполнило меня. Тут же появилась уверенность, возникла и укрепилась вера в то, что я все делаю правильно. Вот только понять, что именно я делаю, почему-то не получалось. Да и неважно это…

Глава восемнадцатая

Преследователи и преследуемые

Продрог я. Что называется до костей. Холодный воздух, насыщенный парами воды, казалось, проник не только под костюм, который до недавнего времени более или менее справлялся со своей задачей – сберегал тепло, но и просочился глубоко внутрь меня. Ледяная влажность наполнила легкие, вызывая мокрый кашель, тяжелым грузом легла на дно давно уже пустого желудка. Мерзкое ощущение.

Открыв глаза, я увидел то, что и следовало ожидать – густую белесую дымку. Лишь немного разнообразя видимый мир, просто над моей головой чуть заметно покачивался огромный колокол. Вместе с ним покачивалась и вся поддерживающая его конструкция – массивна рама, собранная из серых от времени бревен. Надо же, а ведь совсем недавно это сооружение казалось надежным и даже чуточку монументальным.

Вокруг тишина. Сколько ни прислушивайся, не слыхать ни звука. Редчайшее явление для тех широт, куда меня занесло. Странно все как-то, неестественно. Ни крика птиц, ни скрипа старых досок, ни плеска беспокойных волн. Казалось, если я пошевелюсь, если сдвинусь с места, задену ногой камешек, тишина взорвется, как минимум, сломается. Глупая мысль, благо, она далеко не первая такая…

Понемногу реальность отходила на второй план. Ее, серую и унылую, затмили воспоминания. Вспомнилась величайшая глупость последних дней – жалкая попытка побега. Бессмысленное действие заранее обреченное на неудачу. «Ну и чего же ты добился? Да ничего, всего лишь еще раз потерпел кораблекрушение только уже на шлюпке», – подгоняя воспоминания, возникла из сумрака и тут-таки растаяла в нем другая мысль, на этот раз весьма разумная.

– Интересно, а много ли найдется людей, которые могут похвастаться тем, что дважды выжили во время кораблекрушения? Да еще и за столь небольшой временной промежуток, – стараясь приглушить мрачность ленивых мыслей, пробормотал я, – жаль не могу сказать, насколько он небольшой, плохо без календаря, собственно, как и без часов. Это все так, а вот с другой стороны, без них спокойнее…

Разговор с самим собой не клеился, но это мало меня беспокоило, все-таки надо трезво смотреть на вещи, надо признать – я далеко не лучший собеседник. Но это все ладно, да и не в том дело, просто я прекрасно понимал, что надо подниматься, двигаться, разминать ноги, руки. Шевелиться надо, а все эти не блещущие разумностью рассуждения и мысли вслух лишь наивная попытка отсрочить миг реального действия.

Тело отозвалось ноющей болью. Болело все и сразу, но более всего спина. Не хотела она выпрямляться, скрипели позвонки, судороги сводили затекшие мышцы. Все мое естество сопротивлялось, но я настаивал, двигался, упираясь в твердое и надежное дерево.

Удачно все-таки я расположился на ночлег – поддерживающая колокол конструкция защитила от холода, она же послужила опорой, помогла подняться. Наверняка любопытно мое пробуждение выглядело со стороны. Так и представляю, я, словно ленивец из тропического леса, обеими руками обнял бревно, почти сроднился с ним. Медленно перебираю руками, подтягиваюсь. Правда, ленивец я какой-то неправильный, ведь карабкаюсь, прижимаясь спиной к стволу…

Кое-как удалось распрямиться, неимоверное усилие над собой и боль ушла, даже спина и та почти смирилась, во всяком случае, перестала изводить ноющей болью. Стало по-настоящему легко, я почувствовал себя, пусть еще не настоящим человеком, но уже представителем одного из множества отрядов млекопитающих, более того, из числа прямоходящих их разновидностей.

Казалось, все хорошо, но нет, место освобожденное болью, тут-таки заняли сомнения. Нахлынули мысли, посыпались вопросы, требующие незамедлительных ответов. Почти сразу удалось от них отбиться, я решил так – нечего размышлять и сомневаться, первым делом следует осмотреться. Разобраться надо, где оказался. Обязательно найти людей, любых людей. Это важнейшая задача. Должны быть люди, не может же такого случиться, чтобы я оказался в еще более бедственном положении, чем ранее. Или может?

– Долой негативное мышление! – прохрипел я, чувствуя, как безнадега захлестывает, при этом понимая всю состоятельность терзающих сомнений. Нет, ну разве можно меня умным назвать? Бросил обжитое место лишь для того, чтобы попасть неведомо куда!

Пессимизм не унимался, он грозился полностью захватить мое сознание, замучить сомнениями, довести до безумия. Возможно, так бы все и случилось, но тут тишину взорвал выстрел. Громкий, отчетливый, он пробился сквозь стену безмолвия, окружившую меня, разрывая ее в клочья. В тот же миг, не успел утихнуть и звон в ушах, как вокруг меня зазвучали другие звуки. Разные они: простые и понятные, страшные и успокаивающие, обычные человеческие и без малого мистические. Истошно завопили чайки, зашумело бурное море, бросая резвые волны на скалы. Где-то вдалеке что-то монотонно заскрипело, отвратительный звук, который я уже когда-то слышал, но это все ладно, ведь там, в тумане кричали люди! Точно как и чайки, громко, пронзительно, надрывно, душераздирающе…

– Люди! – попытался закричать и я, но из горла вырвался лишь хрип, сопровождаемый противным кашлем.

Я раздраженно махнул рукой, прогоняя обиды и сомнения, оттолкнулся от ненужной уже опоры, от вертикального бревна, заставив всю шаткую конструкцию вздрогнуть. Рама уныло заскрипела, массивный язык еще более массивного колокола лениво покачнулся. Ноги понесли меня вперед, в туман, в неизвестность.

До боли знакомая картина – сизая дымка, густая, непроглядная. До чего же она мне надоела! Туман, вокруг один лишь только он, сырой, живой, покачивающийся…

Голос. Тихий, приятный, женский. Веяло от него чем-то добрым и чуточку домашним. Печальная песня, знакомый мотив. Я застыл, изо всех сил стараясь определить направление. Трудное занятие, почти невероятной сложности задача, густой туман он поглощает звуки, камень играет с отражениями, так легко поверить в то, что голос доносится одновременно со всех сторон, но ведь так не бывает!

Похоже, получилось сориентироваться. Как минимум, удалось себя в этом убедить. Я почти поверил в то, что знаю, где та, чей голос слышу. Пошел на звук. Шаг ступил, второй, остановился. Это все туман, он снова изменился. Скорее не он сам, а лишь его фактура. Медленно, будто изображение на фотобумаге, погруженной в проявитель, из него сформировалась серая, как и все вокруг стена. Фрагмент стены. Угол дома? Точно! Угол деревянного дома, сложенного из серо-стального цвета цельных бревен. Это добрый знак, более того, знамение, ведь где дом там люди!

Обрадованный столь важным открытием, я двинулся прямо, постоянно ощупывая шершавую древесину пальцами. Шел медленно, почти прижимаясь к стене, прекрасно понимая, что каждый шаг может быть фатальным. Кто знает, что там, в метре от меня, обрыв, бездна?

Голос, который вел меня, не собирался умолкать. Напротив, с каждым шагом он слышался отчетливее, поднимал мне настроение, бодрил, добавляя уверенности.

На очередном шаге я застыл. Туман не изменился, нет, разве что выветрился он из неповоротливого моего сознания. Совершенно неожиданно я понял, что уже не единожды слышал этот голос. Даже не так, я точно знал, кому он принадлежит! Думаю, я узнал его сразу, лишь только услышал, но не был готов признаться в этом самому себе. Это был голос Даши, дочери капитана. Да и песенка была той, что она пела мне когда-то. Не могу только вспомнить, когда именно…

– Это что же получается, – растерянно прошептал я, – на деле все даже хуже, чем я предполагал? Оказалось, мой побег ограничился тем, что я поплескался в бухте и взобрался на берег в сотне метров от того места, откуда отчалил?

Верить в это не хотелось и дело, конечно же, не в Даше. Просто средь этих камней осталось много такого, что хотелось забыть, но, увы, истина есть истина. Можно ее принимать, можно игнорировать, а можно пытаться отвергнуть, но ничего от этого не изменится – я все там же, около маяка, который так любят туманы. Не лучшая это новость, с одной стороны, но с другой, неужели голый камень где-то посреди океана лучше обжитой территории?

– Твоя работа? – в мои бесплотные размышления вклинился еще один, не менее знакомый, голос – капитан. Я мысленно сжался, не в силах побороть уверенность в том, что он рядом со мной, всего в шаге, а то и вовсе у меня за спиной. Медленно обернулся – никого, один лишь седой туман. – Ты сама-то хоть понимаешь, что натворила?

Вот оно что! Он разговаривает с дочерью…

– Да, я его отпустила. И еще раз да, я действительно уверена в том, что он невиновен, – тихий шепот достиг моих ушей, я непроизвольно улыбнулся.

– Очень в этом сомневаюсь, – даже сквозь туман чувствовалось, как он, невидимый, укоризненно качает головой, – очень сомневаюсь. Мы с ребятами обошли все помещения, осмотрели все, что только можно было осмотреть, заглянули в каждую каморку. Поверь мне, на сотню миль вокруг кроме меня, тебя, троих матросов и его никого больше нет.