скачать книгу бесплатно
Баба Феша покачала головой. Все вмести эти руны означали только одно: впереди предстоит тяжкое испытание, и неизбежность его не отвратить никому, даже богам. Механизм уже был запущен. Понять, когда это произошло было невозможно. С воя ли Лютого, который их привел к раненой девушке, а может с того самого пожара, в котором сгорел ее сын, а муж вынес из огня их внука Глебушку, а может с того момента, когда на свет появилась сама Федосья, или ее дед пришел на это место и поселился здесь? Поди, угадай. Да и не нужно это было. Самой главной в выпавшем раскладе, оставалась руна «Нужда», которая была символом подземного бога Вия. Следуя смыслу этой руны, человек должен ОСОЗНАТЬ предстоящее, и быть готовым к любому, чтобы ему ни предназначалось.
Баба Феша уже собралась убрать рассыпанные камешки, чтобы положить их на место, как тут на стол вдруг заскочил Фома. Раньше кот никогда не позволял себе такой вольности, а тут, на тебе! Поведение кота было столь неожиданным, почти невероятным, что женщина даже рассердиться не успела. Просто смотрела на пушистого наглого зверя с недоумением. А кот осторожно прошел между камешками, стараясь не наступить ни на один из них, а потом, дернув лапой, выкатил из стороннего круга один из них, белого цвета.
– Ты чего это, усатый… – Начала было возмущаться баба Феша, но тут же замолчала, увидев символ, вытравленный неведомо когда умелым мастером на белой речной гальке. Это была руна «Берегиня», напоминающая по своей конфигурации рыболовный крючок. Баба Феша взяла осторожно камешек в руки и потерла его полированную поверхность двумя пальцами, словно опасаясь, что сейчас эта руна превратится в нечто другое, совсем не дающее надежды. Руна была символом богини Макоши, и означала силу, направленную на созидание, образом которой служила береза, распускающаяся по весне. Женщина подержала немного камешек в руке, пока он не стал теплым, а потом посмотрела на кота, который сидел перед ней копилкой и мерцал своими янтарными глазами.
– Э-э-э… Да ты, Фомушка, у меня кудесник… Спасибо, милый, что надежду даешь… – И она погладила кота по мягкой шерсти.
Фома, выгнув спину, хитро прищурился, и спрыгнув со стола, скользнул обратно в спальню, нести дальше свою службу. Баба Феша убрала руны обратно в мешочек, затянула связывающую его бечеву и убрала в буфет. Постояла немного посредине комнаты, прислушиваясь к завыванию ветра за окнами, пробормотала тихо:
– Чему быть, того не миновать…, – и добавила еще тише, словно обращаясь к невидимому собеседнику. – Ничего, прорвемся… Не впервой. – И отправилась в спальню.
Девушка по-прежнему лежала словно мраморная скульптура, без движения. Черты слегка заострились, тени под глазами стали глубже. Голубоватое, едва видное свечение вокруг ее тела, было мерцающим, словно свеча, которая вот-вот должна угаснуть. Баба Феша подошла к кровати, и очень осторожноубрала выбившуюся прядку волос с ее лба.
– Борись, девонька, борись… Все еще только впереди. Бог Варуна не позволит тебе пройти по Звездному Мосту, и крылатый волк Симуран не пропустит тебя в его чертоги. Долг перед Родом удержать должен в этой жизни. И Путь свой каждый должен пройти до конца. А твой еще только впереди. Так что, борись, детынька, борись… А мы, чем можем, тем и пособим…
Ей на мгновение показалось, что грудь девушки стала тихонько вздыматься, как от слабого дыхания, а щеки слегка порозовели. Баба Феша поднесла керосиновую лампу поближе к лицу лежащей, чтобы убедиться в том, что ей это не почудилось. Точно, нет никакой ошибки. Женщина даже не заметила в какой момент на глазах у нее выступили слезы. А когда заметила, вытерла их сердито ладошкой. Ну вот еще, только слез сейчас и не хватало! Взяла чашку с отваром и постаралась влить еще немного раненой в рот. К ее радости и облегчению, девушка проглотила глоток, и тихонько вздохнула. Но ресницы не трепетали, глаза не открывались, дыхание стало ровным, хоть и очень тихим. Сейчас она просто спала.Не скрывая облегчения, баба Феша выдохнула. Погасила лампу и улеглась на старый овчинный полушубок, закрыв глаза. На этот раз, ее веки смежились очень быстро, и сон накрыл ее своим пуховым одеялом.
Она словно парила над землей, которую скрывала туманная пелена. Леса, поля, реки, озера – все виделось словно сквозь мутное стекло. Ей захотелось рассмотреть все поближе, и она, словно жаворонок, стала спускаться к земле по спирали, закладывая большие круги, и остановила свой спуск только тогда, когда все контуры на земле приобрели четкость и яркость. Увидела терема, выстроенные с небывалым искусством и расположенные в определенном строгом порядке. Все постройки были обнесены деревянным частоколом из могучих бревен. Узорочье, украшающее дома, из светлого, янтарного дерева сосны радовали глаз. Люди в красивых одеждах передвигались неспешно, занятые своими делами. С запада стали надвигаться грозовые фиолетовые тучи, разрезаемые короткими всполохами молний. Но что-то еще, помимо грозы насторожило ее. Тревога… Тревога во всем окружающем мире, нараставшая словно снежная лавина быстро и неотвратимо. И тут, она увидела… Со стороны, откуда надвигалась гроза, под прикрытием ставших почти черными туч, летели громадные диковинные птицы. Их было много, целая стая, только вот летели они в каком-то непривычном для птиц порядке. Она поднялась чуть выше, и вдруг поняла! Это были не птицы, а какие-то летательные аппараты, и шли они, чтобы уничтожить то поселение, которое она только что разглядывала. Гроза прикрывала их своим крылом, поэтому жители Скита не могли их увидеть. Она камнем кинулась вниз. Воздух резал ей крылья, и она закричала, заголосила, чтобы предупредить ничего не подозревающих людей, но из горла вырвался только какой-то неясный хрип, который не могли услышать те, на земле. И тогда она полетела навстречу нападающим, хотя понимала, что не совладать ей одной с этакой мощью. И тут с самой высокой башни Скита, раздался чистый колокольный звон. Она обернулась, чтобы увидеть, что произошло, убедиться, что жители увидели надвигающуюся на них опасность. На самой высокой башне Скита стоял старец в белой одежде. Это он зазвонил в колокол. Его руки опять поднялись, и чисты звон снова разнесся по округе. Этотзвук пронзал пространство, перекрывая шум надвигающейся бури, и тут же налетел порыв ветра. Он усиливался с каждым ударом колокола, переходя из простого ветра в настоящий ураган. Ее закружило в этом вихре, и она ослепла и оглохла от рева необузданной стихии. Летевшие ей навстречу птицы-корабли стали разламываться, рассыпаться на куски прямо в воздухе. И ураган крутил их обломки, разбрасывая по всей земле.
Баба Феша проснулась в одно короткое мгновение, все еще ощущая, как болят у нее все мышцы, словно она и впрямь боролась с ураганом. Рассвет осторожно вползал в небольшое оконце серой шугливой мышью. Она огляделась. Кровать была пуста, и аккуратно заправлена покрывалом, словно на ней никто и не лежал вовсе. Фомы тоже нигде видно не было. Баба Феша быстро поднялась и кинулась на кухню. В печи горел огонь. Кто-то совсем недавно подбросил в нее дрова. Женщина одним взглядом окинула комнату. Никого. Быстро набросив на плечи старую, вытершуюся от времени шаленку, она выскочила на крыльцо, и замерла на нем в удивлении, словно ее приморозило. Посреди заснеженной поляны, подняв руки к восходящему из-за леса солнцу стояла босая девушка. Белая широкая рубаха, в которую переодели ее Глеб с бабой Фешей, спадала с нее как мантия королевы. Светлые, чуть вьющиеся волосы, прикрывали ее спину ниже пояса, словно плотный золотистый плащ. Рядом копилкой сидел Фома, и не отрывал глаз от их гостьи.
Баба Феша, тихонько охнув от облегчения, опустилась тут же на ступеньку холодного крыльца. И в этот момент, из-за стены леса брызнули первые солнечные лучи.
– Будь Здрав, Трехсветлый!!! Слава тебе, Великий!!! – Голос звонким колокольчиком облетел поляну. И словно в ответ, из леса раздалось короткое волчье взлаиванье. Фома, выгнув спину дугой, зашипел, глядя на чащу. Девушка, опустив руки, звонко засмеялась и присела на корточки рядом с котом.
– Почто боишься, дурашка… Волчок – свой брат, он тебя не тронет. Да и я тебя в обиду не дам, Хранитель границы…
Кот сразу успокоился, и принялся тереться о ее колени. И тут, она, почувствовав присутствие другого человека, резко оглянулась. Увидев сидящую на крыльце бабу Фешу, быстро поднялась и сделала несколько стремительных, легких шагов по направлению к крыльцу, на котором та сидела. Не доходя два-три метра, остановилась. Мгновение внимательно рассматривала бабу Фешу, а потом, склонившись в низком поклоне до самой земли, с чувством проговорила:
– Будь здрава, матушка-охранительница Грани! Да пребудут в твоем доме Мир и Хлеб, а Душа твоя всегда будет в покое и благости, а Дух твой силен и крепок помыслами чистыми. Слава твоему Роду!
Баба Феша поднялась со ступенек и склонила голову, отвечая торжественно ритуальным приветствием ее Рода:
– И тебе здравствовать, дитятко, и Роду твоему благоденствия! – Потом, уже бытовым тоном добавила:– Входи в дом, не ровен час, еще застудишься… – И повернулась, чтобы войти внутрь.
Девушка, подобрав подол длинной рубашки, легко переступая, словно бы даже и не касаясь земли, взлетела на крыльцо вслед за ней. Фома успел проскочить между людских ног, и первым делом, запрыгнул на печь.
В доме баба Феша сразу кинулась к комоду доставать теплые вещи: нижнюю рубаху, юбку, теплую кофту и вязаные из пуха носки с длинной голяшкой. Протянула все это девушке со словами:
– Надень это, дитятко… Зябко-то в одной рубахе ходить. На улице зима, чай, не лето. А твою одежу я постирала, высушила и заштопала. Пускай полежит до времени.
Девушка взяла в руки вещи и стала их внимательно разглядывать с легким выражением удивления на лице. Только увидев пуховые носки, радостно воскликнула:
– Какие дивные копытца!! – И сразу принялась натягивать их на босые ноги. Все остальное отложила в сторону, с извиняющимся сожалением проговорив: – Спасибо, добрая Хранительница, но мне лучше мою одёжку, привычней так-то.
Баба Феша кивнула головой и достала с печи высохшую одежду девушки. Та, прихватив свои вещички скрылась в спальне. А хозяйка, громко крикнув ей вслед: «Я скоро», побежала доить своюМанюню, которая уже во всю силу своих козьих легких мекала в сарае, требуя к себе внимания и заботы. Вернувшись с подойником в дом, баба Феша застала гостью у плиты. Волосы уже были заплетены в тугую косу, белая льняная рубаха, аккуратно заштопанная бабой Фешей, заправлена в темно-коричневые штаны из мягкой кожи. Девушка деловито хлопотала у плиты, готовя еду. Пахло изумительно. Оглянувшись на вошедшую хозяйку, она быстро метнулась к столу и поставила миску с оладьями, немного смущенно улыбаясь. Поклонилась в пояс и проговорила:
– Прости добрая хозяюшка, что без твоего позволения кухарить взялась…
Женщина улыбнулась, тепло проговорив:
– Управляйся, дитятко, словно в своем доме ты. Мне это только в радость.
Баба Феша процедила молоко и сразу налила в миску коту. Его уговаривать не пришлось, он спрыгнул с печи и принялся лакать молоко, не обращая больше внимания на людей, будто их и не было здесь вовсе. Когда сели за стол, женщина обратилась к гостье:
– Меня зовут Федосьей, все называют «баба Феша», и ты так кликать можешь. А тебя как звать-величать, дитятко… – Девушка слега нахмурилась. И баба Феша, поняв ее затруднение, быстро проговорила: – Имя, если не хочешь – не называй, можешь прозвище свое сказать.
Девушка на мгновение задумалась и проговорила медленно:
– Клич меня Варной, меня так все в Скиту называли.
Баба Феша кивнула головой.
– Хорошее прозвание. Варна – бушующая, бурлящая вода. Тебе подходит…
Девушка, еще немного подумав, с улыбкой проговорила:
– А Матушка Йогиня при освещении Огнем дала мне имя Марфа…
Женщина ласково потрепала ее по руке и ответила:
– Истинным именем я тебя звать не буду. Ни к чему искушать судьбу. Варна, так Варна…
И она увидела, как ее нежданная гостья с облегчением выдохнула. И тут же обратилась к хозяйке:
– А скажи-ка мне, Хранительница Грани, где я? Места, вроде бы, знакомые, и в то же время, незнакомые. Даже воздух здесь как будто бы такой, да не такой.
Баба Феша на несколько минут призадумалась, прежде чем ответить гостье.
– Стало быть, ты из этих мест пришла.
Варна несколько раз моргнула, и проговорила несколько растеряно:
– Да, вот же Грань, а там, – она махнула куда-то в сторону, где было озеро, – там наш Скит. На самом бережку реки стоит. Я в разведку пошла, да напоролась на ворогов. Их предатель Хобяка вел, прямиком на нашу крепостицу, подлец эдакий!
Баба Феша только головой покачала.
– Ой, девонька… Здесь, кроме нашей-то деревни никакого Скита я и не припомню. И даже дед мой о таком не слыхивал. Видать, из дальних времен тебя перекинуло. А речка… Так там одно название осталось, ровно воробью по колено.
Девушка наморщила лоб, тоже о чем-то размышляя, а потом проговорила:
– Матушка Феодосья, мне обратно надо. Там, в Скиту, остались одни отроки, да старики. Ежели Волчок не поспел вовремя – быть беде. – И повторила. – Обратно мне надобно…
Баба Феша, будто извиняясь с сожалением проговорила:
– Ох, дитятко… Не в моих силах это. Да, теперь думаю, и не в твоих. Видать, при твоем переходе, грань времен нарушилась. А еще и того хуже, осталась прореха, которую потребно заделать, иначе – быть беде. Только вот сил у меня не такое дело не достанет… Стара я уже стала. Да, думаю, и по молодости лет я на такое не была бы способна. А сейчас-то уж, и подавно.
Варна растеряно посмотрела на старую женщину, и немного жалобно проговорила:
– Так что же теперь… Мне здесь, в вашем времени навечно оставаться? А как же там наши-то? Их и защитить некому… Воинов-то у нас и вовсе не осталось… – Потом, упрямо сжав губы, она решительно проговорила: – Нет! Не могу я здесь остаться! Мне назад край, как надобно! – И добавила немного жалобно. – А может, если мы вместе постараемся, так чего и получится?
Баба Феша тяжело вздохнула.
– Не думаю, детынька… Ты прошла с кровью. А, поди, и сама знаешь, что бывает, когда грань кровью напоить, какая энергия пробуждается. Все миры сдвигаются, границы разламываются. И боюсь, теперь никто не в силах тебя отправить обратно, будь он хоть самый Патер[7 - Патер – это верховный хранитель мудрости, или Владыка, но не в современном понимании «владыка», как повелитель и прочее, нет, у славян «владычествует» – значит, владеет знанием.] Дий[8 - Дий – верховный жрец, т.е. возглавляет Весь. У славян деление земли идёт по Весям – это духовно-административно-территориальные округа (у христиан это называется епархия). Отсюда и выражение «По городам и Весям»,].
Варна упрямо сжала губы.
– Не верю, что нет никаких путей обратно! Я должна сама посмотреть!
И она кинулась натягивать свои сапожки с короткой голяшкой из тонко-выделанной кожи. Баба Феша только руками всплеснул:
– Да ты что…! Мыслимое ли дело в такую-то стужу, да в эдакой обувке разгуливать. – Она кинулась к печке, достала сверху беленькие валенки, и протянула их девушке. – На-ка вот… Катанки обувай, да тулупчик, тулупчик-то надень.
Гостья опять отвесила хозяйке низкий поклон.
– Благодарствую, матушка Феодосья. – И, подпоясавшись ремнем, принялась засовывать за него небольшой боевой топорик.
Глава 5
Всю дорогу до дома Глеб не переставал думать о девушке, которую они нашли с бабулей. Интересно, кто она? Откуда? И как здесь оказалась? То, что девушка не из их привычного мира, было понятно. А все остальное – было загадкой, которая будоражила воображение. К тому, что его любимая бабуля была, мягко говоря, женщиной не обычной, он привык уже давно и воспринимал это, как данность. Но вот все напевы, легенды, сказы, которые он любил слушать по вечерам под завывание метелей и шум дождя, сидя у растопленной печи маленьким мальчиком, все это он воспринимал как некие фантазии, не имеющие ничего общего с реальной, настоящей жизнью. И теперь, появление этой девушки несколько нарушали его эту уверенность, и не казались уж такими небылицами все бабушкины рассказы и сказания.
По ночному лесу он шел довольно легко и ходко. Несмотря на то, что голова его была занята разными мыслями обо всем произошедшем, он слышал и видел все, что происходило вокруг. Лыжи скользили по снегу, будто бы и впрямь, шел он проторенной тропой.В темноте он видел все равно, что днем, как кошка, и эта его способность во время его службы не раз спасала ему жизнь, и не только ему. Хотя, от белых, высившихся по сторонам словно громадные крепостные валы сугробов снега, было не так уж и темно. Ему подумалось, не его ли бабуля и здесь руку приложила, чтобы внуку можно было до дома без хлопот добраться? И сам усмехнулся этой мысли. Похоже, теперь он даже в самой простой ситуации был готов увидеть вмешательство неведомых сил.Подходя к своему дому, Глеб увидел около забора приткнувшийся в сугробе УАЗик.
– Вот и гости пожаловали… – Хмыкнул он себе под нос. – Интересно, кого это на ночь глядя принесло.
В окошке маленького дома, который они, несмотря на многочисленные утверждения сельчан, что это «гиблое место», отстроили вместе с дедом Матвеем на прежнем месте, где стоял родительский дом, горел свет. А из трубы, замысловатыми петлями, которые вязал ветер, вился белый дымок. Зайти в дом и распоряжаться там так по-хозяйски мог только один человек, его старый друг и командир Сергей Ивашов. Он сейчас работал в области, был большим начальником, и встречались они крайне редко. И то, что Ивашов к нему пожаловал, да еще на ночь глядя, говорило либо о срочности и неотложности дела, с которым тот явился, либо о какой-то произошедшей беде. Мысли о последнем Глеб отогнал сразу. Зачем думать о плохом? Проблем и без этого хватало.
Обметя с одежды снег на крыльце и поставив лыжив сенях, он вошел в дом. За столом сидел Ивашов и, держа в своих руках, больше похожих на кувалды, которые могли принадлежать кузнецу-молотобойцу, но никак не работнику управления,довольно толстый томик со старинными легендами славянских народов, увлеченно читал. Услышав, как кто-то вошел, он отложил книгу в сторону, аккуратно закрыв слегка потрепанные страницы в старинном коричневом кожаном переплете, и с улыбкой поднялся навстречу Глебу.
– О-о-о… Наконец-то хозяин объявился!!! – Раскинул он руки, готовясь обнять старого друга. – А то я тут чуть не всю твою библиотеку уже перечитал, пока ждалтебя. Вон и печку растопил. Даже чай умудрился заварить. К твоим травкам я не прикасался, а то так, не знаючи, заваришь чаек у друга, да напьешься, а потом, глядишь, и хвост вырастет в самом неподходящем месте. – Коротко хохотнул Ивашов. Они обнялись, похлопывая друг друга по плечам, и майор продолжил говорить. – Знаешь, я тут у тебя занятные вещи откопал. Не зря же говорят, что для того, чтобы узнать человека, нужно посмотреть, какие он читает книги. А у тебя здесь, брат, все больше сказки. Только, они какие-то не совсем привычные что ли. Вроде бы те, да не те…
Глеб улыбнулся.
– Только не говори, Никитич, что ты проехал столько верст по заметенным дорогам, чтобы почитать мои книги, а потом обсудить их со мной. Тебя из твоего города в последнее время и калачом не выманишь.
Ивашов притворно вздохнул:
– Ты прав, Глеб Василич, не за сказками я к тебе приехал, и даже, не за песнями. Конечно, повидать старого друга всегда приятно, но… у меня к тебе дело неотложное…
Глеб его остановил.
– Погоди, Никитич… Что ж ты вот так, сразу, можно сказать, с порога, да о делах. Сейчас быстренько стол организуем, по пять капель выпьем, потом и о делах потолковать можно.
Майор слегка нахмурился.
– Прости, Глеб. Времени в обрез. Мне сегодня еще в район ваш надо попасть. – И видя расстроенное лицо друга, попытался смягчить свой, почти официальный тон. – Мы еще с тобой посидим, будет время, а пока… – Он присел обратно на лавку, и постучал по ней ладонью рядом с собой, приглашая Глеба сесть с ним.
Мужчины уселись за столом, и Глеб неодобрительно покачал головой.
– Нет, так негоже друга встречать за пустым столом. Давай, хоть чая нальем, что ли. – И он кинулся к печи.
Сидя за кружкой чая, Ивашов, без особых предисловий, начал:
– Ты, наверняка, слыхал, что в соседнем районе люди пропали, две группы туристов. – Глеб молча кивнул головой, и Сергей продолжил. – Поиски не дали никаких результатов. Теперь этим делом занялась Служба. Приехали со своими группами, будут вести поиски самостоятельно. Но и нам поручено тоже самое дело, так сказать, параллельно. Ты же знаешь, «старший брат» всегда норовит на чужом горбу в рай въехать. Проводников для «братьев» наших я уже подыскал, а вот в мою группу я хотел бы пригласить тебя. Ты эти места хорошо знаешь. Ну так что… Пойдешь?
Глеб слегка пожал плечами:
– Людей найти – святое дело. Конечно, пойду. Только ведь, насколько я понимаю, люди то пропали не совсем у нас, в соседнем районе. Конечно, и те места я знаю хорошо, с дедом на охоте не один раз бывали, но мне, все же, не совсем понятно…
Майор не дал ему договорить.
– Погоди, брат. Тут еще вот какое дело… – Ивашов на несколько секунд задумался, будто не решаясь, стоит ли говорить другу то, что хотел сказать, или лучше промолчать. Выражение некоторой неуверенности быстро сменялось какой-то сердитой решимостью на его добродушном румяном лице. В конце концов, он заговорил медленно, с прищуром проницательно глядя на Глеба своими карими глазами, словно пытаясь проникнуть в его самые сокровенные и потаенные мысли. – С этими «братьями» приехал один тип, странный какой-то. Представили его, как «специалиста по аномальным зонам», и мне пока непонятно, при чем тут наша область. Насколько я знаю, у нас тут никаких таких «аномальных зон» и в помине нет. И чувствую я, дело тут нечистое. Что-то темнят «братья». А в чем тут дело, пока понять не могу, и меня это слегка тревожит. Не люблю, когда меня используют втемную. – Тут он заметил, как что-то изменилось во взгляде Глеба, и сразу же вцепился в него мертвой хваткой. – А ну-ка, Василич, колись… Вижу, что тебе это словосочетание «аномальная зона» о чем-то говорит. – И тут же добавил с, непонятно откуда взявшимся энтузиазмом. – Точно, точно… У тебя же твоя бабка что-то навроде колдуньи… А ну… поделись с другом, не держи в себе… – И он хитро подмигнул Глебу.
Тот головой только покачал.
– Ну во-первых, не колдунья, а ведунья. Колдовство и ведовство – это две большие разницы. Но, я тебе, бестолковому, их объяснять не буду, все одно не поймешь, а коли поймешь – быстро забудешь. Насчет «аномальной зоны» мне ничего неизвестно. Но то, что места у нас не совсем обычные – это тебе и без меня вон в нашей деревне в любом дворе расскажут. Только вся эта «необычность», сам понимаешь, не для чужих ушей. И службистам, ты уж меня извини, я об этом рассказывать точно, не собираюсь. – Он на несколько мгновений о чем-то задумался, и добавил с некоторым сомненьем в голосе. – А с бабой Фешей поговорить насчет пропавших стоит. Она много чего знает. Глядишь, и подскажет что умное. – И совершенно неожиданно закончил. – А насчет сказок наших, ты не прав. Помнишь, в конце каждой сказки у нас всегда писали: «Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Только вот не каждый может этот урок с намеком понять и усвоить.
Ивашов с некоторым удивлением посмотрел на друга. А потом вдруг спросил:
– А мне с тобой можно к твоей бабе Феше? Уж больно ты меня заинтриговал.
Глеб пожал плечами.
– Бабуля чужих не жалует, но думаю, друга моего принять будет рада. Только, без предупреждения к ней нельзя. Да и дорогу к дому совсем перемело. Может, когда в другой раз…
Сергей Никитич посмотрел на Глеба внимательным взглядом:
– Ну, ну… В другой, так в другой. Да и мне все равно сейчас некогда, в район надо к утру быть. – Он поднялся с лавки. – Ну все, Глеб Василич, я погнал. А то, того и гляди, метель опять поднимется. Я с тобой надолго не прощаюсь. Дня через два заеду, тогда и план поисков, маршруты следования разработаем, все, как положено.
Глеб встал проводить гостя. В дверях они крепко пожали друг другу руки, и Ивашов произнес, тепло, без всякой «милицейской проницательности» глядя на своего товарища:
– Спасибо, Глеб, что согласился. С души, можно сказать, камень снял. Будет мне на кого положиться.
Проводив друга, Глеб, подбросив дров в печь, сел за столом и призадумался. Конечно, с проблемой пропавших людей можно было бы обратиться к бабушке. Но, до того ли ей сейчас? Необычная и неожиданная гостья, пришедшая неведомо откуда, занимала сейчас все ее время. Девушка была на грани смерти и бабе Феше, чтобы вытащить ее из лап костлявой, придется приложить немалые силы. Бабуле и до этого приходилось спасать людей, от которых уже отказывались врачи, но здесь случай был особый. Он и сам не заметил, как его мысли с пропавших людей и предстоящих поисков, плавно перетекли на незнакомку. Необычную одежду можно было бы списать на случайность. Мало ли, как в головы людям сейчас приходит странно одеваться. Некоторые и старину любят. Но вот стрела, торчавшая в теледевушки…. Стрела была самая, что ни на есть настоящая. Таких сейчас, да и уже последние лет пятьсот, как никто не делал. Старинное оружие от современного новодела Глеб отличать умел. Помимо стрелы, у незнакомки был нож из необычного металла и боевой топорик. Именно, что боевой, а не какой-нибудь бытовой для колки щепы. Все это указывало, что девушка вовсе не ряженная, а самая, что ни на есть, настоящая, то есть, пришедшая неведомо как из другого времени.
Глебу очень захотелось прямо сейчас, посреди ночи, рвануть обратно к бабушке на заимку, чтобы узнать, как там дела у раненой. И он неохотно был вынужден признать, что незнакомка завладела всеми его мыслями. О чем бы он ни начинал думать, а заканчивалось все ею. Понятно, любого человека притягивало все таинственное и загадочное. А уж гостья-то была – загадочней и таинственней некуда. Но что-то еще, помимо всего этого, цепляло Глеба в этой незнакомке. То ли контрастная нежная красота, переплетенная с силой воина, то ли еще что. Разобраться в этом он пока не мог, и решил пока не ломать над этим голову. Время само все расставит по своим местам. С тяжелым вздохом, поднялся, закрыл на щеколду двери в сенях, и отправился спать. Завтра было много дел. Нужно приготовиться к поисковой экспедиции. А еще, выкроить время, и, все же, сходить на бабушкину заимку, чтобы поговорить с ней по поводу пропавших. Вдруг у нее какая умная мысль появится, и она сможет дать, как всегда, внуку дельный совет? Он не хотел признаваться сам себе, что мысль, что он скоро опять увидит эту таинственную незнакомку, приносила ему некоторое облегчение.
Погасив свет, Глеб отправился в спальню. Дом был выстроен точно так же, как и прежний, родительский. И эта комната, которая сейчас ему служила спальней, была его и в прошлой, такой далекой и почти уже позабытой жизни. Почему-то, в ней ему было уютно и покойно, словно мама опять, сидя на краю его кровати, пела ему свою колыбельную.
Сон к нему не шел. Он ворочался с боку на бок на панцирной скрипучей сетке, стараясь гнать от себя мысли о найденной девушке. Получалось неважно, можно сказать, совсем не получалось. И тут ему в голову вдруг пришла другая мысль. Он даже вскочил с кровати, и принялся взволнованно бегать из угла в угол небольшой комнатки, запинаясь в потемках за домотканые половички, расстеленные на полу. А не связано ли каким-то образом появление незнакомки и пропажа людей? И сам себе тут же ответил. Глупости! Девушку они нашли только сегодня, а люди пропали уже больше недели назад, да и в совершенно другом районе, достаточно далеко от этой горы. Но, несмотря на разумность доводов, эта мысль почему-то не оставляла его. Он был, почему-то, уверен, что все в этой истории как-то связано между собой, только вот, как?
Глеб потер переносицу, словно пытаясь таким образом избавиться от навязчивой мысли. Это не помогло. Он вышел в кухню и подчерпнул ковшом воды из ведра. Выпил почти залпом, будто запалившись от быстрого бега. Уселся за стол, подперев руками голову, точно, прибывая в великой печали. На самом деле, печали, разумеется, никакой не было. Просто мысли одолевали разные. В тихой размеренной жизни, к которой он уже давно привык и которой искал, вернувшись после армии, появилась прореха, образованная появлением незнакомки. И что-то ему подсказывало, что его спокойной жизни наступил конец.Незаметно, голова его склонилась вниз, и он уснул, прямо сидя за столом.
Проснулся он внезапно с головной болью и задеревеневшими мышцами спины. С хрустом потянулся, посмотрел на часы. Время было ранним, но он решил, что дома ему делать нечего. Следовало сходить на работу и разобраться с текущими делами, если таковые вообще обнаружатся. На улице было еще темно. Стылая колючая февральская поземка стелилась растревоженными змеями, обвивая ноги, и пытаясь заползти под одежду. Деревня еще спала. Только в редких окнах уже горели огоньки, да неусыпные часовые солнца – петухи горланили по сараям, возвещая, как и сотни тысяч лет назад, скорый восход светила. Снег сочно хрустел под ногами, и головная боль на свежем воздухе быстро прошла. Но беспокойные мысли, увы, за ночь никуда не делись, и продолжали клубиться с назойливостью болотной мошкары в его голове.
Возле небольшой домушки, где, с одной стороны располагался фельдшерский пункт, а с другой – кабинет участкового, Глеб с удивлением увидел соловую кобылку, привязанную к коновязи. Лошадка стояла, понуро опустив голову, и, время от времени, тяжело вздыхала. Кому принадлежала лошадь Глеб знал, как, впрочем, знала об этом и каждая собака в деревне. Ее хозяин, закутавшись по самую макушку в старую овчинную доху, сидел на крыльце, и, похоже, дремал. Это был, известный на всю деревню охотник-зверолов Ёшка,мужичок неопределенного возраста, небольшого ростика, с кривыми ножками, лохматой большой головой, совершенно неподходящей к его тщедушному телу и простоватым, добродушным лицом с большими, по-детски широко распахнутыми глазами. Выражение наивности в этих глазах многими принималась за простоту, граничащую с придурковатостью. Но, так решить мог только тот, кто совершенно не знал Ёшку. Человеком он был добрым, отзывчивым, и, в некоторых вопросах, действительно, по-детски наивным, но «простым» его можно было назвать только в приступе белой горячки. Когда это было необходимо, Ёшка мог быть довольно жестким, живучим, как кот, и изворотливым, как ящерица, выскальзывающим из любой тяжелой ситуации, оставляя своего недоброжелателя или противника с куском дергающегося «хвоста» в утешение. Впрочем, таких у Ёшки было немного. Разве что, забредшие случайно в эти края браконьеры, любители поживиться на дармовщинку, ставившие изуверские капканы, ломающие лапы дичи, да стреляющие с вертолета по беззащитным волкам городские «охотники» из высоких чинов, которых привечал местный егерь. Милиция района до сих пор так и не нашла исполнителя диверсии, залившего с вечера в двигатель вертолета таких «охотников» пару ведер воды. За ночь вода превратилась в лед и забила все возможные трубопроводы и щели. В общем, вертолету на утро взлететь не удалось. Глеб (а с ним и вся деревня) прекрасно знал, чьих рук это дело. Но, во-первых, мужика он бы не выдал ни под какими пытками, потому что сам был ярым противником подобной «охоты», а во-вторых, как у нас говорится, не пойманный – не вор.
Сам Ёшка охотился «чисто», как говорили местные. Бил пушного зверя в глаз, и исключительно в том количестве, на какое был подписан контракт с охотхозяйством. Если брал крупную дичь, например, лося, то обязательно делился с соседями, особенно с теми, у кого было много ребятишек. Односельчане его любили, и часто пользовались его добротой и умелыми мастеровыми руками.
