скачать книгу бесплатно
– Постой!!! Давай я хоть фонарь захвачу. Скоро уже ночь непроглядная наступит. Мы с тобой в темноте лбы расшибем…!
Предложение подруги было не лишено здравого смысла. Я остановилась.
– Дуй за фонарем! Я тебя здесь подожду…
Валька метнулась к своему двору, а я осталась ждать ее на месте, по-прежнему, пытаясь придумать повод, почему дядя Слава не пришел сегодня к деду на поминки. Ничего хорошего не придумывалось. Ну не видела я никакого такого благовидного предлога, почему он не появился ни у меня дома, ни на кладбище! На душе сделалось совсем неуютно. Что же такого могло с ним приключиться, черт побери?! Пока я так размышляла, появилась Валентина. В руках был старенький фонарь, и вид у нее был весьма решительный. Чуть отдыхиваясь от быстрого бега, она, как солдат перед боевым заданием, четко проговорила:
– Ну, я готова, пошли…
И бодро зашагала впереди меня. Такая смелость меня несколько озадачила, но я поспешила за подругой, а то она сейчас там ворота сметет с такой-то решимостью. А кому восстанавливать? Вот, то-то же и оно.
Усадьба нас встретила темными окнами и закрытыми воротами. Это несколько нас насторожило. Почему-то шепотом, Валька спросила:
– А куда все строители подевались?
Ответа на этот вопрос я не знала и просто пожала плечами. Но потом сообразила, что моего жеста Валентина видеть не могла по причине: во-первых, кромешной темноты, а во-вторых, потому что, я стояла несколько позади нее. Поэтому проговорила:
– Понятия не имею. Может, вместе с Егором опять в город уехали за какими-нибудь материалами.
Поглазев еще несколько минут на закрытые ворота, мы пошли вдоль забора к месту, где была щель «для своих». Благополучно ее миновав, мы осторожно, словно индейцы в дозоре, стали пробираться ко входу в дворницкую. Света там тоже не было.
– Может, дядя Слава лег уже спать? – Прошептала подруга, озираясь по сторонам, словно опасаясь, что нас может кто-нибудь подслушать.
– Ага… Сейчас… В такую-то рань… Еще только десять часов. Но, в любом случае, лучше убедиться. Если и разбудим, думаю, ничего страшного не произойдет. Ну подумаешь, поворчит маленько. Делов-то! Но думаю, в дворницкой никого нет. Иначе, Жучка давно уже хоть разок, да тявкнула бы…
Мы подошли к дверям, и Валентина постучала. Сначала тихонько так, я бы сказала, даже деликатно. Не дождавшись никакого отклика, потеряв всю деликатность, она повернулась спиной к дверям и стала тарабанить ногой. Я еле ее урезонила.
– Да перестань ты!! Пол округи бы уже разбудила, если бы она спала, эта самая округа! Нет там никого! И так понятно…
Валька озадачено посмотрела на двери и проговорила страшным голосом:
– А вдруг там дяде Славе с сердцем плохо стало, а помочь некому?
Я тяжело вздохнула:
– Об инфарктах у собак я ничего не слышала. А ты?
– Чего? – В недоумении протянула она. – При чем здесь собаки?! Я тебе про дядю Славу толкую, а она мне про собак!
Я слегка разозлилась, и в тон ей ответила:
– Да, того!! Дяде Славе с сердцем стало плохо, а Жучка тогда где? Тоже с приступом рядом лежит? – До Валентины, наконец, дошло.
– Точно…Я про Жучку забыла как-то…
Мы еще постояли несколько минут безо всякого толка разглядывая дверь. Валька шмыгнула носом.
– Ну, и чего теперь делать? Где его искать-то?
Я напряженно думала, пытаясь сообразить, куда бежать. К нашему участковому? Так он над нами просто посмеется. И тут мне в голову пришла идея.
– Вот что… Давай обратно в деревню. Ты позвонишь сейчас Кольке. По крайней мере, он может посоветовать, что нам теперь делать.
Валька попыталась прикинуться дурочкой:
– Это какому такому Кольке?
Я тихонько рыкнула на нее:
– Какому, какому… Кирьянову, конечно! И не вздумай юлить и прикидываться дурочкой. Видишь какая у нас тут ситуация складывается. А ты сама знаешь, дядя Слава одинокий, о нем и побеспокоиться-то некому, кроме Жучки да нас. Жучка в данной обстановке – не в счет…
Говоря это, я еще тогда не знала, в какой «счет» окажется Жучка. Можно сказать, в самый главный «счет».
Глава 5
Мы еще походили немного кругами по двору усадьбы. Внутрь заходить очень не хотелось. Темные провалы окон скалились из темноты белыми облезлыми рамами, нагоняя на нас жуть. Слабый ночной ветерок шелестел в кронах столетних лип над головой, будто кто-то шептал нам сверху о чем-то, никак этим не добавляя нам оптимизма. В общем, мы поспешили из усадьбы убраться. И направились прямиком в фельдшерский пункт, где был телефон. Вальке, правда, пришлось еще раз мотануться домой и взять записную книжку с телефоном Кольки. Набирая номер на старом аппарате, она ворчала:
– Сколько годков не звонила, а сейчас: здрасьте вам, объявилась… Что он подумает? А вдруг, он уже переехал в какую другую квартиру?
Я только отмахнулась от нее:
– Не о том думаешь, подруга… У нас может уже какая беда случилась. А ты «что подумает». Да пофигу, что он подумает, лишь бы помог!
С тяжелым вздохом она набрала последнюю цифру, и мы обе приникли к трубке. Как и положено раздались длинные гудки. Мы слушали их в напряжении, как будто, от того, возьмет на том конце кто-нибудь трубку или нет, зависела наша жизнь. Когда уже наша надежда на ответ почти истаяла, мужской недовольный голос в трубке резко проговорил:
– Кирьянов слушает! – Мы с Валюхой испуганно посмотрели друг на друга, будто сразу обе потеряли дар речи. Еще более недовольный голос на том конце проговорил: – Слушаю! Говорите!!
Я опомнилась первой и шикнула на подругу:
– Ну!! Говори…!!!
Валентина трудно сглотнула и заблеяла:
– Коль, это ты?
На том конце последовала короткая пауза, и голос спросил:
– Кто это?
Валентина стала на глазах приходить в себя, принявшись щебетать.
– Коль, это Валентина, помнишь меня… – Это было произнесено таким голосом, что если бы у Кольки вдруг, по неведомой причине случилась амнезия, и он забыл даже, как его зовут, то после подобной интонации сразу бы вспомнил, кто такая Валентина.
Они принялись обмениваться репликами, на тему «как дела, как погода, как настроение» и прочее. Я, сдерживаясь изо всех сил, терпела сколько могла. Но когда пошли воспоминания об их последней встрече, и Валентина принялась совершенно неприлично хихикать (из чего я сделала заключение, что обычным провожанием до дому после танцев, у них дело не ограничилось), мое терпение иссякло. Я совершенно бесцеремонно выхватила у Валентины из рук трубку и быстро проговорила:
– Коль, привет, это Полина. Надеюсь, меня ты тоже помнишь.
Колька на том конце аж поперхнулся от неожиданности, но мямлить не стал, а серьезно проговорил:
– Конечно! Как можно было забыть нашу атаманшу «разбойников»! – Видимо, в моей интонации что-то такое было, что он сразу же спросил. – Девчонки, у вас что, проблемы какие-то?
Я на мгновение задумалась. Как по телефону можно рассказать обо всем, что у нас здесь творится? Поэтому ограничилась сжатым повествованием:
– Помнишь соседа Валентины, дядю Славу? – Услышав на свой вопрос утвердительный ответ, продолжила. – Так вот, он пропал при загадочных обстоятельствах. И мы волнуемся, как бы с ним беды какой не приключилось.
В трубке послышалось сопение, а потом голос спросил:
– А есть предрасположенность к беде?
Эк, загнул! Сразу чувствуется, ответственный работник. Правда, работник чего, я так пока и не прояснила. Но посчитала сейчас это выяснять не ко времени, и просто проговорила:
– Коль, нужна твоя помощь и совет. В двух словах по телефону всего не расскажешь. Ты не мог бы приехать? – И сразу, не дожидаясь его ответа, затараторила. – Все понимаю, ты человек, наверняка, занятой. Но дело серьезное, и доверить его абы кому мы не можем. Так как?
Опять сопение, и короткое:
– Хорошо, завтра утром приеду, ждите… – И потом уже более лирическое. – Давно хотел в родных местах побывать. – Затем последовал короткий смешок, и он положил трубку.
Валька даже забыла, что хотела на меня рассердиться, за то, что я у нее трубку забрала. С легким придыханием спросила:
– Что сказал-то?
Я, тоже выдохнув с некоторым облегчением, ответила:
– Сказал завтра утром приедет, ждите…
Валька вдруг как-то засуетилась.
– Полька, может ты завтра пирогов своих коронных испечешь? Все-таки, старый друг приезжает, столько лет не виделись…
Я на нее уставилась в изумлении.
– В себе ли ты, милая? Или забыла, по какому поводу он приезжает? Тут деда искать надо, впору, народ подымать, а она про пироги… Совсем, матушка, ты на голову слаба стала? А потом, если мне память не изменяет, то ты Егора собиралась охмурять. Или передумала?
Валька стала смотреть на меня, словно мышь на крупу, а потом вдруг, совсем неожиданно, разрыдалась. Размазывая ладошками слезы по щекам, она, беспрестанно икая и всхлипывая, стала выдавать какие-то отдельные фразы:
– Да…Вот так всегда… Всю жизнь… Тут бьешься, бьешься, а они, хоть бы хрен…!!! А что я могу… Я и так… стараюсь… Ну вот скажи, чего им еще надо-о-о… – Взвыла она под конец своей диковатой речи.
Я уселась рядом с ней, сгребла ее в охапку и стала, словно маленькую гладить по голове, шепча что-то успокаивающее на тему «все будет хорошо». В фельдшерском пункте было тихо, пахло хлоркой и еще какими-то лекарствами, поблескивали стеклом белые шкафчики, в которых хранились инструменты и какие-то пузырьки. Все это создавало какую-то чудную иллюзию, словно мы с ней совсем остались одни на всем белом свете, а инопланетяне сейчас над нами опыты будут проводить. Господи, какая чушь лезет мне в голову!!! Точно, уже пора нервы лечить! Меж тем, подруга стала затихать в моих объятиях, потом судорожно всхлипнула еще раз, и стала высвобождаться из моих рук. Вытерла ладошкой лицо, и обратилась ко мне с наболевшим для нее вопросом:
– Ну вот, ты Полька умная, так скажи, почему все так… так бестолково, не по уму, а? Или я хочу слишком многого?
Я пожала плечами, и задала ей встречный вопрос:
– Может, ты слишком уж стараешься? Попробуй для разнообразия не стараться, а просто побыть собой. Думаю, так будет лучше. А вообще-то, у кого ты совета спросить решила? У меня у самой в личной жизни полный швах. И вообще…! – Я будто опомнилась. Тут и вправду, хоть народ подымай по деревне, а мы тут разговоры про несчастную любовь завели. Совсем сбрендили девки, точно! – Пойдем-ка, еще раз, что ли, дом дяди Славы проверим, может вернулся…
Валюха повздыхала еще для приличия, но ситуацию прочувствовала, и с моим предложением согласилась. Закрывая фельдшерский пункт, она проворчала:
– Вот смеху будет, если дядя Слава сейчас дома окажется, а мы уже и Кирьянова на уши поставили. Сколько «ласковых» слов нас тогда завтра ждет…
Я, вздохнув, пробурчала:
– Предпочитаю, чтобы все так и было, а «ласковые» Колькины слова я как-нибудь переживу.
У дяди Славы дома никого не было. Собственно, это я так предложила, чтобы хоть чем-то Валентину занять. Сама от этого «похода» ничего не ожидала. Нехорошее, совсем нехорошее предчувствие поселилось где-то в самом солнечном сплетении, мешая дышать полной грудью, и никак не проходило. Наоборот, чем дальше, тем оно все больше усиливалось, и усиливалось, переходя постепенно в тихую панику.
Валентина заявила, что домой ночевать сегодня не пойдет, останется у меня. Примерно это звучало так: «В такие нелегкие и опасные времена стоит держаться вместе.» Так как, против того, чтобы держаться вместе, я ничего не имела, то согласно кивнула головой. Валюха по дороге взялась было опять строить различные предположения, по поводу, куда подевался дядя Слава, но я разговор не поддержала. Это было бесполезно. Бесполезно и глупо. Все равно, мы точных причин не угадаем, потому что слишком мало исходной информации. Попросту говоря, ничегошеньки мы не знаем. Наводило на размышление только одно: старик говорил, что видел, как по старому дому кто-то бродит, и скрежетание камней слышалось. Пожалуй, это было единственная не совсем обычная информация, которая и могла бы привести к каким-нибудь не очень хорошим последствиям. То, что дядя Слава все это придумал, или ему там, что-то показалось – подобные мысли я даже в голову не брала. Слишком уж здравомыслящим человеком он был, во всякие привидения и страшилки вовсе не верил, хотя, с удовольствием мог рассказывать нам какие-нибудь жуткие истории, особенно, о старых временах. Но сейчас идти и проверять старую усадьбу, я бы под страхом смертной казни не решилась. Хотя, честно говоря, я не видела в подобном героизме с нашей стороны особого смысла.
В общем, ничего толкового мы так и не придумали. Дома, выпив на сон грядущий чаю с мятой, мы еще немного погадали на эту тему, и разошлись по комнатам. Валентина, было, хотела продлить посиделки, да я воспротивилась. Поясняя ей, что если она плохо выспится, то завтра у нее под глазами будут черные круги, что, безусловно, девушку не красит. А тут Колька должен приехать, а у нее круги черные. Короче, очевидную связь между двумя событиями я ей ясно обозначила, и ушла, не дожидаясь комментариев, в свою спальню. Не знаю, кого я хотела обмануть, но даже чай с мятой не помог мне заснуть. Старалась на кровати не ворочаться, чтобы скрипом пружин не просигналить Валюхе, что я не сплю, а то сразу же притащится, и начнутся «тары-бары». Тогда, точно, до самого утра глаз не сомкнем.
В общем, лежала я так, уставившись в потолок, стараясь особенно не возиться, и уже даже, кажется, начала проваливаться в легкую дрему, когда сквозь этот зыбкий туман подступающего сна, вдруг услышала какой-то, не то скулеж, не то повизгивание. Подумав, что это Валентина опять принялась себя жалеть со всех сил, я залезла под одеяло с головой, стараясь не обращать на ее страдания особого внимания. Тем более, что особого повода и смысла в этих переживаниях я не видела вовсе. Но повизгивание не стихало, напротив стало переходить в какой-то подвывающий звук. На него отозвался мой кот, который заблажил дурным голосом откуда-то из-за печки, не иначе, как в знак солидарности со страдалицей. Разумеется, под подобную какофонию мысли о сне меня совсем покинули.
В несколько раздраженном состоянии, я вылетела в кухню, собираясь сурово вычитать Валентине за ее скулеж посредине ночи. А главное, что без малейшего на то повода, так, блажь какая-то в голову вошла. Так вот, с твердым намерением лишить подругу этой самой блажи, я и двинула в ее спальню, где и столкнулась с ней в дверях нос к носу. Вид она имела заспанный и слегка перепуганный. При виде меня, она ойкнула, схватилась за сердце и спросила громким шепотом:
– Чего случилось-то?
Я несколько растерялась. Если вид заспанный, то получается, что подруга спала, и проснулась только сейчас. Тогда возникает резонный вопрос: кто скулит? И тут меня словно кто обухом топора по затылку огрел, отчего в голове вспыхнул свет, озаряя очевидность ситуации. На секунду я замерла на месте, потом, включив свет, начала выглядывать фонарь, с которым пришла Валентина. Подруга металась за мной, повторяя:
– Да случилось-то чего? Опять призрак что ли?
Мне ее вопросы слегка поднадоели, и я, замерев уже с фонариком в руке посреди комнаты, особенно не выбирая слов, спросила:
– Слышишь, скулит? – Валька мотнула головой. – А кто у меня под окнами в такой час может скулить? Только Жучка дяди Славы, больше некому. Значит, с ним стряслась беда, надо торопиться!
Надо отдать должное Валентине. Не тратя время на дурацкие вопросы, она, быстрее, чем новобранец в армии оделась секунд за двадцать, и уже стояла в дверях, пританцовывая на месте от нетерпения, ожидая пока я сменю ночную сорочку на штаны и рубашку. Мы, чуть ли не толкаясь в дверях, вылетели на крыльцо, и чуть не споткнулись о рыженькое тельце Жучки. Она заскулила тоненько и жалобно, подняв к нам мордочку. Вся ее шерстка была измазана кровью. Только было не ясно, чья это была кровь, потому что, особых ран на собачонке я не заметила. Мы присели на корточки перед несчастной Жучкой, и Валентина начала ее довольно профессионально осматривать. На мой вопросительный взгляд, тихо ответила:
– Особых травм не вижу. Ушиб сильный грудины, видно пнул кто-то сильно, да ухо порвано, непонятно чем. Отсюда и крови много. А так… день другой отваляется и все будет нормально.
Жучка стала вдруг лизать руки Валюхе и скулить сильнее. А я стала расспрашивать, сама не веря в результативность собственных вопросов:
– Жучка, где твой хозяин? Где дядя Слава?
При упоминании хозяйского имени, собачонка завизжала еще громче и кинулась с крыльца. Не стоило и говорить, что мы, позабыв закрыть двери, рванули за ней. Это я, конечно так, для красного словца сказала, что мы «рванули». На самом деле, видно у псины тельце-то болело, потому что двигалась Жучка часто поскуливая, но не то, чтобы уж очень стремительно. В общем, быстрым шагом мы вполне за ней успевали. Понятное дело, к разговорам ни я, ни подруга были особо не расположены. Сердце в буквальном смысле этого слова, замирало от нехороших предчувствий. Какие уж тут разговоры!
Сначала мне показалось, что собака двигается в сторону старой усадьбы, но потом, Жучка сменила траекторию. Я долго не могла сообразить, куда она это нас ведет, пока, в свете фонарика не увидела кладбищенскую ограду. Кусты бузины густо разрослись вдоль кирпичного забора, в котором виднелись провалы. Кирпич раскрошился от времени, и теперь на кладбище можно было попасть, не обходя забор до ворот. Вековые деревья, росшие здесь давали приют множеству пернатых жителей, которые с самого утра и до поздней ночи щебетали и чирикали здесь, наполняя светлой музыкой своих голосов этот последний приют. Но сейчас здесь царила полная тишина. Кладбище наше было очень старым, если не сказать, древним. На нем встречались надгробья датированные аж тысяча семьсот, Бог знает, какого года. Особо знаменитых фамилий, которые можно было бы встретить в учебниках истории, здесь не было. Но граждане, похороненные здесь, безусловно, могли претендовать на свое место в истории нашего поселка.
Могила купца Афанасия Федорова выделялась из всех большим мраморным крестом, возвышавшимся над окружающими захоронениями, и затейливой литой оградой вокруг. Точнее, это была даже не могила, а склеп, в котором был похоронен сам купец и все его семейство. Умерли все почти одновременно, в один год, с небольшой разницей в несколько месяцев. Что с почтенным семейством приключилось, нам было неизвестно, да, если честно, не очень-то мы и интересовались этим.
Жучка из последних сил рванула вперед, сразу пропав из виду в зарослях, и через минуту заскулила, заплакала где-то в этих почти непроходимых зеленых дебрях жалобно и тоскливо. Мы, косясь на окружающие могилы, стали пробираться за ней. На меня напал какой-то страх. Не могу сказать, что я боялась мертвецов. Да и с привидениями у меня уже сложились вполне себе нормальные отношения. Но здесь, можно сказать, в самом сердце деревенского кладбища, мне сделалось как-то не по себе. Кресты и оградки поблескивали таинственно и жутко в неверном свете узкого серпика народившегося месяца, пробивающегося голубоватыми лучами сквозь густые кроны вековых деревьев. Лунный свет пятнами рассыпался по этому царству мертвых, не внося в душу ни покоя, ни умиротворения, только какую-то тревогу и легкий озноб.
Наконец, мы добрались до места, где скулила собачонка. Тело дяди Славы лежало между двумя безвестными могилками без оград, с покосившимися деревянными крестами, в позе эмбриона. Жучка, лизавшая ему лицо, вдруг, усевшись на задние лапы, подняла мордочку кверху и завыла протяжно и монотонно. От этого звука у меня по телу побежали холодные мураши, и, кажется, волосы встали дыбом. Я встала столбом, не в силах пошевелиться или сделать хотя бы еще один шаг, боясь увидеть то, что лежало на густой траве между могильными холмиками. Или, точнее, того, кто там лежал. И тут Валентина показала свой характер, во всей своей красе. Я только диву давалась, откуда что бралось! Отодвинув меня со своего пути властной рукой, она кинулась к дяде Славе. Осветила фонарем его скорчившуюся фигуру, затем, бросив фонарь на землю, стала пытаться перевернуть его на спину. Дядя Слава, хоть и не был богатырем, но мужчиной был довольно крупным. Валька обернулась ко мне, все еще замершей наподобие одного из кладбищенских памятников, и рявкнула:
– Чего застыла?! А ну, давай, помоги мне его перевернуть!
Я, будто очнувшись от какого-то морока, кинулась к ней на помощь. Вдвоем нам удалось его положить на спину. В косом свете, падающем от лежащего на земле фонаря, мы увидели, что его лицо было все залито кровью. Валька приложила голову к его груди, а потом попыталась нащупать пульс на сонной артерии. Я такое только в кино видела. Подняв голову, она озабоченно проговорила:
– Жив, но едва-едва. Его срочно нужно в больницу. Да не в нашу, в район надо везти… Вот черт! Как нам его отсюда вытащить!? Нужно аккуратно, у нас на это сил не хватит. – Говорила она быстро, отрывисто, как командир на поле боя. Затем, нисколько не заботясь, что на ней надето новое платье, зубами вцепилась в подол, и с треском оторвала значительную полоску ткани. Приподняв бережно голову дяде Славе, принялась умело и быстро ее перебинтовывать. Покончив с этим делом, сурово проговорила. – Ты вот что, оставайся здесь, присмотри за ним, а я в поселок, к нашему шоферу. Пускай машину сюда подгонит, да кого прихватит, чтобы помогли дядю Славу из этих кушугуров вытащить. Не забоишься одна то?
Я, сцепив зубы, чтобы не чакали друг о друга, просто кивнула головой. Валька вскочила на ноги, и понеслась обратно к ограде со всей скоростью, на которую была способна. А способна сейчас она была на многое. В своем подранном платье, с растрепанными волосами, подруга сама была похожа сейчас на призрак. Фонарь она оставила мне, сказав, что и так найдет дорогу обратно. По треску веток я могла отследить весь ее путь до ограды кладбища. Чувствовалось, что дороги она не выбирала, ломилась напрямик. Через минуту все стихло, только Жучка продолжала жалобно скулить. Я сдернула с себя кофтенку, оставшись в одной футболке, сложила ее рулоном и осторожно стала подкладывать под голову раненому. Руки тряслись, будто я, как наш школьный сторож, неделю из запоя не выходила. Дядя Слава тихонько застонал, и я моментально опять замерла сусликом, опасаясь, что причинила ему боль каким-нибудь неосторожным движением. Тихонько позвала:
