скачать книгу бесплатно
Я хмыкнула:
– Это ты, что ли «более опытный товарищ»? То-то с твоим «опытом» ты поплыла от первой смазливой мордашки.
Валька обиженно захлопала на меня ресницами:
– И не только от мордашки… А фигура, а голос… – И она мечтательно закатила глаза.
Мне эти «курсы повышения квалификации» уже слегка поднадоели, да и предыдущая ночка была та еще. Поэтому я несколько суровей, чем это требовалось, опять натянула на себя одеяло и проговорила:
– Так, все… Спать… А то завтра никаких пирогов не будет и, соответственно, никаких поводов прийти к дяде Славе в усадьбу.
Это возымело действие на подругу, и она, с тяжелым вздохом, принялась укладываться, кутаясь в одеяло. Вскоре, я уже слышала ее сопение. А вот с меня сон слетел, словно и не бывало. И я принялась ворошить свою память, стараясь вспомнить, что за девица стоит на фото рядом с дедом. Ничего толкового вспомнить так и не смогла. И это совсем не удивительно. Я больше запомнила какие-то яркие моменты моего детства. Как мы с дедом ходили на рыбалку, и я умудрилась свалиться в воду, не сумев вытащить рыбу, помнила своих друзей по детским играм и озорству. Но никаких девушек, которые были бы рядом с дедом Иваном в ту пору, хоть убей, вспомнить не могла. Оставалась одна надежда – на дядю Славу. С этими мыслями я и заснула, и спала крепко до самого утра. Если привидение этой ночью и приходило, то никто кроме Васьки его не встречал. А кошки, увы, говорить не умели.
На следующий день, ближе к обеду мы с Валькой отправились опять к старой усадьбе. Пока я с утра занималась пирогами, подруга успела сбегать домой и переодеться, обосновав свой поступок тем, что «не может же она в одном и том же платье перед человеком два дня показываться». Я только хмыкнула, слушая ее объяснения по этому поводу. Вот будет «весело», ели Егора уже не окажется в усадьбе. Но подруге о возможности такого исхода событий я предпочла не говорить. Нельзя подрубать крылья птице на взлете. То, что Валька всерьез решила заняться этим «Аркадьевичем», меня ничуть не удивляло. План по захвату неприступной (а может, и приступной) крепости был в ее уме уже разработан, боевые действия продуманы. Осталось только все это воплотить на практике. Мне почему-то казалось, что Егора таким «кавалерийским наскоком» не взять. Но это так, просто мои предположения, у которых не было никаких особых оснований. И вообще, мне было сейчас не до подобных глупостей. Хотя, подозреваю, моя подруга это так бы не назвала. К таким вещам Валька относилась избыточно серьезно. Наверное, именно поэтому, на моей памяти, как минимум раз в год ей приходилось зализывать раны и склеивать обратно разбитое сердце.
На подходе к усадьбе, она вдруг выхватила у меня из рук корзинку с пирогами, и, состроив уморительно-жалобную рожицу, попросила:
– Можно я Егору скажу, что это я пироги пекла?
Я усмехнулась.
– Да ради Бога! Только надолго твоей «маскировки» не хватит. Дядя Слава все равно знает, кто пек. А ну как проболтается? Получится не очень удобно. Не находишь?
Валька, обрадованная моим согласием, затрещала:
– А я и с дядей Славой поговорю. Ему-то до этого и дела не должно быть, кто, да как эти самые пироги пек. Главное, что он их будет есть.
Я опять усмехнулась.
– Ну, ну… А с чего ты взяла, что Егор еще там, а не уехал обратно в город? Что ему тут делать, в нашей-то глуши? – Капнула я все-таки немного дегтя в ее бочку меда.
Валька сначала испуганно охнула, остановившись, а потом, подняв очи к небу, и приложив свободную руку к груди, трагическим голосом проговорила:
– Не дай Бог… – Тут же поменяла выражение лица на озорное, и произнесла. – Не-е-е-т… Сердце-вещун, его не обманешь. Там он…
От всей этой ее пантомимы я чуть не расхохоталась. Но вовремя себя сдержала. Валька ведь и обидеться может.
То, что ворота усадьбы были распахнуты настежь, мы увидели издалека, и стоявшую «волгу» посреди двора тоже. Валентина победно улыбнулась. Глаза ее сияли, всем своим видом она словно хотела сказать: «Ну вот! Я же говорила!! Тут он, сердешный…» Забежала вперед меня, и стала передо мной крутиться.
– Ну, как я?
Я осмотрела подругу критическим взглядом с ног до головы, и серьезно проговорила:
– Красавица!!! У него нет шансов!
Валюха радостно засмеялась, и стала кружиться на месте, чуть не выронив корзинку с пирогами из рук.
Мы бодро зашагали вперед, к открытым воротам. А в усадьбе, похоже, кипела работа. Какие-то мужики, в количестве никак не меньше дюжины, таскали стройматериалы, бегая по залитому солнцем двору, словно мураши. Всей этой кучей народа руководил Егор. В строительной спецовке, с закатанными рукавами рубашки, разгоряченный работой он был особенно хорош. Валька встала столбом, залюбовавшись парнем. А я только усмехнулась.
– Чего встала, Джульетта? Твой Ромео хоть тебя и не ждет, но думаю, встрече обрадуется. Вперед! – И я тихонько подтолкнула ее в спину.
Валентина мелкими шажками засеменила вперед, напялив сияющую улыбку на лицо. А я заметила, что она и вправду была красавицей, и что они с Егором будут прекрасной парой. Но тут же себя отдернула. О том ли мне сейчас заботиться надо было. У меня были серьезные вопросы, на которые я хотела получить вразумительные ответы. Вот этим и стоило сейчас озаботиться. В конце концов, мы пришли навестить дядю Славу, вот мне его поискать и стоило. Но Валька, словно бригантина под всеми парусами уже летела к Егору так, что я еле за ней поспевала. Он заметил нас, и, что-то крикнув одному из рабочих, пошел с улыбкой нам навстречу. Не доходя до нас пары метров, остановился и, своим глубоким красивым голосом, произнес:
– Рад вас видеть снова. Как поживаете? – И одарил нас лучистым взглядом своих карих глаз, в которых плясали озорные искорки.
Да… Валюху понять было можно. Я почувствовала себя Элизой Дулитл[2 - Элиза Дулитл – героиня пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион»], которая в смущении стояла перед доктором Хиггинсом[3 - Доктор Генри Хигинс – герой пьесы Бернарда Шоу, который взялся из уличной торговки цветами сделать настоящую леди.]. Даже в рабочей форме он выглядел принцем, со всеми прилагающимися к этой должности безукоризненными манерами. Чтобы как-то это чувство сгладить, я вежливо поздоровалась. А Валька сразу кинулась в бой.
– Здравствуйте, Егор… А мы вот к дяде Славе, проведать, и пирогов принесли, с малиной. – Принялась щебетать она, протягивая ему для наглядности корзинку с пирогами. – Вы же, наверняка, знаете, что он вдовец. Живет один бобылем. Ему и пироги испечь некому. А ведь мы, можно сказать с Полиной на его коленях выросли. Кому, как не нам, позаботиться об одиноком старике. – И она, прямо на глазах, из жгучей красотки Кармен моментально перевоплотилась в мать Терезу, скромно опустив очи долу. И тут же, практически, без перехода, с загадочной улыбкой Джоконды, промурлыкала. – Угощайтесь пирожком. Он с малиной…
Я просто уже не успевала следить за сменой ее образов. Судя по несколько растерянному взгляду Егора, он тоже слегка опешил от такого натиска мимики и улыбок. Повисла неловкая пауза. И чтобы как-то ее нарушить, я, не заморачиваясь светским политесом, просто спросила:
– А дядя Слава где?
Егор ухватился за мой вопрос, как утопающий хватается за соломинку. Несколько суетливо (что совсем не идет принцу), он заговорил:
– А Петрович сейчас у себя, чай собирался приготовить и меня на чай звал… Пойдемте, я вас провожу.
Валька слегка нахмурилась из-за нарушенного сценария, но тут же взяла себя в руки и пропела:
– Вот и славно. Как раз пирожки вам будут кстати… – И нисколько не церемонясь подхватила Егора под руку и начала опять разливаться соловьем:
– Ах, как здесь у вас все налажено! Неужели вы сами тут работаете? Наверное, у вас и другие дела есть? А вы тут, с этой стройкой… – И она, с видом светской львицы, сморщив носик, повела неопределенно в сторону рукой, наверное, этим жестом желая проиллюстрировать свою мысль, о том, что принцам и принцессам не пристало самим заниматься «грязной» работой. Не дожидаясь ответа от Егора, она продолжила засыпать его вопросами. – А кем вы работаете? Ой, только не говорите, что вы строитель! – Она изобразила легкий испуг, граничащий с паникой. – Никогда в это не поверю…
Егор, уже оправившись от волны Валькиного натиска, со снисходительной усмешкой все же сумел вставить:
– Я инженер-механик…
От неожиданности, я бы даже сказала, от легкого разочарования, Валька слегка даже притормозила. На ее лице была так явно видна растерянность, что Егор, не выдержав, звонко рассмеялся.
– Что, не оправдал ваших надежд?
Валентина все еще продолжала хлопать ресницами, а он, взяв ее за руку, повел, как козу на веревочке, приговаривая при этом:
– Пойдемте, пойдемте… Надеюсь, не смотря на свою профессию, я могу претендовать хотя бы на один пирожок.
Валюхина стратегия сыпалась прямо на глазах. Но не тот полководец, что сбежит с поле боя, если что-то пойдет не по его плану. А тот, который сумеет перегруппироваться и вновь рвануть в атаку. Вот подруга, быстро перегруппировавшись, и рванула.
– Ой, Егор…. Какая у вас прекрасная специальность. А главное, всегда востребованная. Людям всегда нужно что-то ремонтировать… – Но, в области инженерной механики Валька была не сильна, и, понимая это, перешла на другую тему. – А вы здесь потом собираетесь жить, или опять в город уедите?
Егор с легкой, несколько снисходительной улыбкой посмотрел на подругу, и коротко ответил:
– Я пока не решил…
Похоже, «боекомплект» у Валюхи подходил к концу, и она нерешительно проговорила:
– Конечно… Что вам в нашей глуши делать. Так, на лето отдохнуть от города только если приехать.
А меня его снисходительность почти взбесила. Мне было жалко Валюху до слез, с ее восторженными мечтами и не сбыточными надеждами. Все ее жалкие попытки во что бы то ни стало ему понравиться, все ее «стратегии» и «тактики» заодно, он раскусил на раз. И теперь, просто подыгрывал ей, наслаждаясь этой игрой, как кот наслаждается забавой с мышью. И чувствовалось, что в этой игре он был мастером, и Валентине здесь точно ничего не «светит».
Тем временем, мы подошли к дворницкой. Открыв дверь, Егор громко провозгласил:
– Петрович! Гляди, каких гостей я тебе привел, да еще с пирогами.
Дядя Слава, хлопотавший возле стола, накрывая его к чаю, радостно потер руки:
– О, девчонки!!! Заходите, заходите… – Увидев корзинку, уже перекочевавшую из рук подруги в руки Егора, восторженно проговорил: – Неужто, Полинка, ты свои знаменитые пироги испекла с малиной для старика? Как же, как же, помню… ты когда стряпать начинала, а ведь еще совсем девчонкой малолетней была, так Иван, дед твой, царствие ему небесной, – он набожно подвел глаза кверху, – всю улицу угощал. Рецепт-то бабки твоей, покойницы. Знаменитый рецепт…
Я, вздохнув, посмотрела на подругу. Вот и последняя «наживка на принца» приказала долго жить. Валюха закусила губу, чтобы не разреветься, и с тяжелым вздохом, больше напоминавшем стон, уселась на топчан. Вид имела по пословице «сгорел сарай – гори и хата». Егор оглядел скромный стол, и озадачено проговорил:
– Вот только кружек у нас маловато. Я сейчас… – И развернувшись выскочил из комнатки.
А я решила, что более подходящего момента, чтобы задать дяде Славе свои вопросы без посторонних ушей у меня не будет. Достала спрятанное в карман платья старое фото, и, протянув ему, спросила:
– Дядя Слава, а ты случайно не знаешь, кто это на фотографии рядом с моим дедом стоит?
Старик, вытерев руки о свою старенькую тужурку, взял фотографию заскорузлыми от работы пальцами, и, прищурившись, стал ее то отодвигать то подальше от себя, то приближая ее чуть ли не к самому носу. Потом, вздохнув тяжело, покаянно проговорил:
– Нет, девки, без очков не разглядеть. Валентина, глянь там, рядом с топчаном ящик с газетами. Может там мои очки?
Мы с Валькой кинулись на поиски. Наконец, под ящиком, служившим, видимо, хозяину каморки тумбочкой, мы их обнаружили. Я протянула очки дяде Славе, и чуть ли не пританцовывая от возбужденного нетерпения, встала у него за спиной. Валька пристроилась со мной рядом, и мы стали вместе сопеть ему над ухом. Дядя Слава неторопливо напялил очки на нос, и стал внимательно смотреть на фотографию. Потом пожевал губами, помычал невнятно в раздумьях, и, наконец, радостно провозгласил:
– Так это ж никак Любка! Любка Соболева! Дочка нашего директора зверосовхоза!
Я разочаровано выдохнула. Это имя мне ни о чем не говорило. Когда я стала приезжать к деду на каникулы, никакого зверосовхоза тут уже и в помине не было. Я была несколько раздосадована на себя. С чего я решила, что дядя Слава, увидев эту девушку на фотографии откроет мне все тайны земные?! Видимо, из-за этой своей досады, а может быть из-за внимания, с которым мы все вместе смотрели на фотографию, мы не услышали, как в комнате появился Егор. Он подошел совсем неслышно, и я вздрогнула, когда услышала из-за спины его, почему-то сразу охрипший голос:
– Откуда у вас это фото?
Мы все втроем резко обернулись. Лицо у парня сделалось суровым, и та затаенная боль, которую я заметила в первый день нашего знакомства в его глазах, вдруг выплеснулась наружу. И у меня вдруг, не то от бабской какой-то жалости, не то от испуга, сжалось сердце. Он протянул руку и взял из внезапно задрожавших пальцев дяди Славы, фотографию. Мы молчали, как пришибленные. А он, стал внимательно рассматривать старую пожелтевшую от времени фотографию. Первой от ступора очнулась Валентина.
– А ты знаешь, что это за девушка рядом с дедом Иваном?
Егор, помолчав еще несколько секунд, будто раздумывая, отвечать или нет на заданный подругой вопрос, тихо проговорил:
– Это моя мама…
Сказать, что мы удивились, это значит, ничего не сказать. Мы просто впали в столбняк. Первой в себя пришла Валюха. Но, все, что ей удалось сказать на выдохе, это было протяжное «иди ты!». Дядя Слава в отличие от нас сохранил полное спокойствие. Задумчиво покивал головой, и проговорил тихо:
– Да, да… Помнится еще ее отец замуж выдал против воли за какого-то деятеля… Тогда таких было много, только не каждому наверх удавалось пробиться.
Егор, нахмурившись, посмотрел на старика, и под его взглядом, дядя Слава, кажется даже ростом стал ниже. Понятное дело, кому понравится, когда его родителей так вот обсуждают посторонние люди.
Валька вдруг обрела дар речи, и с интонацией Мюллера, обращающегося к Штирлицу, прищурив один глаз, спросила:
– А почему твоя мама стоит на фото рядом с нашим дедом Иваном?
Егор с недоумением посмотрел на Валентину, и ответил растерянно:
– Я не знаю… И этого… вашего деда Ивана я тоже не знаю. Мама никогда не рассказывала о нем. А кто он?
Валька быстро глянула на меня, словно спрашивая позволения рассказать «кто такой дед Иван». А я, по-прежнему, стояла столбом, и мысли в моей голове крутились, словно зимняя поземка в феврале. Не дождавшись от меня ничего вразумительного, она тяжело и скорбно вздохнула, и ответила:
– Это дед Полинки. Он три дня тому назад умер… Царствие ему небесное… – И подруга подвела глаза кверху, словно старалась увидеть это самое «Царствие». А дядя Слава тихонько закрестился мелким крестиком, чуть отвернувшись в сторону, надо полагать, чтобы никто не заметил.
Егор посмотрел на меня, будто ожидая каких-либо объяснений на эту тему. Я пожала плечами, на его взгляд, и спросила сама:
– А ты не можешь маму свою спросить, почему она сфотографировалась с моим дедом?
Егора мой вопрос почему-то напряг. Он насупился и буркнул в ответ:
– Не могу…
Валька, было, начала его уговаривать:
– Ну почему? Вопрос то простенький…
Егор резко повернулся к подруге, и, глядя на нее глазами больной собаки, проговорил тихо:
– Мама умерла, когда мне было шестнадцать… – И, больше не произнеся ни слова, молча вышел из дворницкой.
В каморке наступила тишина. Все почувствовали какую-то неловкость. Я посмотрела на дядю Славу:
– Дядь Слава, расскажи, что знаешь об этой женщине…
Старик вздохнул, и проговорил ворчливо:
– Ох, девки…. Не лезли бы вы в эту историю… Добра не будет…
Его слова, естественно, возымели совершенно противоположный эффект. «Залезть» захотелось с неимоверной силой. Увидев наши горящие взгляды, направленные на него, дядя Слава крякнул от досады, поняв, какую ошибку допустил. Но, слово – не воробей…, ну и все остальное. Вздохнул тяжело и проговорил:
– Ну давайте, что ли, чая тогда уж попьем. За чаем как-то легче вести беседу.
Мы с готовностью закивали головами, полностью поддерживая это его предложение. Он не спеша разлил чай по кружкам, и, словно испытывая наше терпение, неторопливо взял пирожок из корзинки и принялся его жевать, да при этом, нахваливать мои кулинарные способности. Я, чтобы не взорваться от нетерпения, сцепила зубы и через них цедила чай, выразительно посматривая на старика. Но он, не замечая моих взглядов, потянулся за другим пирожком. И это продолжалось до третьего пирожка, пока у Валюхи не кончилось терпение.
– Дядь Слава!!! Ну мочи же никакой уже нет!!! Мы ж тебе пирожки принесли и обратно не заберем! Рассказывай уже!!
Собственно, я с подругой была полностью согласна, но она не жила с дедом, как я, и поэтому не знала, что чем больше стариков торопить, тем медленнее они будут двигаться. Причем, неважно, в прямом смысле или в переносном использовать это слово «двигаться». Дядя Слава, спокойно откусил от третьего пирожка, и, тщательно прожевав, назидательно проговорил:
– Вам, молодым, все быстро надо… А про пословицу «Поспешишь – людей насмешишь», вы забываете. Мне же вспомнить все как следует надо, сколь годков-то уже прошло. Кое-что и забылось. Да и пирожки вкусные, просто язык проглотишь! Молодец Полинька, руки золотые… – И сурово глянул на Валюху, тем самым давая ей понять, что ее-то руки точно совсем из другого материала сделаны.
Но мою подругу укоризненными взглядами остановить было трудно. Она была похожа на бульдозер: чем больше препятствий на пути, тем большие усилия она вкладывала в их преодоление. Мстительно сощурившись, она протянула:
– Ну, ну… Придешь ты ко мне в больницу уколы ставить, когда спину прихватит…
Дядя Слава от такого заявления аж пирожком подавился, закашлялся надсадно, а я принялась по спине его стучать, глядя укоризненно на подругу. Прокашлявшись, он отхлебнул из своей кружки, вытер пальцами рот, и, осуждающе проговорил:
– Ну Валентина… Не баба – танк!
Валька, ни разу не смутившись, победно глянула на меня и лихо подмигнула, мол, знай наших.
