Где-то во времени. Часть 2

Где-то во времени

Часть 2

Энтони Саймски

Редактор Людмила Захарова

© Энтони Саймски, 2025

ISBN 978-5-0068-7358-2 (т. 2)

ISBN 978-5-0067-9459-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Где-то во времени

Часть вторая

Глава 1. Трэйтор

Тягучий, словно превратившийся в жидкость, воздух заполнял легкие. Непроглядная ночная пелена стремительно рассеивалась, будто фары Боливара рассекали ее подобно световому мечу джедаев. Громкая матерная ругань Нат и парней растянулась в воздухе, словно кто-то включил старый проигрыватель виниловых пластинок на максимально низкое количество оборотов. Создавалось такое чувство, что тело поместили в густой кисель. Но после парализующего разряда это было даже приятно.

Медальон нагрелся и стал сильно подпекать грудь. За стеклами уазика проплывали огромные сферы мерцающего воздуха, в которых отражались перевернутые отблески фар и очертания стремительно проступающего мира. Салон стремительно заполнялся светом, выхватывая из темноты разбросанные вещи и обрывки прострелянных курток.

Черная лента мокрой асфальтовой дороги плавно перетекла в очертания прокатанной пыльной колеи. Яркое пятно вечернего солнца возникло на светлом безоблачном небе, и в следующую секунду со свистом встречного воздушного потока в ушах Боливар выскочил в новый мир.

– Тормози! – крикнул Гарик.

Двигатель надрывно загудел. Корпус буханки пробрала крупная дрожь, словно стальной конь пытался пуститься в галоп, но неведомая сила сдерживала его.

– Да как вы на этом ездите?! – гневно выпалила Нат, несколько раз неумело ударив ногами по педалям и дергая рычаг переключения передач.

– Да аккуратней, чтоб тебя! – рявкнул Мезенцев. – Коробку угробишь!

Девушка пробубнила что-то неразборчивое, и машина, сильно качнувшись вперед, встала как вкопанная. Через открытую дверцу в салон тут же ворвалось огромное облако дорожной пыли.

– Мало нам одного Шумахера было… – закашлялся Вишняков, выпрыгивая в распахнутую дверь с «Сайгой» наготове.

Я невольно прищурился, не давая пыли попасть в глаза, и последовал за ним, прикрыв рот и нос сгибом руки.

Последствия попадания шокового оружия практически сошли на нет. Видимо, переход в другой мир как-то мобилизовал внутренние резервы организма. А может быть, так совпало, что оно перестало действовать само по себе. Только вот голова по-прежнему казалась пустой болванкой. Самосознание понемногу возвращалось в черепную коробку, переставая быть маленьким комочком, болтающимся на резинках. Вместе с этим на тело навалилась сильная усталость, буквально давящая к земле.

Автомат, болтавшийся на ремне, глухо звякнул о приступку и хлопнул по ноге. Нат с Мезенцевым наконец-то перестали орать друг на друга и тоже покинули машину. Я сделал пару шагов в сторону и, продолжая щуриться, перехватил оружие двумя руками.

Объятый клубами пыли Боливар замер на грунтовой дороге, заросшей по обочинам мелкой грязной травой. Солнце в этом мире клонилось к закату, но из-за резкого перепада освещенности я всё равно продолжал щуриться. Внезапная смена времени суток казалась неприятной, но после того как нас чуть не разорвали на части кровохлёбы с ремехами и не разнесли на куски рельсом, жаловаться неуместно.

Мы оказались посреди открытой местности. С правой стороны от дороги виднелось несколько домов. В первую секунду я невольно дернулся, решив, что стоит попытаться укрыться за машиной или хотя бы спрятать автомат за спину, но в этом явно не было необходимости.

На аккуратных квадратных окнах лежал толстый слой пыли и грязи, местами настолько толстый, что в стеклах даже не отражались блики вечернего солнца. Некоторые и вовсе выбитые.

Секции покосившихся оград заборов, сваренных из железных труб с прикрученными к ним деревянными штакетниками, местами полностью развалились и лежали на земле, исчезая среди прорастающей травы. В целом поселение выглядело весьма привычно, если не вглядываться в странную форму крыш, очертаниями напоминавших срезанную верхушку железнодорожной цистерны, опущенной прямо на коробку стен.

Проводя каждое лето у бабушки в Казахстане, я часто наблюдал заброшенные поселки. Они часто попадались вдоль дороги от таможенного пункта к месту назначения. Редкие поселения из одной-двух улиц с тремя или пятью домами на каждой. Одиночество и запустение оставляли неизгладимый след, и тут не надо обладать какими-то особыми талантами или подсказками медальона, чтобы понять, что данный населенный пункт необитаем уже очень давно.

На какое-то мгновение мне даже показалось, что я действительно оказался в Бурлинском районе Западно-Казахстанской области… На дороге к ставшему почти родным поселку Бумаколь. Или же колхозу имени Тельмана, как он назвался до распада СССР. Неверное, если бы не навалившаяся тяжесть, попадание шокера и ужасная смерть капитана с сержантом на моих глазах, я бы почувствовал щемящую тоску по родному краю и семье…

Но ничего подобного не произошло. И я был этому рад. Пустое пространство головы и так заполнялось огромным количеством вопросов, с которыми предстояло разобраться.

– Вроде чисто всё! – громко крикнул Вишняков, появившись с противоположной стороны буханки.

Оказывается, пока я стоял в нескольких метрах от машины, тупо уперевшись взглядом в заброшенные дома, он уже успел совершить беглый осмотр территории.

– Молодец, Бабах, – подбодрил я предусмотрительного друга.

Мокрый след наших покрышек и комков грязи плавно проступал среди поднятых клубов пыли. Характер их возникновения был похож на то, будто кто-то неведомый пытался нарисовать две параллельные чёрточки огромными карандашами, постепенно увеличивая нажим. А в конце этого рисунка теперь застыл ярко-оранжевый Боливар, поблескивающий на солнце. Никаких мерцающих оптических иллюзий, рябящих сфер горячего воздуха или очертаний ночного осеннего леса не видно. Вообще ничего нет, кроме убегающей вдаль пыльной дороги, петляющей среди небольших возвышенностей.

– Будто и не было Копыто и Седого… – протянул я, невольно положив руку на грудь, прислушавшись к медальону. – А до этого не было Людмилы и дома престарелых…

Побрякушка молчала.

На мокрую обдергайку оседала дорожная пыль. Я невольно провел ладонью по рукаву, отчего размазал грязь еще сильней.

– Вот чёрт… – тихо буркнул я, посмотрев на удары «лифчика».

Все кармашки для магазинов пусты, кроме двух, которые провернулись вокруг тела и оказались у меня за спиной. Я подтянул их поближе и, отщелкнув пустой рожок, примкнул новый.

– Так, – деловито воскликнул Гарик, тоже отходя подальше от Боливара и быстро осматриваясь по сторонам. – Все живы-здоровы? Тохан, Бабах?

– Живее всех живых… – отозвался Вишняков.

– Плечо твое как?

– Как новенькое, будто и не было ничего.

– А как у меня дела не хочешь спросить? – язвительно поинтересовалась Нат, обойдя буханку.

– Да! – тут же подхватил Гарик. – Я хочу не только об этом спросить! Я еще хочу спросить, а что всё это значит?

– Что именно?

Нат наигранно развела руками.

– Всё!

Поднятая пыль медленно оседала. Девушка по-прежнему злилась. Глаз не видно из-за прикрытых век, а внешним видом она больше напоминала разъяренного быка, готового броситься на обидчика. Ноги широко расставлены, голова наклонена вперед. Растрепавшиеся волосы прилипли к щекам и воротнику куртки. Не хватало только ударов ногой о землю и пара из ноздрей.

Впрочем, несмотря на свой грозный вид, Нат всё же снизошла до общения.

– Хорошо, расскажу, что знаю. Вы ведь те еще дураки! И только вот не надо мне врать, что медальоны купили! Наверняка украли…

– Ничего мы не крали… – громко возразил я. – И вообще, скажи для начала, а как ты с нами перешла, если у тебя такой побрякушки нет?

– Антон, ты правда тупой, – прохрипела девушка, и прозвучало это действительно грубо. Особенно учитывая тот факт, что она не подставила второе имя или прозвище, как обычно делала, чтобы никакое зло не могло меня найти.

Глупая примета, но мне почему-то в душу запала.

Нат резко оттянула воротник футболки и выдернула из-под него блестящий медальон, вспыхнувший в лучах вечернего солнца. Я удивился тому, как ловко ей удавалось его прятать всё это время, потому что никто из нас не заметил даже цепочки.

– Можно посмотреть? – я осторожно поинтересовался, хорошо помня, с какой скоростью в руках девушки мог появиться нож.

Брюнетка резко кивнула. Я сделал осторожный шаг, размазывая по мокрому лицу осевшую пыль.

На подрагивающей цепочке болтался точно такой же серебристый ромбик с изображением странной змеи. Как и следовало ожидать, верхняя часть рептилии оказалась особенной, напоминающей очертания мыши. Я смотрел на медальон несколько секунд, пытаясь сообразить, какой из множества вопросов озвучить первым.

– Насмотрелся? – девушка убрала медальон на место.

– Да. А почему он блестящий такой? У нас вот темные, как потемневшее серебро…

Нат злобно фыркнула, поправляя воротник футболки.

– Не как потемневшее серебро, а потемневшее серебро. В них его много, потому что это сплав. В вашем мире серебро разве не наделяют мистическими свойствами?

– Пуля из серебра убивает оборотня, – сказал Вишняков.

Прозвучало это не как шутка, а как констатация факта.

«Логично, – подумал я, – ведь еще несколько минут назад Вован поливал из пулемета мохнатых бесов и какую-то кибернетическую хреновину. А после такого оборотни вовсе не кажутся сказкой».

– Потому что с обменом веществ у вас непорядок, – начала Нат. – Это и немудрено, учитывая какую ерунду вы жрете. Поры закупорены, пот плохо отходит, серные соли скапливаются на коже, серебро окисляется.

Я понимающе кивнул, чтобы лишний раз не злить брюнетку, но сам подумал, что ее объяснение не подходит. Ведь медальоны уже были такими, когда мы их нашли.

– То есть ты таких темных никогда не видела? – тут же уточнил Гарик, подходя поближе.

Нат отрицательно мотнула головой.

– Потрите об мягкую тряпочку и будут блестеть.

– Получается, у тех военных, тоже медальоны были? – спросил Вишняков.

Девушка раздраженно кивнула.

– А с какой картинкой? – поинтересовался я.

– Картинкой? – губы брюнетки скривились в саркастической ухмылке.

– Изображением. Я так понял, на всех змея, но с разными головами, если можно так выразиться, – начал я, стараясь говорить как можно спокойней. – У Бабаха вот лев. У Гарика нормальная змеюка. Кобра. У тебя вообще мышь…

– Это крыса! – процедила брюнетка.

– Да не злись ты, – я выставил вперед руку в успокаивающем жесте. – Откуда мне знать? Просто контур неразборчивый.

– Да… – сквозь стиснутые зубы выдохнула девушка, запрокидывая голову. – Вы медальоны где угодно взяли, но только не купили…

– Это не важно сейчас, – заметил Мезенцев, пристально наблюдая за каждым ее движением.

– А почему солдаты их жетонами называли? – снова поинтересовался Бабах.

– Потому что солдаты на то и солдаты. Им много знать не положено. Они уже взрослые дядьки. Таких кустосы используют, когда воспитанников не успевают подготовить. Или когда попросту не из кого подготавливать.

– Можно отсюда поподробней, – попросил я максимально спокойным, даже немного извиняющимся тоном.

Девушка нервно одернула одежду и окинула нас недовольным взглядом. Похоже, она понемногу начала успокаиваться. Поймав на себе пристальный взгляд Мезенцева, она фыркнула и сложила руки на груди.

– Первый символ на медальоне – это общее назначение, – начала она. – Змея означает перемещение между реальностями. Или мирами. Иногда их сущностями называют. Не важно. Второй символ, который Антон разобрать не может, – специализация. Лев…

Девушка оторвала от груди руку и ткнула пальцем в Бабаха.

– Лев – значит воин. Бесстрашный воин. Чёрт вас подери, я же это уже говорила…

– Повторение – мать учения, – произнес Гарик, продолжая изучающее смотреть на девушку, явно думая о чём-то своем. – Ты продолжай, мы еще раз послушаем.

– Кобра жалит метко, говорила же… – сказала Нат, переведя палец на Гарика.

– Так вот почему ты видеть лучше стал! – тут же воскликнул Вишняков.

– Точно, – добавил я, прокручивая в голове самую первую схватку с бесами в городе вырванных сердец. – Помнишь, тогда, у магазина черти на тебя прыгнули, и ты из пистолета их уложил, потратив по одному патрону на каждого. А мы ведь только потом от вояк узнали, что у них сердце прямо по центру пасти… Вернее, за ней… Ну, ты понял.

Мезенцев потер грязную щетину и еле заметно кивнул, продолжая вглядываться в лицо девушки. Я только сейчас понял, что он старается не упустить каждый мелкий жест и движение глаз. Но Нат искренне погрузилась в собственные эмоции, поэтому не обращала внимания на столь пристальный взгляд.

– Так вот получается, как ты с оружием обращаешься, – протянул я, посмотрев на Вовку. – Словно всю жизнь этим занимался…

– А у тебя… – брюнетка направила палец в мою сторону.

– Птица какая-то, похожа на сову, – нетерпеливо подхватил я, ожидая поскорее услышать, что именно она означает.

– Это филин… – буркнул Володя.

– Я не знаю, – пожала плечами брюнетка. – Никогда не ставила целью всё запомнить.

– В смысле? – вырвалось у меня.

– В прямом, – огрызнулась девушка.

– Так хорошо, а что крыса значит? – быстро спросил Игорь.

– Угадайте… – хмыкнула Нат.

– Ближний бой? – предположил я, когда перед внутренним взором промелькнули картины недавнего прошлого, особенно тот момент, где Нат резко прыгает на неизвестного стрелка в попытке поразить его ножом.

– С чего бы это?

– Ну… Типа крыса, загнанная в угол, бросается в атаку…

– И кто, по-твоему, меня в угол загнал?! – воскликнула девушка. – И это я крыса? На себя посмотри, дрищ тот еще. Как там? Парнишка из шестидесятых?!

– Да успокойся, пожалуйста. Это просто поговорка такая… – пояснил я, сделав шаг назад, после чего выразительно посмотрел на Гарика. – Ну, спасибо, Мезенцев.

Тот никак не это не прореагировал, будучи полностью погруженным в наблюдение.

– Я думаю, это что-то связанное с медициной, – предположил он.

– Ну, хоть у кого-то здесь голова соображает, – фыркнула Нат.

– Это нелогично, – буркнул я. – Там, откуда мы родом, крысы ассоциируются с разносчиками инфекций и всякими болезнями.

– А у нас с регенерацией и выживаемостью, – язвительно заметила она.

– А чего тогда не ящерица?

– Не умничай, – отмахнулась Нат.

Я положил руки на оружие и сделал шаг назад. С каждой секундой изматывающая усталость наваливалась всё сильней и сильней, а в голове повисло какое-то странное, но уже знакомое ощущение. Окружающее пространство снова казалось мне и реальным, и нереальным одновременно. Я прекрасно понимал, что сейчас мы стоим посреди пыльной прокатанной дороги в нескольких десятках метров от первого заброшенного дома неизвестного мира. Но в то же время всё это походило на чудовищно реалистичный сон.

Среди нагромождения чувств и притупившихся эмоций проступала одна простая, согревающая измотанные нервы мысль. Я был рад, что Нат снова с нами. Пусть даже она злилась и проявляла какую-то неоправданную грубость. Впрочем, наверняка у нее были на то свои причины. Так что я решил просто не лезть и дождаться, когда она сама всё расскажет.

– Конечно, у вас какие-то улучшения пошли, – продолжила девушка. – Медальон – это энергетическая матрица, содержащая в себе профильную информацию. Он помимо воли понемногу улучшает того, кто его носит. Иначе не получится эффективно бороться с порождениями переработки.

– Ого, – как-то без былого энтузиазма воскликнул Вишняков.

Было видно, что он тоже устал. Мезенцев еле заметно кивнул, соглашаясь с какими-то своими умозаключениями.

«А мне тогда что эта энергетическая матрица говорит? – подумал я. – Если сова нарисована? Я что, должен мышей начать жрать?»

– Капитан говорил что-то о переработке, – продолжил Гарик деловым тоном. – Что это такое?

– А мне больше интересно, зачем вообще медальоны нужны? – буркнул Вишняков.

Брюнетка вновь тяжело вздохнула, убрав руки с груди и потерев шею. После чего осмотрелась по сторонам и, тихо хмыкнув, устало скинула куртку. Было похоже на то, что какая-то невидимая струна внутри нее оборвалась, и она заметно осунулась.

– Сейчас расскажу, морковки только возьму…

– Я принесу, – тут же отозвался Вовка, проскользнув в машину.

Нат сложила куртку пополам и, откинув прилипшие волосы, устало опустилась на приступку Боливара. Увидев длинные белые рубцы, рассекающие смуглую кожу на руках девушки, Игорь вопросительно поднял брови.

Для меня отметины откровением не стали, хоть я и видел их ранее, но только на боку брюнетки. А вот Мезенцев сильно удивился. Это походило на то, будто какой-то злобный хирург разрезал мягкие ткани, стараясь повторить внутренние расположение костей. Ближе к плечу шрам разделялся на множество ответвлений и скрывался под рукавом футболки.

Нат подняла на нас усталый взгляд. Пыль почти осела, и в вечерних отблесках солнца ее глаза искрились синевой безоблачного закатного неба.

– Я сейчас всё расскажу… – еще раз повторила она, поймав взгляд Гарика.

Из салона доносилось деловитое шуршание и глухие шаги. В скором времени появился Вишняков с морковной соломкой и пластиковой бутылкой воды в руках.

– Держи, – он протянул пакет. – Ох ты, ептить! Порезалась, что ли?

– Типа того, – девушка приняла пакетик и развязала узелок. – Сейчас всё скажу, вы только не перебивайте.

Вишняков посмотрел на нас с Гариком. Очевидно, выражение наших лиц было предельно сосредоточенным, потому что он даже не стал ничего спрашивать. Вместо этого Вован прислонил «Сайгу», которую всё это время держал под мышкой, к борту уазика и отвинтил пробку. Раздался характерный хруст пластика и звук объемных жадных глотков.

Утолив жажду, Вишняков протянул бутылку мне. Я, убедившись, что калаш стоит на предохранителе, молча взял предложенную емкость. Стоило первым каплям воды попасть в рот, как я осознал, насколько же сильно хотелось пить.

Нат тем временем задумчиво закинула в рот оранжевую полосочку. В воцарившейся тишине слышался лишь глухой хруст и бульканье воды.

– В общем так, – начала девушка. – Никогда бы не подумала, что придется объяснять очевидные вещи. Как вы уже догадались, есть огромное количество параллельных миров. У нас их так называют. Медальоны – это отличительный знак людей, призванных защищать свой и ближайшие сектора от вторжений. Это одна из их функций. Про вторую я уже рассказала. Третья – выступать в роли ключа, соответственно. Не знаю, как у вас это должно было быть, но обычно есть специальные центры, в которых подобные нам… Подобные мне проходят подготовку под пристальным надзором кустоса. По итогам многочисленных проверок и экзаменационных испытаний выдается медальон. Символ верхней части змеи – означает специализацию. Я после воспитательного дома поступила в университет здравоохранения. И только после этого проходила спецподготовку в центре. И так совпало, что мне достался медальон с крысой… Крыса это, а не мышь…

– Пару уточняющих вопросов, – быстро вставил Игорь, потянувшись за водой.

Я молча передал бутылку.

– Воспитательный дом – это что?

– Это заведение, где растут дети, оставшиеся без родителей или вовсе их не знавшие.

– Детский дом, по-нашему, – заключил я.

– Наверное, – без особого интереса бросила Нат. – Эти штуки хитро работают. Они не выдаются людям с родственными привязанностями. Эффективность будет очень низкой. Как правило, кустосы берут в воспитанники только сирот.

– Но у нас-то родители есть, – заметил Вишняков.

– Так вас никто и не обучал. И медальоны вы не покупали, – с легкой язвительностью парировала брюнетка. – Я, вообще, не знаю, как они на вас работают. Говорю же, это энергетические матрицы, их никак не обдурить.

– Может, потому что мы не в своем мире находимся? – предположил я. – Может быть, поэтому и работают.

– Нет, Палыч, – рассудительно заметил Мезенцев, сделав большой глоток. – Они сразу сработали. Вспомни День Панка…

Я согласно кивнул. Что-то по-прежнему не сходилось, так что стоило послушать дальше.

Нат не проявила никакого интереса к нашим рассуждениям и продолжила:

– Ты там про переработку спрашивал… Вот это всё, – девушка небрежно провела ладонью по шраму, – это всё переработка.

Вновь воцарилась тишина.

Нат сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями, и заговорила, глядя куда-то мимо нас:

– Переработка идет сразу за первой волной. В первой волне, как правило, эти черные твари. Медведи, которые вам машину поцарапали. Я эти отметины сразу узнала. Их задача сломить волю жителей мира, посеять хаос и дезорганизовать. Нанести массовый урон защитникам. Сломить их волю и посеять страх. А потом открывается портал или переход, как вы называете, и приходит переработка. Огромный механический центр и куча боевых машин… Самовосполняющиеся сволочи…

– Это как? – спросил Вишняков.

– Кровохлёба видели? – хмыкнула девушка.

Я молча кивнул.

– Когда-то это был человек…

– Чего? – выпучил глаза Володька. – Какой к чёртовой бабушке человек! Он же огромный!

– Больше на кибернетическую обезьяну похож, – согласился я.

– Человек, – настойчиво повторила Нат. – Откуда, вы думаете, это всё?

Она подцепила край футболки и задрала до груди.

Живот девушки рассекала такая же ветвистая сеть тонких шрамов, соскальзывая на бока. Местами линии превращались в большие круглые или овальные рубцы. Видимо, в этом месте кожу протыкало что-то соответствующего диаметра. Именно одну из этих отметин я и увидел тогда в салоне буханки.

«Вот чёрт, – опешил я. – Как же это было больно… Если это всё разрезы, то ее же практически полностью на куски порубили! Бедная Нат! Какой подонок мог такое сделать?!»

От этих мыслей к усталому сознанию начала подступать дурнота, и я молча опустился прямо в дорожную пыль, положив автомат себе на колени. Гарик приподнял «Кангол» и стал заглаживать волосы.

Нат быстро вернула одежду на место.

– Они вкачивают ускоритель роста… Заменяют кости и органы… – и без того хрипловатый голос девушки опустился еще ниже, но при этом в нём не прозвучало страдальческих эмоций.

– Есть специальные машины, которые буквально вытягивают тебя до нужных габаритов. Мощные токсины медленно заполняют кровь, пропитывая внутренние органы и перепрограммируя ДНК так, чтобы медленно убить воспоминания, самоопределение, разум и сознание. Место каждого уничтоженного отродья переработки займет новое. А то и два…

– А зачем это всё? – совершенно искренне поинтересовался Вишняков, опускаясь рядом.

– Всё в мире есть энергия, – пояснила девушка. – Энергия существует в равновесии. Она обретает форму и утрачивает форму, но продолжает существовать. Разумные существа коверкают равновесие. Разум – единственная сила, способная преобразовывать энергию в материю по своей воле и потребностям, зачастую даже этого не осознавая. Переработка стремится вернуть всё к изначальному балансу.

– Бред какой-то, – фыркнул я. – Как можно привести всё к равновесию, перебив кучу народа? Превратив их в уродских обезьян?

– Нет человека – нет проблемы, – мрачно заключил Гарик, возвращая бутылку Вовану.

– А что, Антон, перед тобой вот сейчас сидит одна из этих уродских обезьян, – горько хмыкнула Нат, так и не глядя в мою сторону. – Помнится, ты был не против, когда она твоего друга зашивала…

– Да я не это имел в виду!

– Но ты же жива-здорова! – поддакнул Вовка. – И не гоняешься за всеми…

– Это только потому, что чёртова переработка не успела завершить процесс…

Нат подняла с земли несколько мелких слежавшихся комочков грунта и стала бесцельно кидать их в кромку обочины.

– Они вторглись в наш мир внезапно. Как назло, кустос накануне убыл с отрядом лучших воспитанников. В первую же ночь, без всякой разведки, хлынули волны ремехов. Туман поднялся такой, что видимость упала до десятка метров. Мы сражались из последних сил, но уже к утру практически никого не осталось. А потом земля содрогнулась, и к нам прибыла перерабатывающая станция.

Пошла вторая волна. Кровохлёбы и прочая нечисть. Боевые машины били огнем, выжигая уцелевшие очаги сопротивления. Ну а тех, кому не вырвали сердце в первую ночь, обессиленных, зачастую в бессознательном состоянии утаскивали на станцию.

Когда я пришла в себя, то находилась уже в перерабатывающем помещении. Чёрт, как же я завидовала тем, кто так и не пришел в себя, когда начался процесс. Это адская боль и всепоглощающий ужас, и страх. Эти чёртовы машины, станки, автоматы, помпы, им наплевать, в сознании ты или нет. Они просто делают свое дело…