Абсурд – дело тонкое

– А чего тут думать? Я всё знаю. Мы с тобой боги. Остальные должны нам служить. Тебе – Светка вот, например. Мне – кто угодно другой. Другая. Не другой. Ты же понял, что я хочу сказать?

– Да понял. Не парься. На Светку смотри.

Одетая Света сидела и будто нас не слышала. Иначе, давно бы что-нибудь спросила. Или рассмеялась бы на Серёгиным заявлением о нашей божественной сути.

– А как предусмотрительно я сделал три стакана? А? – Серёга наливал содержимое бутылки, Света разбавила в своём стакане виски колой.

– Света, ты хорошая. Иди домой, пожалуйста, – я посмотрел на часы. Начало второго ночи уже.

Светка не уходила. Тогда я раскрыл окно, сорвал три листа. Отрасли, к счастью. Не пришлось вниз бегать. А пришлось бы – Серёгу бы отправил. Пусть бесплатный стриптиз отрабатывает.

– Не трать на это, пусть сидит! Не мешает ведь, – Серёга понял, что я хочу сделать.

– Хочу, чтобы Света ушла домой спать, – я смотрел, как листок тает в руках.

Когда дверь за Светкой захлопнулась, я начал излагать пришедшие в мою светлую голову мысли. Единственный, но благодарный, слушатель – Серёга.

– Значит так. У всех есть по три желания…

– Ежедневно, – вставил Серёга.

– Ежедневно, – я согласился с другом. – Но все загадывают какую-то чушь. Почему?

– Почему? – повторил вопрос Серёга.

– Вот это – главная загадка. Что не так, и почему мы додумались, а остальные тупят? И другими людьми тоже никто не управляет, хотя это легко и просто. Вот, как со Светкой.

– Мы самые умные, – Серёга потряс пустой бутылкой. – Закажи ещё парочку. Ящиков! Твои листы сегодня пропьём.

– Умник. Свои пропивай!

Вискарик я всё-таки заказал. Одну бутылку. Не нужно ящиками. Лишнее.

– Дай-ка я всё-таки в интернете пошарю. Может, что и найду.

– А я в магазин, – Серёга резко встал, показывая готовность пулей метнуться туда и обратно.

– В какой? У нас всё есть.

– В канцелярский, – удивил меня друг. – Денег займи, у меня ни копья.

Но это для Серёги нормально. Деньги у него не водятся. А когда появляются, долго не задерживаются.

Я включил свой старый, на ладан дышащий, если так говорят о технике, ноутбук. Браузер, поиск. Потом искать передумал и зашёл на форум, где обычно бываю. Там и пообщаться, и пошутить, и с девушкой познакомиться. Вы же не думали, что у меня в голове только Светка?

Что там пишут, интересно? Вот кто-то заказал растению доставку суши, восемь порций, из японского ресторана. Кто-то приобрёл в интернет-магазине седло для велосипеда. Пишут, оплатили курьеру. Очень удобно, говорят.

Люди расходуют по три желания так бездарно, что у меня аж свело скулы. Мир во всём мире нужно загадать в первую очередь. Обратной силы, отменившей бы прекращение всех войн, как мы знаем, нет. Вот и жили бы все долго и счастливо. А я почему это не заказал? Пожелаю обязательно! Чуть позже. Если не забуду.

Кликнул на медицинскую тему форума. Люди желают лекарства. Потом делятся эффективностью. До излечения, быстрого и бесповоротного, без лекарств, не докумекал никто. Да почему же все такие глупые?!

Может, три желания в день – это мало? Так нет же. Нужно просто голову включать. Вот, допустим, тратишь ты лист на путешествие на работу. Да? Так соберись компанией, потратьте один на всех. Это сегодня. Завтра так сделает другой, послезавтра – третий… Идея понятна? Коллективно, если скооперироваться, можно экономить собственные желания. Обеды тоже, кстати, можно загадывать сразу на всю контору. Снова экономия.

В дверь позвонили. Я испугался, что вернулась Светка и снова начнёт раздеваться. Раньше этого сильно хотел, а теперь страшусь. Странно, да? Но это был запыхавшийся Серёга:

– Без меня всё не выпил?

Вот, значит, что его волнует. Я, признаться, о вискарике и забыл. Человеческая глупость и неорганизованность не давали мне покоя.

– Я себе три сорвал, – Серёга выложил на подоконник розовые листочки. – Можем на двоих что-нибудь загадать. Если хочешь, конечно.

Видите? Даже Серёга додумался до коллективизма. В этом направлении, как я понял, на всей планете думали только мы, я и он.

– Показывай покупки, – я откупорил бутылку и налил содержимое в квадратные стаканы.

Из пакета «BMW», Cерёга, по всей видимости, захватил его с собой – экономный, друг достал толстый блокнот и шариковую ручку.

Быстро опустошив стакан, я наливал «на два пальца», Серёга стал что-то писать в свежеприобретённой записной книжке. Наше молчание длилось не менее сорока минут. Я успел принять душ и даже побриться. Серёга от трудов не отвлекался ни на секунду.

– Ты стихи там пишешь? Поэтом стать решил? – наконец я не выдержал.

– Какие стихи? А! Ты о строчках про любовь-морковь? И не думал. Я план составил. Ровно на сто дней.

– Какой план? Ты стал что-то планировать? Вот это номер! Действительно, мир изменился.

– Вот! – Серёга развернул блокнот и показал мне. Там, под каждой датой – это, как выяснилось, был ежедневник – красовались цифры от одного до трёх. А напротив цифр…

– Ты все желания на три месяца вперёд расписал? Ну ты дал!

– Учёт и планирование – наше всё. Бесконтрольно получатся только стаканы.

Я намёк понял и снова налил.

Ежедневник я, с разрешения друга, пролистал.

– Слушай, а почему в некоторые дни у тебя по два желания записано? Третье не придумал?

– Это для форс-мажора. Вдруг понадобится что-то срочно. Понял?

Надо же. Серёга действительно изменился.

– Чего сидим? Нальём и загадаем ещё. Угощаю! – Серёга отложил блокнот и потёр руки, как муха лапки.

И он действительно заказал. Не одну, конечно. И еду заказал. Но не полный холодильник, а одну большую пиццу.

– Серёга, даром лист потратил! Пицца – хорошо, но мало.

– Да, стратил, – Серёга схватился за голову. – А всё потому, что мало выпили.

– Поддерживаю!

Мы ещё долго сидели на кухне. Потом я вызвонил Светку, она примчалась мгновенно. Меня уже ничего не смущало, кстати. Вот она, волшебная сила односолодового! Серёга потратил ещё листик, и теперь мы стучали стаканами вчетвером – пришла Маринка, продавщица из магазинчика «Продукты» у моего дома. Не знал, что друг на неё запал.

Четвёртый стакан загадала Светка. Я не успел её остановить. Лист на такую мелочь! А ведь и все так, все люди нашей замечательной, но глупой планеты.

– Мы можем всё! – кричал Серёга.

– Да! Мы цари и боги! – отвечал я.

Мы радовались, как дети. А вот наши дамы нас не понимали. Куда им? Они обычные, как все, а мы постигли суть мира, оплетённого розовым исполнителем желаний.

– Светка! Я люблю тебя! – я обнимал теперь уже свою девушку, как я решил. Она, естественно, не против. Да и кто спрашивал?

– Маринка! – обнимал свою подругу Серёга. – Я тебя не люблю, но эта ночь – наша. А захочешь – и следующая. А потом ещё на неделе можем увидеться.

Мы с Серёгой сдвинули стаканы… Треньк!

* * *

Я смотрел на друга, а он на меня. Вокруг нас уже не было моей кухни. Мы сидели… В баре, куда ходили в прошедшую пятницу, в день, точнее, вечер и часть ночи, когда началось розовое волшебство.

– Не понял. А где вискарик и девчонки? – Серёга держал в руках стакан. Он сунул язык в содержимое и отставил в сторону. Я сделал то же самое. Да, не односолодовый, а та бурда, что мы обычно заказываем.

– Всё закончилось почти не начавшись. Что это было, Серёга? – я понял, что чудесам пришёл конец.

Но друг не слышал. Он выбежал на улицу. Отсутствие, впрочем, продлилось буквально секунд десять.

– Ничего розового. Ни-че-го! Как же так?! Я даже с Маринкой не успел. Это несправедливо!

– Жизнь вообще несправедливая штука, друг, – я пододвинулся к чуть не плачущему Сергею и положил руку ему на плечо. – У нас был шанс. Или возможность. Или ещё что, не знаю… Но мы всё профукали.

– Не всё! – внезапно Серёга взбодрился, встал и принял позу памятника Пушкину, каким тот стоит в Петербурге на площади Искусств перед зданием Государственного Русского музея.

Я не понимал, что Серёга хочет этим сказать:

– Поясняй. Я что-то торможу.

– Внимание на джинсы и кроссовки. А? Как тебе?

Только сейчас я обратил внимание, что на Серёге те самые штаны и кроссовки из каталога.

– Ну что, мальчики, наговорились? По домам?

Глаза Серёги полезли на лоб. Он смотрел мне за спину, а я узнал голос.

– Света?

– А кого ты ждал, гуляка-казанова? Ни на секунду оставить нельзя. Хорошие джинсы, Серёжа. К ним бы ещё куртку, как у меня была. Косуху с заклёпками, – Светка поцеловала меня в губы. – Пойдём?

– Куда? – я наконец-то смог говорить.

– К нам домой.

– К нам?

– А к кому? Я вызвала такси. Имею право забрать супруга в ложе для исполнения супружеского долга, – Светка показала безымянный палец на правой руке. На нём сверкало обручальное кольцо. Именно такое, как я когда-то представлял, что надену ей в день нашей свадьбы. На моём правом безымянном тоже блестело. Да ладно!

– Ну, пора, значит пора, – Серёга всё быстро понял. Или сопоставил. Розовое оставило каждому из нас то, чего мы хотели больше всего на свете.

Светка понюхала наши с Серёгой стаканы:

– Как вы это пьёте? У нас дома есть односолодовый. Может, к нам, Сергей. Я обещала Марине из магазина вас познакомить. Ещё не поздно, запросто ей позвоню. Набирать?

– Звони! – воодушевлённый Серёга почти танцевал под попсовый мотив, заигравший из скрипучих колонок над барной стойкой.

А утром… А что «утром»? Утром начался новый день. Другой, не похожий на все остальные.

Юлия Бадалян

Бездна смотрит на тебя…

«Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя» – слышала она в детстве от бабушки. Поучая внучку, бабушка вкладывала в это изречение Ницше несколько иной смысл, чем философ, предупреждавший борцов с чудовищами. Она предостерегала девочку от уныния и бездеятельного отчаяния. И девочка, теперь уже взрослая женщина, старалась, встречала повороты своей судьбы стойко. Цепенея в первые мгновения, быстро овладевала собой и хладнокровно составляла план действий. И не успокаивалась, пока не исполнит его. Всё это время внутри неё будто бы жил стальной стержень, не дававший ей потерять себя. Расползтись бесформенной массой, забыть о том, что делает её самой собой. Заглянуть в бездну.

А может зря? Вот она – чёрненькая, чавкающая, приветливая… Придёт время, и она улыбнется тебе беззубым ртом безумия, дохнёт пылью небытия. Придёт время… Оно уже пришло? Тёмное, вязкое, беспросветное. Время отчаяния. Много ли нужно одинокой тридцатилетней женщине, чтобы впасть в него?

Ей было нужно много – и она это получила. Смерть, сначала мужа, потом любимого младшего брата, непоправимая ссора с сестрой, долги… Не все ли равно, что привело её на край?

А там, на краю… Интересно там. Ведь там бездна.

* * *

Всё началось с того, что из незнакомой пока бездны… нет, Бездны! Из Бездны выпорхнул попугай. С мощным клювом, внушительным хохолком и весьма любопытным лексиконом.

«Время вышло! – провозгласил он, по-хозяйски усевшись на шкаф. – Пройдите в первый вагон!»

Кто обращает внимание на бестолковую болтовню попугаев? Никто. А зря: вагон действительно был. Дверца шкафа-купе гостеприимно отъехала, обнажив гладкий бок поезда метро и уже открытую дверь. «…следующая станция – «Зоопарк» – услышала она, с удивлением обнаружив себя на прохладном сиденье. Минута, другая – и она уже стояла в пустом гулком вестибюле. Одна.

«Зоопарк закрывается через час», – услужливо предупредил попугай, слетев с ближайшего светильника. И она пошла. Мрамор под ногами масляно поблёскивал, струился, заплетался в узлы… «Змеи!» – ещё не до конца осознав это, она пронзительно завизжала. Заметалась, пытаясь найти свободную от отвратительных гадов дорогу, и, наконец, побежала к выходу, вскидывая колени, будто пытаясь взлететь над собственным кошмаром.

* * *

Как она попала к этой клетке, не знал никто. Даже попугай, который встречал её, повиснув на прутьях вниз головой.

– Что же ты обидела нашу девочку, – укоризненно проскрипел пернатый, – мало того, что никакого почтения, ни одного комплимента, так ещё все ноги ей отдавила! Не боишься, что детишки за мать вступятся?

– К-какую мать? – стуча зубами, спросила она.

– Нашла, кого спрашивать! – расхохоталась вредная птица. – Ты разве не знаешь, что у попугаев отсутствует осознанная речь?

– Но как же… А сюда как? – пролепетала она.

– Как-как-как… Кеша-мальчик! – проскрежетало в ответ.

– Ты же говорил… Вот ехидный! – попугай всё больше её злил.

– Ехидна-ехидна-ехидна… – отозвался тот, изображая эхо.

Она досадливо отмахнулась и замерла: прямо над головой что-то захлопало. И этим чем-то, вернее, кем-то, оказалось весьма странное существо. На гладком и блестящем, словно бронзовом, теле льва хлопали роскошные терракотовые крылья, разгоняя мощные потоки воздуха. «Чудовище!» – крикнула было она. Но нет, сдержалась, всхлипнула только. И правильно: разве можно так называть красивую женщину? Рыжие кудри мягкой волной падали на точёные звериные плечи. Тонкий греческий нос, в меру густые брови, миндалевидные карие глаза, глубокий мелодичный голос.

– Твои чудовища не так красивы? – осведомилось существо и тут же отвернулось, явно не ожидая ответа. – Кеша хороший, – ласково продолжило оно, гладя подскочившего попугая, – хочешь инжира?

– Чудовища-чудовища-чудовища, – подтвердил пернатый, хватая фиолетовый кусочек.

* * *

Она не поняла, как начала падать. Стояла на пыльной траве, силясь подобрать слова и спросить у явно разумного сфинкса, куда и, главное, почему она попала, как почувствовала, что травы этой больше нет. Вместо неё – воронка. Или тоннель. Или шахта. Кто её разберёт? Что-то, во что можно долго падать. Лететь, уворачиваясь от множества коричневых, ветвистых рогов, которые проплывали мимо, кружились в неведомом танце и каждую секунду угрожали вспороть ей кожу. «Откуда они здесь? – пронеслось в голове. – Оленьи?»

– Представь себе, – услышала она насмешливый голос.

Его обладатель чуть шепелявил и, к тому же, довольно сильно гнусавил.

– А зачем?

– Всегда хотел, чтобы рога были как у оленя, – пояснили из тьмы, – они… изящные. Мощи только не хватает, но красиво же! Правда? – застенчиво закончил… бык. Или человек?

Он сидел в роскошном кресле, обитом бархатом винного оттенка. Тренированное тело атлета обтягивала чёрная футболка, в мягких коровьих губах покачивалась травинка, крутые рога были кокетливо украшены цветками олеандра.

– Будь моей гостьей, – предложил хозяин, и она тотчас оказалась в кресле напротив него.

– Где я? – наконец смогла спросить она. – Почему?

– А ты не знаешь? – удивился тот. – Там, выход откуда ты должна найти сама. Или не найти… Как тебе больше нравится.

Повисла тишина. Где-то капала вода, где-то потрескивал огонь. Минотавр выжидающе смотрел на неё влажными карими глазами.

– Спасибо. Я… Пожалуй, я пойду. Попробую выйти отсюда, – немного подумав, решила она: не хватало ещё застрять в лабиринте!

– Ну-у-у попробуй, – протянул человекобык, выплюнул травинку и поднялся.

Она в ужасе замерла, ожидая атаки. Но Минотавр равнодушно повёл накачанным плечом, что-то нажал на ободранной кирпичной стене и исчез в бесшумно открывшейся перед ним двери.

Она огляделась. Вокруг – круглые стены, как в башне. Несколько уходящих в темноту коридоров. Какой выбрать?

– Что, всё-таки решила выбираться? – проскрежетало над головой.

Попугай! Нашёл её! Она обрадовалась вредной птице как старому другу. Он же выведет её?

– Ты поможешь мне вернуться домой? – она нежно погладила его по хохолку.

– А тебе зачем? – попугай удивился так искренне, что ей стало неловко.

– Пойдём, – вместо ответа она двинулась к ближайшему коридору.

* * *

Пожалела она об этом сразу. Кому понравится, что его встречает гарпия?

Полуженщина-полуптица невозмутимо сидела на кованом основании светильника, и на уродливое клыкастое лицо падал тусклый отсвет факела. Светлее от огня почти не становилось, зато по стенам колыхались отвратительные тени. Пахло гнилью.

Она зажала нос одной рукой, второй инстинктивно прикрыла голову и стремглав бросилась вперёд, в любой момент готовая к тому, что в спину вцепятся когти чудовища. Или в затылок ударит его клюв.

Обошлось. В коридоре стало темнее, воздух очистился. Немного успокоившись, она перешла на шаг. А где попугай? Бросил её здесь? Не стоило доверять ему.

– Кеша-хороший, Кеша-хороший! – донеслось с потолка.

– Вот ты где! Почему ты не предупредил меня?

– Пр-ривет!

– Зачем ты притворяешься? – разозлилась она. – Ты же всё понимаешь!

– Пр-ривет!!!

– Ты издеваешься???

Ответом было громкое рычание, и она поняла: попугай здоровался вовсе не с ней. А может, хотел предупредить, но зачем? Как она могла бы подготовиться к встрече с огромным двухголовым псом?

– Мамочки… – просипела она, вжимаясь в стену.

– Мамочка-мамочка-мамочка, – заверещала птица. – Я же говорил, за мамочку есть, кому вступиться.

– Я не сделала ничего плохого его маме! – она беспомощно глянула на пернатого.

Но тот уже куда-то исчез, оставив её один на один с Орфом. Пёс оглушительно лаял, подходя всё ближе и ближе.

«Ну всё…» – отрешённо подумала она. Хотя, чего она так боится? После всего, что на неё свалилось, разве страшны чудовища? В голове замелькали обрывочные картинки, которые она в последние месяцы старалась отгонять – слишком было больно. Вот она сидит у постели умирающего мужа, вот опознаёт тело брата, вот вглядывается в искажённое ненавистью лицо сестры… Вот она в кабинете нотариуса, непонимающе уставилась в документы. Вот… Она тряхнула головой и посмотрела прямо в глаза чудища. В четыре горящих блюдца, пылающие среди косматой бурой шерсти. Прошла минута, другая…

Постепенно из глаз Орфа уходила ярость, горящие блюдца тускнели. Наконец, пёс фыркнул и уставился на свои лапы. Она осторожно сделала шаг вперёд – чудовище не пошевелилось. Ещё шажок, ещё… Из раскрытых пастей разило тухлым мясом, это она осознала уже на бегу. Коридор стал шире, посветлело, в лицо ударил поток свежего воздуха.

«Лети!» – голос попугая прозвучал неожиданно звонко, напевно. И она полетела. Ветер подгонял, кружил, трепал волосы, проходился холодом по спине. Как во сне. Во многих её снах, которые заканчивались одинаково: падением. И сейчас она тоже начала падать… Падать, падать… В Бездну?

* * *

Она сидела на полу ванной комнаты, кутаясь в плед. Кроме давно не стираной ночной рубашки, под ним ничего не было. Босые пятки зябли на гладкой плитке – рядом с Бездной всегда холодно. Ну что, пора? Это же так просто! Глубоко вдохнуть, зажмуриться и шагнуть в Бездну. Бездна гостеприимно раскроется. И захлопнется.

«Чавк?»

«Нет», – твёрдо сказала она. Впервые за много месяцев выпрямилась, подхватила с полочки бутыль с пеной для ванны, открутила крышку, вдохнула аромат розового масла и… Направилась к шкафу. Платье выбирать.

Москва, июнь-ноябрь 2022 г.

Евгения Блинчик

Стрелку мне…

– Стрелку мне, стрелку! – я кричу прямо в лобовое стекло, – только зелёную!

– Прямо четыреста метров, – заявляет мне динамик. Дорога тут же поворачивает налево.

– Поверните направо, поверните направо – и дорога моментально выпрямляется.

Мимо лобового стекла пролетают голуби и соколы. У соколов в лапах гармошки, у голубей арфы. Оглушительная волна нежно-бравурного марша обрушивается на машину. Машина подпрыгивает, но руля ещё слушается. Мимо проносятся поля, по краям которых неспешно прогуливаются степные орлы в жилетках с золотыми часами и накрахмаленными салфетками на груди. Мыши-полёвки, музыкально припискивая, периодически выскакивают перед орлами, совершают несколько рок-н-рольных па с обязательным подъёмом-переворотом через клювы орлов и тут же, рыбкой, ныряют обратно в свои земляные норки. Промахнувшиеся мгновенно самоподжариваются, обливаются брусничным соусом и совершенно добровольно отдаются в лапы орлам. Орлы благосклонно принимают. Всё это я вижу, стремительно проносясь мимо, краем глаза.

– Не косись, а то реальное косоглазие случится – нудно поучает меня машина, – смотри прямо и в зеркала; и педальку, педальку-то прижми, а то я скорость теряю…

Тычу ногой вниз и понимаю, что жму на какие-то шестерёнки; педалей не нахожу – ни газа, ни тормоза. Осталась только педаль сцепления, но она вертится под ногой как юла и хихикает.

– Ай! – неожиданно орёт машина, – что это?

Дорогу нам преграждает, наклонив голову и свирепо глядя нам в фары, старая опытная и агрессивная овца-защитница. За её спиной через дорогу быстро перебегают молодые овечки и ягнята в золотых шкурах.

– Ни что, а кто! – ору я в ответ, – объезжай!

– Я не могу – со слезами в голосе воет машина, – там же ямы! Я же не трактор! У меня же колёсики и лапки!

Опускаю глаза вниз и вижу через пол, как все четыре колеса обрастают кошачьими лапками. Лапки мелькают с бешеной скоростью. А, будь, что будет! И я тяну руль машины на себя. Машина взлетает вверх с истошным кряканьем, теряя перья и чешую, сопровождаемая удивлёнными возгласами божьих коровок и кузнечиков.

– Эй, вы куда?! – изумлённо кричит вслед овца-защитница, – что за дела? А поговорить?

– Прости, подруга, некогда! – повиснув на проводах электропередач, машина чувствует себя в безопасности, – как-нибудь, при случае!

И, дав газу, в искрах воздушного электричества, планирует вертикально вниз, на гигантский дуб, увешанный золотыми цепями и с алмазным пирсингом в центральной части ствола, прямо там, где криво вырезано кухонным ножом: «Няня была тут». Мы не успели долететь, как с цепей посыпался дождь из котов в очках виртуальной реальности, с электрогитарами в лапах и пышно взбитыми двадцатипроцентными сливками на усах.

– Вот порвите мне партитуру, – свирепо воет кот с новомодным маникюром-заточкой на передних лапах и микронаушником в ухе, – распущу на лапшу из китайского ресторана!

– За печенью лучше следи, – мимоходом бросает машина, приноравливаясь к кривизне ствола, – диета у тебя не способствует, столько жиров жрать!

И начинает активно драть кору всеми кошачьими лапками на своих четырёх колёсах.

– А что?! – огрызается она на изумлённую русалку, из чьей зубастой пасти, от раскачивания дуба, выпала чья-то нога в рваном лапте, – если лапки есть, то им тоже надо размяться!

У меня внутри салона болтанка, из-под кошачьих лапок, прямо через временно-пространственный дуршлаг, на передние сиденья летит качественная дубовая стружка; на землю, прямо котам на головы, валятся творчески исполненные табуретки с двумя ножками и отсутствием сидений. Через пелену отходов деревообрабатывающей промышленности всматриваюсь в убегающие зеркала и вижу, что кольцо котов-гитаристов сжимается, у некоторых в лапах разделочные ножи для голубого тунца и сковороды с кипящим маслом; многие смачно облизываются; и у всех взбитые сливки на усах превращаются в сливочный соус. И у каждого по фингалу вокруг левого глаза. На какой-то момент мне кажется, что настроение у котов не очень хорошее.

– Хватит развлекаться! – я поддаю коленом по колокольчику, растущему из педали сцепления, – газу! И стрелку мне!

«Далась тебе эта стрелка, – всплывает надпись на лобовом стекле, – да ещё зелёная. Делать больше нечего?».

– Ездить без неё не могу, – я лихорадочно жму на шестерёнки и пытаюсь отмахнуться от колокольчика, – мне направление надо, голос же постоянно врёт! Он тупой, у него же прямое с кривым – одно и тоже!

«Точно надо?», – лобовое стекло фактурно складывается в ухмылку, – «последний раз спрашиваю; потом не отвертишься, без шансов».

В этот момент, машине удаётся отодрать лапки от полупропиленного когтями дуба, и, уронив вниз последнюю, творчески исполненную табуретку на двух ножках, мы, сбивая в полёте жёлуди и листья, рвём вперёд. От удара жёлуди лопаются, из них с писком и чириканьем разбрызгиваются сказки, тут же запечатлеваясь на планирующих листьях. Вся эта пелена, подхваченная потоком воздуха, стелется за машиной, но застревает в цепях и котах. Коты, побросав ножи для тунца, ловят листья на сковороды и отжарив во фритюре, торопливо едят. После чего, с разлившимся по мордам вдохновением, разбегаются по цепям и начинают драть гитары когтями. Ударная волна музыки поддаёт нам под задний бампер.

– Газу! – ору я, – стрелку мне! Стрелку! Дорогу мне! Дорогу!

На лобовом стекле всплывает зелёная стрелка, направленная прямо на меня.

– Главная дорога – это дорога к себе! – ржёт в голос лобовое стекло, – счастливого пути, иди прямо и никуда не сворачивай!

Достаю из сумочки гаечный ключ, чтобы подкорректировать улыбчивость стекла, но тут динамик произносит: