Подпорченное яблоко

Он взглянул на бумажку, зажатую в руке, и прочел номер телефона. Может, не такая уж это замечательная идея. Что он скажет Джине? С чего начнет разговор? Он не знал, о чем хочет говорить с ней. Он хотел, чтобы говорила она, чтобы ответила на его вопросы. Хорошо бы у нее была такая автоматическая телефонная система. Нажми кнопку номер один, если хочешь узнать, почему я ношу кольцо Марджи. Нажми кнопку номер два, если хочешь больше узнать о девушке-сицилийке. Нажми кнопку номер три, если хочешь узнать, к кому я по-настоящему неравнодушна....

Глупо.

Тоцци схватил трубку и стал с силой нажимать кнопки с цифрами. В конце концов он оперативник ФБР. Он только что участвовал в задержании серьезного преступника и захвате заложников. Он позвонит ей, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, узнать, как она себя чувствует, не нужно ли ей чего. Звонок вежливости, вот и все. Просто профессиональный долг. Не надо делать из мухи слона. Он сам будет говорить. Если она захочет что-нибудь ему сказать, она это сделает. Он не станет тянуть из нее слова клещами.

Он нажал последнюю цифру и присел на край кровати, прислушиваясь к первому звонку, не обращая внимания на карликов Киблеров, бегающих у него в животе. Он звонит, просто чтобы удостовериться, что у нее все в порядке. Чисто профессионально, повторял он себе.

Второй звонок.

Чисто профессионально.

Третий.

Даже не пытайся вытягивать из нее что-то. Если она захочет, расскажет сама.

Четвертый.

Забудь об этом. Ее нет дома. Сегодня День благодарения, ее брат в тюрьме и…

– Вы звоните по номеру 555-7846: Сейчас я не могу подойти к телефону, но если вы оставите сообщение, я вам перезвоню. Не забудьте дождаться сигнала. Пока.

Тоцци нахмурился. Автоответчик. Голос звучит дружелюбнее, чем в жизни. По крайней мере, по отношению к нему.

Пока он ждал сигнала, его сердце сильно колотилось. Он уже почти повесил трубку…

Би-и-ип.

—Джина, это я, – начал он и тут вспомнил голос Беллза на автоответчике: «Джина, это я. Позвони мне».

Он начал снова:

– Это Майк Тоцци. Я звоню узнать, как у тебя дела… Я имею в виду, как ты себя… твое самочувствие, то есть после… вчерашнего инцидента. Да, пожалуйста, звони мне в любое время, если у тебя возникнут какие-нибудь вопросы.

Он быстро повесил трубку. Его лицо пылало. Говорил как настоящий осел. Какие у нее могут возникнуть вопросы? Это у него возникли вопросы. Она здорово посмеется, когда услышит все это.

Тут он сообразил, что не оставил номер своего телефона. Черт!

Номер телефона ФБР есть в справочнике. Если она действительно захочет поговорить с ним, найдет его.

Но знает ли она, что он работает в Манхэттенском отделении, а не в Ньюаркском?

В Ньюарке ей просто посоветуют звонить в Нью-Йорк, так? Конечно. Вероятно. Он не может снова звонить ей и оставлять свой телефон. Это будет еще глупее. Пусть не думает, что он потерял надежду – это не так. Просто он руководствуется профессиональными соображениями.

Он встал, поглядел на телефонный аппарат и вздохнул.

Конечно, с профессиональной точки зрения нужно бы позвонить еще раз и оставить номер телефона, так?

Он снова сел и набрал ее номер, пока решимость не оставила его. Прослушав ее сообщение, он стал дожидаться сигнала.

Би-и-и-ип.

—Джина, это снова Тоцци. Я забыл оставить мой…

– Что тебе нужно? – Она сняла трубку. Она дома. Голос – как у настоящей стервы.

Он прочистил горло.

– Я просто хотел… – Он остановился. Он устал от этой чепухи, от этих игр. – Я хочу задать тебе один вопрос, Джина. Свадебное кольцо. Почему ты его носишь?

– Что? Ты болен. Я вешаю трубку.

– Просто скажи мне. Это все, что я хочу знать. Только скажи мне, и больше я не стану тебе надоедать.

– Ты сумасшедший.

– Да, знаю. Это мы уже установили. А теперь дай мне прямой ответ. Что это, знак помолвки, если ты носишь его таким образом?

Джина вздохнула в трубку:

– Я сказала тебе. Беллз подарил его мне. Это кольцо Марджи.

– Да, но почему ты его носишь?

– Марджи была моей лучшей подругой, ты, придурок. Я любила ее. И мне ее не хватает. Что я должна была с ним делать? Засунуть в ящик и забыть о нем?

– О…

– Теперь ты доволен?

– Мне просто было интересно. Извини, что побеспокоил тебя.

– А теперь ты будешь извиняться? Избавь меня от этого.

– Я сказал – только извини, что побеспокоил тебя. Сегодня праздник. Я не изви…

– Слушай, заткнись. Я не в настроении. Я перезвоню тебе. – Она повесила трубку.

Тоцци уставился на трубку. «Я перезвоню тебе»? Что она имела в виду?

Он положил трубку и нахмурился. Нет. Она не позвонит. Она не это хотела сказать.

Он вернулся в гостиную и снова занял свое место на диване.

Она не это имела в виду. Она не позвонит.

По телевизору показывали надувного Гуфи, плывущего над Бродвеем.

Так что же она имела в виду?

* * *

Сидя за кухонным столом. Гиббонс откинулся на спинку стула и через дверной проем взглянул на экран телевизора. Камера переместилась с Гуфи на бойкую маленькую брюнетку из шоу «Тудей». В руке она держала микрофон, и, когда она говорила, ее дыхание превращалось в облачка пара.

– Тем, кто только что присоединился к нам здесь, на Геральд-сквер, в Нью-Йорке, во время парада в День благодарения, мы с сожалением сообщаем, что один из наших гигантских воздушных шаров вчера вечером постигла печальная участь. Фигура Барта Симпсона стала жертвой разборки между гангстерами. Как сообщается из информированных источников, когда фигуру Барта надували для парада, в результате выстрелов из тяжелого оружия в ней были проделаны обширные пробоины. По нашим сведениям, восстановить фигуру скорее всего не удастся. Печальная потеря для поклонников персонажей мультфильмов…

—Ради Бога, выключи! – прокричал Гиббонс в затылок Тоцци. – Или переключи на футбол, если так уж хочешь что-нибудь смотреть.

Тоцци обернулся и сквозь дверной проем посмотрел на своего напарника:

– Я не люблю футбол.

– Ты что, долбаный коммунист? Футбол все любят.

– А я не люблю.

– Ну, ты известный олух.

– Наверное. – Тоцци снова повернулся к телевизору.

Остолоп.

Гиббонс все еще не остыл из-за того, что Тоцци стрелял из винтовки, чтобы выпустить воздух из надувной фигуры.

Лоррейн возилась у разделочного стола, перемалывая в миксере картошку. Она никогда не делала картофельное пюре, так как сама его не любила, но сегодня она приготовила его. Для Гиббонса.

Она бросила в миксер кусок маргарина.

– Как твой зуб?

– Какой зуб?

– Ты знаешь какой.

Гиббонс сунул язык в то место, где прежде был его больной зуб.

– Похоже, лучше, чем раньше.

Сегодня утром ему было так больно, что он упросил своего зубного врача открыть кабинет и вырвать зуб. Несмотря на болеутоляющие таблетки, место было еще чувствительным и швы саднили, когда он до них дотрагивался. Поэтому Лоррейн и готовила пюре. Пюре с подливкой и морковный суп-пюре – таков будет его ужин в День благодарения. Плюс начинка тыквенного пирога. Похоже, он получит массу удовольствия за эту неделю вегетарианской диеты. Или станет либералом.

– Как твоя грудь? – Возясь с миксером, она стояла к нему спиной.

– Ужасно.

На левой стороне груди, там, куда ударили пули, красовался огромный желто-багровый синяк, но сокрушающей боли уже не было. Вчера вечером в больнице ему сделали ЭКГ, и врач сказал, что беспокоиться не о чем. Сердечного приступа нет. Просто мышечные спазмы, вызванные травмой от удара пуль, после того как прекратилось действие болеутоляющих лекарств и спиртного. Он ничего не сказал Лоррейн о боли в груди и ЭКГ. Ни к чему ее беспокоить.

Лоррейн выключила миксер:

– Прости меня.

– За что?

Лоррейн обернулась. Ее лицо покраснело.

– Прости, что я не плакала. – Она шмыгнула носом и вытерла уголки глаз тыльной стороной ладони. – Когда тебя подстрелили вчера и ты лежал на полу в универмаге. Я не плакала. Слез не было. Я просто смотрела на тебя и смирилась с этим… с тем, что ты умер. А плакать не могла. Прости.

Гиббонс сглотнул. Внутри у него все упало от ужаса, который он всегда ощущал, когда Лоррейн заводила с ним душещипательные беседы, выражала свои чувства и от него ждала того же. Каждый раз он чувствовал себя так, будто его загнали в угол. Да, люди должны быть честны друг с другом, но такие откровенные признания не всякому по нутру. Господи, да если все начнут признаваться в своих истинных чувствах друг к другу, будет гораздо больше бытовых происшествий, чем сейчас. Недаром Господь наградил людей сдержанностью.

Беззвучные слезы появились в глазах Лоррейн, она стояла, вытирая вымазанные в пюре руки о кухонное полотенце.

Теперь Гиббонс точно почувствовал себя загнанным в угол. Черт!

Он встал и подошел к ней, хотел было обнять ее, что всегда помогало в таких ситуациях. Обнять ее, дать ей выплакаться в надежде, что это быстро пройдет. Но когда он хотел положить свою руку ей на плечо, она оттолкнула его, и он замер, испугавшись, что она заденет синяк на его груди.

– Что такое? – спросил он.

– Я не хочу, чтобы меня утешали. Я хочу сказать тебе, что я чувствую.

Гиббонс вздохнул. Выхода нет.

– То, что случилось вчера, по-настоящему открыло мне глаза на многое. Думаю, самый большой шок – то, что мы стареем.

Гиббонс бросил на нее сердитый взгляд.

– А при чем здесь это? – Он терпеть не мог, когда ему напоминали о его возрасте.

– Я думаю, что не плакала, потому что мы уже не молодые любовники. Не Ромео и Джульетта. Думаю, когда стареешь, в глубине души знаешь, что потеря неизбежна, поэтому и слез нет. Хотя я хотела заплакать. Прости.

Гиббонс молча смотрел на нее. Он был выведен из равновесия. Может, теперь его очередь что-то сказать или она просто сделала паузу?

– А ты заметил, что я не плакала? Или тебе было слишком больно?

Он облизнул губы.

– Ну, честно говоря, я об этом не думал. Я беспокоился только о тебе. Боялся, что с тобой может что-нибудь случиться, когда вокруг все эти чокнутые подонки.

Она кивнула, глядя на линолеум. Он думал, что она будет счастлива, или тронута, или что-нибудь в этом роде. Ведь он честно все сказал; именно это он и чувствовал, когда вокруг творилась вся эта чертовщина. Но сейчас у него было такое ощущение, что он сказал что-то не то.

Она подняла глаза и глубоко вздохнула.

– Думаю, ты до сих пор считаешь меня девицей, нуждающейся в защите. А в моем представлении ты стал престарелым монархом. Вернее, мы оба. Старые король и королева. – Она снова уставилась на линолеум.

– Лоррейн. – Он откашлялся. – Лоррейн, это уж как-то слишком похоже на средневековье. Я хочу сказать, я знаю, что средние века – это твой предмет, и все такое, но я думаю, ты – понимаешь? – слишком все драматизируешь.

Она подняла бровь:

– Драматизирую? Что ты имеешь в виду?

– Видишь ли… – Ему не хотелось обижать ее, но нужно было быть честным. – Эти твои слова о старых короле и королеве. Это очень символично, и все такое, но это книжная чушь, тема курсовой работы. В жизни все не так. И мы не такие. Я люблю тебя. Господи, да ведь я женился на тебе. Почему же я не должен беспокоиться, когда эти негодяи могли причинить тебе вред? Хорошо, ты не плакала из-за меня, ну и что? Некоторые люди вообще никогда не плачут. Это не значит, что они ничего не чувствуют. Мне и не надо, чтобы ты плакала. Я знаю, как ты ко мне относишься.

Лоррейн подняла глаза, и по ее щеке скатилась слеза.

– Ты никогда этого не говорил.

– Да, знаю. Но я знаю, что ты знаешь, как я к тебе отношусь. Иначе зачем бы ты стала делать для меня пюре, ведь я знаю, что ты его терпеть не можешь. Для тебя сделать пюре – все равно что проголосовать за республиканцев. Так ведь?

Она попыталась сдержать улыбку, но не смогла. Взяв его за руку, она покачала головой:

– Ты действительно особенный, Гиббонс. На самом деле.

Он обнял ее за талию и привлек к себе.

– Ты тоже особенная. – Он поцеловал ее и, когда она хотела вырваться, сжал ее крепче, не дав пошевелиться. Обнимая ее так крепко, он причинял себе боль в том месте, где был синяк. Ну и что? Это было им необходимо.

– Дай-ка я помешаю суп, – пробормотала она, прижав свои губы к его. – Он сгорит.

Небольшая потеря, подумал он, отпуская ее. Кто когда-нибудь слышал о морковном супе-пюре? Кролики, которые не заботятся о холестерине, вот кто.

Лоррейн стала помешивать суп, а Гиббонс выглянул в гостиную. Тоцци там не было. Наверняка снова пошел в спальню звонить Джине. Когда Лоррейн выходила в туалет. Гиббонс подслушал разговор Тоцци с Джиной по параллельному телефону в кухне.

Он протянул руку и тихо снял трубку висящего на стене телефона. Прикрыв микрофон рукой, он поднес трубку к уху и услышал голос Джины:

– …Пожалуйста, прекрати спрашивать об этом. По правде говоря, я не знаю, что я имела в виду. Не делай из всего проблему.

– Но, Джина, ты ведь сказала это. Ты сказала, что перезвонишь мне. Ты действительно так и собиралась сделать? Я хочу сказать…

Покачав головой. Гиббонс осторожно повесил трубку. Ну и жалкий же тип этот парень.

Он подошел к стоящей у плиты Лоррейн:

– Так что будем делать с твоим двоюродным братцем? Он похож на собаку, ищущую дерево в пустыне.

– Что ты имеешь в виду? Он ведь настоящий герой, не так ли? Он остался жив, хотя Тони Беллз похитил его и приговорил к смерти. Он спас жизнь Джине Дефреско. Он помог арестовать Беллза и Живчика, и ты сказал мне, что мы никогда больше не увидим этих двоих.

Гиббонс кивнул:

– Живчик получит срок за покушение на убийство. Остаток фальшивых банкнотов нашли у него дома в Байонне, и это доказывает, что именно он стрелял в Петерсена. Ну а Беллз больше никогда не увидит белого света. Он будет осужден за убийство, похищение и все остальные смертные грехи.

– Ну и что же с Майклом? – Лоррейн казалась сильно обеспокоенной тем, что происходит с ее дорогим братом. – Что-нибудь вроде стресса после всего пережитого?

Гиббонс выглянул в гостиную, чтобы убедиться, что Тоцци его не услышит.

– Лоррейн, ты меня удивляешь. Разве это не очевидно?

– Что? Он и Джина?

– Конечно. Что ты думаешь? Ромео снова в поисках Джульетты. Горбатого могила исправит. Женщины неистощимы на выдумки. Лучше б он стал голубым. Может, тогда ему повезет больше?

Лоррейн снова накрыла кастрюлю крышкой.

– Не знаю. У меня такое ощущение, что на этот раз все может быть по-другому.

– Не обольщайся. У него всегда одно и то же. Он находит новую женщину, влюбляется, любит и потом – бу-ум! -ее уже нет. Каждый раз что-нибудь да не так. Но, если ты заметила, он никогда не бывает виноват. Всегда во всем виноваты они, Вот увидишь. С Джиной будет то же самое. Если дело дойдет до этого.

– Ты так думаешь? Я не уверена. – Лоррейн перешла на шепот. – Когда он с кем-нибудь знакомится, он похож на ребенка, получившего новую игрушку. Всегда полон оптимизма. А в этот раз все не так. Он весь день хандрит.

– Он всегда изображает страдальца, когда не получает того, что хочет.

– Может, и так, но, пожалуй, я никогда не видела его в таком состоянии – таким расстроенным, отрешенным. Мне кажется, Джина его здорово зацепила. Но она не похожа на других. Мне действительно кажется, что на этот раз все по-другому.

– Да, но он Джине на дух не нужен. Поэтому он и дуется.

– Что ж, может, на этот раз ему самому придется предпринять какие-то усилия. Готова спорить, что ради Джины он на это пойдет.

Гиббонс покачал головой:

– Вряд ли. Только не Тоцци. Стоит только Джине погладить его против шерсти, и он тут же удерет искать следующую. Вот увидишь.

– Не думаю. Мне кажется, Джина – это то, что ему нужно. Такое у меня чувство. – На лице Лоррейн была тонкая хитрая улыбка.

– Иди ты. Сама не знаешь, что говоришь.

– Давай поспорим?

– На сколько?

– На сколько хочешь.

– На десять баксов.

– Договорились.

В этот момент в коридоре показался Тоцци. Брови его были нахмурены. Он уставился на окошко духовки, будто это экран телевизора. Вид у него был озадаченный. Может, он ожидал увидеть там продолжение парада? Он прошел в кухню и с тем же нахмуренным видом снял крышку с кастрюли с супом. Остановившись возле миксера с картофельным пюре, он какое-то время смотрел на него.

– Есть скоро будем? – спросил он.

– Еще чуть-чуть, – ответила Лоррейн.

– О… – Он не отрывал взгляда от пюре.

– Ты проголодался?

– Да нет… не очень.

Лоррейн с понимающим видом взглянула на Гиббонса. Тоцци всегда хотел есть.

– Индейка будет готова через полчаса. Выдержишь?

– Хм-м-м… – Казалось, Тоцци ее не слышит.

Гиббонс только покачал головой. Ну и дела.

– Посмотри, может, есть какой-нибудь футбол? – предложила Лоррейн.

– Футбол?

– Да. Должна быть какая-то игра на кубок.

– Да… Кажется…

– Так посмотри.

– Хорошо.

Тоцци еще немного поглядел на картофельное пюре, потом вернулся на диван в гостиной и начал щелкать переключателем.

Гиббонс и Лоррейн переглянулись.

– Не передумал спорить? – спросила Лоррейн.

Гиббонс уставился на затылок Тоцци на фоне зеленого футбольного поля на экране телевизора.

– Не знаю…

Когда он снова обернулся, на лице Лоррейн была та же странная улыбка.

– Хочешь, поспорим на двадцать баксов? – У нее был довольный вид.

Гиббонс потер подбородок. Теперь им овладели сомнения. Может, она и права.

– Не знаю, – сказал он. – Возможно, я передумаю.

– А как насчет сотни?

Гиббонс поморщился, коснувшись больного места. Сукин сын.

Когда он открыл глаза, Лоррейн смотрела на него, скрестив руки.

– Так спорим или нет? – спросила она. На лице у нее была широкая улыбка.

Примечания

1

Понятно? (ит.)

2

Брат (фр.).

3

Боже мой (фр.).

4

Минни Маус – героиня одного из мультфильмов.

5

Герои рассказа Р.Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда».

6

Аттила – предводитель гуннов – воинственного тюркоязычного племени, сложившегося в Приуралье во II – IV веках.

7

Быстро (ит.).