скачать книгу бесплатно
– Это сам сатана в образе собаки! – кричали студенты. – Изыди, сатана!
Но на Друида не действовали ни мольбы, ни заклинания. Встряхнув своей огромной головой и снова показывая свои ужасные клыки, он готовился к новым подвигам.
Вокруг Блунта и Огильви, благодаря их страшному помощнику, образовалось пустое пространство. На земле, закрывая лицо руками, чтобы защититься от зубов собаки, которая его повалила, лежал неподвижный бернардинец.
Положив тяжелую лапу на горло полуживого студента, Друид устремил свои раскаленные глаза на хозяина, как бы спрашивая его, должен ли он довершить дело. Это была критическая минута для бернардинца.
Но в это время бряцанье оружия, стук лошадиных копыт и громкие крики возвестили о приближении Жуайеза и его стрелков.
С быстротой орла, нападающего на стаю мелких пташек, Жуайез на коне, становившемся под ним на дыбы, бросился в толпу. С другой стороны приближались алебардщики ректора и лакеи Рене де Виллекье. Кроме того, справа обступили толпу хорошо обученные шотландские гвардейцы под начальством барона д’Эпернона. Окружаемые со всех сторон, студенты очутились в самом критическом положении. Снова послышался ропот:
– Долой любимцев! Долой шотландских головорезов!
Но эти крики быстро умолкли. Получив несколько ударов, нанесенных шпагами гвардейцев, студенты побросали палки в знак покорности.
Козимо Руджиери
Человек, которому Кричтон, бросаясь на помощь к Огильви, поручил бесчувственное тело джелозо, принял его с такой готовностью и поспешностью, как будто ожидал этого. Чтобы не привлекать больше чьего-либо внимания, он со своей ношей на руках старался выбраться из толпы.
Это был старик странной и непривлекательной наружности, одетый в длинную черную мантию, подбитую шелковой материей огненного цвета и обшитую серым мехом. Куртку и штаны заменял богатый кафтан из алого бархата, подпоясанный шелковым шнурком, на котором висел роскошный мешочек с вышитым гербом Екатерины Медичи. На груди была цепь из медальонов, покрытых кабалистическими знаками, на голове шапочка из пурпурного бархата. Он не имел на себе ни оружия, ни девизов, только один герб королевы-матери. Его высокое, совершенно лишенное волос, покрытое морщинами чело могло бы внушить почтение, если бы черные брови не придавали ему мрачное и зловещее выражение. Виски были впалыми, щеки худыми, кожа синевато-бледного цвета походила на пергамент. На глазах его, имевших странный блеск, было что-то вроде оболочки, которая, казалось, защищала их, как это свойственно глазам орла, от слишком яркого солнечного света. Он имел хитрый и коварный взгляд, большой горбатый нос, над которым сходились черные брови. Все лицо в совокупности выражало лукавство, подозрительность и злобу. Он был высок ростом, пока не согнулся от старости, и теперь казался гораздо ниже из-за сгорбленной спины. Его обезображенные ноги скрывались под широкими складками одежды, но все суставы были вывихнуты во время его заключения в Бастилии, при Карле IX, где он был подвергнут пытке по обвинению в колдовстве.
Этот отвратительный человек, описанный нами выше, был не кто иной, как Козимо Руджиери собственной персоной. По происхождению флорентиец, по призванию математик, алхимик и даже поэт, как это видно из анаграмматографии Николая Клемента Трело, секретаря герцога Анжуйского, он исполнял обязанности главного астролога Екатерины Медичи, вывезшей его из Флоренции, и пользовался ее особенной милостью. Благодаря ее влиянию он избавился от пыток, тюрьмы и смерти, ей он был обязан своим возвышением при дворе ее третьего сына Генриха, которому, как говорили, он помог завладеть престолом, умертвив обоих его братьев, Франциска II[42 - Франциск II (1543–1560) – король Франции с 1559 г. Будучи слабым, болезненным юношей, попал под сильное влияние кардинала Карла Гиза, женившего его на своей племяннице Марии Стюарт.] и Карла IX. Ей он был обязан – вольнодумец и еретик, а по некоторым слухам даже идолопоклонник – возведением в духовный сан аббата Сент-Маге, в Бретани. Несмотря на противодействие своих явных и тайных врагов, он мог благодаря ее поддержке беспрепятственно продолжать свои таинственные занятия и от нее узнавать государственные тайны.
За все эти благодеяния он каждую ночь читал по звездам для королевы-матери (королевы, говорившей, что она управляет государством руками своих сыновей). Всякий раз, когда она сталкивалась с трудностями, Екатерина обращалась к нему за советами. Руджиери был слепо предан ей и являлся главным исполнителем всех ее тайных замыслов и интриг. Ему предъявляли самые мрачные обвинения. Про него рассказывали всевозможные ужасы, которые порождались суевериями века. Уверяли, что он очень искусен в некромантии[43 - Некромантия – вид гадания в древности, вызывание теней умерших с целью задать им вопрос о будущем.], что он чародей и идолопоклонник, что он председательствует на шабаше колдунов, торгует трупами, снятыми с виселиц, и, наконец, что он употребляет в пищу мясо новорожденных детей.
Впрочем, не один Руджиери слыл в то время колдуном. При Генрихе III, да и в предшествовавшее царствование астрология была столь востребована, что число людей, занимавшихся этой тайной наукой, доходило до тридцати тысяч – цифра невероятная, если посчитать, сколько требовалось средств к существованию этим людям.
Как бы то ни было, Руджиери благоденствовал. Но уже в то время говорили, хотя и с оглядкой, что он отыскал новый, более ужасный источник богатства. Медленные тонкие яды, изобретенные во Флоренции, страшное действие которых проявлялось в постепенном истощении жертвы, считались его произведением. Его дьявольскому напитку приписывали кровавый пот, орошавший каждую ночь постель Карла IX. Король умер, и у Руджиери стало одним врагом менее. Но так велик был ужас, вызываемый его адскими снадобьями, что самый отъявленный пьяница выронил бы из рук кубок с вином при мысли, что он приготовлен Козимо Руджиери.
При этом вызывающем ужас математике всегда находился немой африканский невольник необыкновенно маленького роста и самого фантастического сложения. Если бы этот человек хоть сколько-нибудь походил на своего господина, то его можно было бы принять за его тень, так близко следовал он за ним. Но как ни странна была наружность астролога, наружность пажа была еще страннее. Отвратительный, безобразный и горбатый Эльберих (так звали негра) был столь мал сравнительно со своей толщиной, что когда ходил, то казался катящимся комом сажи, у которого вместо глаз были вставлены два горящих угля. Стоя он походил на раздутого павиана, сидящего на задних лапах. Его широкие ступни были видны, но не было никакого признака ног; механизм, помогавший ему ходить, оставался загадкой для окружающих. Руки его были коротки и худы, кисти рук плоски и расплюснуты, как боковые плавники тюленя.
С помощью этого карлика, которого все сторонились с отвращением, Руджиери нетрудно было удалиться и добраться до контрфорса коллегии. Будучи уверен, что там в углублении стены никто его не заметит и не побеспокоит, он занялся доверенным ему джелозо. Кричтон отчасти остановил кровотечение из раны, зиявшей на плече. Рука была перевязана платком. Рана не казалась опасной, и Руджиери, чтобы возвратить к жизни джелозо, прибегнул к лекарству, которое всегда носил при себе.
Отстранив черные, густые локоны, в беспорядке падавшие на лицо джелозо, Руджиери был поражен его необыкновенной красотой. Хотя щеки утратили свой горячий румянец, который подобно солнечному лучу на снежной вершине оживлял его южный цвет лица, хотя белизна мрамора покрыла его, лицо джелозо оставалось прекрасно, как и прежде. Живое существо превратилось в прелестную статую, и Руджиери с восторженным энтузиазмом художника рассматривал подробности очертания этой статуи. Он с возрастающим восхищением исследовал каждый штришок. Астролога удивляли не столько гармоничные, правильные черты лица молодого человека, как его тонкая, атласная кожа, его гладкая, белая шея, на которой, подобно тонким нитям, перекрещивались голубоватые жилки. Именно это и вызывало восторг астролога. Он так углубился в свои мысли и так засмотрелся на джелозо, что совершенно забыл употребить в дело пузырек, который был у него в руке. Руджиери внимательно рассматривал белое как снег лицо джелозо, глаза которого были закрыты, но темные глазные яблоки почти просвечивали сквозь прозрачные веки. Он любовался его длинными шелковистыми ресницами, его черными, великолепно обрисованными бровями, его тонкими, красивыми ноздрями, его изящно очерченным ртом. Астролог был вне себя от удивления. Он взял маленькую белую руку, неподвижно повисшую, и стал внимательно изучать ее линии. И чем больше изучал, тем более омрачалось его лицо. Он провел рукой по своему лбу, и внезапное волнение потрясло все его существо.
– Дух Самбеты, – воскликнул он, – возможно ли это? Мог ли я так долго ошибаться? Неужели небесные светила могли так долго обманывать их адепта? Это невозможно! Правда, в последний раз планеты заняли угрожающее положение. Их сопоставление указывало, что мне грозит опасность от руки чужеземца. Этот день и час полны бедствий. Я предвижу несчастье, мне угрожающее, но я также вижу средство его избежать. На моей дороге стоит Кричтон. Это именно тот враг, который мне угрожает. Сегодняшний день связывает его судьбу с моей и еще с судьбой другого человека. В этом человеке моя защита, и я держу его в своих объятиях; один из нас должен погибнуть. Густая завеса скрывает от меня будущее. Да будет проклято несовершенство моего знания, которое открывает передо мною будущее только до известного предела. Но я могу отвратить удар.
И он снова стал рассматривать лицо джелозо.
– Почему, – продолжал он в раздумье, – когда я гляжу на эти милые, хотя и безжизненные черты, тысячи забытых воспоминаний встают в моем сердце? Это лицо, хотя оно гораздо прекраснее, напоминает мне давно забытый образ, поглощенный событиями прошлого, оно мне напоминает грезы юности, страсть, горячий бред. Оно напоминает мне одно событие моей жизни, о котором я даже не хочу вспоминать. Кто этот молодой человек? Или, вернее, если только мои глаза не потеряли своей проницательности и не стали слепы ко всему, кроме великолепия блестящих светил ночи, кто это?..
Размышления астролога были прерваны тяжелым вздохом джелозо. Тогда Руджиери прибегнул к своему пузырьку и дрожащей рукой принялся расстегивать камзол молодого человека, чтобы облегчить ему дыхание.
Отстранив складки его окровавленной рубашки, он увидел грудь молодой, прелестной женщины. Глаза его засверкали под прикрывавшей их оболочкой.
– Вот что я подозревал, – прошептал он. – Переодетая молодая девушка! Вероятно, безрассудно отдала свое сердце Кричтону. Если это так, то она послужит мне полезным орудием. А мне необходимо подобное вспомогательное средство в моих намерениях относительно его. Ах! Что это, амулет? Нет, именем Парацельса, маленький золотой ключик античной формы, на такой же цепочке, по превосходной отделке которой видно, что она из Венеции. Ах! Прелестная девушка, в моих руках разгадка вашей жизни, которой я со временем воспользуюсь. С вашего позволения, я возьму ключ.
И Руджиери, который никогда не стеснялся в средствах для достижения своих целей, не колеблясь снял цепочку и приготовился спрятать ее, как вдруг был встревожен знаками своего черного слуги.
Звук, изданный карликом, походил на шипение змеи, застигнутой врасплох. Все звуки, издаваемые несчастным созданием, ограничивались смехом и свистом: первым он выражал радость, вторым страх. Астролог очень хорошо понял значение данного звука. Следуя направлению красных сверкающих глаз карлика, он увидел человека, на которого маленькое взбешенное чудовище таращило глаза, шипело и плевало, как сова, захваченная в дупле куницей. Незнакомец был в маске и закутан в широкий черный плащ. Не успел еще Руджиери спрятать цепочку, как вновь пришедший был уже возле него.
Маска
Астролог не мог скрыть своего смущения. Он рассматривал незнакомца в маске с недоверием, смешанным со страхом.
– Не волнуйтесь, – обратился замаскированный человек к Руджиери, – я друг!
– Чем вы докажете? – отвечал астролог с подозрительностью. – В вашем голосе, я согласен, слышится честность, но ваша одежда и манеры не способны внушить доверия. Мы не в Венеции, сеньор, и карнавал еще не наступил; ваш костюм здесь не приветствуется, как в столицах по ту сторону гор. Добрые граждане Парижа находят, что маска не оправдывает постороннего вмешательства, и я достаточно жил среди них, чтобы уяснить для себя некоторые из их, может быть, глупых взглядов на этот счет. Простите, сеньор, если я к вам несправедлив. Частые вероломства сделали меня благоразумным и отчасти недоверчивым.
– Хотя вы правы, – возразила маска, – и благоразумие является принадлежностью вашего возраста и вашего характера, однако же мне кажется, что наука, которой вы занимаетесь, поможет вам отличить друга от врага.
– Я не могу читать сквозь маску лица людей, сын мой, – отвечал Руджиери. – Это было бы все равно, что глядеть через темное стекло. Кто же наблюдает звезды с завязанными глазами? Откройте ваше лицо, и я скажу вам, тот ли вы, за кого выдаете себя.
– Вы оскорбляете меня своими подозрениями, – возразила маска. – Повторяю, я ваш друг. Вы меня хорошо знаете, в чем вы получите полное удостоверение. Вы убедитесь также, что я имею некоторые права на услугу, которой я требую. Но так как я нуждаюсь в величайшей тайне и открытие лица моего или даже имени сопряжено с опасностью, то вы, надеюсь, позволите мне сохранить инкогнито.
– Уверяю вас, – отвечал Руджиери, вновь обретший свою самоуверенность, – я нисколько не желаю проникнуть в вашу тайну. Если бы я желал этого, то давно бы узнал ее. Требуется большое притворство тому, кто хочет обмануть проницательность Козимо Руджиери. Но перейдем к делу. Этот молодой человек, – Руджиери поспешно поправил одежду юной венецианки, – нуждается в моей помощи. Скажите, что угодно вам от меня?
– Прежде чем продолжать, – возразила маска, – я прошу вас принять кошелек в знак моей искренности. Он вам даст более полное и верное понятие о моем характере, чем мои черты.
Говоря это, он положил полный кошелек в руку астролога, который, не колеблясь, его принял.
– Ваши слова справедливы, сын мой, это лучшее средство отличить настоящих друзей от ложных. Лицо может быть обманчиво, но здесь нет ничего поддельного, – продолжал он, взвешивая в руке туго набитый кошелек.
Одновременно он поручил свою ношу Эльбериху.
– Чем могу вам служить? Все, что в пределах моего знания, к вашим услугам!
– Одним словом, – отвечала маска, – я люблю…
– А, понимаю! – прервал многозначительным голосом Руджиери. – Вам не отвечают взаимностью.
– Вы угадали!
– И вы хотели бы покорить сердце той, о которой вздыхаете. Так ли это, сын мой?
– Совершенно так!
– Будьте уверены в успехе. Будь она холодна, как снега Кавказа, я берусь воспламенить ее сердце огнем, более пылким, чем тот, который зажигает пояс Венеры.
– Поклянитесь мне, что вы это сделаете!
– Клянусь Оримазом, она будет принадлежать вам.
– Довольно, я верю!
– Назовите мне имя девицы, место ее жительства!
– Ни то ни другое не нужно. Она здесь.
И маска указала на молодую венецианку.
– Ябамиах! – воскликнул астролог. – Этот молодой человек… это…
– Я все знаю, – отвечала маска. – Не притворяйтесь! Я был свидетелем сделанного вами открытия.
– И… вы ее любите?
– Люблю ли я ее! – воскликнула маска. – Выслушайте меня, – продолжал он с горячностью. – Вам, уроженцу нашей огненной страны, не надо говорить, как пламенно любим мы, итальянцы. Я преследовал эту девушку со всем жаром непреодолимой страсти, но она оставалась глуха к моим мольбам, к моим клятвам, к моим уверениям. Напрасно прибегал я ко всем обольщениям, ко всевозможным уловкам, напрасно делал ей подарки, которые бы снискали мне любовь принцессы. Все мои усилия были напрасны: для меня она не имела ни сердца, ни улыбки, ни любви. Более того, сила моей страсти ее пугала. Равнодушие ее обратилось в страх, страх в ненависть. Она возненавидела меня. В некоторых сердцах ненависть очень скоро переходит в любовь, но у нее этого нет. Должен ли я вам сознаться? Она чувствовала ко мне отвращение, она отклоняла все мои знаки внимания, избегала моего присутствия, не могла меня видеть. Оскорбленный, доведенный до крайности моей отвергнутой страстью, я составил план, который, если бы удался, отдал бы ее в мою власть. Не знаю, каким способом открыла она мои намерения и спаслась бегством. Ее бегство увеличило мои страдания, я совершенно обезумел! В то время как я погрузился в беспредельное отчаяние, я вдруг получил известие, что она в Париже. Я приехал сюда, искал ее где только можно и, наконец, выследил, несмотря на ее переодевание. Я блуждал около ее жилища, повсюду следовал за нею как тень в надежде, что наконец представится благоприятный случай, и теперь, когда менее всего ожидал, я нашел то, что искал. Минута настала, она в моей власти! Она моя!
И маска готова была схватить бесчувственную девушку, если бы ее не удержал астролог.
– Препятствие еще существует, сын мой, – холодно сказал Руджиери. – У вас есть соперник.
– Соперник? – повторила маска.
– Опасный соперник.
– Назовите его!
– Для кого сплела она венок? Для кого она пожертвовала жизнью?
– Для кого же?
– Для Кричтона!
– Будь он проклят! Ясно, что она его любит! Но он не любит и не знает ее, да и никогда не узнает. Они не должны больше встречаться. Но мы только даром теряем время. Отдайте мне эту девушку.
– Возьмите назад ваш кошелек, – отвечал с твердостью Руджиери. – Я не буду помогать вам в этом деле.
– Как! – вскричала маска. – А ваша клятва?
– Это правда, но я не знал, в чем клялся!
– И все-таки вы связали себя этой клятвой, если может что-либо обязывать человека с такой эластичной совестью. Какое участие могла внушить вам эта девушка? Неужели Кричтон уже успел подкупить вас? Или, может быть, вы надеетесь, что сделка с ним будет выгоднее? В таком случае…
– Довольно оскорблений, сеньор маска, – отвечал Руджиери. – Меня трудно вывести из себя, как видите, но коль это случится, я нелегко успокаиваюсь, что вы могли бы испытать на себе, если бы вам удалось возбудить мой гнев. Я не друг Кричтона, и эта девушка для меня посторонняя. Кроме случайного открытия ее пола и сообщенных вами подробностей, я ничего о ней не знаю. Но случай отдал ее под мою защиту, и я сумею защитить ее от насилия, подобного вашему. Я бы обесчестил мои седые волосы, если бы поступил иначе. Возьмите свой кошелек, сеньор, и не говорите более об этом ни слова.
– Замолчи, старый хитрец! – воскликнула маска. – Не думай обманывать меня своей напускной щепетильностью. Я слишком хорошо знаю тебя. Для чего я буду унижаться до просьб, когда могу приказывать? Одно мое слово, один знак, и ты будешь брошен в темницу, привязан к колесу, откуда не в состоянии будет спасти тебя даже могущественная рука Екатерины Медичи. Среди всех живых существ я тот, кого ты должен наиболее страшиться, Руджиери, но из всех орудий беззакония ты самое для меня необходимое. Тебе нечего бояться, если ты будешь служить мне, но трепещи, если вздумаешь ослушаться. Моя месть будет быстрее и вернее твоей.
– Кто же вы, во имя дьявола, что осмеливаетесь так говорить со мной? – спросил астролог.
– Если бы я был сам дьявол, ты не более бы ужаснулся, открыв, кто я, – возразила маска. – Этого с тебя достаточно, не пытайся узнать обо мне больше.
Гордый, повелительный тон, которым вдруг заговорила маска, произвел свое действие на астролога, но он делал усилия, чтобы казаться спокойным.
– Что же сделаете вы, если я откажусь повиноваться? – спросил он.
– Я обвиню вас, – шепнула маска, – в измене ныне царствующему королю. Поройтесь в сокровеннейших уголках вашего сердца, Руджиери, и припомните самые ужасные ваши тайны. Припомните существующие еще улики ваших гнусных злодейств и того, кто мог бы быть вашим обвинителем.
– Существует только один человек, – простонал Руджиери, – который мог бы обвинить меня, и этот человек…
– Перед вами!
– Это невозможно! – с недоверием воскликнул Руджиери.
Тогда маска шепнула ему на ухо одно имя. Руджиери вздохнул и задрожал с головы до ног.
– Этого достаточно! – сказал он после минутного молчания. – Приказывайте, что вам заблагорассудится, благородный сеньор! Моя жизнь принадлежит вам.
– Мне не нужна твоя жизнь, – с презрением отвечала маска. – Отдай мне эту девушку. Но погоди! Я здесь не один. Нет ли у тебя такого убежища, где бы она могла пользоваться твоим искусным лечением, будучи скрыта от всех поисков Кричтона, и где бы ты мог подвергнуть ее действию магических чар, о которых ты мне говорил?
– Да, сеньор, – отвечал Руджиери после минутного размышления, как бы пораженный какой-то мыслью. – Я отведу ее в таинственную башню возле Суассонского отеля, которая доступна только ее величеству Екатерине Медичи и мне. Там она может оставаться до тех пор, пока вы сообщите мне ваши дальнейшие пожелания. Но возможно ли, чтобы эта девушка отвергла вашу любовь? Мне кажется, она должна была бы радоваться вашему предпочтению. Клянусь Оримадом, здесь что-нибудь не так. Вы, может быть, околдованы, благородный сеньор. Император Карл Великий[44 - Карл Великий (742–814) – король франков, основатель Западной Римской империи, один из величайших монархов Средневековья. В результате его завоеваний образовалась огромная держава, включавшая в себя современные Францию, Германию, Италию, Швейцарию, Австрию, Чехию, Бельгию, Нидерланды, частично Венгрию, Польшу и Югославию. Он добивался превосходных результатов как на военном поприще, так и в области законодательства, внутреннего устройства государства и его просвещения.] был подобно вам рабом отвратительной ведьмы, и теперь мне пришел на память ключ странной формы, который я нашел у нее на груди. Может быть, в нем заключаются чары. Это должен быть могущественный талисман, я его подвергну испытанию. Во всяком случае, нам необходимо противопоставить этому талисману наши собственные чары, и я заменю его восковым изображением вашего…
– Как хочешь, так и делай! – прервала маска. – Ага! Она шевелится. Скорей! Мы попусту теряем время.
Уже несколько минут как астролог и его товарищ заметили, что венецианка возвращается к жизни. С глубоким вздохом приподняла она веки своих больших томных глаз и устремила их черные зрачки на Руджиери и Эльбериха.
Первый в ту минуту, как она очнулась, стоял, нагнувшись над ней, последний поддерживал ее в своих руках.
Сидя на корточках и обнимая своими голыми желтыми руками стан молодой девушки, отвратительный карлик казался посланцем Эблиса на погибель чьей-либо чистой души. Страх стал овладевать девушкой по мере того, как она переводила взгляд с одного из них на другого. То, что она видела, казалось ей сновидением. Напрасно Руджиери слегка прикрыл ее рот ладонью, она еще не могла осознать ни своего собственного положения, ни необходимости молчания. В эту минуту глаза ее устремились на человека в маске, мрачная фигура которого, прислонившаяся к контрфорсу стены, принимала сверхъестественные размеры в расплывчатом свете наступавших сумерек. С диким смехом указала она на этого мрачного вида человека и прошептала несколько бессвязных слов.
– Унесите ее скорее! – воскликнула маска. – К чему слушать эти бредни! Уведите ее в башню!
– Этот голос! – закричала молодая девушка, вдруг становясь на ноги и проводя рукой по глазам. – Это… это должен быть он! Где я? Ах!..
– Схватите ее! – закричала маска.
– Он меня преследует даже в минуту смерти! – вскричала в отчаянии молодая девушка. – Я умираю и не могу от него скрыться! Спасите меня от него, Кричтон! Спасите меня!
И она с пронзительным криком вырвалась из рук Руджиери.
– Убежала! – вскричала маска, напрасно стараясь удержать ее. – Бездельник! Ты нарочно выпустил птичку, попавшую в сеть! Руджиери, ты ответишь мне за это своей жизнью.
– Птичка только расправила крылья, – отвечал астролог, – и мы снова поймаем ее.
В эту-то минуту Кричтону и показалось, что он слышит голос джелозо. Подобно легкой лодочке, бросаемой из стороны в сторону движением волн, девушка, ослабевшая от раны, старалась пробиться сквозь мятежную толпу, не обращавшую никакого внимания на ее жалобные крики.
– Бедняга! – кричал один из студентов, – он обезумел от своей раны! Ступай прочь, молодой безумец! Кричтону некогда обращать внимание на твои крики, у него и своих дел слишком много! Ему еще нужнее помощь, чем тебе! Видишь это зеленое перо? Видишь битву, которая кипит вокруг него? Ну так это перо принадлежит Кричтону. Будь благоразумен, не ходи туда, там удары сыпятся, как град, их хватит и на твою долю. Ступай лучше назад и там поищи защиты.
Молодая девушка увидела высокую фигуру шотландца, на которую указывал ей студент, окруженную толпой, и в ту же минуту Кричтон обратил глаза на прелестную венецианку.
«Это голос джелозо, – сказал он себе. – Зачем он идет сюда один?»
– Эй! Назад, господа! Берегитесь! – рявкнул он на теснившихся перед ним студентов.
– Спасите меня, Кричтон! – кричала между тем венецианка. – Спасите меня!
Сплошная толпа студентов удерживала Кричтона.
