скачать книгу бесплатно
У Снежанки моей вечером намечалось свидание.
Я поняла это сразу, едва прискакала домой в пятом часу, кинула сумку в коридоре и заглянула в нашу комнату. Сестренка торчала перед зеркалом и пыталась сделать себе красивые брови. Она возилась с тенями, рисовала, после стирала и снова рисовала.
Щеки ее, и без того всегда румяные, теперь горели, как два фонаря, – явный признак того, что Снежанка не в настроении. Косметика валялась по всему столу, и два внушительных пятна от лака говорили о том, что ногти тоже приводили в порядок. Ярко-розовые пятна от лака.
– Это надо стереть прямо сейчас, – сказала я, потому что терпеть не могла беспорядка на своем столе. – И давай я тебе помогу. Так не пойдет. Садись и рассказывай, кто он.
– Ты про что? – сделала вид, что не поняла, сестра, покорно передавая мне темный карандаш.
– Ты явно не к репетитору собираешься. Новые джинсы, новая рубашка с вышивкой. Это свидание, детка, как ни крути.
– Вот вечно ты догадаешься, – буркнула сестра, но без обиды.
– Конечно, если ты с таким серьезным видом рисуешь брови, то дело в мальчике.
С макияжем для Снежанки я постаралась. Брови, легкие тени, загнутые реснички. Подчеркнуть мягкую линию губ, убрать яркие пятна со щек с помощью ровного тональника. После выпрямить волосы – еще та возня, учитывая, какие длинные локоны у моей сестры.
– Вот теперь ты милашка. Мальчик не устоит, это стопроцентно. – Я довольно улыбнулась.
– А можно я возьму твой рюкзак? Коричневый такой. Ты ведь все равно его уже не носишь? – спросила сестра.
Тут я замялась. Терпеть не могу, когда берут мои вещи. Но, с другой стороны, я действительно в последнее время ходила только с черными рюкзаками. Что ж, единственной сестре можно и уступить.
– Бери, но только один раз, – сказала я.
Снежанка еще раз крутанулась перед зеркалом, после сняла сторис и тут же выложила в сеть. И, уже выходя из квартиры, вдруг повернулась и тихо сказала:
– Знаешь, мама реально переживала за тебя. Не спала всю ночь, обзванивала больницы и даже в полицию звонила. Она действительно волновалась за тебя.
– Очень в этом сомневаюсь, – хмыкнула я в ответ.
Снежанка вздохнула и наконец утопала на эту свою свиданку.
4
Без смартфона чувствуешь себя выкинутой из жизни. Выброшенной на берег рыбой, в то время как все твои друзья плавают в глубине океана и наслаждаются общением и новой информацией. А ты сидишь и кликаешь мышкой, пытаясь с ноутбука зайти хотя бы в «Фейсбук», чтобы понять, что же происходит в мире.
Завтра была суббота, потому уроки я не учила. Да и не хотелось загружаться формулами по алгебре и химии, когда вечером меня ждало приключение. Конечно, я ни словечком не обмолвилась Богдану о наших с Матвеем вечерних планах. Не знаю почему, но какое-то внутреннее чувство буквально сковывало мне язык. Как будто внутри сидел маленький домовой и предупреждал: «Молчи, молчи, молчи».
А на самом деле в голове моей только и крутились мысли о том, как я поздно ночью отправлюсь с Матвеем в какой-то старый дом и буду там искать какую-то старую вещь. Я только и думала, как снова увижу настоящего Матвея, правнука ведьмака, высокого и загадочного парня, и он снова будет смотреть на меня своими разными глазами так внимательно и серьезно.
Это казалось невероятно классным, интересным, увлекательным, и мое настроение все улучшалось и улучшалось, несмотря на то что телефона у меня по-прежнему не было. И даже мать не смогла его испортить. Она зашла ко мне в комнату, едва вернулась с работы, молча положила на стол самую обычную трубку-звонилку, какой-то черненький кнопочный «самсунг», который, видимо, попросила у подруги, и твердо заверила, что теперь у меня будет только такой девайс, пока я собственноручно не заработаю на новый. После она сказала, что я могу налить себе борща, если голодная, и гордо удалилась на кухню, где взялась греметь мисками и миксером, замешивая тесто.
Я покосилась на несчастный «самсунг» с потертыми кнопками, брезгливо отпихнула его от себя и решила, что пора заняться собственным макияжем. Есть материнские борщи я не собиралась, да и вообще не могу сказать, что голод мучил меня накануне предстоящих приключений. Парочки стаканов кофе и банки мороженого, которую мы раздавили на пару с Богданом, мне вполне хватит. А там что-нибудь перехвачу у Матвея. Свои заработанные деньги теперь придется откладывать на телефон.
Итак, черный карандаш. Обводка вокруг глаз, четкая, широкая, делающая мои глаза более ясными, более выразительными. Черная тушь для ресниц. Кончики не загибаются, так и остаются длинными стрелками, большими длинными стрелками вокруг темно-карей радужки. С бровями возни совсем немного, лишь слегка подвести черным карандашом. Они у меня и так черные, красивой формы с легким изломом, подчеркивают глубину глаз.
Теней немного, совсем чуть-чуть. Можно и без них, собственно, обойтись. Губы тоже черным. Мрачный штрих для мрачного макияжа. И ногти на руках – черным. Тонкую серебряную цепочку – подарок Богдана – на шею. И мой образ готов.
Конечно, еще не самый вечер, только семь часов, но сидеть дома уже невмоготу.
– Ты куда это? – заорала из кухни мать. – Сегодня ты сидишь дома! Никаких гулянок, слышишь меня?
Я молча затягивала шнурки на конверсах, кусала губы и старалась не сорваться на ответный крик.
– Ты сидишь дома! – Внушительный материнский торс показался в коридоре. – Сейчас же раздевайся!
Ура, второй шнурок завязан.
Мать схватила меня за плечи и с силой толкнула на кушетку, которая стояла у нас в коридоре и на которую мы обычно садились, когда обувались. Я нагнулась, проскользнула под материнской рукой, занесенной в праведном гневе над моей беспутной головой, и кинулась к двери.
– Я тебе башку оторву, когда заявишься домой! – заорала мать в захлопывающуюся входную дверь.
Но я уже неслась вниз, перепрыгивая через несколько ступенек сразу, и внутри у меня клокотала непонятная и дикая радость. Я вырвалась, я свободна!
Глава девятая. Мирослава
1
Дом Матвея оказался открытым. Ворота – нараспашку, дверь с веранды не заперта. На кухне пахнет кофе и ванильным печеньем. На столе – большая миска с этим самым печеньем. Керамическая плитка на полу аж блестит от чистоты, а в кухонной плите с четырьмя конфорками отражаются потолок и шкафчики. Наша кухонная плита никогда в жизни не сможет похвастаться таким совершенством, ибо грязь к ней приварилась намертво.
Матвей сидел в гостиной. Увидев меня, улыбнулся и махнул рукой, приглашая устроиться на диване.
– У тебя была уборщица? – поинтересовалась я.
– Это я сам. Сегодня пятница, день генеральных уборок.
– Ты сам убираешь в доме? – удивилась я, потому что к уборке у меня лично не имелось ни малейшей склонности.
– В своем доме я убираюсь только сам. И сегодня еще напек печенья. Попробуй, сейчас сделаю тебе кофе.
– Круто. Ты не боишься вечерней вылазки? Ну, вдруг у дома прадеда на нас нападут еще какие-нибудь бандюганы, которым тоже охота порыться в вещах твоего предка.
– Не болтай. Не нападут. А если нападут, то мы сможем защититься.
– Да, точно. Ты же умеешь драться, научился в фитнес-клубе, – усмехнулась я.
– Меня учил дед сражаться на мечах, если быть честным.
Мы уселись прямо на толстый ковер на полу в гостиной и выпили по паре кружек кофе и слопали почти все печенье, которое напек заботливый Матвей. Болтали о ерунде. Мне нравилось сидеть рядом с этим невероятным и загадочным парнем и слушать его неторопливую речь. Матвей каждое слово произносил немного замедленно, словно взвешивая его и вдумываясь в значение. Предложения – короткие и четкие, а взгляд – серьезный и прямой.
– Ты должна держаться рядом со мной, – объяснял он. – Никуда не лезть и ни с кем не разговаривать. Даже если увидишь что-то очень странное. Даже если вдруг дерево заговорит с тобой, не ори и не отвечай. Просто сделай вид, что ты этого не видишь.
– А такое может быть? – не понимала я.
– Это я на всякий случай. Подготавливаю тебя. На самом деле понятия не имею, что нас ждет в доме прадеда. Меня туда не пускали. Обычно, когда дед заходил в свой старый дом, я ждал его на улице, у плетня.
– А что за документы тебе надо забрать?
– Одну книгу. Это уже я сам поищу. Просто одному не так стремно, понимаешь?
– Конечно. Сходим и заберем. С деревьями разговаривать не будем. Жаль, что у тебя только один браслет-оберег, иначе я бы тоже надела. Тогда на нас даже деревья не обратили бы внимания.
– У меня есть еще один. Я сегодня сплел, и он действует. Специально для тебя сделал. Нас не должны видеть, потому что… Ну, потому что так будет лучше.
– Покажи! – Я аж подскочила от удивления. – Прикольно!
– Подожди, не прыгай. – Матвей предупреждающе положил ладонь на мое плечо. – В школу с этим ты ходить не должна, потому что тебя уже видели в твоем нормальном обличии. Пусть так и будет, иначе хватятся, и начнется скандал. Но ко мне можешь приходить с оберегом на руке, так даже лучше.
– Обожаю такие тайны, – выдохнула я, натягивая украшение из сушеных рябиновых ягод и черных деревянных бусин на руку. – И как я тебе?
– Отлично. Только в зеркале ты увидишь саму себя настоящую. В зеркале всегда будет отражаться твоя настоящая внешность, запомни это.
– Что тут запоминать? Жаль, я бы посмотрела на то, как переменилась. И как я выгляжу? Худенькая, с прыщами и длинным носом?
– Что-то вроде того, только без прыщей, – улыбнулся Матвей, но как-то скупо и напряженно. После вздохнул и принялся пояснять, что к этому надо относиться серьезно и оберег вовсе не игрушка. – А главное, чтобы твоя мать его не нашла, понимаешь?
– Она на такие вещи не обращает внимания. Ягоды рябины для нее – что-то вроде детского творчества на уроках труда. Не переживай, она на себя в жизни такое не наденет. Моя мать обожает золото. Вечно покупает себе цепочки и сережки, как ненормальная.
– Нам надо успеть до полуночи попасть в дом прадеда, а после быстренько вернуться домой. Потому выходим в половине одиннадцатого.
– У нас еще пара часов, что будем делать?
– Посмотрим кино. Хочешь ужастик вроде «Оно»? Мне нравится Стивен Кинг, между прочим.
– Я уже заметила. Давай тогда смотреть «Оно». Чипсы у тебя есть?
– Сколько угодно и какие угодно.
2
Перед выходом Матвей подвел черным глаза. Это показалось мне настолько странным, что я даже не сразу открыла рот, чтобы спросить. А когда наконец заговорила, то мой приятель уже смотрелся совершенно по-другому. Его разноцветные глаза, окруженные черным контуром, казались колдовскими и страшными. И я поняла, чем завораживал меня его взгляд. Было в нем что-то хищное, как будто мой друг о чем-то знал – о чем-то ужасном и невероятном – и не говорил мне об этом.
Как будто хранил Матвей жуткие тайны в этом своем трехэтажном особняке.
– Ты похож на маньяка, – выдала я наконец, когда вышла из ступора.
– Теперь ты не должна задавать лишних вопросов, – тихо проговорил он и взял длинную палку из угла в коридоре. – Говоришь, ты умеешь сражаться? Тогда держи, пусть у тебя будет вторая. – И вложил мне в руки еще одну палку, гладкую и длинную. – Если нападут, не надо будет искать камни, чтобы дать по голове нападающим, – пояснил Матвей.
И мы наконец вышли в теплую весеннюю ночь.
– Ты не закрыл дверь, – напомнила я, оглядываясь на широкие ступеньки веранды.
– Никто ко мне не зайдет, – сухо ответил Матвей и больше ничего не сказал, как я ни спрашивала его.
Мы снова надели наши обереги, и, когда браслетик оказался на моей руке, я вдруг поняла, что внешний вид Матвея не поменялся. Он был по-прежнему разноглазым, симпатичным и немного страшным с этими вот подведенными черным глазами.
– Обереги связаны, – пояснил Матвей, – так и должно быть. Когда мы вместе в браслетах, то можем видеть друг друга настоящими.
Синие сумерки казались изумительными. Еще не полная темнота, но очертания кустов, домов и скамеек уже сглаживались, а краски становились неясными и смутными. И мы в этих сумерках походили на тени. Должны были походить, ведь я не видела результат превращения.
Но когда мимо прошагала Зорянка, толкая впереди коляску с годовалым сынишкой, и даже не поздоровалась, я вдруг ощутила себя человеком-невидимкой. Это казалось невероятно крутым, и я едва сдерживала желание подпрыгивать и бежать вперед, весело размахивая руками.
Матвей же был серьезным и хмурым и никакой радости не выражал. Как будто шагал на кладбище откапывать трупы. Меня это слегка настораживало. После того как я вот так протопала через половину нашего городка рядом с молчаливым и хмурым приятелем, мое настроение было уже далеко не таким солнечным и радужным. То ли повлияли сумерки, то ли мрачный взгляд Матвея.
Мы прошли по узеньким улочкам с частными домами в два этажа и высокими коваными решетками. Миновали старую часовенку, здоровенный старинный отель, окруженный садом, и наконец выбрались на узкую грунтовую тропку.
– Нам вверх, на гору. К лесу, – скупо пояснил Матвей.
И мы зашагали по тропке.
3
Здесь фонари конечно же не горели. Только круглая луна выползла из-за туч и светила как ненормальная. Молодая травка, едва достававшая до щиколоток, тихо колыхалась, ветерок приносил запахи цветущего шиповника, и все вокруг казалось красивым и мирным.
И даже маленькая хрупкая часовенка, у которой мы остановились, навевала мирные и спокойные мысли. Крест на ее небольшом куполе слегка поблескивал, отражая лунный свет, и я невольно залюбовалась, задрав голову.
– Не отставай, – позвал меня Матвей, и пришлось догонять его.
Мы обогнули часовенку, свернули с тропы к какому-то железному забору и вдруг оказались у самого края кладбища.
– Это старое кладбище, тут похоронены невинные люди. Хотя совсем невинных не бывает, но это не… Это просто люди, – пояснил Матвей. – Говорят, они погибли тогда, когда сюда пришли красные в тридцать девятом году.
– Что мы будем делать на кладбище? – не поняла я, чувствуя, как хорошее настроение окончательно покидает меня, а вместо этого по коже лезут мерзкие мурашки ужаса.
– Ничего. Просто я возьму земли. Немного земли со здешнего кладбища.
– Зачем?
– Так надо. Дед научил. Все, пошли. Не задавай пока вопросов. И вообще ни с кем не разговаривай, даже если тебя будут звать по имени. Иди молча.
И мы двинулись к лесу, который возвышался впереди, на горе, точно черная мрачная стена. Теперь я не испытывала сумасшедшей радости по поводу нашего приключения, хотя ничего страшного не происходило. Кладбище меня не пугало, ведь там все были давным-давно мертвы. А живых людей вокруг не наблюдалось. Но тем не менее я вдруг подумала, что мы занимаемся ерундой.
Ну подумаешь, пороемся в пыльных бумагах старого-престарого деда (может, Матвей решил найти его метрику, кто знает?), после отправимся обратно, и я, наверное, снова заночую у друга. Пусть там мать с ума сходит, она это заслужила.
Лес надвинулся, наполз на нас, как гигантское мрачное животное, и дубы протянули к нам корявые ветви. Матвей молчал, как партизан на допросе, и я ломилась следом за ним через низкие кусты шиповника и малины. Узкая тропка уводила в темную лесную глубь, но у моего спутника оказался фонарик, который довольно ярко освещал деревья и кусты перед нами.
Мы уже почти добрались до широкой поляны, забирая все выше и выше, как вдруг навстречу вышла девочка. Это было так неожиданно, что я чуть не вскрикнула, увидев тоненький силуэт. Растрепанные светлые волосы обрамляли бледное лицо, темные глаза таращились безотрывно, а в руках был букетик ромашек и маков, хотя цветы эти еще не успели расцвести.
– Привет, – спокойно сказала девочка, – идешь к своему деду? А он мертв теперь.
Матвей не ответил.
– Зачем ты сюда пришел, Матвей? – никак не унималась девочка.
Мой приятель молча прошел мимо нее, и малышка посторонилась. Было ей лет пять, не больше, и я замерла около этого ребенка, не понимая, что такая малявка делает одна в лесу.
– А ты кто? – обратилась девочка ко мне и уставилась темными, немигающими глазами.
