скачать книгу бесплатно
2
Даша Костикова появилась у нас в пятом классе. Невысокая, светленькая и тихая, она зашла бочком, встала у крайнего ряда парт и уставилась в пол. В ней не было ничего выдающегося или замечательного, кроме очков.
«Подумаешь, очки!» – скажете вы. Кого сейчас удивишь очками?
Но Дашины приспособления для зрения как раз и были ее особенностью, вроде моего родимого пятна. Девочка видела очень плохо, и потому утолщенные линзы ее очков слишком увеличивали глаза. Получались прямо-таки глазища, серые, с черными стрелками ресниц, беспомощные. Этот растерянный взгляд делал Дашу похожей на крота или на гнома – не могу точно сказать.
Она переминалась с ноги на ногу и упрямо разглядывала потертый линолеум, словно вдруг узрела в его трещинах диковинные картины.
– Знакомьтесь, это ваша новенькая, Даша Костикова. Садись, Дарья. – Математичка в тот день была скупа на комментарии.
– А где? – еле слышно пролепетала новенькая, упорно продолжая таращиться в пол.
– Где видишь свободное место, там и садись, – щедро распорядилась учительница.
Свободное место было только рядом со мной. В пятом классе меня все еще дразнили Страхолюдиной, хотя в глаза так уже не называли. Детское прозвище постепенно блекло и терялось в школьных буднях, и временами даже появлялась надежда, что меня наконец посчитают своей.
Даша оторвалась от впечатлившего ее линолеума и взглянула на парты и множество детских голов, поднимавшихся над ними. Посмотрела растерянно и грустно – видимо, ей не сразу удалось разглядеть свободное место. Но очки, скорее всего, здорово помогали ей видеть предметы вдалеке, потому что, уставившись на мое лицо, она заколебалась, открыла рот, потом снова закрыла и сделала два неуверенных шага куда-то в сторону.
В сторону двери.
Кто его знает, может, она подумала, что на моей щеке разрасталась какая-то заразная болезнь вроде стригучего лишая?
– Глазастик, свободное место только рядом с Мисниковой! – бодро крикнул Терещенко, светловолосый, низкорослый мальчишка, худющий, но с крепкими и быстрыми кулаками.
– Давай, Глазастик, Миска не страшная! – бодро добавил его сосед по парте, и они оба захохотали. Впрочем, учительница тут же решила помочь Даше.
Она прикрикнула на неугомонных весельчаков и посоветовала девочке пройти в конец класса и сесть рядом со мной. И еще пообещала, что наш классный руководитель что-то придумает насчет ее постоянного места.
И вот Даша двинулась в мою сторону. Она упорно продолжала таращиться себе под ноги, а ее плечи то поднимались, то опускались, словно их владелица пыталась собраться с силами. Наконец она устроилась рядом, но отодвинулась от меня как можно дальше. Я тоже не горела желанием общаться с девочкой, у которой глаза жили немного отдельно от лица.
На перемене ей задали жару.
– Глазастик, дай поносить очки!
– Глазастик, ты звезды можешь рассмотреть в свои телескопы?
И так далее. Фантазия моих одноклассников не знала границ, в этом я давно смогла убедиться.
Даша молчала, краснела, пыхтела, а потом и вовсе закрыла лицо руками.
Я молчала. Если честно, я наконец смогла расслабиться. Сегодня подшучивали не надо мной.
Желала ли я подружиться с Дашей? Нет. Потому что страстно и горячо надеялась стать нормальной и дружить с такими же нормальными ребятами. Меня и свои-то особенности пугали, что уж говорить про чужие. И потому я отсидела оставшиеся уроки, не сказав Даше ни слова. Лишь когда прозвенел звонок с последнего урока, я рывком вытащила из-под парты рюкзак и решительно проговорила:
– Пропусти меня, Глазастик.
Надо признать, в тот момент я чувствовала мерзкое удовлетворение, что сама могу сказать кому-то гадость, и ничего не могла поделать с этим чувством.
Даша Костикова в нашу школу больше не приходила. Говорили, что родители перевели ее в другую. Мои одноклассники даже не вспомнили про незадачливую девочку в больших очках, все слишком быстро вернулось на круги своя, и мне дали новое прозвище – стали называть Пятнистой.
Я почему-то вспомнила эту старую детскую историю, проснувшись в темной прохладной комнате. Вокруг стоял мягкий сумрак, разгоняемый светом множества толстых свечей, где-то недалеко потрескивали дрова в камине, распространяя запах смолы и древесной коры, а под моими пальцами находилось мягкое ворсистое одеяло.
Видимо, я долго спала, но, несмотря на продолжительный отдых, в голове все еще пульсировала боль, отдаваясь слабым покалыванием в висках.
Я села, одернула клетчатую рубашку и спустила ноги на пол. Джинсы покрылись пятнами и нуждались в стирке, как и плащ Иоко, сложенный на стуле с высокой резной спинкой. Машинально протянув руку, я подумала о Посохе и тут же ощутила тонкую резную палку в своих пальцах.
Что ж, стирать вещи с помощью Посоха я уже умела и отлично с этим справилась. Потом натянула джинсы, накинула плащ и прошлепала по каменному полу к створчатым дверям.
Все в этой комнате казалось темным, старинным и уютным. На каменных стенах поблескивали лаковые деревянные панели, украшенные по верху неизменной резьбой с воронами. Частый переплет на окнах пропускал мягкий лунный свет, серебривший каменные подоконники.
Шаги мои звучали гулко, пространство под высоким потолком неустанно повторяло каждое прикосновение подошв к каменному полу – и это были единственные звуки, что я слышала в пустой комнате, не считая мягкого потрескивания дров в камине.
Как было бы хорошо, если бы около огня сидел Иоко и творил свое привычное волшебство: пирог с рыбой или еще что-то в этом роде. Он бы повернул голову и глянул на меня пристально и проникновенно, как умел только он, и я снова почувствовала бы себя защищенной.
Всю мою сущность пронзила боль потери, потому что разум безжалостно напомнил, что Иоко далеко. Добраться до него я не могла, да и не представляла, как. Достойно сражаться за него тоже вряд ли получилось бы. И все, что осталось у меня от любимого парня, – это плащ, теплый, непромокаемый, согревавший меня долгими ночами странствий.
Как мне выручить Иоко? Как найти его в этом проклятом и чужом Безвременье, где все меняется каждый час, где невозможно разобраться, кто друг, а кто враг?
И куда это, интересно, подевались мои друзья-призраки? Где Хант? Где Ниса-Эви, Лука, Тимай, Миес и ее братья?
Комната, в которой я спала, больше походила на зал. Кровать находилась в самой середине – здоровенная, деревянная, с темно-красным, точно выдержанное вино, пологом, с мягкими одеялами из овчины и высокими подушками, наволочки которых покрывала искусная диковинная вышивка.
Камин с пылающими дровами располагался в противоположном конце, и до меня его тепло не доходило. Впрочем, в комнате не было холодно.
А высокая стрельчатая дверь с двумя створками находилась передо мной и вроде бы казалась близко, но все равно пришлось сделать с десяток шагов, прежде чем я смогла коснуться холодной ручки из темной меди. С этой ручки на меня таращился ворон с проницательным взглядом, и я невольно отдернула пальцы, вспомнив птичьи силуэты на Зыбкой двери. Он вдруг усмехнулся и подмигнул мне медным глазом, отчего я вздрогнула и выставила перед собой Посох.
– Ты не посмотрелась в зеркало, – проговорил вдруг он, и его голос показался настойчивым, с нотками металла.
Еще ни разу в жизни мне не приходилось разговаривать с дверными ручками!
Я растерялась, уставилась на очередное здешнее чудо, протерла глаза, дотронулась до двери Посохом и пробормотала первое, что пришло в голову:
– Тебя не существует. Ты – не то, чем кажешься.
– Я ручка двери, а ты – глупая девочка! – хрипло каркнул ворон и снова подмигнул мне блестящим глазом.
Надо заметить, выпуклая воронья голова на медном колпачке, начищенном до блеска, казалась верхом искусства.
– Тогда зачем тебе разговаривать со мной, если ты ручка двери? – собралась я наконец с мыслями.
– Скучно, знаешь ли, висеть тут без всякого дела. Последний раз в этой комнате ночевали очень давно. Больше тридцати лет назад здесь спал Им-Сиан, один из лучших представителей Вороньего рода, на этой самой кровати, и мы обогревали его, лечили его раны.
– Иоко спал тут тридцать лет назад? – Я уловила только эту информацию и уже таращилась на ручку так, словно общалась с живым человеком.
– Если быть точным, то тридцать два года и пять месяцев назад, – с готовностью сообщила воронья голова.
– Ты врешь, потому что времени нет! – сообразила вдруг я. – Не было никаких тридцати двух лет ни для кого! Время стоит, и все остается неизменным!
– Только не в этом замке, – совершенно спокойно сообщила птица. – Он скрыт во временном убежище, которое создала для него Воронья Мать, у него особое предназначение. Но я не стану говорить об этом с тобой, девочка с Посохом. Приведи себя в порядок и иди своим путем. У тебя волосы на лицо свисают, и неплохо бы смыть со щеки это жуткое пятно, которое тебя уродует. – И ручка довольно усмехнулась.
У меня внутри будто бомба взорвалась! Какое пятно? Оно давно пропало, и я давно уже чувствовала себя обычным человеком!
На стене с противоположной стороны от окон я увидела здоровенное квадратное зеркало, задрапированное тяжелым темно-красным бархатом, которое не сразу бросалось в глаза.
Я тут же направилась к нему, по-прежнему сжимая в руках Посох. Снова здешнее эхо старательно повторило мои шаги, и тишина замка заставила тревогу закрасться в мою душу.
Зеркало оказалось очень старым и помутневшим, словно внутри него находился серый туман, и очертания темной комнаты представлялись в его глубине нарисованной размытыми штрихами картиной. Но едва я всмотрелась в мутную глубину, как по зеркальной глади пробежала рябь, что случается на море во время слабого ветра.
Зеркало как будто вздохнуло, просыпаясь от долгой спячки, и мне вдруг показалось, что оно смотрит на меня долгим, задумчивым взглядом.
Я попятилась, пытаясь унять гулкий стук сердца где-то у себя в горле.
Что это еще за чертовщина? Куда я попала?
И в этот момент я увидела себя.
Почему-то без Посоха, без плаща Иоко. В своих чистых, выстиранных джинсах и клетчатой рубашке, с растрепанными волосами, без туши на ресницах, отчего глаза показались слишком обычными.
Я ведь и путешествовала без всякого макияжа, но раньше не обращала на это внимания. В последние дни я начала считать себя красивой, привыкла к восхищенным взглядам Луки и Иоко и даже почувствовала себя уверенней.
Ведь красота всегда придает уверенности в себе.
Но сейчас из зеркала на меня смотрела девочка с пятном на щеке.
Я хорошо знала это родимое пятно, так тщательно успела его изучить!
Оно никуда не делось, я всегда его чувствовала. Оно осталось внутри, стало частью меня самой. Но теперь заявляло права на мою душу, цепко держа в собственной власти и не собираясь никуда исчезать!
Что это значит? Безвременье посмеялось надо мной, а Вороний Замок вдруг отразил сущность?
Какая же я на самом деле?
Какое-то время я просто стояла перед зеркалом, уставившись на собственное лицо так, будто увидела его в первый раз. Наконец возможность здраво мыслить вернулась ко мне, и я вспомнила Иоко.
Пятно, да. Ну и что? Первый раз его, что ли, вижу? Я с этим всю жизнь живу. Иоко отлично знал, что оно у меня есть, и это не пугало его, не вызывало отвращения. Так почему я стою и удивляюсь, словно привидение увидела?
Где мои рюкзак и расческа?
Рюкзак оказался под кроватью.
Теперь я двигалась быстрее и не прислушивалась к пугающему эху над головой. Больше не разглядывая собственное изображение в зеркале, я расчесалась, наскоро заплела косу, снова взяла Посох, повесила рюкзак на одно плечо и направилась к двери.
– Молодец, – неизвестно почему похвалила меня дверная ручка, но я уже не стала задерживаться.
Резко отворила тяжелую створку и ступила в полутемный коридор, где с правой стороны тянулись стрельчатые окна без стекол и сквозь каменный переплет проникали серебристо-голубые лунные лучи.
А на противоположной стене проступали выбитые на камне буквы. Длинные ряды букв, над которыми тянулась вереница вырезанных вороньих фигурок.
Лунные лучи так ясно и хорошо высвечивали слова, что я не смогла пройти мимо. Приблизившись, я решила прочесть надпись, а в это время дверь в комнату, где я спала, мягко и осторожно закрылась, пряча последние отблески горящего камина.
3
Хранители приходят и уходят.
Хранители забывают о своем предназначении и предают людей.
Хранители служат не тем, кому клялись.
Хранители забыли древние клятвы и оставили верность.
Власть и деньги – это тот товар, который нынче в ходу у Хранителей.
Но так не будет долго продолжаться.
Придет время, когда Хранители станут служить Хозяину, у них не будет души и свободной воли.
Жизнь покинет здешние места, потому что Хранители не сберегли сердце Мира Синих Трав.
Никто не уцелеет, и лишь Хранители будут ходить по синим дорогам и не смогут найти покоя.
Время остановится.
Время будет заперто.
Время перестанет существовать.
И, прежде чем Время вернется вновь, появятся в этом замке Настоящие Хранители.
4
Короткие рваные предложения, которые выстроились на стене ровными рядками, поразили меня.
Они звучали как угроза или страшное предостережение. Кто выбил их в каменной кладке стены? Кто оставил эти искусные ровные буквы, у подножия которых вились тонкие усики трав, винограда и пролегали колосья пшеницы?
Я все рассматривала буквы и никак не могла двинуться дальше. Что-то зловещее чудилось мне в них, словно здесь скрывалось грозное предсказание, касающееся и меня.
Никто не уцелеет – вещала стена из камня.
Никто и не уцелел.
Или призрак, или мертвяк.
И если верить этим словам, то именно Хранители погубили Мир Синих Трав.
Рядом глухо заскрипела дверь, я вздрогнула, оглянулась, но никого не увидела. В лицо мне ударил порыв свежего ветра, и где-то внизу зашелестели верхушки деревьев.
Каменный переплет на окнах оказался холодным, и я тут же отдернула руку, едва дотронувшись до него. Ветер, забравшись под воротник рубашки, заставил поежиться, а запах хвои и осознание высоты выветрили из головы остатки сна.
