Анархизм. Сочинения одного из лидеров мирового анархического движения начала ХХ века

С тех пор произошло много изменений. Александр Беркман пережил пенсильванский ад и снова вернулся в ряды воинствующих анархистов, его дух не сломлен, а душа полна энтузиазма по поводу идеалов юности. Товарищ художник теперь в числе известных иллюстраторов Нью-Йорка. Кандидат на самоубийство покинул Америку вскоре после своей неудачной попытки умереть, а впоследствии был арестован и приговорен к восьми годам каторжных работ за контрабанду анархистской литературы в Германию. Он тоже выдержал ужасы тюремной жизни и вернулся к революционному движению, заработав в Германии заслуженную репутацию талантливого писателя.

Чтобы избежать бесконечных ночевок в парках, Эмме Гольдман в конце концов пришлось переехать в дом на Третьей улице, где жили исключительно проститутки. Там, среди изгоев нашего доброго христианского общества, она могла хотя бы снять комнату и отдохнуть, а также поработать за швейной машинкой. Уличные женщины проявляли больше деликатности и искреннего сочувствия, чем священники церкви. Но человеческая выносливость была истощена чрезмерными страданиями и лишениями. Произошел полный физический срыв, и известного агитатора перевели в «Чешскую республику» – большой многоквартирный дом, получивший свое благозвучное название из-за того, что его жильцами были в основном богемские анархисты. Здесь Эмма Гольдман нашла друзей, готовых ей помочь. Юстус Шваб, один из лучших представителей немецкого революционного периода того времени, и доктор Золотарёв были неутомимы в уходе за больной. Здесь она также познакомилась с Эдвардом Брейди, и новая дружба впоследствии переросла в тесную близость. Брейди был активным участником революционного движения Австрии и на момент знакомства с Эммой Гольдман недавно вышел из австрийской тюрьмы после десятилетнего заключения.

Врачи диагностировали у нее чахотку, и больной посоветовали покинуть Нью-Йорк. Она отправилась в Рочестер, в надежде, что домашний круг поможет вернуть ей здоровье. Ее родители за несколько лет до этого эмигрировали в Америку, поселившись в этом городе. К числу ведущих черт еврейства относится сильная семейная привязанность, и в особенности между родителями и детьми. Хотя ее консервативные родители не могли сочувствовать идеалистическим устремлениям Эммы Гольдман и не одобряли ее образ жизни, они приняли больную дочь с распростертыми объятиями. Отдых и забота в родительском доме, а также ободряющее присутствие любимой сестры Хелены оказались настолько благотворными, что за короткое время она настолько поправилась, что сумела возобновить активную деятельность.

В жизни Эммы Гольдман нет покоя. Непрекращающиеся усилия и постоянное стремление к задуманной цели составляют сущность ее натуры. Слишком много драгоценного времени уже было потрачено впустую. Ей необходимо было немедленно возобновить свою работу. Страну одолевал кризис, тысячи безработных толпились на улицах крупных промышленных центров. Холодные и голодные, они бродили по земле в тщетных поисках работы и хлеба. Анархисты развернули усиленную пропаганду среди безработных и забастовщиков. Чудовищная демонстрация бастующих занятых в пошиве плащей швейников и безработных прошла на Юнион-сквер в Нью-Йорке. Эмма Гольдман была одним из приглашенных докладчиков. Она произнесла страстную речь, в пламенных словах обрисовав нищету жизни наемного раба, и процитировала знаменитое изречение кардинала Мэннинга: «Нужда не знает закона, и голодающий имеет естественное право на толику хлеба ближнего». Она закончила свое выступление словами: «Требуйте работы. Если не дают работы, требуйте хлеба. Если не дадут ни работы, ни хлеба, то берите хлеб».

На следующий день она уехала в Филадельфию, где должна была выступить перед народом. Капиталистическая печать снова забила тревогу. Если бы социалистам и анархистам разрешили продолжать агитацию, возникла бы прямая опасность того, что рабочие скоро научатся понимать, каким образом они лишаются радости и счастья жизни. Такую возможность следовало предотвратить любой ценой. Начальник полиции Нью-Йорка Бирнс получил судебный ордер на арест Эммы Гольдман. Она была задержана властями Филадельфии и на несколько дней заключена в тюрьму Мояменсинг в ожидании документов об экстрадиции, получить которые Бирнс поручил детективу Джейкобсу. Этот Джейкобс (с которым Эмма Гольдман несколько лет спустя встретилась снова при очень неприятных обстоятельствах) предложил ей, возвращая ее, задержанную, в Нью-Йорк, предать дело трудового народа. От имени своего начальника, шефа Бирнса, он посулил щедрое вознаграждение. Как глупы порой бывают мужчины! Какая бедность психологической наблюдательности, чтобы вообразить себе возможность предательства со стороны молодой русской идеалистки, добровольно пожертвовавшей всеми личными соображениями ради помощи освобождению трудящихся.

В октябре 1893 года Эмма Гольдман предстала перед уголовным судом Нью-Йорка по обвинению в подстрекательстве к беспорядкам. «Понятливые» присяжные проигнорировали показания двенадцати свидетелей защиты в пользу показаний одного человека – детектива Джейкобса. Она была признана виновной и приговорена к одному году заключения в тюрьме на острове Блэквелл. С момента основания Республики она была первой женщиной – не считая миссис Сарратт, – заключенной в тюрьму за политическое преступление.

Эмма Гольдман отбыла тюремный срок, работая медсестрой в тюремной больнице. Здесь она нашла возможность согреть лучами доброты мрачные жизни несчастных женщин, чьи уличные сестры двумя годами ранее не брезговали делить с ней кров. Она нашла в тюрьме возможность изучать английский язык и литературу, а также познакомиться с великими американскими писателями. В Брете Гарте, Марке Твене, Уолте Уитмене, Торо и Эмерсоне она нашла великие сокровища.

Она покинула остров Блэквелл в августе 1894 года, женщина двадцати пяти лет, развитая, зрелая и интеллектуально преображенная. Вернулась, обогащенная опытом, очищенная страданием. Она больше не чувствовала себя покинутой и одинокой. Многие протянули ей руку приветствия. В то время в Нью-Йорке было множество интеллектуальных оазисов. Салун Юстуса Шваба в доме номер пятьдесят по Первой улице был центром, где собирались анархисты, литераторы и представители богемы. Среди прочих она также встретила в это время ряд американских анархистов и подружилась с Вольтериной де Клер, Уильямом Ч. Оуэном, мисс Ван Эттон и Дайером Д. Ламом, бывшим редактором «Аларма» и исполнителем последней воли чикагских мучеников. В лице Джона Суинтона, старого благородного борца за свободу, она нашла одного из своих самых верных друзей. Другими интеллектуальными центрами были «Солидэрити», издаваемая Джоном Эдельманом, «Либерти» анархиста-индивидуалиста Бенджамина Р. Такера; «Ребел» Гарри Келли; немецкое анархистское издание под редакцией Клауса Тиммермана «Дер Штурмвогель» и «Дер Арме Тойфель», главным гением которого был неподражаемый Роберт Рейцель. Через Артура Брисбена, теперь главного помощника Уильяма Рэндольфа Херста, она познакомилась с трудами Фурье. Брисбен тогда еще не утонул в болоте политической коррупции. Он отправил Эмме Гольдман любезное письмо на остров Блэквелл вместе с биографией своего отца, восторженного американского ученика Фурье.

Эмма Гольдман после выхода из тюрьмы стала важным фактором общественной жизни Нью-Йорка. В радикальных кругах ее ценили за преданность, идеализм и серьезность. Различные люди искали ее дружбы, а некоторые пытались убедить ее помочь в продвижении их особых частных вопросов. Так, преподобный Паркхерст в ходе расследования Лексоу сделал все возможное, чтобы побудить ее присоединиться к комитету общественной безопасности для борьбы с Таммани-Холл. Мария Луиза, движущий дух общественного центра, выступала в роли посредника Паркхерста. Вряд ли стоит упоминать, какой ответ получила последняя от Эммы Гольдман. Кстати, Мария Луиза впоследствии стала Махатмой. Во время кампании Движения за свободную чеканку серебряных монет Берджесс Маклаки, один из самых искренних деятелей забастовки в Хомстеде, посетил Нью-Йорк, пытаясь воодушевить местных радикалов на свободную чеканку серебряных монет. Он также пытался заинтересовать Эмму Гольдман, но с не большим успехом, чем Махатма Мария Луиза знаменитой Паркхёрст-Лексоуской компанией.

В 1894 году борьба анархистов во Франции достигла наивысшего размаха. На белый террор республиканских парвеню ответил красный террор наших французских товарищей. Анархисты всего мира с лихорадочной тревогой следили за этой социальной битвой. Пропаганда делом нашла отклик почти во всех странах. Чтобы лучше ознакомиться с условиями в Старом Свете, Эмма Гольдман в 1895 году уехала в Европу. После лекционного тура по Англии и Шотландии она отправилась в Вену, где поступила в Альгемайне Кранкенхаус, чтобы подготовиться к работе в качестве акушерки и медсестры, а заодно изучить социальные условия. Она также нашла возможность ознакомиться с новейшей литературой Европы: произведениями Гауптмана, Ницше, Ибсена, Золя, Томаса Гарди и других художников-бунтарей, которых читали с большим энтузиазмом.

Осенью 1896 года она через Цюрих и Париж вернулась в Нью-Йорк. На руках был проект освобождения Александра Беркмана. Варварский приговор на двадцать два года тюрьмы вызвал огромное возмущение среди радикальных элементов. Было известно, что в деле Александра Беркмана Совет по помилованию Пенсильвании обратится за консультацией к Карнеги и Фрику. Поэтому было предложено обратиться к этим султанам Пенсильвании – не ради получения их милости, а с просьбой не пытаться повлиять на Совет. Эрнест Кросби предложил встретиться с Карнеги при условии, что Александр Беркман откажется от своего поступка. Однако это было совершенно исключено. Он никогда не был повинен в подобном отречении от собственной личности и самоуважения. Эти усилия привели к установлению дружеских отношений между Эммой Гольдман и кругом Эрнеста Кросби, Болтона Холла и Леонарда Эбботта. В 1897 году она предприняла свой первый большой тур с лекциями, который дотянулся до Калифорнии. Этот тур популяризировал ее имя как представителя угнетенных, ее красноречие звенело от побережья до побережья. В Калифорнии Эмма Гольдман подружилась с членами семьи Исаак и научилась ценить их усилия во благо Дела. Столкнувшись с огромными препятствиями, Исааки сначала издали «Фаербранд», а после его изъятия Почтовым департаментом – «Фри сесайти». Также во время этого тура Эмма Гольдман познакомилась с великим старым бунтарем за сексуальную свободу Мозесом Харманом.

Во время испано-американской войны дух шовинизма достиг наивысшего расцвета. Чтобы исправить эту опасную ситуацию и в то же время собрать средства для революционных кубинцев, Эмма Гольдман присоединилась к латинским товарищам, в том числе к Гори, Эстеве, Палавиччини, Мерлино, Петруччини и Ферраре. В 1899 году последовал еще один затяжной агитационный тур, закончившийся на Тихоокеанском побережье. Каждый пропагандистский тур был отмечен неоднократными арестами и обвинениями, хотя и без самых худших последствий.

В ноябре того же года неутомимый агитатор отправилась во второй тур с лекциями в Англию и Шотландию, завершив свой вояж первым Международным анархистским конгрессом в Париже. Это было во время англо-бурской войны, и вновь ура-патриотизм, как два года назад во время испано-американской войны устраивавший свои оргии, был в самом расцвете. Различные собрания, как в Англии, так и в Шотландии, срывала и разгоняла патриотически настроенная толпа. Эмма Гольдман нашла в этом случае возможность снова встретиться с различными английскими товарищами и интересными личностями, такими как Том Манн и сестры Россетти, одаренные дочери Данте Габриэля Россетти, в то время издатели журналов «Анархист», «Торч». Осуществилась одна из надежд ее жизни: она сблизилась с Петром Кропоткиным, Эррико Малатестой, Николаем Чайковским, В. Черкесовым, Луизой Мишель. Старые бойцы за благо человечества, чьи деяния воодушевили тысячи последователей по всему миру, чья жизнь и работа вдохновили другие тысячи людей на благородный идеализм и самопожертвование. Они старые бойцы, но вечно молодые отвагой прежних дней, не сломленные духом и полные твердой надежды на окончательный триумф Анархии.

Пропасть в революционном рабочем движении, возникшая в результате краха Интернационала, уже невозможно было преодолеть. Две социальные философии вели ожесточенную борьбу. Международные конгрессы в 1889 году в Париже, в 1892 году в Цюрихе и в 1896 году в Лондоне вызвали непримиримые разногласия. Большинству социал-демократов, отказавшихся от своего либертарианского прошлого и ставших политиками, удалось исключить делегатов-революционеров и анархистов. Последние решили отныне проводить отдельные съезды. Их первый съезд должен был состояться в 1900 году в Париже. Ренегат-социалист Мильеран, забравшийся в министерство внутренних дел, сыграл здесь роль Иуды. Съезд революционеров был запрещен, а делегаты разъехались за два дня до намеченного открытия. Однако Мильеран не возражал против социал-демократического съезда, который впоследствии открылся под все рекламные фанфары.

Однако ренегат не достиг своей цели. Некоторым делегатам удалось провести тайное совещание в доме товарища под Парижем, на котором обсуждались различные вопросы теории и тактики. Эмма Гольдман принимала активное участие в этих мероприятиях и по этому поводу вступила в контакт с многочисленными представителями анархистского движения Европы.

Из-за запрета конгресса делегатам грозила высылка из Франции. В это же время из Америки пришли плохие новости об очередной неудачной попытке освободить Александра Беркмана, что стало для Эммы Гольдман большим потрясением. В ноябре 1900 года она вернулась в Америку, чтобы посвятить себя профессии медсестры, одновременно принимая активное участие в американской пропаганде. Среди прочего она организовывала грандиозные митинги протеста против ужасных зверств испанского правительства над политическими заключенными, замученными в Монжуике.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.