скачать книгу бесплатно
Формула от смерти
Эмили Берент
Ну, конечно! Это совершенно обычное дело – открыть глаза и не узнать окружение. Тебя встречают совершенно незнакомые люди, которые смахивают на полных психов, и хотят, чтобы ты поверил их словам. Ведь это совершенно разумно – оказаться в другом мире и стать наследником колдунов. Бред! Либо все вокруг сошли с ума, либо я сам! Или…
Эмили Берент
Формула от смерти
Посвящается моей любимой сестре Вере,
которая являлась моим читателем,
мотиватором, редактором и критиком.
Спасибо, что помогала мне с самого
зарождения этой книги! Не удивлюсь,
если ты ее знаешь лучше меня.
Пролог
Мое имя, громко объявленное Людором, повисает над толпой и звоном отдается в ушах. Тысячи голов оборачиваются в мою сторону, их взгляды пронзают меня, вызывая легкую дрожь в руках. Я не сразу понимаю, что произошло.
Он назвал мое имя? Мое?!
Люди продолжают смотреть на меня. Среди них расползается шепот недовольства и нетерпения, а я не понимаю, что мне делать. Что от меня ждут?
Он назвал мое имя!
Кто-то сзади легонько подталкивает меня вперед, помогая прийти в себя. Я поворачиваю голову и встречаюсь с маминым взглядом – она тоже удивлена, что в Свитке оказалось мое имя, но она взяла себя в руки быстрее меня. Еще раз чуть сильнее подтолкнув меня, она наклоняется ко мне и шепчет:
– Выходи, – голос дрожит, но ее лицо спокойно и серьезно. – Давай, Инара, иди…
Мама пожимает мою руку, чтобы поддержать, но это не помогает. Я наконец осознаю, что от меня ждут, и что означает мое имя, написанное в Свитке, и внутри растет паника и желание убежать. Почему я? Это какая-то ошибка!
Мама, заметив мой страх, снова легонько подталкивает меня, а люди рядом продолжают смотреть на меня ожидающе, не понимая, почему я стою на месте. Людор снова громко повторяет мое имя.
Я должна действовать! Я должна взять себя в руки! Да! Надо взять себя в руки и выйти к Людору.
Втягиваю воздух через нос и выдыхаю через рот – на этом привычном действии концентрирую все внимание, стараюсь успокоить сердцебиение и отбросить страхи.
Надо просто выйти. Итак, делаем спокойное лицо – мне не страшно, я должна была этого ожидать, ведь в Свитке мог оказаться любой. Так, теперь легкая полуулыбка, ведь это оказанная мне честь – я должна принять ее с достоинством и гордостью. А теперь вперед.
Я заставляю себя идти через живой, провожающий меня взглядами, коридор. Внутри никаких страхов, только спокойствие и тишина… Но нет, я сама себя обманываю – сердце продолжает колотиться, как сумасшедшее, и что-то внутри меня рвётся, убеждает убежать подальше, но я не обращаю на это внимания. Сейчас не время для паники.
Ладони вспотевают, и я как можно незаметнее вытираю их об юбку, продолжая идти, смотря прямо перед собой. Наконец, я выхожу на середину площади, окруженную толпой, и подхожу к Людору. Его глаза пристально разглядывают меня, а напряжённая улыбка выглядит неестественно весёлой. Я впервые вижу его так близко и сразу отмечаю, что он выше меня на пол головы, чтобы смотреть ему в глаза, надо чуть ли не задирать голову. Сложно не заметить чрезмерно гладкую для его шестидесяти лет кожу и темную родинку на левом виске.
Мужчина протягивает руку для пожатия, чуть наклонив голову набок, продолжая пронзать меня взглядом ярко-голубых глаз, словно пытаясь понять и разобраться в причинах всех моих действий. Возможно, он, как и я, думает, что Тезурия ошиблась, что я не могу быть Избранной, что я не справлюсь…
И так шаткое спокойствие начинает рассыпаться, уступая место паническому страху. В Свитке написано мое имя! Я теперь Избранная! И это явно ошибка, ведь я не справлюсь! Я к этому не готова!
Так хватит. Я должна взять себя в руки! Должна оставить все сомнения на потом, сейчас слишком много людей смотрит на меня – никто не должен видеть моей слабости. Иначе потом пожалею.
Все.
Вздох. Мысленно собираю в шар все страхи и тревожные мысли. Выдох. Кидаю этот клубок страхов и сомнений так далеко вперёд насколько могу; пролетев над головами Людора и собранного вокруг народа, он теряется среди деревьев. Концентрация над созданием в голове образа шара помогает мне полностью успокоится.
Пожимаю Людору руку и улыбаюсь. Хватит уже сомневаться, ничего не изменишь. Я – Избранная. Меня выбрала Тезурия, и здесь не может быть ошибки.
Надеюсь.
Часть первая
Глава 1
– Руслан!
Я тут же узнаю голос Коли и останавливаюсь. Забавно, сколько девчонок оборачивается на его не так давно приобретенный баритон, видимо, рядом со мной еще полдесятка «Русланов», к тому же женского пола.
Я поворачиваюсь и нахожу глазами друга, большими шагами сокращающего между нами расстояние. Невольно отмечаю, как каждый раз, когда через окна на его волосы падает солнечный свет, они отливают золотом. Усмехаюсь. Еще в начальной школе из-за его цвета волос и больших голубых глаз с длинными девчачьими ресницами за ним увязалось прозвище «Златовласка». Сколько драк мы с ним прошли, защищая его доброе имя – теперь никто не посмеет так его назвать. Кроме меня.
– Чего? – спрашиваю, когда он останавливается напротив, расставив ноги на ширине плеч, не сводя с меня глаз.
– Ну?
Друг не отвечает, и его пристальный взгляд напрягает – он какой-то отстраненный и напряженный, а радужные оболочки глаз, кажется, отливают золотом. Чего-то он странный какой-то? Как будто заглючивший, отключившийся на несколько секунд робот.
По позвоночнику вслед за отвратительным холодком пробегают мурашки. Становится не по себе.
– Э-э-эй, Коля. – протягиваю руку, чтобы притронуться к его плечу.
Он, будто только и ждал этого – хватает меня за руку и, проскользнув за мою спину, сворачивает ее. От неожиданной резкой боли я вскрикиваю и делаю попытку выдернуть руку из Колиной хватки, но друг в ответ только сворачивает ее еще сильнее, заставляя меня замереть.
– Что ты делаешь?!
Не отвечает. Продолжает спокойно держать меня, его равномерное дыхание скользит по коже. Я снова пытаюсь высвободить руку, но кроме боли ничего не добиваюсь.
– И не пытайся, – голос хриплый, сквозит холодной ненавистью и сдерживаемой злостью. Никогда не слышал, чтобы он с кем-то разговаривал таким тоном, особенно со мной. Что происходит?
– Что случилось?
Если он так шутит, то уже давно не смешно…
– Что случилось?! – он дёргает мою руку, отчего по ней проходит очередная волна боли. – Что случилось, спрашиваешь?!
Он уже кричит на весь коридор.
– Да, ничего не случилось! Ты меня просто задолбал! Кто тебя просил туда лезть?!
Что он несёт!? Может у него припадок какой-нибудь? Я совершенно не понимаю, о чем он говорит. Да, и он вообще как-то странно говорит.
Как только я делаю попытку перебить его и узнать, о чем речь, Коля дёргает меня за руку и продолжает, только шипя сквозь зубы, так что слышу его только я:
– Я всегда знал, что ты считаешь себя самым офигенным… – ядовито усмехается. Нереалистичность его тона и нескрываемое желание причинить мне душевную боль раздражают и пугают одновременно. – …хотя ты – урод, которого даже собственный отец не хотел видеть …
Я всё больше вскипаю – ничто меня так не задевает, как упоминание о родителях. Даже если это правда.
– Заткнись! – говорю, еле сдерживаясь, чтобы не заткнуть его собственноручно.
– Бросил тебя и твою мамочку…
– Замолчи! – уже кричу.
– Потому что мамка твоя была…
Я его не дослушиваю – со всей силы бью его пяткой по колену, выбивая из него слова и, надеюсь, коленную чашечку. Я не чувствую к нему никакой жалости, хотя знаю, что ему должно быть больно после удара, в который я попытался вложить всю силу и злость. Мне плевать, что когда-то он звался моим лучшим другом – я просто забываю об этом. Теперь я на ринге, и Коля мой противник, а на ринге я ничего не чувствую – остается только человек напротив, его движения, мои инстинкты и боксерские навыки.
Коля встаёт. Нет, он даже не встаёт, а вскакивает и налетает на меня. Похоже, надо было сильнее бить…
Отклоняюсь от удара в грудь и бью его по лицу. Раздаётся хруст, видимо попал в нос. Он снова падает. Мельком замечаю, что вокруг нас собралась толпа школьников, но меня это не волнует – со зрителями как-то даже привычнее.
Коля медленно поднимается, вытирая кровь ладонью. Его качает. Глаза, которые, казалось, пару минут назад отливали золотом, сейчас полностью золотые. Меня это сбивает с толку. У него голубые глаза…
Коля, пользуясь моментом, с воинским кличем, похожими на рычание, налетает на меня, выбивая воздух, сбивая с ног. Мы оказываемся на полу. Он сидит на моем животе, прижимая весом к полу. Я стараюсь скинуть его, но он каким-то образом сковал под собой еще и одну из моих рук. Я нахожусь в максимально беспомощном состоянии. Коля замахивается, но не успевает ударить – кто-то хватает его и стаскивает с меня, а следом помогает мне встать. В нос врезается резкий запах женских духов.
– Кузнецов, в кабинет директора! – кричит учитель русского языка прямо в ухо, словно я глухой, затем кивает в сторону Коли и произносит строго, но не поднимая голос: – А этого в медпункт.
При этом она все время раздраженно смотрит на меня, не спуская глаз, как будто я могу убежать, а я смотрю на Колю – из его носа продолжает течь кровь, глаза уже не золотые и не злые, да и вид у него растерянный. Но я не заостряю на этом внимания, отворачиваюсь и иду за не дающим мне выбора преподавателем.
Теперь меня ждут двухчасовые наставления сначала у директора школы, а потом ещё у директора детского дома, но мне плевать – во-первых, я не виноват, во-вторых, Коля это заслужил.
Глава 2
Что-то я сюда зачастил…
За последний месяц в кабинете директора детского дома я побывал уже три раза. Или четыре. Почему Людмила Александровна не может оставить меня в покое? Да ещё и заставляет часами ждать, пока не соблаговолит меня принять!
Так как ждать, видимо, придется долго, я с ногами забираюсь на подоконник и выглядываю на улицу через открытое окно. День близится к вечеру, но на детской площадке вокруг качелей, горок и турников все еще весело бегают дети, крича так громко и возбужденно, что даже до сюда доносятся их счастливые голоса. Я невольно начинаю следить за их беготней и ощущаю, как внутри нарастает раздражение. Мне всегда нравилось смотреть, как дети играют, но сейчас это почему-то раздражает. Чего они радуются? Они брошены своими родителями, никто их не любит, как можно относиться к этому с таким легкомыслием? Бесит! Но больше всего бесит, что, смотря на них, я невольно задумываюсь, что уже давно не чувствовал этого легкого и теплого чувства счастья.
Пальцы сами по себе начинают ковырять полопавшуюся от жары краску на подоконнике.
Своих родителей я никогда не видел. Говорят, что я с мамой прожил два месяца в больнице, а потом она умерла от осложнений после родов. И только по фотографиям, я знаю, как она выглядела. Она была высокой и изящной, с сияющими голубыми глазами и длинными светло-каштановыми волосами. Она была красивой и счастливой, пока отец…
– Руслан!
От неожиданности я вздрагиваю и, отбросив мысли о маме, оборачиваюсь на голос.
– Зачем так орать? – сделав максимально равнодушный тон, смотрю на Людмилу Александровну. – У меня чуть инфаркт не случился.
– Во-первых, я на тебя никогда не «ору», а, во-вторых, это еще кто кого до инфаркта доведет. Сколько раз я тебе говорила не сидеть на этих бедных подоконниках! Ты мне с них всю краску ободрал! – я не вижу ее мимику, так как за ее спиной через окно ярко светит солнце, делая из неё тёмный силуэт, но и без этого я прекрасно знаю выражение ее лица.
Слезаю с «бедного» подоконника, пряча в кулаке оторванную краску.
– Да что вы, прям как в школе…
Но директор меня уже не слушает, она поворачивается и заходит обратно в кабинет, и мне ничего другого не остаётся, как идти следом, по пути выбрасывая краску.
В комнату мне приходится входить, практически закрыв глаза – солнце светит прямо в лицо, но мне незачем разглядывать кабинет. Здесь нет ничего кроме стеллажей, наполненных папками, и стола, стоящего таким образом, что директор сидит правым, а посетители левым боком к двери. Единственное, что украшает кабинет – огромное количество комнатных растений: на подоконниках, в углах, на полках и одно маленькое с ярко-красными цветами в углу стола.
Сажусь и поднимаю глаза, прослеживая перемещение директора по кабинету. Солнце светит сбоку, забираясь мне в глаза и заставляя жмуриться, поэтому не выдержав, я опускаю взгляд, упираю его в ладони. Замечаю, что на указательный палец правой руки прилип небольшой кусок краски. Кончиками ногтей крошу его.
Людмила Александровна, словно специально, не обращает внимания на то, что мне мешает солнечный свет. Она спокойно садится и берёт двумя руками ручку.
– Ну, что? – говорю, прерывая напряженное молчание, которым она любит нагнетать перед тем, как начать пилить. Я, конечно, знаю что, но и обсуждать это нет никакого желания.
– И не пытайся состроить из себя ничего не знающего дурочка, Руслан Михайлович. Ты прекрасно знаешь, зачем я тебя позвала.
Она замолкает. Чувствую на себе её ожидающий пристальный взгляд. И что она от меня ждёт? Исповеди? Ее не будет. Ответного взгляда? Тогда пусть закроет жалюзи.
Словно услышав мои мысли, она встает и закрывает жалюзи, наконец позволяя мне поднять глаза. Затем выходит из-за стола и встаёт передо мной, оперевшись руками на стол.
– Что случилось, Руслан? – ее голос становится более спокойным и даже нежным, что вызывает раздражение. – Он же твой лучший друг. Я не понимаю…
– Он не мой лучший друг, – перебиваю, наверное, слишком грубо, но мне плевать.
Людмила Александровна опускает глаза, пальцами задумчиво стучит по краю стола.
– Хорошо… – недовольно растягивает слово и заходит обратно за стол. Садится, снова взяв ручку, и продолжает говорить все больше и больше поднимая голос: – Сколько раз я тебе говорила, что драка не способ решения проблемы? Я уже даже не знаю, что ещё тебе сказать. Тебе семнадцать лет, Руслан, а ты ведёшь себя как маленький – дерешься с каждым, кто не угодит. Надо сдерживать себя. Что ты там со всеми поделить не можешь? Девушку что ли?
Я смотрю на директора и понимаю, что даже если бы хотел ответить, то не смог бы – я не знаю причины нашей драки. Коля толком не объяснил, из-за чего перед всей школой оскорбил меня и моих родителей. Я никуда не «лез» и ничего не делал, чтобы можно было наговорить про меня такого. Возможно, кто-то что-то ему насплетничал, но Коля никогда не верил сплетням. Он, по сравнению со мной, всегда отличался рассудительностью и хладнокровием – его не так легко вывести из себя. И я не знаю, что же все-таки заставило его возненавидеть меня?
Замечаю, что Людмила Александровна всё это время, пока я размышлял и пялился в одну точку на полу, молчала.
– Руслан, я, конечно, понимаю, что мои слова в одно ухо влетели, в другое вылетели, но на этот раз я простым выговором не ограничусь.
Становится интересно. Директриса придумала что-то новенькое?
– Мне придётся тебя наказать. Раз ты ведёшь себя, как маленький, то и нести наказания будешь, как маленький.
И что, в угол поставит? Сладкого лишит? Или что хуже – отшлепает?
Усмехаюсь.
– Ты будешь отстранен от секции бокса на три месяца.
Веселье мгновенно распадается на мелкие кусочки.
Нет, она не может! Она не может лишить меня бокса на три месяца! У меня через два месяца чемпионат в Москве. Я не могу его пропустить. Я готовился к нему. Эта поездка стала моей мечтой – моим последним шагом к мастеру спорта! А она хочет все разрушить просто так, одним своим наказанием из-за драки!?
