скачать книгу бесплатно
– Ну? А эта чем пахнет? – нетерпеливо спрашивает Воздвиженский.
– НИЧЕМ! – мрачнеет Щукин. – Она ее даже из сумки не доставала! О подлая коварная женщина! О ехидна! Ну шут с ней, поставим ей «пять»!
– За что? – теряется Воздвиженский.
СЕКРЕТ ОБРАЩЕНИЯ СО ВРЕМЕНЕМ
Профессор Щукин сидел дома, болел и читал Ветхий Завет.
– Он завораживающий! В нем, кроме базового спокойствия и простора, есть идея красивого и свободного обращения со временем. Ну как если бы я сказал: «Переселюсь лет на четыреста в Новосибирск, потом на двести лет уйду в тайгу, потом на триста лет уеду на Камчатку и вновь вернусь в Подмосковье». И если бы умер где-то по пути, это совершенно не нарушило бы моих планов.
Глава 7
3 КГ БАНАНОВ
Доцент Мымрин покупал каждый день 3 кг бананов. И больше ничего не покупал, потому что боялся магазинных полок и не понимал, где на них что лежит. Дети ворчали и говорили:
– Твои бананы никто не ест!
ДЕВЯТЬ НЕМЕЦКИХ ПИСАТЕЛЕЙ
На лекции профессор Щукин сказал:
– Назовите мне десять современных французских писателей…
– Бальзак, Дюма, Монтень… Антуан де… – начала Лена.
– Современных… ныне живущих!
Тишина.
– Назовите мне десять современных немецких писателей! – потребовал Щукин.
– Корнелия Функе? – робко спросил Костя.
– А еще девять?.. Ну она одна, конечно, сойдет за десятерых… Назовите мне десять современных китайских писателей. Индийских? Бразильских?
– Э-э…
– Вот! А теперь десять английских и американских!
Сразу вскинулся лес рук.
– А двадцать можно? А тридцать? – закричала Лена.
– Вот, – сказал профессор Щукин. – И я о том же. Почему так?
– Кино! У них есть Голливуд! Мультфильмы! Экономика! – завопил Костя.
Профессор Щукин пожал плечами.
– Ну да… Но это все равно не может быть полным ответом. Да и какая экономика нужна для книг? Старый ноутбук? Тетрадка с ручкой?
– Может, качество литературы? Великий красивый мировой язык?
– Мимо. Аналитический язык не может быть лучше синтетических.
– Много носителей языка? – предположила Лена.
Щукин опять пожал плечами.
– Не знаю… Мы же их не по-английски читаем… Нет, тут что-то еще. Не могу понять.
– Тогда что?
– А вот этого я сам не могу сформулировать. И ощущаю себя точно девочка из деревни, которая смотрит в зеркало и думает: блин, я же красивая! Я же лучше, чем эти модельки на показе мод! Но почему, почему? В общем, тут опять какая-то область коллективного бессознательного! – сказал Щукин.
ПРО СТУДЕНТА СЕРЕЖУ
Кроме Лены и Кости Боброва, был на курсе еще студент Сережа. Он занимался атлетической гимнастикой и очень любил всем сообщать, сколько он весит и какой у него бицепс.
– Я сейчас вешу сто два. Бицепс у меня сорок семь. Мне нужно добрать до ста восьми, а потом подсушиться до ста ровно! Понимаете какой замысел?
Девушки-филологи кивали. Лица у них были серьезные, восхищенные, и Сережа не понимал, что они издеваются.
Костя Бобров как-то отвел Сережа в сторонку и говорит:
– Понимаешь, это не вариант! На юрфаке это бы сошло с рук, но для филфака ты не типаж. Здесь студентки любят только тех, кого жалеют! А как тебя можно жалеть, когда ты такой лось? Ты прикинься депрессивным, вялым таким. И еще: ты занят только собой. Ты скажи девушке: «У тебя красивые глаза!» Комплименты лучше использовать самые простые, а то когда начинаешь правду говорить, тут можно себе навредить. Я, например, однажды сказал одной девушке, что полюбил ее, потому что она похожа на морскую свинку, а она… Ну, в общем, про глаза самое безопасное!
Сережа заплакал и застучал кулаками по стене.
– Так нечестно! – закричал он.
– Почему? – растерялся Костя.
– Я качаюсь, я стараюсь, я пытаюсь соответствовать! А какой-то дурак просто соврет, что у нее какие-то там глаза, прикинется вялым и она его полюбит? Не хочу я так! Я этих козлов всех закопаю!
И Сережа опять начал плакать. Девушки-филологи услышали, что он плачет, налетели со всех сторон и стали его утешать. Сережа стоял между ними счастливый и делился мыслью, что до ста он сбрасывать не будет. Лучше доберет до ста пятнадцати, а потом уйдет на сто десять – сто одиннадцать.
– Он безнадежен! – подумал аспирант Костя и отправился объяснять аспирантке Лене, как сильно он ее презирает. Костя объяснял ей это каждый день по часу, и Лена всегда внимательно его слушала и поощрительно кивала.
ЖЕНЩИНА С ДЛИННЫМИ ВОЛОСАМИ
– Мне очень нравятся женщины, которые поют и у которых длинные волосы. Даже можно плохо петь, я все равно в этом не разбираюсь, – сказал профессор Щукин.
– Закон компенсации. Наверное, наша генетика ищет себе недостающие таланты… А меня вот в детстве не отдали в художественную школу. И вот если женщина рисует… – нервно сказал доцент Воздвиженский.
– А волосы длинные? – перебил Щукин.
МЫМРИН ХВАТАЕТСЯ ЗА ГОЛОВУ
Дети доцента Мымрина постоянно ныли:
– Я не пойду на выпускной! Зачем вы туда деньги заплатили? Будут на меня смотреть, чего-то хотеть, какие-то слова говорить…
– Ну надо, наверное, для социализации. Люди же живут в обществе, – отвечал Мымрин.
– Я не хочу! Я не пойду! Надо было меня спрашивать! Там такие все вонючки!
Только доцент Мымрин отбежит, другой ребенок подойдет:
– Я не пойду на новогоднюю елку! Все будут прыгать, хлопать! И там Ярослав, я его ненавижу, такая вонючка!
– Но там подарки будут! Дед Мороз, квест! – соблазняет Мымрин.
– Не хочу! Почему ты у меня не спросил разрешения? – ноет ребенок.
Схватится за голову доцент Мымрин, опять отбежит.
А однажды жена его спрашивает:
– Ты пойдешь завтра на заседание ученого совета?
– Нет, ни за что! – кричит Мымрин. – Сплошная потеря времени! Один профессор Сомов чего стоит… Чего-то будет хотеть, какие-то слова говорить…!
– Но ты же часть кафедры, живешь в социуме.
СТО ДВА ПРОЦЕНТА
Однажды на заседании экспертного совета по творчеству Мандельштама профессор Щукин сказал:
– Я не знаю ни одного хорошего филолога, который смог бы посчитать, чему равны сто два процента от ста рублей!
– Здрасьте! Процентов всего сто! – сказал Воздвиженский.
– Я знаю, что всего сто, но чисто теоретически высчитать можно, – смутился Щукин.
– Да запросто… Вы что, в школу не ходили? Сто надо разделить на два и умножить на сто! – сказал аспирант Костя. – Это будет… пять тысяч!
Профессор Щукин расхохотался.
– Тебе надо работать в банке кредитным калькулятором! – сказал он.
– Нет! – запротестовал Воздвиженский. – Все гораздо проще! Сто надо умножить на два и разделить на сто! И плюс те два, потому что больше ста процентов не бывает!.. Эти два мы вычитаем из ста, и девяносто восемь прибавляем к предыдущему ответу! Я не знаю, сколько будет… дайте бумажку!
– Сто два процента от ста – сто два! – выпалила аспирантка Лена.
Щукин уставился на нее с недоумением, сверился с ответом в интернете и помрачнел.
– Странно… и тут такой же результат… А сто четыре процента от ста?
– Сто четыре!
– А сто шесть процентов от ста?
– Сто шесть.
– Хм… ну либо ты не филолог либо… Стоп! А сколько будет два процента от тысячи? – внезапно крикнул осененный Щукин.
– Да так же! Тысяча плюс два! Тысяча два! – сказала Лена.
– Наша ты! Наша! – закричал Щукин и кинулся ее обнимать.
«АЙ ДА, ПУШКИН!»
Однажды на заседании кафедры стали спорить должен ли писатель быть социально активным или медийным.
– Ни в коем случае, – сказала Лена. – Писатель должен ходить в черной маске и отсутствовать в соцсетях. Писатель – тайна и пророк. Слишком малая дистанция уничтожает пиитет. Нереально уважать человека, которого хорошо знаешь…
– Да все есть в сети! Даже те, кого там нет! Потому что это удобно! – заспорил Костя Бобров. – Просто зовут его там, допустим, «Сладкий котик», стена пустая, а на аватарке качок из мультика. Все думают, что писатель в тайге сидит, ест сырое мясо и мыслит о судьбах человечества. А он сидит рядом с вами в «Шоколаднице» и ест кремовое безе с сердечком. Так что лучше уж быть самим собой, чем так!
– Ты, Костя, чушь говоришь!
– Это ты, Лена, чушь говоришь, – краснея, сказал Костя Бобров. – Хорошо, конечно, рассуждать со стороны, но если я не буду себя на форумах хвалить, меня никто не будет читать! Сейчас даже программа такая есть… считает количество упоминаний… Вот и упоминаешь: Бобров, Бобров… Авось хоть один издатель на эти форумы зайдет!
Доцент Воздвиженский брезгливо поморщился.
– Я понимаю твои мотивы, Костя… Но тут другая опасность… Ты теряешь фокусность, творческую энергию, не знаю даже… Ну, представь, Пушкин писал бы про себя на форумах: «Ай да, Пушкин, ай да классик!»
– Он по-другому писал, гораздо хуже! – злобно сказал Костя. – И тогда интернета не было. А сам бы не писал – Дельвига бы попросил. Они командой пробивались. Дельвиг, Жуковский и так далее. Настоящие друзья были, своих не сдавали! Не то, что некоторые!
И Костя недовольно посмотрел на Лену. Та отвернулась и опять забормотала про «тайну» и «черную маску».
– М-м-м… – протянул профессор Щукин. – Ну медийность – это хорошо, но времени сжирает много. Через какое-то время тебе уже неинтересно писать, а интересно только выступать, выступать, выступать… Зона кайфа смещается в другую область, а «это уже залет, воин»! Ни за что опять писать не начнешь. Писатель там – где зона его кайфа. Мне кажется, для медийности лучше изредка делать что-нибудь громкое. Ну там снять с ножа живого медведя или жениться на английской королеве. Все лучше, чем писать «Бобров, Бобров, Бобров»… Ха-ха! Бобров!
– Что вы к Боброву прицепились! – завопил алый, как пион, Костя. – А вот Лев Толстой ваш! Землю пахал, сапоги тачал, с медным чайником в лаптях по станции «Ясная Поляна» бегал! Дамы такие: «На тебе, милый старичок, пятачок!» – «Да это же великий писатель земли русской!» – «Ах, да что вы говорите!» А у самого, между причем, были две английские лошади! Это что, не пиар?
– Толстой он искренне… Ему просто наплевать на всех было. Он широкая душа! Хочу на английской лошади езжу, хочу с чайником бегаю! – сказал Щукин и погладил себя по бороде.
– То есть искренне с чайником бегать можно? – рассердился Костя.
– Искренне все можно! Только любя! Вот как сейчас, например! – Щукин взял кусок пластыря и тщательно заклеил Косте рот.
– Помолчи пару минут! А вот публицистика? Мне кажется, она в сто раз опаснее медийности. Журналистика – вот главный враг и одновременно искушение. Газетки всякие, интернет-порталы. Сил отнимают много, кажется, что ты в гуще борьбы, деньги даже платят, а ведь это ничто, пшик, симулякр, продажа пустоты!
– Ну тут еще от последовательности много зависит, – сказал Воздвиженский. – Если вначале ты пишешь статьи и публицистику, а потом понимаешь, что все это фигня, то это один путь. А если всегда писал книги, а потом вдруг статьи – это уже тревожный звоночек.
– Нет! – сказал Костя, языком отрывая пластырь. – Вот Чехов пробился с ежеденельных журнальчиков.
