Когда грянет шторм

– Кто вообще делает уроки в пятницу вечером? – пожаловался он, когда раздался звонок в дверь.

– Люди, которые хотят окончить одиннадцатый класс. – Я ткнул в него пальцем. – Постарайся быть дома, когда я вернусь.

– Остынь, братишка. Ты начинаешь говорить, как твой дядя Патрик.

Как быстро летит время. Раньше я попирал правила. Нарушал их. Был самоуверенным засранцем, который участвовал в таком количестве драк, что не сосчитать, и верил, что таким образом найду свое спасение.

Но рождение сына изменило меня. Не сказать, что я перестал буйствовать, однако теперь я бунтовал не без причины. Если кто-нибудь когда-нибудь тронет моего мальчика, я убью этого ублюдка голыми руками, а потом станцую на его могиле. Ноа никогда не придется страдать так, как я. И если я когда-нибудь понадоблюсь Риджу, то помогу и ему тоже.

Глава восьмая

Броуди

Я стоял за сетчатой дверью и слушал, как Шайло напевает Whole Lotta Love. Черт, этот голос. Пусть я не целовал ее губы и не прикасался к телу, но одного звука ее голоса хватило, чтобы возбудить меня.

– Шайло! – крикнул я через сетчатую дверь, чтобы меня было слышно сквозь музыку. Окна были открыты, под потолком жужжали вентиляторы.

– Входи! Дверь не заперта.

Я вошел и, пройдя по деревянному полу, остановился по другую сторону барной стойки, отделявшей маленькую кухню от гостиной и столовой. Шайло подняла глаза от разделочной доски и улыбнулась, словно рада меня видеть. Она надела свободную черную майку поверх тонкой белой. И не совсем уверен, но мне показалось, что на ней не было лифчика. На ней также были короткие зеленые шорты, а ноги – босые. Черные как смоль волосы были собраны в неряшливый пучок, несколько выбившихся прядей обрамляли ее лицо. Удивительно, но я потихоньку узнавал девушку, а не рок-звезду, чье имя выкрикивают тысячи поклонников на аншлаговых концертах.

– Привет, – наконец сказала она после того, как мы несколько секунд просто смотрели друг на друга. Мои мысли пошли совсем в другое русло, потому что, да, теперь я точно мог заверить, что на ней не было лифчика.

Тихо рассмеявшись, я провел рукой по лицу.

– Привет.

– Надеюсь, ты не торопишься, – сказала она. – Я поздно начала готовить, так что джамбалайя [19] еще не скоро будет готова.

– Сколько времени это займет?

– А ты сильно голоден?

– Всегда. Помочь с чем-нибудь?

– Нет. – Шайло достала из холодильника индийский пейл-эль, откупорила крышку и поставила бутылку передо мной. – Просто посиди рядом и составь мне компанию.

Сделав большой глоток, я наблюдал, как она нарезает лук. По ее щекам текли слезы.

– Лук всегда доводит меня до слез.

Я изучил татуировку на ее плече – закрученную кривую ветку с тонкими листьями – и пододвинул табурет. Шайло отодвинула лук в сторону тупым концом ножа и срезала верхушку перца.

– Что еще заставляет тебя плакать?

– Грустные песни. Минорные ноты. Фильмы с печальным концом. Бедность. Расизм. Музыка в лифте. У меня от нее кровь из ушей идет. – Шайло вздрогнула, лезвие ножа сверкало, пока она медленно нарезала перец и стебли сельдерея. Я пытался разглядеть татуировки на ее пальцах: музыкальная нота, четки и крестик на безымянном; полумесяц и три крошечные звездочки на указательном. Крошечный фиолетовый цветок. Вероятно, анютины глазки.

– А что заставляет тебя плакать? – спросила она.

– Я не плачу.

– Тогда что заставляет тебя хотеть заплакать?

– Кантри-музыка. – Она рассмеялась. – Жестокое обращение с животными. С детьми. Цирки. Гребаные клоуны. Ненавижу их. Зоопарки. Они еще хуже, чем цирки.

– Почему?

– Мне ненавистна мысль о том, что животных забирают из их естественной среды обитания и заставляют жить за решеткой, а люди глазеют на них.

– В некоторых зоопарках хорошо. А как насчет сафари? У тебя есть к нему претензии?

– Никогда не посещал сафари. – Я посмотрел на ее телефон, лежащий на столе, когда тот зазвонил. – Тебе не нужно ответить?

Шайло взглянула на телефон, затем протянула руку и сбросила вызов.

– Это брат. Он оставит сообщение.

Я наблюдал, как на экране телефона высвечиваются входящие звонки и сообщения. Ее брату, очевидно, не нравилось, что его игнорируют. Шайло перевернула телефон, чтобы я не видел экран.

– Менеджер тоже звонит. – Она устало вздохнула, опустив плечи. – Мне правда нужен был перерыв, понимаешь?

– Перерыв от чего?

Она слегка помотала головой и повернулась ко мне спиной, включая газовую конфорку под кастрюлей. Масло зашипело, когда она добавила куриные бедра и острую колбасу, которую нарезала ранее.

– Я только что завершила первые два этапа своего мирового концертного тура. Все началось в Сингапуре. Первый этап – Азия, второй – Австралия и Новая Зеландия. После перерыва я направлюсь в Европу, затем в Южную Америку, а после вернусь в Штаты. Я просто хотела немного отдохнуть. Гастроли отнимают у меня много сил. Как моральных, так и физических.

Я присоединился к ней у плиты и, прислонившись бедром к столешнице, пил пиво, наблюдая, как она готовит.

– Твоя Ма-Ма научила тебя готовить?

– Да. Она всегда говорила, что еда – это проявление любви. – Шайло улыбнулась, добавляя овощи и специи в рагу, руководствуясь инстинктом, а не мерными ложками. – У меня не получается готовить слишком часто. Теперь я очень редко хожу в продуктовый магазин. Порой я скучаю по обычным, простым вещам, которые делала раньше. Я написала так много песен в прачечной. Просто сидела там, наблюдая, как белье крутится в стиральной машине, и эта особенная атмосфера дала толчок моему творчеству. Но у славы есть цена. Теперь ты даже не можешь зайти в общественную прачечную. Добавь это в мой список того, от чего хочется плакать.

Рассмеявшись, Шайло добавила в кастрюлю рис и куриный бульон, перемешивая ингредиенты деревянной ложкой.

– Мне никогда не хотелось стать известной. Я просто хотела зарабатывать на жизнь, занимаясь любимым делом. – Она взглянула на меня. – Хочешь узнать секрет?

– Давай.

– Я на взводе.

– Из-за чего?

– Из-за тура. Всякий раз, выходя на сцену, я боюсь, что фанаты поймут, что я шарлатанка. Я не стою тех денег, которые они потратили на билеты. Я все еще та же девушка из Луизианы. Порой я задаюсь вопросом… почему я? Почему я стала знаменитой, когда есть тысячи великих певцов и музыкантов, у которых никогда не будет таких возможностей, как у меня?

– Я ни черта не смыслю в музыкальной индустрии, но полагаю, что там так же, как и везде. Тебе повезло, но уверен, что ты также приложила чертовски много усилий, чтобы добиться того, что имеешь сейчас.

Она кивнула.

– Мы и вправду добились успеха. Все называли «Акадианский шторм» успехом за одну ночь. Словно мы появились из ниоткуда и – бум! Добились успеха, не прилагая никаких усилий. Они не думают о тех годах, когда мы работали на паршивых работах и молились о концертах. Мы были на мели, жили в квартирах, кишащих тараканами, и питались «Дошираком». А теперь… что ж, теперь мне не нужно беспокоиться о деньгах.

– Наслаждайся музыкой на всю катушку. А когда перестанешь получать от нее удовольствие, просто заверши карьеру.

– Уйти со сцены не так-то просто.

– Всегда сложно отпустить то, что любишь.

– Говоришь так, будто уже проходил через подобное.

– Я много лет был ковбоем родео. Наездником на мустанге без седла. Мне это нравилось, но я ненавидел то, насколько мне это нравилось.

– Почему?

– Это шоу. Оно шло вразрез со всем, во что я верил. Использование лошадей ради развлечения. Мне претило носить шпоры [20]. Они тупые, а не острые, но дело не в этом. Чтобы успешно выступить и получить высокие баллы, ты должен коснуться шпорами мустанга, когда тот выбегает из загона, и удержаться в таком положении, пока лошадь не ударит передними ногами о землю. Буквально вонзить шпоры в лошадь, – объяснил я.

– Тогда зачем ты этим занимался?

– Деньги. Прилив адреналина. Аплодисменты толпы, – честно ответил я. В то время я нуждался в признании, но мне было трудно открыто говорить об этом. – Я ушел из родео пару лет назад. Потерял вкус к этому делу. Просто больше не мог продолжать этим заниматься.

– Но ты по-прежнему чувствуешь вину за то, что тебе это нравилось.

– Отчасти да.

Ее взгляд прошелся по моему телу, прежде чем вернуться к лицу.

– Держу пари, у тебя это хорошо получалось.

– Я был одним из лучших.

– И скромным тоже.

– Не вижу ничего плохого в том, чтобы признать, что ты хорош в чем-то.

Шайло добавила в кастрюлю еще куриного бульона и продолжила помешивать рис деревянной ложкой. Если до этого я был голоден, то теперь у меня буквально текли слюни.

– Что заставило тебя уйти?

Я пожал плечом.

– Я перестал быть одним из лучших.

– Значит, тебе нравилась слава?

– Да. А я не умею проигрывать.

Шайло вытерла пот со лба тыльной стороной ладони, напомнив мне, что трудится ради меня у горячей плиты.

– Почему ты не включила кондиционер?

– Я выросла на Глубоком Юге [21], в доме без кондиционера. Мне не привыкать потеть. На самом деле мне это даже нравится.

Я выбросил наши пустые бутылки пива в мусорное ведро и достал из холодильника еще две. Открыв крышку о край стола, я прижал холодную бутылку к ее раскрасневшейся щеке. Она застонала, и этот звук отдался прямо в моем члене.

– Это так приятно. – Шайло взяла пиво из моих рук и поднесла его ко лбу, затем чокнулась своей бутылкой с моей. – За новое начало и за то, чтобы понять, когда следует все закончить, – сказала она, и у меня возникло ощущение, что она говорит не о своей музыкальной карьере.

Мы выпили за это. Я наблюдал, как она делает глоток, изо всех сил стараясь не думать о том, что хотел бы с ней сделать. Когда Шайло опустила бутылку, ее глаза встретились с моими. Я придвинулся ближе и провел пальцами по линии ее подбородка, отметив, как от моего прикосновения у нее перехватило дыхание.

– Броуди, – прошептала Шайло, глядя на меня из-под ресниц.

– Ммм?

Она приблизилась ко мне, отчего ее сиськи прижались к моей груди. Я поставил бутылку на стол и обхватил рукой ее затылок. Другой рукой скользнул по ее боку, положив на бедро, и ее пухлые губы приоткрылись на вздохе.

Шайло прикрыла свои дымчато-серые глаза и прерывисто выдохнула.

– Прошло так много времени.

– С чего? – Большим пальцем я коснулся нежной кожи чуть выше пояса ее шорт.

– С тех пор, когда хоть кто-то заставлял меня почувствовать, что я умру, если он меня не поцелует.

Шайло приблизила свое лицо к моему. Она была чертовски красива, и у меня возникло то же чувство, что и в день нашей встречи. Будто я ждал ее всю свою жизнь, даже не осознавая того.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

– Тебе нужно особое приглашение? Чего ты ждешь, Ковбой?

Мой взгляд опустился на ее пухлые, мягкие, как подушка, губы. Она прикусила нижнюю губу своими ровными белыми зубами, и не знаю, было ли это продуманным шагом или нет, однако мой член стал тверже.

– А что насчет того, чтобы быть просто друзьями?

– Мы все еще можем быть друзьями, – выдохнула она, обвивая руками мою шею и теребя кончики моих волос. От нее пахло жасмином. Сексуальный. Экзотический. Опьяняющий аромат. Как она. – Хорошими друзьями.

– Неужели? – Я обхватил ее лицо ладонями и приблизил к своему.

– Да. – Она сглотнула. – То есть это ведь всего лишь поцелуй, верно?

– Верно.

Опустив голову, я впервые попробовал то, что считал запретным плодом. Сладкий. Манящий. Недосягаемый. Я не тот парень, с которым согласится быть такая девушка, как Шайло Леру. Наши миры разделяли световые годы.

Но это всего лишь поцелуй. Никто из нас не заинтересован в серьезных отношениях.

Шайло приоткрыла губы, и я скользнул языком ей в рот. Она пососала его, вызвав у меня стон, пока мои руки блуждали по ее миниатюрному подтянутому телу, исследуя его изгибы и упругую круглую попку. Шайло целовала меня с такой настойчивостью и напором, что, по всей видимости, прошло много времени с тех пор, как ее целовали в последний раз.

Я отстранился, чтобы перевести дыхание, и слегка сжал ее попку.

– Мне нравится твоя идея быть просто друзьями.

– Замолчи, – прорычала она, сжимая мою футболку в руках и притягивая ближе, стирая крошечное расстояние между нами. Я рассмеялся, но она заставила меня замолчать поцелуем, затем нежно прикусила мою нижнюю губу и засосала ее. Мне нравилось смешивать боль с удовольствием.

Схватив ее за бедра, я приподнял ее, и она обвила мою талию ногами, прижимаясь к моей эрекции. Я развернул нас и усадил ее на столешницу. Наши губы слились, мой язык исследовал ее рот, а член упирался в ткань джинсов. Однако я не собирался заниматься сексом с ней сегодня.

Я приподнял край ее черной майки, не сводя с нее глаз. Она облизнула припухшие от поцелуя губы, тяжело дыша. Задрав ткань, я прикусил нижнюю часть ее груди сквозь тонкий материал белого топа. Шайло выгнула спину, впившись ногтями мне в плечи. Я втянул в рот сосок, массируя ладонью другую грудь. Она переместила руки мне на затылок, теребя мои волосы пальцами, пока я покусывал и посасывал ее сосок. Крепче обхватив меня ногами за талию, Шайло качнула бедрами.

Я отпустил ее грудь и поцеловал в губы, затем отстранился, чтобы посмотреть на нее.

– Броуди… – прошептала она.

– И где же твой обещанный ужин?

На мгновение она уставилась на меня, затем округлила глаза.

– О черт. Я забыла про джамбалайю. – Она оттолкнула меня, соскользнула со столешницы и ринулась к плите, размахивая передо мной деревянной ложкой. – Если она подгорит – твоя вина.

– Разве я виноват, что ты не можешь держать свои руки подальше от меня?

Шайло фыркнула.

– О, да брось. Ты ничто по сравнению с моим большим мальчиком.

Что ж. Она сама напросилась.

– Твой большой мальчик так же тебя целует?

– Я беру своего большого мальчика в рот и посасываю его. Нежно и усердно. – Шайло подмигнула мне.

Черт. Она дразнила меня, и у нее это получалось. Мой член дернулся в знак признательности.

– Чем еще ты занимаешься со своим большим мальчиком?

Ничего не ответив, она отвернулась от плиты и подтолкнула мне тарелку.

– Вот твой ужин, Ковбой. Ешь.

– Мы будем есть на веранде.

– Как пожелаешь. – Она сделала небольшой реверанс. – Я в твоем полном распоряжении.

Как бы мне этого хотелось. Но вряд ли это возможно. В этой девушке слишком много пыла, чтобы находиться у кого-то на побегушках. Меня это устраивает. Мне нравилось принимать вызов.

Я вынес пиво и тарелку с едой на крыльцо. На улице было прохладнее, чем в доме, воздух благоухал сосной и можжевельником, последние лучи вечернего солнце опускались за озеро, окаймленное кипарисами. Оно было небольшим, занимало всего два акра земли, но вода в нем плескалась прохладная и кристально чистая.

Черт, я испытывал голод, и не только по еде. Столика на веранде не оказалось, так что я поставил пиво на подлокотник кресла и, не дожидаясь Шайло, попробовал джамбалайю. Она оказалась восхитительна на вкус. Даже очень.

Из портативных динамиков на кухне раздалась музыка в стиле ритм-н-блюз. Дверь с сеткой захлопнулась, и Шайло присоединилась ко мне, сев в соседнее кресло и поджав под себя ноги.

– Я забыла добавить креветки, – сказала она, поднося ко рту вилку с джамбалайей. Она снова собрала волосы в хвост, обнажив шею, отчего ее высокие скулы стали более выразительными.

– И хорошо. Иначе все испортилось бы. Это и так вкусно.

Шайло ухмыльнулась.

– Я наложила тебе подгоревший рис со дна кастрюли. Это меньшее, что я могла сделать.

Я посмеялся над ее дерзостью. На мой взгляд, блюдо не казалось подгоревшим. Мы ели молча, она не пыталась поддержать беседу, за что я был благодарен. Закончив трапезничать, я отнес наши приборы и тарелки на кухню, отказавшись от ее предложения помочь. Вымыв посуду и убрав остатки еды в холодильник, я взял еще два пива и присоединился к ней на крыльце. Шайло убрала ноги, чтобы я мог пройти, затем снова положила босые ступни на перила и поблагодарила меня за пиво.

Когда она заметила, что я наблюдаю за ней, то обхватила горлышко бутылки губами и пососала ее. Иисус Христос. Она рассмеялась своим непристойно сексуальным смехом, который только ухудшил мое положение. Я поправил джинсы, чем заставил ее еще сильнее рассмеяться.

– Ты выглядишь слегка возбужденным и взволнованным, Ковбой.

– Не. Я спокоен. – Я отхлебнул пива и положил ноги в ботинках рядом с ее на перила. – А что такое? Ты возбуждена и чем-то обеспокоена?

– Спокойна как удав. – Наступила тишина, и я почти слышал, как крутились шестеренки в ее голове. – У меня есть к тебе предложение.

Я усмехнулся про себя. Складывалось ощущение, что я знаю, о чем пойдет речь.

– Какое?

– Я передумала. Насчет легкой интрижки… секса без обязательств… думаю, это именно то, что мне сейчас нужно.

Я посмотрел на нее.

– Так ты хочешь использовать меня для секса, пока находишься здесь? – Шайло кивнула с улыбкой на губах. – Хочешь сэкономить на батарейках?

Она рассмеялась.

– Возможно. Но разве это не звучит как отличный план? Я стану твоей на все оставшееся время здесь. Ты просто должен пообещать, что не будешь ни с кем другим, потому что я не приемлю подобное. Когда наступит время уезжать, мы оба вернемся к нашей обыденной жизни. Без обид и сожалений. Как тебе идея?

– Слишком хороша, чтобы быть правдой.

– Дареному коню в зубы не смотрят.

Я рассмеялся. Эта девушка. Она обескураживала меня. Я не мог понять ее. В отличие от лошадей. Люди сбивали меня с толку. Слишком много противоречивых поступков. Слишком много скрытых мотивов.

Шайло явно хотела от меня чего-то помимо секса. Я еще не до конца разузнал, зачем она приехала сюда и что ей нужно. Но оставался лишь вопрос времени, когда правда выйдет наружу. Как и всегда.

Я похлопал себя по коленям, проверяя, как далеко она зайдет, чтобы получить желаемое.

– Иди сюда.

Она вздернула подбородок.

– Я не подчиняюсь приказам мужчин.

Я удивился.

– А я ни за кем не бегаю. – Я допил пиво и поставил бутылку на перила, затем встал. Пора уходить. – Спасибо за ужин. Еще увидимся, Шай.

– Подожди. Ты уходишь? Так просто?

– Ты знаешь, где меня найти, – бросил через плечо.

– Броуди.

Я остановился у подножия лестницы и обернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Она стояла на верхней ступеньке, свет фонаря позади нее создавал вокруг нее ореол. Шайло суждено находиться в центре внимания. Ей было суждено стать звездой. Только дурак бросил бы ее. А я как раз и был дураком.

– Безопасно ли купаться в озере?

Я не ожидал такого вопроса.

– Да, вполне.

Она посмотрела через мое плечо на ряд деревьев.

– И это частная территория, верно?

– Никто не придет на мое ранчо и не сфотографирует тебя, если ты это имеешь в виду. – Шайло кивнула. – А что? Подумываешь искупаться?

Она коварно улыбнулась мне.

– Вообще-то, да. Луна здесь светит красиво и ярко.

Я прищурился.

– Хочешь поплавать ночью?

– Мммм. – Она выключила музыку на телефоне, и воцарилась тишина. – Под луной и звездами. Спокойной ночи, Броуди.

Я наблюдал за ее задницей, пока она плавно удалялась. Дверь с решающим звоном захлопнулась за ней. Вот черт. Теперь я подумывал о том, что должен остаться и убедиться, что она не утонет в моем гребаном озере.

– Иди домой, Броуди. Я уже большая девочка. Могу сама о себе позаботиться! – крикнула Шайло изнутри. Немного поразмыслив, я решил уйти. Она не моя проблема. Если она решится пойти поплавать, то максимум – намочит только ноги. Вода оставалась прохладной даже летом, когда температура достигала сорока градусов.

Я прогуливался по лесу рядом с гостевым домиком, когда услышал гитарную музыку, и остановился послушать. Я подождал в надежде, что она запоет, но после пяти или десяти минут напряженного прислушивания к звукам ее голоса сдался и пошел в дом. Пустой дом.

Гребаный Ридж.

Словно недостаточно намучившись, я решил добить себя, послушав сольный альбом Шайло. Я поставил Damage на повтор. В нем рассказывалась история женщины, подвергшейся насилию со стороны своего возлюбленного, и говорилось о шрамах, которые затянулись, но так и не зажили. Отчего невольно задался вопросом: а не автобиографична ли эта песня?

Бил ли ее тот придурок Дин Бушон? Не один раз в жизни я видел, как наркотики меняют людей. Как они воздействуют на мозг, изменяют восприятие мира и заставляют творить то, о чем и подумать страшно. Я видел, что запрещенка сотворила с мамой, с человеком, которого я отказывался называть отцом, а затем, спустя годы, и с двоюродным братом Джудом.

Я уже подумывал вернуться и проверить Шайло, но в этот момент открылась входная дверь. Затем что-то с грохотом упало на пол и раздался женский смех.

К черту мою жизнь. Проведя руками по лицу, я встал с дивана. Теперь мне предстояло сыграть в плохого полицейского.

Глава девятая

Броуди

На следующее утро в немного потрепанном виде я появился в фермерском доме Джуда и Лилы, построенном из камня и бруса. Благодаря Риджу я спал всего четыре часа.

Я снова постучал во входную дверь – толстую, дубовую, с медным молотком в виде львиной головы, – находясь на грани терпения. Когда дверь наконец открылась, я услышал детский плач и, взглянув на Джуда, понял, что он пребывал не в лучшем состоянии, чем я.

– Ноа готов?

– Ты рано. Он еще завтракает.

– Выглядишь паршиво.

Он посмотрел на свою забрызганную едой футболку и провел рукой по растрепанным каштановым волосам.

– У Леви режутся зубы. Он не спал всю ночь.

– Вотри немного виски ему в десна.

– Какого хрена? – возмутился Джуд. – Ему всего десять месяцев.

– Я все слышал! – крикнул Ноа из кухни. – Ты сказал плохое слово. – У него был идеальный слух.

– Я сказал «фига»! – крикнул в ответ Джуд.

Я услышал дребезжащий звук и рассмеялся. У Ноа имелась банка ругательств, любезно предоставленная Лилой. К подростковому возрасту он станет гребаным миллионером.

– Ты ведь не втирал виски в десна Ноа? – спросил Джуд, когда я проследовал за ним на кухню, проходя мимо гостиной. Она походила на пещеру из-за каменных полов, сводчатых потолков и окон во всю стену, выходящих на пять акров земли, большая часть которой отведена под цветы, выращенные Лилой для своего цветочного бизнеса.

– Не-а. Я наливал его прямо в бутылочку.

Он фыркнул.

– Вот болван.

– Заплати, папочка Джуд. – Ноа указал на свою банку ругательств, стоявшую на мраморной столешнице. Джуд переложил мелочь из кармана в банку.

– Привет, папочка. – Ноа одарил меня широкой беззубой улыбкой, сидя на стуле у кухонного островка. На прошлой неделе у него выпал передний зуб, и каждый раз при нашей встрече мне кажется, что он вырос. За последние шесть дней, что мы не виделись, он изменился. Но все еще был одет в пижаму «Даллас Ковбойз» [22].

– Привет, малыш. – Я взъерошил его светло-каштановые волосы и поцеловал в макушку.

Ноа был моей точной копией. Я нисколько не предвзят, когда говорю, что он самый красивый ребенок на планете. Хотя, по правде говоря, когда Ноа родился, я наделся, что он будет больше похож на Лилу. Мне всегда не нравилось, что я так сильно отличаюсь от остальных темноволосых и голубоглазых Маккалистеров. Меня бесило, что я похож на отца. Мало того, что у нас общая ДНК, так я еще и выглядел как мой старик.

– Как у тебя дела? – спросил я.

– Лучше, чем у Леви. Он все время плачет. – Запихивая в рот вилку с блинчиками, он продолжил: – Ты можешь помочь ему так же, как лошадям?

– Я справлюсь, Ноа. – Джуд поднял руки, словно был всемогущим спасителем. В половине случаев, думаю, он действительно в это верил. – Предоставь это мне. Все хорошо.

Боже упаси, чтобы Джуд когда-нибудь попросил о помощи. Я налил себе чашку кофе и прислонился к стойке, с удивлением наблюдая, как он достает плачущего Леви из детского стульчика. Джуд испробовал все, чтобы успокоить сына, но малыш продолжал плакать.

– Пусть он перестанет плакать. – Ноа закрыл уши руками. – Мы должны позвонить маме. Она знает, что делать.

– Мама работает. Она занята подготовкой к свадьбам, так что давай не будем ее беспокоить, – сказал Джуд. Ноа вздохнул, но все равно кивнул в знак согласия. – Доедай свой завтрак. Я позабочусь о Леви.

Ноа отодвинул тарелку. Он не доел и половину блинов, которые плавали в сиропе, что подсказало мне, что Джуд не справлялся и предоставил Ноа самому себе.