скачать книгу бесплатно
Я аж оторопел, всю сонливость как рукой сняло.
– Зачем?
В ответ получаю лишь снисходительный взгляд, мол что за вопросы? Откуда мне знать? Воин не спрашивает – зачем, он лишь выполняет приказы.
Понимаю, что спрашивать кого-либо бесполезно. Встаю и, оправив халат, выхожу во двор. Там не меньшая суета. Ржание лошадей, беготня.
«А, плевать, – мысленно машу на все это рукой и направляюсь к колодцу, – умоюсь, напьюсь, а там видно будет»
Выливаю себе на голову ведро воды и утираюсь полой халата – больше нечем. Сознание сразу прояснилось и добавилось бодрости. Разгибаюсь и чуть не вздрагиваю. Прямо надо мной навис Турслан Хаши. Он в седле, одет по-походному, то есть в овчинную шубу на голое тело. Тонкие усики над верхней губой задираются в оскалоподобной улыбке.
– Не знаю, как тебе это удалось, но мое слово крепкое. Мы, монголы, услуги не забываем.
Силюсь понять, о чем это он, а степной князь, не замечая моей растерянности, подзывающе взмахивает рукой. Один из его воинов тут же подводит мне степного конька с добротным кожаным седлом, стременами и украшенной медными заклепками уздечкой.
– Этот конь теперь твой. – Нойон довольно улыбается, ожидая благодарности, и я по обычаю кланяюсь, мол спасибо, всю жизнь мечтал о таком подарке.
Турслан удовлетворенно кивает и добавляет:
– Знаю, ты слуга божий и за скотиной ходить не привык, поэтому на время похода можешь взять себе двух человек в услужение. – Он вновь ухмыльнулся. – за мой кошт разумеется, а также, я дам к ним двух заводных лошадей и прочие мелочи, что могут понадобиться в пути. Поход предстоит не близкий.
В моей голове куча вопросов. За что подарки?! Какой, к черту, поход?! Что мне со всем этим делать? Очень хочется спросить, но я молчу, боясь проколоться. К счастью, тут появился хорезмиец, и его слова начали кое-что прояснять. Прижав ладони к груди, Фарс аль Хорезми почтительно склоняет голову.
– Я слышал, что влияние христианских священников на светскую власть в полуденных странах велико, но все равно впечатлен. Всего лишь одна беседа и князь Ярослав безоговорочно принял верное решение.
Он замолчал, а мне теперь многое становится понятным. Видать, за ночь князь так и не угомонился, а разошелся еще круче. Мечта о Великокняжеском Владимирском столе совсем затмила глаза, и он теперь готов не только принять власть монгольского хана, но и пойти против брата.
Добившись некоторого понимания ситуации, тут же опять захожу в тупик.
«Так, а Чернигов тут причем? – Спрашиваю себя. – А я? Я-то каким боком?»
Словно подслушав мои мысли, хорезмиец склоняется к моему уху.
– Твоя идея о необходимости склонить Михаила Черниговского на нашу сторону пришлась Турслану Хаши по вкусу. Сейчас спешно едем в Чернигов, и если князья договорятся, то оба отправят совместное посольство к хану Бату для подготовки похода.
План понятный и от этого еще более жуткий. Как мне реагировать, я еще не решил, поэтому старательно изображаю понимание и согласие. Поднимаю взгляд на нойона и получаю ответ на последний вопрос.
– Ты поедешь с нами, – в глазах монгола блеснула хитрая искра, – Бату-хан не простит мне, если я оставлю в стороне человека с такими талантами.
«Черт знает что!» – Хочется заорать – «Вы что, с ума все посходили?! Никого я не уговаривал, никаких идей не высказывал! Откуда вы все это взяли?! Не хватало еще мне войти в историю как подлый папский нунций, соблазнивший правоверного князя на измену».
Совладав с эмоциями, аккуратненько выясняю у хорезмийца, как они догадались о моей роли в этом деле. Оказалось, уже с рассвета началась дипломатическая возня на уровне ближних людей. Ярослав, действительно, всю ночь не спал и, к утру решившись, развил бешеную активность. Посол был поднят и имел конфиденциальную беседу с князем, где тот и изложил ему свои план привлечь черниговского князя, поскольку одному ему с Юрием не совладать. Такую внезапную перемену Турслан Хаши смог связать только с моим влиянием на князя, ибо никаких других предпосылок для подобного поведения у него не находилось.
«И что теперь делать? – Ломаю голову, слушая путаный рассказ аль Хорезми – Разубеждать их глупо, пусть думают как есть. Я ведь отправлен сюда всего лишь посмотреть, как все было на самом деле, а значит и без меня, Ярослав принял бы точно такое же решение. Тем более, что мой «куратор» не бесится, не грозится и ни в чем меня не упрекает. Значит, все идет по накатанным историческим рельсам, и моей вины в случившемся нет, а раз так, то предложение посла для меня наилучший вариант. И пусть это предложение больше похоже на приказ, альтернативы у меня все равно нет. В одиночку мне тут не выжить, а так, конь, слуги, и стопроцентная защита. Просто, полный набор джентльмена для комфортного путешествия».
Вспомнив о подаренной лошади, собираюсь уже принять поводья, как вдруг, опережая меня, выскакивает Куранбаса и, взяв коня под уздцы, склоняется в почтительном поклоне.
– Не волнуйтесь, святой отец. Я займусь лошадью.
Киваю в знак согласия, отмечая про себя, что один помощник у меня уже появился, даже не спросив моего согласия.
***
Впереди степь, позади степь, повсюду бескрайняя, прожженная солнцем степь. Растянувшееся посольство медленно движется на восток. Я качаюсь в седле в самой середине монгольского отряда. Так мы выехали из Киева, и так продолжается до сих пор, хотя давно уже остался позади Чернигов, и со дня на день можно будет увидеть верховья Дона. Вокруг меня молча едут монгольские воины, и мне до сих пор неясно, что это – почетный караул или строгая охрана. Вроде бы бежать мне некуда, да и незачем, но я постоянно чувствую на себе оценивающе-подозрительный взгляд Турслана Хаши, мол, я все вижу и, чтобы ты не задумал, я всегда буду на шаг впереди.
Этот степняк, наверное, вообще по жизни подозрительный и никому не доверяет, потому что другой причины с таким упорством следить за мной я не вижу. Ведь у него все складывается как нельзя лучше. В Чернигове князья договорились на удивление легко. Ярослав попросту предложил Михаилу разделить всю землю пополам. Весь северо-восток, включая Владимир, Суздаль, Ростов, Новгород и Псков, отходят к нему, а Киев, Чернигов, Переяславль и Галич к Михаилу. В другое время, на подобное предложение, тот попросту бы рассмеялся в лицо и сказал – это невозможно, но в этот раз за спиной Ярослава маячила тень грозной монгольской империи, а память о ее силе у черниговцев сохранилась еще со времен битвы на Калке. Все что тогда думал Михаил Черниговский ясно читалось в его глазах:
«Сегодня, я князь черниговский, а завтра? Завтра что? Любезные родственнички только и ждут случая отобрать стол. На горожан надежи нет, им вообще без разницы кто у них князь, а монгольский хан – это сила. Весь юго-запад подо мной будет, и никто пикнуть не посмеет. А если откажусь, то что? Да ничего, предложат кому-нибудь другому, Даниилу Галицкому или Святославу Смоленскому, например. Где гарантии, что они не согласятся».
Монголы стелили мягко, отказываться было даже как-то глупо. Мол, признание верховной власти Великого хана, это скорее привилегия, чем кабала. Князья будут полными хозяевами на своей земле, и хан ни во что вмешиваться не будет, лишь бы в срок платили десятину, а вот зато в случае военной угрозы, непобедимая монгольская армия всегда сможет защитить свои верные улусы. В общем, принципиального согласия достигли довольно быстро, а потом больше препирались по мелочам. Посол этот договор скрепил словом и клятвенно обещал помощь хана Бату в его претворении в жизнь. Оставалось только поехать и присягнуть хану на верность. Сами князья ехать опасались, и Турслан Хаши не настаивал, согласившись на ближайших представителях рода. Вот поэтому старшие сыновья обоих князей и едут сейчас на восток, навстречу идущей из побежденной Булгарии орде.
Себя мне упрекнуть не в чем, я в этом сговоре практически не участвовал.
«Да, – мысленно убеждал я самого себя, – переговоры переводил, на вопросы Турслана Хаши отвечал, помощь ему оказывал, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытываю, как не чувствую и малейшей симпатии к князьям, решившимся на предательство ради власти».
Беспокойные мысли заставляют непроизвольно обернуться назад, следом за мной едут Куранбаса и Калида. Эти два типа с дурацкими именами вызывают у меня противоречивые чувства. С одной стороны, опытные мужики, дело свое знают. С такими не пропадешь. А с другой, кто они вообще такие? Я их не звал, не выбирал. Что половец, что этот странный старик, оба как-то сами прибились. С последним так вообще все чудно получилось.
Вдруг вспомнилось, как это было: Княжий двор. День отъезда из Киева. Я стою и смотрю как Куранбаса торочит к седлам лошадей скарб, выделенный мне от щедрот нойона. Все пространство вокруг заполнено шумом и людской круговертью. Княжеские дружинники, слуги, монголы вперемешку с русскими. Все суетятся, крик, беготня, и тут вдруг слышу, знакомый голос.
– Половцам доверять нельзя, вороваты и ненадежны.
Оборачиваюсь и вижу своего недавнего знакомого, вытащившего меня из драки. Не нахожу ничего лучшего как задать дурацкий вопрос.
– Ты как здесь?
Странник, словно не слыша меня, продолжает.
– Падки на чужое, еще прирежет тебя во сне. Догляд нужен. – Помолчав и будто решив что-то для себя, добавил. – Пожалуй, с тобой пойду. Пригожусь.
Помню совершенно отчетливо, что подумал тогда:
«Вот и второй попутчик нарисовался».
Оглядел я его, вижу, мужичок не простой. Худой, но жилистый и быстрый как мангуст. Думаю, а почему и нет, раз сам просится. Говорю:
«Раз решил, я не против, но скажу сразу – денег у меня нет, за работу смогу отплатить только едой, что монголы мне выделяют».
Мужик крякнул что-то типа, годится, и, бросив мне под ноги свою котомку, пошел помогать Курамбасе. С тех пор они у меня и охрана, и слуги и основные собеседники. Турслан Хаши, как обещал, выделил мне припасов на трех человек и пять лошадей. Про Калиду же слова не сказал, мол, твое дело, каких слуг себе нанимать. Он, вообще, выглядит довольным, но как я уже говорил, это не мешает ему контролировать чуть ли не каждое мое движение.
Кобыла останавливается, выводя меня из задумчивости. Смотрю, караван встал на вершине холма, и все с интересом рассматривают что-то там, далеко внизу. Опускаю взгляд и вижу настоящую погоню. Вслед за пятеркой всадников несется человек двадцать. Отсюда сверху не разобрать толком, но мне кажется, что и беглецы, и погоня из одного теста и больше всего похожи на кочевников.
«Степные разборки, – щурясь на солнце, пытаюсь разглядеть детали, – интересно, кто за кем гоняется?»
Бросаю взгляд на Турслана. Тот явно вмешиваться не собирается, а там внизу ситуация меняется. В отличие от беглецов, нам отсюда отлично видно, как из-за соседнего распадка появляется еще десяток и идет тем на перерез. Развязка стремительно приближается, а наш нойон не проявляет не малейшего желания вмешиваться.
Беглецы, разглядев, наконец, западню, сначала притормозили, но, видимо решив прорываться, тут же, пришпорив коней, вновь бросились вперед.
Разглядывая перипетии погони, не сразу замечаю появившихся рядом всадников, и, только услышав возглас: «Смотри какие отчаянные!» поднимаю взгляд. Справа от меня киевский княжич, в кольчуге и кованном шлеме, показывает вниз на идущих в смертельную атаку воинов.
– Предпочитают погибнуть, но не сдаются. – Он вдруг вытаскивает меч и, пришпорив коня, бросает стоящим за ним воинам. – Поможем храбрецам!
Не ожидавший подобного, десяток дружинников запоздало срывается вслед за своим юным предводителем, а я, заметив мрачную мину Турслана Хаши, иронизирую про себя:
«Что, не по нраву тебе самостоятельность юного Александра?!»
Все произошло так быстро, что даже телохранители будущего героя невской битвы не сразу среагировали и прилично отстали от своего подопечного, не говоря уже об остальной свите старшего Ярославича. Всадники летели вниз по склону, а Турслан Хаши, мрачно смотревший на все это безобразие, лишь осуждающе покачал головой, мол, что за бардак у этих руссов. Его воины, готовые рвануться с места, ждали лишь приказа, но тот, словно степной орел с высоты, безмолвно прошивал взглядом вершины холмов и распадки. Я не сразу понял, чего он медлит, но через пару секунд догадался, он ждет, не появятся ли еще какие-нибудь скрытые сюрпризы.
В ложбине уже завязалась схватка. Окруженные со всех сторон, беглецы схватились со своей погоней, и почти тут же в эту свалку врубился Александр. Завертелась смертельная круговерть клинков. Выставив заслон против надвигающегося десятка дружинников, преследователи всеми силами пытались закончить дело. Даже отсюда, сверху, было отлично видно, что больше всего они стараются достать одного из беглецов. Александр рубился как раз рядом с ним, не давая убийцам отсечь его от остальных и принимая на себя сыпящиеся ото всюду удары.
Судьба посольства повисла на волоске. На обычно бесстрастном лице Турслана сейчас явственно читался вопрос – если княжич погибнет, то кто будет присягать хану? Он нервно махнул рукой, посылая своих воинов в атаку, и вновь принялся пристально следить за схваткой. Из всех присутствующих, пожалуй, я единственный, кто смотрел совершенно спокойно на мелькающие над головой Ярославича клинки, поскольку точно знал – этому парню суждено умереть не здесь и не сегодня.
Нападавшие, несмотря на неожиданное вмешательство посторонней силы, до последнего не отказывались от своего плана и, не считаясь с потерями, пытались прикончить свою жертву. Только когда по склону покатилась волна монгольских всадников, они оставили свои попытки и нахлестывая коней, понеслись прочь.
Дело было сделано. Турслан Хаши вместе с хорезмийцем двинулись вниз, и я, решив, что занятно будет узнать из-за кого весь сыр-бор, тронул кобылу вслед за ними. Мы еще не доехали до конца, а поведение грозного нойона вдруг изменилось. Неожиданно, он, весь подобравшись, пришпорил коня и помчался галопом вниз.
Я не стал спрашивать аль Хорезми, что случилось. По его лицу и так можно было догадаться, что тот сам плохо понимает что происходит. Подъехав ближе, вижу как посол, спрыгнув с коня, почтительно склонил голову у стремени совсем юного всадника в дорогом пластинчатом доспехе. Голос гордого степного князя прозвучал непривычно подобострастно.
– Я счастлив видеть тебя, наян Сартак, в добром здравии. Да пусть, Небеса хранят тебя для великих свершений.
В ответ, юноша, спрыгнув с коня, указал на стоящего в ряду дружинников Александра.
– Вот его надо благодарить за мою жизнь, а не небеса! Если бы не его меч, то лежать бы мне в траве порубленному кыпчакской саблей. – Он остановился и, повернувшись к Ярославичу, воскликнул. – Кто ты? Кому я обязан жизнью?
Пока Александр представлялся, успеваю подумать:
«О как! Кто же это посмел напасть на старшего сына самого Бату хана?»
Видимо этот же вопрос заботит и Турслана Хаши. Едва дождавшись окончания пламенной речи Сартака, он спрашивает у пожилого воина из оставшейся охраны наследника.
– Как такое могло случиться? Кто это был?
Тот виновато клонит голову и бубнит малоразборчиво.
– Гнали косуль. Наян слишком горяч. Пошли на перехват, но заплутали. Оторвались от основной охоты, а тут эти… Те, что висели на хвосте – точно кыпчаки, а вот кто в засаде ждал, не скажу. Те больше на наших похожи, а…
Сартак вдруг прервал своего телохранителя и, презрительно сплюнув, улыбнулся.
– Черт с ними, разберемся позже! – Он вновь повернулся к Александру и протянул руку. – Ты отважный человек и превосходный воин! Я почел бы за честь назвать тебя своим другом и братом!
Глава 6
Ругаясь и проклиная всех подряд, выползаю из юрты. Мочевой пузырь полный и страшно хочется помочиться, но, несмотря на темноту и отсутствие свидетелей, просто отойти в сторонку и сделать все по-быстрому, чревато последствиями. По монгольским законам такой проступок наказывается очень сурово. Так что, надо совать ноги в выданные мне монгольские сапоги гуталы, накидывать овчинную шубу и топать за черту лагеря в специально отведенное место.
Еще не рассвело, но темнота уже начала отступать. В лунном свете сверкающий белизной иней делает ночную мглу сероватой и прозрачной. Изо рта вырывается облачко пара. Ночью подморозило, что совершенно неудивительно – начало ноября. Уже почти два месяца как я торчу здесь, в орде хана Кулькана. Торчу с того самого дня, как в Большой ханской юрте старшие сыновья князей Ярослава Киевского и Михаила Черниговского от имени своих отцов присягнули на верность Великому монгольскому хану Угедею и наследнику улуса Джучи – хану Бату.
Замерзшая трава хрустит под мягкой подошвой сапог, кутаюсь в овчину, а в голове всплывают четкие картины прошлого, словно это было вчера.
Большая юрта наполнена полумраком, по кругу сидят мрачные, похожие на изваяния, чингизиды. Посольство русских князей в середине. Все сделали как научил аль Хорезми. Вошли, опустились на колени, поклонились хану и уселись на ковре, скрестив ноги. В дальнем от входа конце в шелковом китайском халате застыл в высокомерной позе глава западного похода Бату хан. На вид из всех присутствующих монгол он выглядит моложе всех. Гладкое безусое лицо, узкие прорези темных глаз, на чуть желтоватой коже ни единой морщинки. Вспоминаю – ему сейчас лет двадцать семь, двадцать восемь, не больше.
Обвожу взглядом каменные лица ханов и вдруг понимаю, почему курултай выбрал именно Батыя главой этого похода. Угедей не идиот, чтобы доверить стотысячное войско одному из сыновей Чингиза – уж больно большой для того соблазн. А Батый что, он слишком молод, к тому же всего лишь внук Чингиз хана, таких вон с пару десятков наберется, а значит, даже если ему придет в голову мысль отколоться от империи, то остальные чингизиды его точно не поддержат. Собственные амбиции пересилят.
Пока в голове крутились эти мысли, Турслан Хаши сделал почтенному собранию пространный доклад о своей миссии и о достигнутых договоренностях. Я перевел его речь молодым русским князьям, а затем они поочередно присягнули на верность Великому хану Угедею. Бату принял эту клятву верности с неподвижной, бесстрастной маской на лице. Это была официальная церемония, здесь главное форма – о реальных вещах уже договорились заранее.
Когда «представление» закончилось, Бату выдал свое решение.
Вся орда продолжает движение на юг, на зимовку и отдых после тяжелой Булгарской кампании. Там в степях северного Кавказа начнется подготовка для дальнейшего похода на запад.
Завершая свою речь, Батый торжественно объявил:
– Будущей весной мы вернемся в верховья Дона и вместе с русскими союзными князьями присоединим северные земли к улусу Джучи.
По тому, как соглашающе закивали головы чингизидов, стало понятно, что это уже не раз оговоренное и выверенное совместное решение. Облегченно выдохнув, я было подумал, что на этом все – точка, можно расходиться, но тут неожиданно попросил слова киевский княжич. Большинство присутствующих покосилось на него неодобрительно, мол, не по чину, да и вообще, он здесь не для того, чтобы рот открывать, но Батый знаком разрешил – говори.
У монгол говорящему вставать не требуется, излагаешь сидя как сидел, и к такому тоже еще привыкнуть надо. Я, например, пробовал. Отвратительно выходит, дыхание сбивается, тембр голоса не тот, и вообще, связность речи постоянно сбивается, но Александр ничего, справился. Голос его зазвучал уверенно, и я начал переводить.
– Нет, – говорю вслед за ним, – до весны ждать не надо. Будет намного лучше, если проведем поход этой зимой.
В Большой юрте после этих слов наступила такая тишина, словно все дышать перестали. Княжич не согласен с решением хана! Не то, чтобы это бог весть какой проступок, совет для того и собирают, чтобы все мнения выслушать, вот только, видать, мнение руссов никого не интересовало.
В этой тишине к уху Батыя нагнулся сухой старик, сидящий справа, и шепотом довел ему свое мнение. После этого Батый бросил на княжича взгляд, означающий только одно – хорошо, обоснуй.
Надо отметить, Александр подготовился и довольно дельно растолковал суть дела, а я постарался также толково донести смысл до монголов.
Мол, если начать поход весной, то смерды не засеятся, а значит урожая осенью не будет. Не будет урожая, будет голод, и тогда нечем будет платить налоги не только в этом году, но и в последующих. Людишки разбегутся, земля оскудеет и не получат свое не только князья, но и Великий хан, а вот если провести зимнюю кампанию, то совсем другое дело – урожай уже собран, конница пашни не вытопчет.
Он смело взглянул в глаза Батыя и добавил:
– Раз русская земля войдет в улус Джучи, то и относиться к ней надо как к владениям хана и не зорить зря.
Слово главы похода должно быть последним – это непреложный закон, поэтому Батый молча обвел взглядом сидящую по кругу высокородную родню.
Ответил почему-то Кулькан, он хоть и не чингизид, но прямой потомок Темучжина, и на слово в совете право имеет. Он здесь не самый молодой, но, видимо, самый нетерпеливый, раз вызвался первым. Ответил с ленцой, словно объясняя неразумному то, что уже обсуждалось до него не раз.
– Зимой в тех местах снега может быть по пояс, а это значит, – усмехнулся он, повторив мою интонацию, – подножного корма для скота нет, маневра для конницы нет, города урусов превращаются в ледяные крепости…
Он многозначительно замолчал, словно давая понять, что если аргументов недостаточно, то он может накидать подобных доводов еще сколько угодно. Отметив про себя, что слова монгола вполне убедительны, я перевел их Александру и с интересом стал ждать, чем тот ответит. Княжич тянуть с ответом не стал, явно было, что подобные контраргументы его нисколько не смущали.
– Великий хан, – не отвечая Кулькану, он обратился напрямую к Батыю, – все это так, но только если на Русь вторгнется чужеродный завоеватель. Тогда да, вся земля от мала до велика поднимется на защиту, а вот если князь киевский Ярослав пойдет войной против князя владимирского Юрия, то города вмешиваться не станут и помощи не дадут ни тому ни другому. Городское вече в таких случаях редко когда встает за своего князя, чаще городская господа склоняется к решению, что это дела семейные, и пусть князья сами выясняют кто из них правее, а им, горожанам, без разницы с кем договариваться с Юрием ли, или с Ярославом.
После этих слов, к выражению недовольства на лицах степняков добавилось еще и удивленное недоверие. Настолько явное, что в наступившей затем паузе я успеваю мысленно съязвить:
«Что, господа монголы, трудно поверить в существование демократии?»
Александр же, выдержав театральную паузу и обведя взглядом сидящих чингизидов, продолжил:
– Предложение у меня такое. Наши отцы, – тут он глянул на Ростислава Черниговского, – к ноябрю соберут свои дружины, поднимут ополчение и выдвинутся к верховьям Дона. Здесь они соединятся с выделенным им в помощь твоим отрядом, хан, и отсюда объединенная армия под стягами князей киевского и черниговского направится к Рязани и дальше на Владимир. В этом случае города предпочтут в свару князей не ввязываться и в осаду за их интересы не садиться, а предложат как Ингваревичу Рязанскому, так и Юрию Всеволодовичу решать свои обиды в поле, в честном бою. Как пойдет дальше, сейчас можно только предполагать, но если мы будем двигаться стремительно и не позволим Великому князю Владимирскому собрать всех своих сторонников, то шансы на быструю победу очень неплохие. Поэтому, не задерживаясь на осады и грабежи, а лишь принимая присягу с городов, армия пойдет прямиком на Владимир. Заняв Великое княжение Владимирское и разделив всю русские княжества по своему разумению, наши отцы поклонятся Великому хану сей землей и станут его верными вассалами. Таким образом, уже к весне и без больших потерь ты, Бату-хан, сможешь присоединить к империи всю землю Русскую.
После того как я закончил перевод, по кругу побежал разноречивый монгольский шепот.
