скачать книгу бесплатно
Евнух: Нечего было.
Калиф: Странно. Как же вам нечего было кушать, когда городские базары, не говоря уже о бескрайних полях халифата, ломятся от снеди? Мне из дворцовых окон видно. Неужели вы ленились сходить на базар?
Евнух: У нас не было денег.
Калиф: Как же не было денег, если ты голодал, тем самым не тратил имеющиеся у тебя деньги? Уж не тратил ли ты их на какие-нибудь пустые развлечения?
Евнух: О нет, любопытнейший из рассудительных.
Калиф: В чем тогда дело, не понимаю.
Евнух (становясь на колени): О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…
Калиф: Короче?
Евнух: По недостатку ума, я затрудняюсь объяснить калифу.
Калиф: По недостатку чьего ума, твоего или калифа?
Оба смеются.
Евнух: Беда в том, о остроумнейший, что калифы никогда ни в чем не нуждаются.
Калиф: Ну почему же не нуждаются? Что такое бюджетный дефицит, я прекрасно понимаю. Однако никогда не опускаю руки перед трудностями, а всегда поручаю министру финансов во всем разобраться и немедленно устранить причину.
Евнух: Это правильно, о упорнейший.
Задумываются и по очереди затягиваются.
Калиф: Твои слова, евнух, не лишены осмысленности и даже глубины: жизнь простого народа остается для меня тайной за семью печатями. А так иногда хочется оказаться в шкуре какого-нибудь простого визиря или хотя бы звездочета. О торговце или цирюльнике я и мечтать не смею. Еще лучше было бы стать бродячим дервишем, чтобы целыми сутками путешествовать по дорогам, беседуя с сирыми и убогими. Говорят, сам Гарун-аль-Рашид, дабы ознакомиться с народными страданиями, выходил из дворца, переодевшись бедным горожанином. Куда мне до этого прославленного своей справедливостью правителя: не с кем из простого народа даже словом перемолвиться!
Евнух: А вон за дверью стоит стражник, с ним и перемолвитесь.
Калиф: Со стражником?
Евнух: Вы же хотели пообщаться с простым народом, а стражник как раз оттуда, можно сказать, полномочный представитель простого трудового народа.
Калиф: А в самом деле… Эй, за дверью! Стражник, я к тебе обращаюсь.
Слышно, как за дверью кто-то бухается на колени.
Стражник: О, величайший из великих, знаменитейший из прославленных…
Калиф: Стражник, а стражник…
Стражник (из-за двери, тонким дрожащим голосом): Слушаю и повинуюсь, о непредсказуемый.
Калиф: Отворяй дверь и заползай сюда.
Стражник: Я не смею осквернять гарем своим присутствием.
Калиф: А я повелеваю.
Стражник: А я все равно не смею.
Калиф: Долго тебя еще уговаривать?
Дверь отворяется, и в гарем заползает стражник.
Стражник (чуть не плача): Велите отрубить мне голову, о справедливейший. Всякому, кто осквернит калифский гарем, следует отрубить голову.
Калиф и евнух переглядываются и хохочут.
Калиф: Ну, отрубить голову всегда успеется. Лучше ответь, стражник, как тебя зовут.
Стражник (запинаясь от страха): Меня зовут Муса.
Калиф: Значит, Муса… Как ты живешь, Муса?
Муса: А?
Калиф: Как тебе живется, Муса?
Муса: Мне живется хорошо.
Калиф (евнуху): Что я говорил? Видишь, ему живется хорошо.
(Стражнику). Муса, поднимайся с колен и садись-ка рядом с нами.
Муса: Я не смею.
Калиф: Прекрати ломаться и присаживайся рядом со своим калифом, то есть со мной. Возьми кальян и кури, ну же. Затягивайся хорошенько. Отлично… Послушай, Муса, я собираюсь потолковать с тобой о жизни простого народа. Скажи-ка мне, Муса, сколько у тебя жен?
Муса: Одна.
Калиф: Как, всего одна? А сколько детей?
Муса: Пятнадцать.
Калиф: Как, всего пятнадцать? Наверное, в твоем доме пусто, как в аравийской пустыне.
Муса: Что вы, о сострадательнейший, мы еле в него помещаемся.
Калиф: Куда еле помещаетесь?
Муса: В дом еле помещаемся, да и то только стоя. Поэтому мне со старшими детьми приходится спать во дворе.
Калиф: Я и не знал, что дети простого народа такие толстые. Евнух уверял меня, что простой народ голодает.
Муса: Что вы, о заботливейший, мы кушаем каждый Божий день.
Калиф (евнуху): Вот видишь.
Муса: Иногда и дважды на дню.
Калиф: А ты не врешь, Муса? Так, вижу, что не врешь. Быстренько поднимайся с колен и возьми с подноса изюминку. Еще я хотел пораспросить тебя, Муса, о твоей службе. Ты ей доволен?
Муса: О, всемилостивейший…
Калиф: Это же, наверное, так скучно, целыми днями стоять у дверей гарема по стойке смирно.
Муса: Что вы! Мне нравится отворять двери вашему мудрейшеству.
Калиф: Правда?
Муса: Хотите, покажу, как ловко у меня получается?
Вскакивает на ноги.
Калиф: Не надо, я уже видел… А скажи-ка мне, Муса, далеко ли от дворца ты живешь?
Муса: Полтора часа верхом на лошади и два с половиной на ишаке.
Калиф: А ты на чем ездишь?
Муса: Я хожу пешком. Люблю подышать с утра свежим воздухом.
Калиф: И во сколько начинается твоя служба?
Муса: Как пропоют муэдзины.
Калиф: В такую рань! А еще говорят, что простой народ трудится до изнеможения. Да трудись простой народ до изнеможения, разве достало бы у него сил подниматься ни свет ни заря? (Евнуху). Как много интересного можно узнать, общаясь с простым народом! Наверное, мне все-таки стоит переодеться в бедное платье и побродить по городу инкогнито.
Евнух: Тогда, о мудрейший, вы сможете переплюнуть самого Гаруна-аль-Рашида… Со временем, конечно.
Все трое смеются.
Калиф: Клянусь, завтра я так и поступлю. А сейчас, Муса, мне бы хотелось отблагодарить тебя за откровенность.
Муса бухается на колени.
Денег не предлагаю, еще обидишься… А вот что мы сделаем. Эй, евнух, приведи-ка сюда какую-нибудь из наложниц! Давай эту, сопливую македонку, из последнего завоза. Пусть разденется и станцует что-нибудь из репертуара, пока мы докурим.
Муса вскакивает с колен. Ты чего?
Муса: Я сам сбегаю, только скажите, куда. Зачем вашему благородному евнуху утруждаться?
Калиф с евнухом валятся от хохота на подушки.
Сцена 4
На следующий день. Восточный базар. Евнух и Пэри (она, разумеется, в чадре) пробираются сквозь толпу, обвешанные покупками.
Останавливаются напротив гончарной лавки и нищего, просящего милостыню.
Торговец: Горшки! Покупайте горшки! Лучшие на базаре горшки!
Нищий: Подайте на пропитание! Подайте на пропитание!
Евнух тянет Пэри за руку.
Евнух: Пэри, нам пора возвращаться в гарем.
Пэри: Давай еще погуляем.
Евнух: Нет. Мы гуляем с самого утра и уже закупили все, что намеревались.
Пэри: А вот и не все, не все! Китайского жемчужного масла для подмышек не нашли!
Евнух: В гарем, я сказал.
Пэри: Ну Омар, Омарчик, Омарушка, ну пожалуйста!
Евнух: Пэри, не забывай, я не обыкновенный мужчина. На меня обычные женские уловки типа «Омарушки» и складывания губок бантиком не действуют. Говорю тебе, пора возвращаться в гарем.
Пэри: Куда торопиться?
Евнух: Ты у меня не одна. К тому же, ты просила подровнять твой лобок. Это требует времени.
Пэри: О да! Повелитель так меня обкорнал, что стыдно перед подружками. Эта гюрза Зульфия захохотала при виде моего лобка, как ненормальная. Омарушка, а ты не можешь наказать Зульфию за то, что она надо мной смеялась? Ну пожалуйста.
Евнух: Не могу.
Пэри: Почему, Омарушка?
Евнух: Потому что. Если бы я наказывал наложниц по взаимным доносам друг на друга, не осталось бы ни одной ненаказанной девушки. Только за последнюю неделю не менее полусотни наложниц просили наказать тебя как можно строже.
Пэри: Кто же это?
Евнух: Так я тебе и сказал.
Пэри: Ну и не говори, сама догадаюсь. Разумеется, не обошлось без этой гюрзы Зульфии. Еще…
Евнух: Гадай, гадай, все равно не догадаешься.
Пэри: Очень было надо.
Евнух: Дворец в той стороне.
