скачать книгу бесплатно
– Это не банда, Ду-Ду. Это секретная организация, созданная Кровавой Мэри. И она не вампир. Она ведьма.
– А разве они есть? – засомневался куница. – Я думал, волшебство – это сказки…
Бекка встала и с важным видом зашагала туда-сюда, заложив лапы за спину.
– А с чего тогда быть «Охотам»? «Охота на ведьм» происходила с пятнадцатого по семнадцатый век. В Америке самые знаменитые ведьмы – Салемские, но у нас, в Вулфджинии, тоже сожгли немало. А во-вторых…
– В пятнадцатом веке? – повторил Дункан. – Стой-стой, но ведь Мэри…
– …Родилась в конце семнадцатого века, – закончила фразу Бекка. – Наш Механиксвилль был заселен английскими колонистами как раз в семнадцатом веке.
Дункан даже присвистнул.
– Надо же, какая ты умная…
Волчонок победоносно тряхнула головой.
– Я занималась и историей, и фортепиано, и много чем еще.
– Так ты не ходила в школу? – спросил Дункан. Бекка пожала плечами:
– Я официально мертва, Ду-Ду. По документам меня уже нет целых пять лет.
Куница моргнул. Волчонок усмехнулась.
– Ты ж хотел посмотреть на мою шерсть? Смотри.
Она сняла маску и опустила черный воротничок, и Дункан увидел, что ее мех серебрится, как от луны – хотя ни единого лучика с улицы сюда не проникало.
– Тут почти все такие. Призрачные. Но есть и такие, как ты… Только ты не думай, я не привидение. Мне было семь, когда кое-кто заставил моего отца убить меня. Он сломал мне челюсть и должен был пристрелить, но не смог и выстрелил в себя самого. Но по официальной версии папа сделал это спьяну. Даже прислуга это подтвердила. Но папа не мог. Он был очень интеллигентный волк, никогда не напивался, никогда никого не бил – ни меня, ни маму, ни прислугу… Никого-никого, веришь?
– Верю, – поспешно ответил Дункан.
– Мой папа был пианистом. Знаменитым на весь мир виртуозом Лукасом Ноутом. Он и меня учил играть… Но я тогда так не хотела учиться!
– Значит, ты умеешь играть на пианино? – восхитился Дункан.
– На фортепиано вообще-то, – поправила Бекка. – Кстати, в доме есть одно фортепиано. Старое, но очень красивое. Оно стоит в малой гостиной. Я на нем занимаюсь.
– А сыграешь мне что-нибудь? – попросил Дункан. Волчонок постучала лапкой по подбородку:
– М-м, даже не знаю… Я вообще-то устала, дел по горло… Но, уж если ты очень хочешь…
– Да! Очень хочу!
– Тогда ладно. Только – тс-с! Не разбуди никого.
– А здесь много народу живет? – шепотом спросил Дункан, когда они с Беккой тихонько выскальзывали из комнаты.
– Много, – коротко ответила та, таща куницу по запутанным коридорам в малую гостиную.
Дверь туда оказалась незаперта, им даже никто по дороге не попался – Бекка ликовала. Она плотнее закрыла дверь и иронично заметила:
– Ты так смотришь, как будто никогда не видел обоев, мебели и паутины!
– Паутину я видел, – обиделся Дункан. – А мебель тут очень уж… Ну, не такая.
Бекка тяжко вздохнула и закатила глаза.
– Это дом восемнадцатого века, Ду-Ду. Его построили в тридцатые годы.
– Ого, Бекка. Ты такая умная! – покачал головой ошеломленный Дункан и принялся оглядывать гостиную.
В центре довольно большой комнаты (ага, а еще «малая»!), действительно, стояло громадное белое фортепиано. Мебели особой не имелось, только кресла, обитые красным бархатом. Из того же бархата были и плотно задернутые шторы. Кстати, пыльные.
– Дом красивый, но почему тут все так… – Дункан замялся, подбирая слова. Бекка села за фортепиано и наскоро размяла пальцы.
– Как – так? Грязно? Ну, естественно. Паутина и пыль здесь вроде как обжилась. Ее не прогонишь. Это ж дом-призрак! Так, ладно, хватит болтать. Сядь куда-нибудь и слушай… – Дункан открыл рот, и Бекка сделала страшные глаза: – Мол-ча!
Дункан послушно закрыл пасть и устроился в ближайшем кресле. Он хотел уточнить, что за «дом-призрак», и почему почти все тут «призрачные», но решил приберечь вопросы на потом.
Музыка, выходившая из-под Беккиных лап, сначала была тихая и протяжная, как скулеж щенка, но постепенно набрала силу и стала воем, а после рыком волчицы. Куница почти видел, как по комнате носится эта волчица – подозрительно похожая на Бекку, только взрослая. С прозрачной… Нет, с призрачной шерсткой, с глазами цвета голубого стекла и жемчужно-белыми зубами.
Мелодию пронзила какая-то стрела, прямо резанувшая слух: это на пути волчицы встало другое животное, морды которого воображение Дункана нарисовать было не в силах. Животное было злое.
Дункан вытянул шею: прозрачная (призрачная!) волчица стояла перед фортепиано, оскалившись на противника – тот был меньше нее, но изворотливей. О, нет! Он сейчас бросится на нее с оружием! Но волчица отбросила его, и, уже переступая через поверженного врага, запрокинула голову и пронзительно, громко завыла на повисшую под потолком луну…
Музыка начала стихать.
Луна, волчица, ее соперник – все растаяли в воздухе голубым дымком. С последним аккордом исчез и дымок.
Бекка откинулась на спинку стула, сжимая и разжимая кулачки – по лапкам разливалось приятное зудение.
– Ну, как?
Дункан только выдохнул:
– Невероятно…
Бекка польщенно улыбнулась и склонилась в элегантном поклоне. Дункан разразился аплодисментами. Маленькая волчица поклонилась еще пару раз, скромненько поводя хвостиком.
– Это папина последняя сюита. Я ее очень люблю и знаю наизусть! На самом деле папа обучил меня только самым азам… – как бы между прочим сообщила она. – Я почти всему научилась сама. После его смерти.
– Думаю, он бы тобой гордился, – попробовал утешить ее Дункан. Бекка усмехнулась:
– Знай он, чем промышляет его маленькая принцесса, он бы наверняка от меня отрекся.
– Объясни хоть мне, чем, – нерешительно попросил Дункан. – У меня теперь больше вопросов, чем до этого…
Бекка почесала за ухом (приятно ощутив под лапкой серьгу).
– Ну… Если честно, я никогда не занималась новичками. Ты – мой дебют… Я начала не с того. Вот Рут, например, написал на все случаи жизни одну длинную устрашающую речь, а у меня на это и времени не было…
– Кто такой Рут?
– Крыс, который меня боится! – самодовольно заявила Бекка. – Только меня и Мэри. Он вторым получил почетную серьгу!
– А кто первым?
– Хьюго. Волкодав. Рут уже староват, а Хьюго в полном расцвете сил. Он молодой, сильный, жестокий. А еще такой высо-о-окий, как гора. И плечи такие широченные.
– А эта серьга… Что она значит?
– Серьгу Мэри сама вставляет в ухо избранного – их она выбирает из самых решительных и авторитетных, – и он берет себе подопечного или двух. Когда у зверя с серьгой набирается в команде трое или четверо подопечных, он имеет право взять себе какой-то участок для патрулирования. У Рута это северная часть Механиксвилля. Он недавно заполучил его – когда к ним с крысенком Джо присоединился хорек Ланс, который пытался сжечь дом в отместку одному своему дружку. Формально я тоже числилась в их компании, но на сейчас у меня появился ты!
Дункан поднял лапу.
– Что?
– А как выбирают подопечных? И причем тут желание хорька сжечь чей—то дом?
– Так ты еще не понял? – искренне удивилась Бекка. – Здесь все либо не дружили с законом и остались совсем одни – как ты, – либо мертвы… Формально. – Похоже, Бекке нравилось это слово.
– Так ты все-таки призрак или нет? – уточнил Дункан.
– Нет. Я расту. И я не прозрачная.
– А призраки прозрачные?
– Ну да. Конечно, они прозрачные… Прозрачные и светятся изнутри. Я точно была призраком. Я была прикована к месту своей гибели – к обочине дороги, – и все выла, выла на луну каждую ночь…
– Так ты и есть… Волчонок со Стадли-Роуд?
– Да-да, меня так называют… Даже забавно. Я единственная дочь покойного пианиста-виртуоза, а меня знают только как привидение.
– А страшно быть призраком?
– Да… Нет… Не помню. Помню, меня забрала Мэри. Взяла за лапку и увела, и дала выпить чего-то красного – я не сразу узнала, что это кровь. И мех у меня потемнел. Не стал серым, как раньше, но… Я ей даже хотела сказать спасибо, но не смогла. У меня челюсть была сломана.
– Она выходила тебя? – догадался Дункан. Бекка фыркнула.
– Выходила? Ха! Никто меня не выхаживал. Я ни-ког-да не нуждалась, чтобы за мной ухаживали. Нет, она меня заперла в подвале и связала крепко-крепко. Она сделала меня смертной с помощью крови, чтобы получить мою кровь.
– Жу-у-уть…
– Она раньше часто этим помышляла: возвращала призраки детенышей с помощью маленького количества крови, чтоб пить всю их кровь. Мэри говорит, что только благодаря этому и вернулась на этот свет после сожжения.
– И что же ты сделала?
– Она вышла и оставила нож на видном месте. Мне удалось выкрутить из веревок одну лапу, дотянуться до ножа и перерезать путы. Так и выбралась.
– А Мэри? Она тебя не поймала?
– Поймала… А толку? Она безоружная, у меня ее нож. Говорить не могу, ну и что? Вот тогда Мэри и сказала, что во мне есть что-то. Она меня оставила у себя. Тогда ей пришла идея создать свою организацию. Маленькую звериную сеть из молодежи и детей, которые бы патрулировали улицы. У нее всегда есть кровь – не всех же брать в тайные ряды, а у нас есть жизнь и подобие семьи.
– А ты сама сейчас пьешь кровь? – спросил Дункан.
– Конечно, нет! Сейчас я живая!
– Тебе не было страшно с ней один на один жить?
– Знаешь, – проговорила Бекка. – Мне было нечего терять… Да и не одни мы были. Вон, Дин, например. И еще горничные. Мышки. Такие серые и незаметные. – Бекка вдруг спросила: – А ты как считаешь, я красивая?
– Очень! – с жаром ответил Дункан, но осекся. – А ты… Ты ведь не будешь м-меня…
– Спятил, что ли? Нет! – возмутилась Бекка. –Ты – мой друг, Ду-Ду. Да и… Вот я уверена, что у такого обалдуя даже кровь плохая!
Желая сделать Бекке приятное, Дункан сказал:
– Тебе идет эта серьга. Очень.
Бекка кокетливо склонила правое ушко:
– Спасибо. А тебе будет идти маска и такой же костюм. Я уверена.
Она встала и уже открыла дверь, собираясь выйти и отвести куницу обратно, но Дункан должен был спросить еще что-то.
– Расскажи про этот дом. Почему в нем нельзя убрать пыль? И этот дворецкий, мыши… Они тоже старые? Ну, как Мэри и…
– Да… Да! – вдруг ахнула Бекка и закрыла дверь. – Я же тебе самое главное и не… Так, сядь обратно.
– Но я и не вставал…
– Сел, кому говорят!
Дункан вскочил и уселся обратно. Маленькая волчица удовлетворенно кивнула и грациозно приземлилась в другое кресло.
– Так вот. История дома – это самое увлекательное, что ты когда-либо слышал!
Дункан молчал. Бекка опять кивнула.
– Да… В общем, Мэри сожгли на костре.
– В семнадцатом веке, – уточнил Дункан, показывая, что слушал Бекку очень внимательно.
– Угу. В семнадцатом веке. Вот сожгли ее…
– На костре.
