Только мы

– Кто знает, что ТАМ? – развел руками Лазарь. – Знаю одно – там жизнь. Здесь – смерть. Этот мир мертв. Цивилы ходят, едят, трахаются – и при этом мертвы. Сами знаете.

– Знаем… – нестройным хором поддержали его ролевики.

– Слушай прикол, народ! – вдруг оживился Лич, худой, нескладный и длинный, как жердь, парень лет тридцати. – Я ржал, как укуренная лошадь. Заявляются ко мне седня утром двое лощеных типов в костюмчиках, с галстучками, ну такие солидные, аж противно. И на полном серьезе предлагают мне десять лимонов евро, хату, тачку, телок – токо бы я не уходил!

Дружный ржач был ему ответом.

– Чо, не брешешь? – не поверил Барук, приземистый «гном» с носом картошкой.

– Не брешет, – ответила вместо него Сандра. – Ко мне тоже приходили. И то же предлагали. Я их послала. Обменять возможность уйти к мечте на бабки?! Я ж не цивилка! Одного только не могу понять… Зачем мы им? Они ж нас всегда презирали…

– Могу объяснить, – негромко вставил Лазарь.

Все тут же замолчали с интересом уставились на него.

– Их руководство уже прохавало, что будет с миром, если из него уйдут все живые, все настоящие, – продолжил он. – И обделалось от ужаса. Теперь готовы на все, чтобы удержать нас. Но поздно – их мир обречен. К тому же они не понимают одного – тот, кто купится на их предложения, и так бы никуда не ушел. Настоящих ни за какие деньги не купить! Нам нужно другое, а они этого никогда не поймут – просто не способны.

Затем Лазарь вынул из воздуха пачку пятитысячных купюр и бросил ее на стол.

– Ребята, это на пожрать и на хорошую снарягу. Берите лучшее – ТАМ пригодится.

– Кстати, я добыл, что ты просил, – заговорил Беспалый, выкладывая на тот же стол стопку загранпаспортов, на вид не меньше десятка. – Все с американскими въездными визами. Забирай их – ребята уже ушли.

– Спасибо! – кивнул Лазарь, сгребая документы в свою сумку. – Извините, но времени нет. Надо еще поставить въездные индийские и боливийские визы, придется попрыгать по миру, как кузнечику.

С этими словами он встал, отдал символический ролевой салют и превратился в двухмерную тень, затем исчез. Ролевики переглянулись и дружно пожелали ему удачи. Затем Проглот взял с полдесятка купюр и отправился в ближайший супермаркет в сопровождении пары молодых ребят.

* * *

Сердце бьется в пустоте набатным звоном,

Гриф гитары сжат холодными руками.

Дар певца – пробить железные заслоны

На втором витке Спирали Мирозданья.

Рандир

В Москве происходило что-то непонятное и страшное – для тех, кто не понимал, в чем дело. Из подвалов, квартир, из ДК и концертных залов выходили на улицу рок и металл музыканты, таща на себе инструменты. Это происходило по всему городу! Они звонко смеялись, подбрасывали вверх гитары, саксофоны и барабаны, ловко ловили их и снова подбрасывали. Кое-кто плакал, но это были слезы чистой радости – это понимали даже цивилы. Они останавливались и с какой-то непонятной им самим тоской провожали музыкантов взглядами. Всем было известно, что множество музыкантов куда-то ушли, а теперь стало ясно, что уходят и остальные.

К некоторым, ведущим себя особо вызывающе, подходили полицейские, но увидев серебряный огонь в их глазах и рвущийся изо ртов серебряный же свет, тут же ретировались, испытывая одновременно обиду и страх. Перед ними были уже не люди, а нечто иное.

По улицам Москвы шли с инструментами в руках музыканты, сверхпопулярные и совершенно неизвестные – сейчас это уже не имело никакого значения. Вот только ни одного попсовика среди них не было! И не могло быть – попсовики давно продали свои души за деньги. По улицам шли те, кто сохранил души, кто пел и играл то, во что верил. Не предавшие себя и дар, который им дали свыше.

И люди, обычные люди, видящие их, вдруг понимали, что у них тоже есть надежда – надо только понять и измениться. Но они не знали, как это сделать, этот жуткий, безнадежный мир слишком сильно давил на них, не давая задуматься ни о чем, кроме выживания. Но многие задумались, и это уже было немало.

Из начальственных кабинетов шли бесчисленные панические телефонные звонки, высокопоставленные господа требовали остановить и предотвратить, полицейские чины в ответ что-то невразумительно мычали в трубки, прекрасно понимая, что ни один полицейский не рискнет даже приблизиться к уходящим.

Нескольких известных музыкантов попытался остановить сам Патриарх, но на него просто посмотрели с брезгливой жалостью, как смотрят на убогого. И пошли дальше, оставив плачущего старика позади. Он безнадежно смотрел им вслед и понимал, что сам во всем виноват, что Церковь не выполнила своего долга перед Создателем, предавшись золотому тельцу.

Ручейки музыкантов тянулись прочь из Москвы. Впрочем, не только из Москвы – то же самое происходило во всех городах мира. И весь мир захватила музыка – она звучала отовсюду, порой, казалось, из воздуха. Тысячи рук извлекали ее из самых разных инструментов – причем одну и ту же! Мелодия нарастала, покрывала собой все вокруг, заставляла всех, кто нечист душой, биться в корчах и забиваться в углы, закрывая уши и воя от ужаса. Им казалось, что все их грехи вытащили наружу и выставили на всеобщее обозрение. И возмездие было уже неумолимо близко.

Музыканты один за другим выходили на пустыри за городами, устанавливали свои инструменты, ни к чему не подключая их. Под Москвой рокеров и металлистов собралось больше двух тысяч, под Питером – не меньше. В остальных городах мира тоже собрались все, кто хоть чего-то стоил.

Первый аккорд… Первый удар барабана… Первый проигрыш саксофона… Гитара за гитарой, барабан за барабаном, саксофон за саксофоном, синтезатор за синтезатором вступали и расширяли мелодию. Во всем мире! Она была единой для всех, музыканты слышали и ощущали ее душами, отдавались ей полностью, как никогда до сих пор. В небе заполыхали серебряные отблески, ветер запел в такт, Мать-Земля поддержала своих уходящих детей, оплакивая их. Она оставалась в одиночестве – настоящие уходили, оставляя тех, кто убивал ее. Но иначе было нельзя.

Каждый музыкант одновременно смеялся и плакал, продолжая играть или петь, для него больше не существовало ничего, кроме музыки – она уже покрывала собой все, ничего не оставляя позади, заставляя души взлететь в непредставимую высь.

Внезапно мелодия резко усилилась, словно кто-то поддержал ее, играя на струнах мироздания. Все пустыри, где давали свой последний концерт на Земле музыканты, скрылись в серебристом свечении. И только они сами увидели возникшего из воздуха длинноволосого парня в коротких широких синих штанах, с гитарой в руках. И струны этой гитары были не струнами, а лучами света! Он несколько раз рванул эти световые струны, заставляя мелодию расшириться до небес. Теперь обычные люди уже не смогли бы услышать ее, не сойдя при этом с ума – они и не услышали, это было не для них. Но настоящие музыканты услышали, выдержали – и поняли!

– Привет! – расхохотался длинноволосый. – Добро пожаловать! Нам вас не хватало!

– Ой-ййа! – в один голос отозвались земные музыканты, не прекращая играть и с восхищением глядя на пришельца. Играть, как он, не смог бы ни один из них – это был мастер такого класса, перед которым меркло все.

– Наращивай темп! – азартно проревел длинноволосый. – Не бойтесь! Время пришло!!!

И они наращивали, не обращая внимания на кровь, текущую из пальцев, ртов и ушей, на боль, раздирающую тела, на лопающуюся кожу. Даже если у кого-то рвались струны, он все равно продолжал играть, даже не замечая, что на их месте сами собой возникают световые, которые порвать не сможет ничто и никогда. Музыка чем дальше, тем становилась безумнее, невероятнее, непостижимее. Она была уже чем-то таким, что на Земле не слышал никто и никогда – и уже никто никогда не услышит. В воздух взвились тысячи серебряных смерчей, небо стало зеркальным, отражая все, что внизу. Вот только заметили это лишь те, кто был способен заметить – остальные тихо радовались, что жуткая музыка стихла. Что ж, это был их выбор…

– Ну что, ребята и девчата, пора?!! – Голос длинноволосого заполнил собой все вокруг.

– Да-а-а!!! – единым аккордом ответили ему музыканты, пребывая уже не здесь. Все, что было здесь, их уже не интересовало, оно ушло бесследно, не оставив по себе ничего, кроме горечи.

– Тогда вперед!

Пальцы длинноволосого пробежались по струнам с непредставимой скоростью, мелодия буквально взорвалась, скрыла под собой весь мир, отстранив его, словно нечто неправильное. Да так оно и было! Тысячи пальцев бегали по струнам, тысячи палочек били по барабанам ударных установок и жали клавиши синтезаторов.

Где-то бесконечно далеко изменились линии мироздания, которые, казалось, никогда не должны были меняться – но они изменились. Наверное, на то была Его воля. И серебряное свечение окончательно скрыло под собой пустыри, на которых собрались земные музыканты. А когда оно развеялось, там было пусто…

* * *

Странные сказки про вечность, где вера всесильна,

Мне нашептали дожди и напели дороги.

Так нелегко вдруг поверить в желанные крылья,

Ну а поверив – пустяк расставанья и сроки.

Мистардэн

Пальцы Виктора бегали по клавиатуре, текст шел со страшными ошибками, но он сейчас не обращал на это внимания – потом исправит, сейчас не до того, сейчас идет, да так, как редко шло. Мир, пришедший в грезах, под его пальцами становился все более живым, цельным, реальным. Он оживал на глазах, превращался во что-то реально существующее. Пусть не здесь, пусть где-то там, но это неважно. Писатель улыбался сквозь слезы, понимая, что пишет настоящее, то, ради чего стоило жить.

Закончив главу, Виктор устало поднялся, потер лоб и тяжело потянулся к холодильнику, чтобы взять банку холодного пива. Эта глава далась очень тяжело, но вдохновение еще не ушло, а значит, нужно писать, пока есть хоть какие-то силы. Иначе муза «уйдет погулять» на несколько недель, как бывало уже не раз, поэтому лучше не рисковать.

Однако минут десять можно посидеть, покрутить в голове дальнейшее – не сюжет, ни в коем случае. Не раз сталкивался с тем, что все задумки летят в тартарары при написании. Есть, конечно, те, кто пишет логично, по плану, но их книги почему-то читать не хочется – в них не хватает чего-то неуловимого, что можно, наверное, назвать душой. А его герои живут, они поступают по-своему, не спрашивая автора, порой неожиданно для него.

Внезапно раздавшийся звонок телефона заставил Виктора поморщиться. Ну, блин же, почему обязательно нужно отвлекать от работы?! Посмотрев на экран мобильника, он хмыкнул и нажал на кнопку ответа – звонил коллега и старый приятель, Сашка Каверзнев.

– Привет! – напористо заговорил тот. – Тут такое!!!

– Привет, – отозвался Виктор. – Что стряслось-то? Я из дома третью неделю не вылезаю, пишу, как оглашенный. Книга не идет, а прет! За месяц почти десять листов накатал, представляешь?

– Да хрен с ней, с книгой! – чуть ли не в истерике выкрикнул Каверзнев. – Наших шестеро пропали бесследно!

– В смысле?.. – растерялся писатель.

– В прямом! – отрезал собеседник. – Ногин, Локушев, Ставицкий, Торин, Замаров, Хромов и Рогин! Никого из них найти не могут. Рогин, например, пропал чуть ли не глазах у жены – она утверждает, что входная дверь не открывалась! Она в туалет вышла, вернулась в комнату – а мужа нет. Только сигарета дымится в пепельнице и недопитая чашка кофе стоит. Одежда вся на месте, обувь тоже. Менты поискали, но ничего не нашли. С остальными было примерно также. Мишка Локушев вообще исчез из издательства – он же там писал, дома, при его безумной теще, не особо попишешь.

– Ни хрена себе… – растерянно протянул Виктор. – Расклады…

– Я тебе чего звоню-то, думал ты тоже… – буркнул Каверзнев. – Эти шестеро, как и ты, шизанутые. Вишь ли, верите в то, что пишете! Это же просто фантастика! Сколько раз я тебе говорил – не путай реальный мир с тем, что пишешь. Я вот для бабок пишу – сам знаешь.

Виктор насмешливо ухмыльнулся – прекрасно знал этот Сашкин пунктик. Он всем рассказывал, что пишет ради денег, но при этом писал талантливо – а талант с писанием только ради денег несовместим. Те, кто так поступают, просто теряют этот самый талант, иначе просто невозможно. Но раз Сашка так хочет, пусть так думает – его дело.

– А про то, что исчезают ролевики, барды, байкеры, ты слышал? – поинтересовался Каверзнев. – Байкеры вообще смотались в черные воронки в небе!

– Ты что, издеваешься?.. – обиделся Виктор. – Или до белой горячки допился?

– Ты телевизор давно смотрел?

– Его же у меня нет, я ящик для дураков десять лет не смотрю.

– Что, и в инет не залезал? – изумился Каверзнев. – Новости не читал?

– Да в работе я по уши! – раздраженно отрезал Виктор. – Неужто непонятно?!

– Да уж… Действительно не от мира сего. Тут такое творится, а он ни сном, ни духом…

– Плевать мне на все это! – окончательно озверел Виктор. – Закончу книгу, нажремся. А теперь пока, пишу я!

И отключил мобильник, матерясь сквозь зубы. Однако рассказанное Сашкой не давало покоя, и он все же залез в Интернет. Чем дальше Виктор читал новости, тем больше отвисала его челюсть. Прочитанное скорее походило на низкопробную фантастику, чем на реальность. Это розыгрыш, что ли? Но кто бы ради него, не столь уж известного писателя, стал устраивать такое?! Да и невозможно это, если разобраться – десятки популярных сайтов сообщали одно и то же. Виктор даже просмотрел видеозаписи ухода байкеров и вообще онемел – это выходило за все и всяческие пределы.

Неужели происходит то, о чем он давно мечтал? Господи, прошу, пусть будет так! Виктор сам не заметил, что по щекам потекли слезы радости и надежды. А ведь действительно, можно вспомнить те шесть случаев, когда ему казалось, что мир словно распахивается, кардинально меняется, а он сам взлетает – и писал, как сумасшедший. Но воспоминание о книге потянуло за собой другое – она не окончена. А осталась последняя глава. Так что неважно все, нужно работать.

Он снова сел за компьютер и принялся за дело. Случившееся вогнало Виктора в такое эмоциональное состояние, в котором он не бывал даже в лучшие времена, когда писал свою главную книгу, не помня больше ни о чем. А сейчас он вообще не видел мира вокруг – он был там, где вершил высший суд Плетущий Путь. И плевать на все остальное!

Вокруг писателя гремела торжественная музыка Сфер, но он не слышал, он творил, забыв о себе. Смыкались вселенные, изменялись миры, совмещалось несовместимое. Пальцы били по клавишам, но Виктор не видел экрана сквозь слезы.

И наконец последняя точка была поставлена. Руки обессиленно упали вниз, писатель смотрел на экран и глупо улыбался. Он не знал, что где-то невероятно далеко на чашу весов упала последняя гиря.

Внезапно экран подернулся помехами, и Виктор чуть с ума не сошел от страха. Текст!!! Если комп сейчас подохнет, то все пропадет!

– Рукописи не горят! – набатом прозвучал чей-то холодный голос. – Тебе ли не знать?

На экране появилось мертвенно бледное лицо, чьи глаза скрывали узкие черные очки. И Виктор задохнулся – но не от страха, а от неожиданности и надежды. Неужели?.. Это он?!. Но как?!.

– Пора! – прямо из экрана протянулась рука в белой перчатке. – Тебе здесь делать больше нечего.

– Эт-то т-ты?.. – Губы писателя, воочию увидевшего своего героя, дрожали. – Пришло время Суда?..

– Нет, – отрицательно покачал головой Палач. – Тебе пришло время уходить.

Виктор нерешительно протянул навстречу свою руку, улыбнулся дрожащими губами, ощутив холод ладони Плетущего Путь, и ступил прямо в экран компьютера.

В опустевшей комнате дымилась непогашенная сигарета в пепельнице и сиротливо стояла недопитая банка пива.

* * *

Где ты теперь, мой товарищ и брат?

Кто-то упал, а кто-то вышел до срока,

И из тех, кто в пути, ни один не вернется назад,

Мы встретимся там, куда всем нам дорога.

Странники, в мире года,

Мы пленники века, сказавшие вечности «да».

Шмендра

Наверное, ни с чем нельзя спутать энергетику полигона, его запах. Но ощутить их могут только свои, чужие не почувствуют ничего, наоборот, испытают ничем не объяснимый дискомфорт – да и неудивительно, им там не место. Полигон не принимает их и всеми силами демонстрирует это. Впрочем, чужие на нем могли оказаться только в том случае, если их привел кто-то из своих. Иначе они бы просто не нашли дорогу сюда. Именно на этот полигон, другие были обычными. В последние годы там часто появлялись те, кто губил саму суть ролевого движения. И воздух там давно уже не звенел. А на этом полигоне – звенел!

К сожалению, не все, кого пригласили, смогли дойти до места – тропинки путали их, выводя обратно. И не сумевшие пройти опускали головы, печально возвращаясь домой – им дали понять, что они здесь лишние. А спорить с полигоном – глупо. На это не решался никто из тех, кто хоть что-то понимал.

Как ни странно, на полигоне царило лето, хотя в окружающем мире была поздняя осень. На большой поляне, окруженной хвойными деревьями, горел почти что пионерский костер – огромный, рвущийся в небо. Вокруг него собралось, наверное, больше двухсот ролевиков в разных прикидах. Они передавали друг другу вино, пиво, водку. Некоторые негромко и печально пели какие-то странные песни, иногда не по-русски, а на каком-то непонятном языке. Может, на эльфийском, а может, еще на каком.

Хоть происходящее и называлось последней ролевой игрой, но на самом деле это игрой не было. Правда, по старой привычке ролевики построили крепость с капищем, но они не играли, да и мастера все понимали. Они были вместе, они были свои.

– Мы плечом к плечу стояли у последнего причала… – тихо звучала старая песня.

Все, кто слышал ее, либо подхватывали, либо молча, сквозь слезы, слушали. Это была последняя их песня в этом преданном людьми мире.

Внезапно из чащи раздался дикий рев, и на поляну вылетел гномий хирд.

– Надо же, самарские гномы прорвались, – заметила Сандра. – Думала, они уже того… Эй, пива хотите?

– Когда это гномы от пива отказывались?! – радостно взревел Румир, предводитель хирда. – Привет, народ!

Гномы, тут же найдя знакомых, быстро рассосались по всей тусовке. Многие не видели друг друга годами, им было, что сказать и чем поделиться. Помянули тех, кто не дожил, и пожелали им родиться где угодно, но только не здесь. Хотя все уже понимали, что этот мир обречен, в нем уже никому не родиться.

Кто-то захотел поднять тост за то, что ТАМ, но не успел. Резко похолодало, затем потемнело, и из сгустившегося мрака вышла та, что долгое время была кумиром всех темных, и все же смогла прорваться сюда, хотя ее не предупреждали о последней игре.

– Ну что, народ, не ждали?! – весело рассмеялась она, глаза полыхнули первозданной Тьмой. – И да пребудут с нами Тьма и Свет!

Кто-то негромко начал произносить чеканные слова известного в узких кругах сонета, голос за голосом подхватывали их:

Тинктурой слов исторгнутый из сновКаких богов, трепещет мир на граниНебытия? Учение пресно,Усилья тщетны. Как заноза в ране,Бесцелен путь. А истина проста,Единый сонм смыкающихся истин:Кто чужд земной и неземной корысти, —Лишь те войдут в небесные врата.Лишь те познают Бездну и Полёт,Лишь те, в ком Пламя Вечности поёт,Сжигая в пыль бессмысленности граммы.И болью, возведенною в экстаз,В них прорастает звонкий парафраз:Я – мудрость фарса. Я – наивность драмы.

Затем на поляне воцарилось недолгое молчание, все понимали – пора. Первая снова ступила вперед, и в сгущающуюся тьму упали тяжелые слова:

– Я начинаю исход! Наше время здесь истекло.

Что-то изменилось вокруг, мир как бы поблек, превратился в собственную тень и его границы размылись. А затем поляну вдруг пронзила полоса Света, затем полоса Тьмы, разделившие все вокруг надвое. И в эти полосы начали один за другим, а иногда и просто в обнимку уходить последние ролевики. Не прошло и пяти минут, как поляна опустела навсегда.

Полигон удовлетворенно вздохнул и умер.

Глава 16

Будет день – впервые за много лет

Не откажут крылья и боль пройдет.

И простив ненужность свою земле,

Вновь начнешь оборванный свой полет.

Мистардэн

Не слишком большая яхта под названием «Ричард» отдала швартовы и под мерный гул двигателя неспешно потянулась к выходу из гавани, осторожно обходя другие корабли. На ее палубе стояли трое – Назгул, Белое Перо и Томас. Красный Орк был за штурвалом – ему единственному из всех доводилось ходить под парусами в юности. Поначалу, когда индеец с прокурором только добрались до Лонг-Бич, они хотели нанять какого-нибудь опытного моряка, сомневаясь в своих способностях провести яхту по океану. Однако затем сообразили, что могут определять координаты с точностью до метра через ноосферу, не пользуясь никакими приборами. Подумав, все четверо согласились с тем, что цивилы на борту им не нужны – мало ли что этому самому цивилу в голову взбредет, когда он поймет, с кем связался. Благо, управление яхтой было полностью автоматическим, и с ним вполне мог справиться один подготовленный человек. Вот и пришлось Красному Орку срочно брать платные уроки у яхтсменов – выручила абсолютная память. Из-за этого потеряли два дня, и теперь стремились их наверстать.

Рагнар с компанией уже вылетели в Лиму, а оттуда им придется добираться в Гонолулу через Лос-Анжелес – риск, конечно, но выбора не было, посколько прямых рейсов не имелось. Осталось надеяться, что они достаточно изменили свою внешность. Документы им передал Лазарь, как всегда неожиданно объявившись в Санта-Крузе, где четверо Повелителей дожидались возможности купить местные документы. Партизаны провели их в Боливию, попытались помочь достать нужное, но не смогли – это дело было на откупе у наркомафии. Поэтому когда Лазарь вывалил на стол пачку русских паспортов и пробурчал: «Выбирайте», воцарилось недолгое молчание. Как выяснилось, это были паспорта ушедших ролевиков. И Лазарь мало того, что добыл сами документы, но еще и ухитрился проштамповать их, переместившись к границе страны и поставив у пограничников визы и отметки о въезде в Боливию, чтобы у местных властей не возникало лишних вопросов. Впрочем, с его способностью телепортироваться куда угодно это не составило особых проблем, разве что пришлось несколько раз прыгать туда-сюда, меняя свое лицо в соответствии с фотографией в очередном паспорте. Да и добыть справки о прививках против желтой лихорадки оказалось непросто. Все это позволило Рагнару, Сабуро, Шломо и Рикардо в тот же день вылететь в Перу, куда, слава Богу, визы не требовались. Они надеялись, что в Лос-Анжелесе не обратят пристального внимания на русских туристов, транзитом летящих отдыхать на Гаваи, тем более что на себя они сейчас были непохожи.

Мысленно связавшись с Фатихом и Рейли, Назгул усмехнулся – Повелители Стихий в своем репертуаре. Устроили на побережье Омана страшную бурю, под ее прикрытием угнали какую-то лоханку и, обеспечив себе нужный ветер, на бешеной скорости двинулись к побережью Индии. Вокруг бушевал шторм, а около их баркаса было тихо. Если бы кто-нибудь из суеверных моряков увидел эту картину, то родилась бы очередная морская байка. Но никто не увидел, и через двадцать шесть часов мулла с альпинистом высадились неподалеку от Мумбаи. На месте высадки их ждал Лазарь с паспортами. За быстрое получение индийских виз он заплатил по несколько тысяч долларов. Каким образом туроператор оформил их за день, его ничуть не интересовало – главное, что оформил. Он точно так же, как раньше в Боливию, дважды переместился в аэропорт Мумбаи и поставил отметки о въезде. Также купил для Фатиха с Рейли билеты до Гонолулу с пересадкой в Сеуле. Южнокорейская транзитная виза не потребовалась, поскольку имелись действующие визы в США. Через четыре часа Повелители Стихий уже сидели во взлетающем самолете.

– Привет, народ! – раздался позади веселый голос Лазаря.

– Здравствуй, дружище! – тепло ответили ему. – Принес паспорт для Белого Пера?

– А ты сомневался?

– Да нет, просто спросил, для порядка.

– Дать бы тебе в лоб, – беззлобно хмыкнул Лазарь. – Прокурор – он и в Африке прокурор.

– А вот за это от меня и отхватить можно, – сделал вид, что обиделся, Назгул.

– Только не от Повелителя Смерти! – так же шутливо вздрогнул гляциолог. – А с остальными порядок? Я документы имею в виду.

– У меня есть американский паспорт на имя Виктора Хорна, я им до сих пор не пользовался. Брэд с Томасом не засвечены, поэтому просто получили иностранные паспорта, пока дожидались нас. Только Перо у нас без документов. Для Гаваев его водительского удостоверения, конечно, достаточно, тоже Америка, но его видели на базе и, думаю, уже знают, кто он. Поэтому лучше не рисковать. Отметку о въезде в Штаты поставил?

– Разумеется, – подтвердил Лазарь. – В аэропорту Лос-Анжелеса.

С этими словами он протянул индейцу паспорт. Тот невозмутимо взял его, посмотрел на фотографию и изменил черты своего лица в соответствии с ней, даже кожу сделал почти белой.