Безупречный

Но этой женщине такое явно не по вкусу. Отвращение, написанное на ее лице, ничем не скроешь. Я подмигиваю ей:

– Здарова, ле-еди.

У людей из Альберты нет особенно резкого акцента, но ему довольно легко подражать, особенно если провести свою жизнь на родео с парнями, у которых он есть. Жаль только, что у меня нет с собой ковбойской шляпы, чтобы дополнить картину.

Женщина закатывает глаза, а затем нажимает на кнопку с надписью «CLOSE. Когда двери плавно открываются на нужном ей этаже, она проносится через них, не оглядываясь.

Я все еще посмеиваюсь над этой ситуацией, поднимаясь на этаж «Хэмилтон Элит». Судя по тому, как при виде меня загораются глаза секретарши, она не разделяет мнение дамочки из лифта обо мне.

Честно говоря, большинству женщин я нравлюсь. Ковбойные зайки, фанатки ковбоев[8], горожанки, деревенские девушки… Я всегда выступал за равноправие, и я действительно люблю женщин. Но не отношения. «Прогулка по беспутному кварталу»[9] – так недавно назвала меня одна девушка после того, как мы провели целый день в гостиничном номере, празднуя мою победу. В тот момент было весело, но к концу дня я уже чувствовал себя опустошенным.

– Ретт! – голос Кипа разносится по фойе еще до того, как я успеваю поболтать с девушкой за стойкой регистрации. Полный блокиратор члена. – Спасибо, что зашел.

Кип шагает ко мне и, протянув руку, с силой пожимает мою ладонь, почти до боли. Это рукопожатие – его способ выместить на мне некоторую агрессию за ту неприятность, в которую я влип. Фальшивая, натянутая улыбка – тому доказательство. Владелец агентства не имеет привычки приветствовать посетителей на стойке регистрации, а это значит, что я определенно облажался.

– Не проблема, Кип. Все-таки, я плачу тебе большие деньги, чтобы ты мог мной командовать, верно?

Мы смеемся, но оба знаем: таким образом я напомнил, что это я ему плачу. Не наоборот.

Кип хлопает меня по спине, и у меня трясутся зубы. Он большой человек.

– Следуй за мной. Давай поболтаем в конференц-зале. Кстати, поздравляю тебя с победой в эти выходные! Ты отлично справляешься.

В моем возрасте я уже просто не имею права выигрывать столько турниров. Все ждут, что моя карьера покатится под откос, но сейчас звезды сошлись. Трехкратный чемпион мира звучит намного лучше, чем двукратный чемпион мира. Да и три золотые пряжки на моей полке смотрелись бы куда лучше, чем две.

– Иногда звезды сходятся, – улыбаюсь я Кипу.

Он ведет меня в обычную комнату с длинным столом, окруженным обычного вида офисными стульями, на одном из которых сидит обычного вида мужчина. Коротко подстриженные волосы, серый костюм, скучающее выражение лица, ухоженные ногти и мягкие руки. Городской парень.

Девушку рядом назвать обычной просто невозможно. Темно-каштановые волосы, на свету отливающие оттенком красного дерева, собраны в тугой пучок на макушке. Очки в черной оправе смотрятся довольно массивно на ее изящном, кукольном личике, но почти чрезмерно полные губы, накрашенные в глубокий тепло-розовый, каким-то образом уравновешивают их. Платье цвета слоновой кости застегнуто на все пуговицы, кружевная отделка туго обтягивает горло. Губы слегка растерянно изогнуты, но руки скрещены на груди в защитном жесте, а сверкающие шоколадные глаза ничего не выдают, когда она оценивает меня поверх оправы своих очков.

Обычно мне хватает ума не судить о книге по обложке. Но я все равно оцениваю девушку, и слово напряженная постоянно мелькает у меня в голове.

– Присаживайся, Ретт, – Кип выдвигает для меня кресло прямо напротив девушки и сам плавно опускается на сиденье рядом, прежде чем сцепить пальцы под подбородком.

Я плюхаюсь на стул, закидывая ногу в ботинке на колено.

– Хорошо. Отшлепай меня, и я пойду домой, Кип. Я устал.

Он приподнимает бровь и внимательно смотрит на меня:

– Мне не нужно тебя шлепать. Ты официально потерял спонсорство «Дэйри Кинг». Думаю, этого достаточно.

Я откидываюсь на спинку, и моя шея краснеет. Ощущение такое же, как в детстве, когда попадаешь в неприятности. Опоздал домой. Прыгнул с моста с большими детьми. Вторгся на ферму Янсенов. Я никогда не был не в беде, всегда было что-то. Но это совсем другое. Это не детские забавы и игры. Это мой заработок.

– Ты, должно быть, шутишь надо мной.

– Я бы не стал шутить по этому поводу, Ретт. – Кип поджимает губы и пожимает плечами.

Его взгляд говорит: я не злюсь, я разочарован. И я ненавижу это различие, потому что в глубине души терпеть не могу подводить людей. Но если они злятся, значит, им не все равно. Они хотят для тебя лучшего. Они знают, что ты способен на большее. Кип такой безразличный… Будто ожидал, что я все испорчу.

Вот почему я всегда говорил, будто мне все равно, что люди думают обо мне. В таком случае у них нет силы заставить меня чувствовать вину. Очевидно, это не работает.

Я ерзаю на своем месте, бросая взгляд на двух других людей в комнате. У парня хватает здравого смысла уставиться на бумаги перед собой, а вот девушка удерживает мой взгляд с тем же непоколебимым выражением на ее лице. И я чувствую… Нет, я просто знаю, что она осуждает меня.

Я нервно прочищаю горло.

– Ну и как нам их вернуть?

Кип откидывается назад с глубоким вздохом, постукивая пальцами по подлокотникам кресла.

– Я не уверен, что мы сможем. Сейчас нам, скорее, стоит сфокусироваться на контроле ущерба. Будем надеяться, что другие спонсоры не уйдут. «Вранглер», «Ариат[10]» – эти компании знают свою клиентуру. А их клиентура – люди, которых ты разозлил. Не говоря уже о том, что ударить человека с включенной камерой – настоящий пиар-кошмар.

Откинув голову, я смотрю на потолок и громко сглатываю.

– Кто ж знал, что не любить молоко – преступление? Ну и этот парень заслужил, чтобы ему вправили челюсть.

Девушка напротив издает легкий смешок. Мои глаза скользят к ней, и снова она не отводит взгляда. На что, черт возьми, уставилась? Она просто ухмыляется. Как будто то, что я потерял многомиллионное спонсорство, смешно! Я устал, у меня болит все, и мое терпение не безгранично. Но я джентльмен, поэтому просто провожу языком по передним зубам и снова сосредотачиваюсь на Кипе.

– Да если бы эта камера не снимала, все было бы в порядке. Но не вздумай болтать о нападении в таком тоне! Я надрывал задницу, чтобы этот ублюдок не выдвигал обвинений.

Я закатываю глаза, потому что уверен: «работал изо всех сил» на языке Кипа означает «потратил кучу твоих кровно заработанных денег, чтобы заткнуть кому-то рот».

– Почему камера вообще работала? Это было специально?

Мужчина вздыхает и качает головой.

– На самом деле, это не имеет значения, правда? Ущерб уже нанесен.

– Дерьмо. – Я стону и на мгновение закрываю глаза, пока повожу плечами, оценивая, насколько болит правое. Мое приземление в последнем заезде не было идеальным. Спешился совсем как новичок.

– Итак, у меня есть план.

Снова перевожу взгляд на Кипа сквозь щелочки глаз:

– Я уже ненавижу его.

Он смеется. Этот ублюдок улыбается, ведь знает, что держит меня под прицелом. Нам обоим ясно, что мои дни сочтены, и я совершил ошибку, когда сказал ему, что моей семье нужно больше денег на содержание ранчо в долгосрочной перспективе. Я пойду на все, чтобы обеспечить комфортную жизнь где-нибудь на нашей земле, а затем буду работать со своим старшим братом Кейдом, чтобы поддерживать ранчо «Колодец желаний» в рабочем состоянии.

Ради семьи я пойду на все.

– Ну и славно. Мы оба знаем, что ты все равно это сделаешь.

Я свирепо смотрю на Кипа. Вот же козел.

Он жестом указывает через стол:

– Это Саммер. Она новенькая в команде. Была здесь стажером в течение нескольких лет. Теперь она – твоя новая тень.

Мои брови хмурятся на переносице. Этот план уже дерьмово пахнет.

– Подробнее.

– В течение следующих двух месяцев, вплоть до окончания чемпионата мира в Лас-Вегасе, Саммер будет работать твоим ассистентом и представителем связи со СМИ. Она поможет помочь тебе отшлифовать имидж. Вы двое обсудите и разработаете план, а потом Саммер посоветуется со мной, чтобы я не придушил тебя за то, что ты такой огромный придурок. Я уверен, что Саммер будет открыта для помощи и в любой другой административной работе, которая тебе может понадобиться. Но в основном она будет там, чтобы присматривать за тобой и, в случае чего, уберечь тебя от неприятностей.

Я бросаю взгляд на девушку, и она кивает, как будто совершенно не встревожена этим предложением.

– Теперь я уверен, что ты шутишь. Потому что ты ни за что не назначил бы мужчине моего возраста разрекламированную няню. Это просто оскорбительно, Кип.

Я хочу, чтобы он расхохотался и сказал мне, что это его идея подшутить надо мной. Но Кип этого не делает. Он просто смотрит на меня в ответ, прямо как Саммер, давая моему мозгу время осознать то, что все уже решено за меня.

– Да ну нахрен, – я недоверчиво смеюсь и выпрямляю спину, оглядывая комнату в поисках какого-нибудь доказательства того, что это действительно веселая шутка. Что-то, во что мои братья наверняка втянули бы меня.

Но вокруг только тишина. Это не тренировка, не шутка. Это чертов ночной кошмар.

– Нет, спасибо. Я выбираю его, – я указываю на парня, который даже не может осмелиться посмотреть мне в глаза. Он идеально подходит, чтобы я мог притвориться, будто его не существует. Только не эта напряженная властная стерва, которая пялится на меня, как на тупую деревенщину.

Кип снова складывает руки домиком и скрещивает ноги.

– Нет.

– Нет? – В моем голосе звучит недоверие. – Я плачу тебе, а не наоборот.

– Тогда найди кого-нибудь другого, кто исправит этот дерьмовый шторм лучше, чем я. Только не забудь, что на кону будущее вашей семейной фермы.

Жар, едва скрытый щетиной, разливается по моим щекам. И на этот раз мне нечего сказать. Я совершенно лишился дара речи. Челюсть напрягается под давлением зубов, которые скрежещут друг о друга.

Молоко. Меня уничтожило гребаное молоко.

Лист офисной бумаги скользит передо мной с другого конца стола. Отполированные ногти нейтрального оттенка постукивают по нему. Ханжа.

– Напиши здесь свой адрес, пожалуйста.

– Мой адрес? – я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ней взглядами.

– Да. Ну, знаешь, место, где ты живешь. – Клянусь, у нее дергается щека. Это чертовски грубо.

Я поворачиваюсь к Кипу:

– Почему я должен давать свой адрес этой девчонке?

Он улыбается и тянется вперед, чтобы похлопать меня по плечу.

– Ты не Питер Пэн, Ретт. Ты не потеряешь свою тень. Только не в ближайшие два месяца.

Мои мысли путаются. Нет, он не может иметь в виду…

– Куда идешь ты, туда идет и она.

Кип злобно ухмыляется. Совсем не похоже на ту улыбку, которой он одарил меня, когда я только вошел в комнату. Его выражение лица полно предостережния.

– И, Итон, эта девчонка – моя дочь. Моя принцесса. Так что помни о чертовых манерах, следи за руками и держись подальше от неприятностей, ага?

Эта язвительная принцесса должна жить со мной на ранчо? Бог ты мой, да это намного хуже, чем я себе представлял.

С тех пор, как появилось это гребаное видео, мои выходные катятся под откос, и, когда я вылетаю из блестящего офиса, лучше не становится, потому что я, ко всему прочему, еще и забыл включить счетчик на том прекрасном парковочном месте, которое занял.

3

Саммер

Саммер: Я поехала к нему.

Папа: Береги себя. Не позволяй этому засранцу залезть к тебе в штаны!

Саммер: Мне больше нравятся юбки.

Папа:  -_-

– Ладно, подожди. И надолго ты исчезаешь?

– Ну, я не исчезаю, Уилс. Я примерно в часе езды от города. Тебе самой ненамного меньше ехать до своей конюшни от дома.

– О таких вещах нужно предупреждать! С кем я теперь должна идти на пьяный бранч? Что, если я найду совершенно нового лучшего друга, пока тебя не будет?

Я смеюсь. У Уиллы есть склонность драматизировать, и это неотъемлемая часть ее очарования.

– В таком случае, наверное, ты никогда по-настоящему не любила меня, – задумчиво отвечаю я.

– Это худшая новость. Во всяком случае, для меня. У тебя-то, наверное, вообще голова кругом, а трусики мокрые! Помнишь ту фотографию, которую ты…

– Уилла, пожалуйста. Это было очень давно. Я уже взрослая. Я профессионал, и горячие спортсмены – моя каждодневная работа. Не ставь меня в неловкое положение.

Она стонет:

– Тебе обязательно быть такой ответственной? И осознанной? Из-за тебя я чувствую себя ребенком!

– Никакой ты не ребенок. Наверное, больше похожа на подростка – я оглядываюсь по сторонам, пытаясь убедиться, что повернула правильно, потому что пыльные проселочные дороги едва различимы. Впереди я замечаю знак «Рейндж-роуд»[11] и поворачиваю как раз вовремя, шины скользят по гравию.

– Думаю, с этим я смогу жить. Взрослеть – хуже всего. Это просто не для меня, понимаешь?

Я смеюсь. Уилла уже достаточно взрослая, просто игривая, веселая. И она подходит мне.

– У тебя довольно тесные отношения с теми парнями в баре. Думаю, ты взрослее, чем тебе кажется.

– Возьми свои слова назад! – Уилла смеется, а затем добавляет: – И трахни ковбоя. Сделай это!

Уилла всегда была той, кто меня успокаивал, кто поддерживал меня, когда мне было плохо, кто гладил меня по спине, когда я плакала из-за Роба.

Но иногда она тоже ошибается.

– Ты хочешь, чтобы я разрушила свою многообещающую карьеру ради секса с крашем юности, который, судя по всему, ненавидит меня до глубины души? О, спасибо. Я обязательно подумаю об этом.

– Это все, о чем я прошу, понимаешь?

Мы хихикаем вместе, как делали это последние пятнадцать лет. Пусть у меня не так много друзей, но я предпочла бы иметь одну Уиллу, чем целую группу людей, которые на самом деле меня не понимают.

Впереди виднеется подъездная дорожка, и я замедляю движение, чтобы прочитать цифры на заборе.

– Мне нужно идти. Я напишу позже.

– Буду ждать. Люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, – рассеянно говорю я, прежде чем вздохнуть с облегчением, ведь цифры совпадают с теми, которые Ретт набросал на клочке бумаги. Я выключаю свой Bluetooth и сворачиваю на подъездную дорожку, готовая столкнуться с любым беспорядком, в который меня втянул мой отец.

Заборы из необработанных столбов тянутся вдоль территории. Главные ворота пропускают меня, и эти столбы возвышаются высоко над дорогой. Перекладина, пересекающая верхушку, украшена кованым железным знаком в форме колодца желаний. А внизу на двух узких цепочках болтается деревянная плита с выбитыми на ней словами «Ранчо „Колодец желаний“».

Территория вокруг Честнат Спрингс действительно поражает. Я чувствую себя так, словно перенеслась на съемочную площадку «Йеллоустоуна[12]», и у меня от этого просто кружится голова. Прощай, душный офис! Здравствуй, бескрайний простор! Ретт Итон смотрит на меня так, будто я сбитое животное? Да. Но в восторге ли я, что покинула офис и наконец собираюсь заняться чем-то другим? Тоже да! Я собираюсь чертовски насладиться этой возможностью и просто взять быка за рога. Хихикая над собственной шуткой, я убавляю громкость альбома The Sadies, который я включила до того, как Уилла позвонила мне.

Оглядываюсь и снижаю скорость своего внедорожника. Гравий хрустит и трещит под колесами моего автомобиля, а я смотрю по сторонам. Клянусь, с каждым футом вид за окнами все лучше и лучше. Март в Южной Альберте все еще немного прохладный. Поначалу бывает холодно и даже снежно, но вскоре появится сухой ветер, и теплый воздух будет приятно ощущаться на коже. Трава здесь еще не стала густой, только бескрайние болотно-коричневые поля за полями. Как будто бы даже видно, что под ними скрывается зелень, готовая вот-вот появиться. Но еще не совсем.

Есть что-то однообразное в слегка холмистых полях, которые сливаются с серыми вершинами на западе. Скалистые горы служат границей предгорий, возвышаясь над всем своими зубчатыми и заснеженными, нетронутыми белыми вершинами.

Я провела годы в офисе моего отца на тридцатом этаже, глядя в окно и мечтая оказаться там. Представляла, как провожу лето, исследуя горы и деревенские городки, лежащие между ними, но вместо этого оказывалась запертой в глянцевом офисе. Или, если поразмыслить еще глубже, вообще застряла в бледно-зеленой комнате без достаточной энергии, чтобы встать с постели.

Это рабочее задание настолько абсурдное, что мне было безумно сложно сохранять невозмутимое выражение лица во время той встречи. Но я собираюсь извлечь из задачи максимум пользы. По крайней мере, я смогу смотреть на горы и ощущать дуновение ветерка, а не вдыхать запах пригоревшего кофе и черствых круассанов, которые Марта подает каждое утро, или комнаты, пахнущей антисептиком и антибактериальным хозяйственным мылом. Обычно это не ощущается, пока не проведешь в таком помещении достаточно времени.

Длинный проезд тянется передо мной, пока не исчезает в роще тесно посаженных, но безлистных тополей. Между их ветвями проглядывают очертания большого дома. Я пробираюсь к нему. Дом выглядит впечатляюще. Толстые бревна служат каркасом, а само строение слегка изогнуто в форме полумесяца. Обрамленный деревьями дом удивительным образом сливается с линиями холмов позади него. Он просторный, с массивными окнами, нижняя несущая стена покрыта каменной облицовкой, которая плавно сменяется чем-то вроде винилового сайдинга приятного шалфейного цвета. Он идеально контрастирует с теплым деревом и кровлей из кедровой дранки.

Дома, в которых я выросла, почти не вписывались в ландшафт, а наоборот, как будто боролись с ним своими острыми углами и резкими тонами. Этот дом, каким бы большим он ни был, выглядит так, словно просто вырос сам по себе из-под земли. Будто он просто часть пейзажа, прекрасно с ним гармонирующая. Похоже, ему здесь самое место.

В отличие от меня.

Выходя из припаркованной машины, я бросаю взгляд на свой наряд. Черная трикотажная юбка, шелковая клетчатая рубашка на пуговицах и пара коричневых лоферов на высоком каблуке, вероятно, самый нелепый выбор для такой обстановки. Даже несмотря на то, что этот образ буквально сражает наповал.

Я привыкла одеваться так каждый день и получаю огромное удовольствие, подбирая вещи, которые помогают мне чувствовать себя увереннее. Я даже не задумывалась о том, что однажды буду выглядеть в этой одежде смешно.

На самом деле я ничего не знаю о том, что именно должна делать.

Адрес на бумажке и «Исправь это, Саммер. Я верю в тебя». Вот и все инструкции.

В тот день, нацарапывая свой адрес на клочке бумаги, Ретт с такой силой нажимал на ручку, что на страницах под ней остались вмятины. А затем вылетел из зала, как ураган, не сказав больше ни слова. Я уставилась на широкие плечи и длинные волосы Ретта Итона. Но определенно не на его задницу. В конце концов, я профессионал.

Улыбка тронула губы моего отца.

– Хорошее начало, – пошутил папа, как только Ретт оказался вне пределов слышимости.

– Не позволяй этому ублюдку пробраться в твою кровать!

Я улыбнулась:

– А как насчет его кровати?

– Ты сведешь меня в могилу, девочка, – простонал папа, выходя из зала заседаний. Он чем-то напоминал Чеширского кота.

Вот и все. Отец как будто абсолютно уверен, что втянуть меня в жизнь моей подростковой любви – замечательная идея! Хотя, наверное, он об этом и не помнит.

Я знаю, что это испытание. Испытание огнем. Если я смогу выполнить это задание, я произведу впечатление на своего отца и к тому же докажу всем остальным в компании, что я чего-то да стою. Мы оба знаем, мне нужно сделать это что-то, если я планирую продвинуться по карьерной лестнице в «Хэмилтон Элит». Чтобы принятие меня на работу не казалось следствием непотизма[13], я должна быть просто великолепной в том, что я делаю. Да, это непростое задание, но еще ничего в моей жизни не было легким, так что, возможно, все не так страшно, как кажется.

– Ты няня?

На звук глубокого скрипучего голоса я поворачиваю голову к переднему крыльцу большого дома. Пожилой мужчина с серебристыми волосами, прислонившись к большому бревенчатому столбу, скрестил руки на груди, на его лице застыла ухмылка. Проглотив смешок, он опускает поношенную черную ковбойскую шляпу в знак приветствия.

– Как же давно я не приглашал в этот дом няню для кого-то из своих мальчишек.

Я выдыхаю со смехом и с облегчением опускаю плечи, сразу чувствуя себя непринужденно рядом с этим мужчиной. Ретт может и смотрит на меня так, будто я просто букашка на лобовом стекле, но этот мужчина просто очарователен.

Я ухмыляюсь ему, упирая кулаки в бедра:

– Как же давно я ни с кем не нянчилась.

– Думаю, вам было бы легче даже с самым невоспитанным ребенком, – говорит мужчина, шагая ко мне.

Теряюсь в догадках, кем мог бы он мог быть!

– Полагаю, угроза рассказать все отцу нисколько мне не поможет, да?

Мужчина улыбается, на обветренной коже вокруг его глаз появляются морщинки. Он протягивает мне руку.

– Этому негодяю никогда не было дела до того, что я говорю. – Мужчина подмигивает, и я крепко пожимаю его ладонь. – Харви Итон, отец Ретта. Рад с вами познакомиться. Добро пожаловать на ранчо «Колодец желаний»!

– Саммер Хэмилтон. Я тоже рада с вами познакомиться. Даже не знала, чего ожидать, когда подъехала. Я не уверена, что вчера мы с Реттом начали на хорошей ноте, – признаюсь я.

Харви отмахивается. Я открываю багажник, и мужчина, опережая меня, сам берет мой чемодан.

– Ну, я приготовил для вас комнату здесь, в главном корпусе. Не удивляйтесь, Ретт будет дуться, как маленький мальчик, у которого отняли любимую игрушку. А уж когда его братья обо всем узнают, он вообще будет вести себя просто отвратительно. Они наверняка пристанут к нему и устроят что-нибудь жесткое.

Я морщусь:

– Да уж, повезло мне.

Харви фыркает и машет рукой в сторону дома.

– Не беспокойтесь, мисс Хэмилтон. Они хорошие мальчики. Немного грубоваты, но, тем не менее, хорошие, – он оглядывается на меня через плечо с насмешливой улыбкой на губах. – Что-то подсказывает мне, что вы прекрасно справитесь с этой командой.

Я сжимаю губы. Уж если я дожила до своего возраста с Кипом Хэмилтоном в качестве отца и босса, справиться с парой ковбоев – просто пустяк. Но вслух я этого не говорю. Не хочу сглазить.

– Пожалуйста, зовите меня Саммер.

Харви придерживает для меня входную дверь и машет другой рукой:

– Заходи, Саммер. Давай, надо устроить все и накормить тебя прежде, чем ты встретишься лицом к лицу с этим маленьким монстром.

Я качаю головой и хихикаю, заходя в дом. Очевидно, моя оценка Ретта была не слишком далека от истины. Или его отец стращает меня, чтобы я не ожидала беззаботного отдыха.

Камень сомнения опускается в мой желудок, тревога пронизывает все тело. Что, если я не справлюсь с этим? Что, если я потерплю неудачу? Может, я навсегда останусь человеком, у которого ничего не получается?

Мой внутренний монолог прерывается, когда я осматриваю интерьер дома. Повсюду теплый оттенок дерева. Потолки с деревянными балками и темно-зеленые стены придают помещению уютную атмосферу, несмотря на лофтовые открытые пространства. Широкие доски на полу темного дерева слегка потерты в определенных местах, и, когда я вижу, как Харви входит внутрь в своих огромных ботинках, я, кажется, понимаю, почему.

Слева – гостиная с мягкими кожаными диванами перед огромным камином. На стене – вроде бы голова оленя с черными мраморными глазами, которые сверкают настолько ярко, что кажутся живыми. Рога тянутся вверх словно толстые, богато украшенные ветви.

Я сжимаю губы. Не имею ничего против охоты, в любом случае, не того ее вида, который проводится со всей ответственностью. Но я – городская девушка до мозга костей, и вид величественного животного, вот таким образом подвешенного в доме, печалит меня. Я с грустью думаю об этом олене и том, какой конец его постиг. Давайте будем честны. Конечно, я думаю о Бэмби.

Я отбрасываю эту мысль и приказываю себе взбодриться и не падать духом. Не падать духом? О боже. Что со мной не так?

Перед нами гигантская кухня с огромным деревянным столом посередине, и я уже могу представить, как все эти ковбои заваливаются сюда после долгого дня на ранчо, чтобы разделить большой семейный ужин.

– Сюда, вниз, – голос Харви уводит меня, и мы поворачиваем направо по коридору, освещенному медными бра на стенах. – Да, комната на первом этаже. Но мы постараемся не шуметь по утрам. Просто наши с Реттом комнаты наверху, так что я подумал, так ты почувствуешь немного больше свободы вдали от нас, мужчин. К твоей комнате примыкает ванная. Да и шкаф здесь тоже самый большой.