Случаи из жизни и смерти

Лексин тогда сказал, мол, пошли. Туда, на улицу, к машине. Уехать отсюда в деревню, а лучше, мать твою, сразу в город. Взять бензину, да хер с ним, хоть динамиту, и расхуярить эту тварь! Взорвать вместе с домом!

Я пошел за Юрой. Под моей ногой что-то хрустнуло. Очки Генриха. Очки, заляпанные кровью и слизью…

– Шевелись, Толя! Чем раньше мы уберемся, тем лучше! – повторял Лексин.

Но мы не знали, как она быстро растет, эта падла….

Лапища. Согнутая… под странными углами. Суставы где попало. Сверху хитин или еще какая дребедень. Когти, или шипы, или жала, хер знает – продрали Юру нахер. Этот долбаный Лексин пробовал стоять даже тогда, когда его выпотрошили заживо. Рекой шел из него сок. Выблелывая куски своих кишок, харкая кровью, Лексин шарил по столу, искал, чем пристукнуть эту шлюху. Полминуты. Потом Юра упал. Хана ему. А она принялась его жрать.

Вот тогда я и сдрейфил. Повалился на пол и заорал. Я орал и орал, молотил кулаками по полу. Тварь не обращала на меня никакого, сука, внимания. Она жрала то, что было Лексиным, причмокивая. Уплетала мертвечину за обе щечки, прожорливая шлюха.

Больная пародия на бабу. Руки-ноги кривые и неправильные, на них усики, шипы и отростки, похожие на червей. Из бедер торчат кости, будто к ее ногам присобачили птичий киль. Из спины, горбатой, с такими… пучками оголенных мышц, торчат позвонки, покрытые… какими-то белыми лоскутами, под которыми… бьется так, пульсирует какая-то желтая дрянь. Волос нет, зато из черепа растут… недоделанные фаланги пальцев. Рот перекосило, разорвало до самой ее блядской шеи, зубы хер пойми как, разного размера и формы… а еще слизь…. Эта сопливая сука загадила своими выделениями труп Лексина.

Никогда не забыть тот ебаный момент, когда эта сучара поднялась во весь свой невъебенный рост и пошла ко мне. Пошлепала ногами, которые уже загадила кровью Краусса, Генриха и Юры. Ногами, которые… были человеческими. Точнее… ступни были прям человеческие. Ступни… гладкие и белые женские ступни… такие, с розовыми ногтями. Сука, красивые женские ступни, приделанные к этой тошнотно уродливой скотине! Уж не знаю, что хотел сделать из нее Краусс, но вышло охуеть, как дерьмово!

Она все шла. Шла ко мне. Я подумал: «Все, нахер. Конец тебе, Толя. Человек ты был поганый, и смерть твоя поганая. Врагу, блядь, не пожелаешь».

О, срань господня, если бы я знал!…

Она не сожрала меня. Не набросилась, не впилась зубами-когтями. Нет, сука. Она наклонилась, заглянула мне… ну, прямо в глаза. Я увидел ее отвратительные фасеточные иллюминаторы, мерзкие пучки хрен пойми где разбросанных маленьких глазок, которые сбили в кучу с гноящимися веками и мембранами такими, цвета молока. А потом она, хрен тут врать, взяла меня на руки. Взвалила на себя и потащила в подвал.

А я и не знал, что у Краусса есть подвал….

Сейчас я уже нихрена не помню из… ну, подробностей. Кошмары мои до того… что случилось в подвале, не всегда добираются. Чаще то, чем кончаются эти долбаные сны – это без конца… мешанина ужаса… который рвет меня на куски. И каждый, сука, раз… в этой палате… под ублюдочным белым потолком!

Но я, сука, помню ее лицо….

Кажется, она снова изменилась. Пожирая Краусса, она была зародышем. Когда высасывала мозги Генриху, была ребенком. Беднягу Лексина жрала девочка-подросток. А мне, сука, досталась женщина. Взрослая, половозрелая тварина, которой, может быть, тоже захотелось пищи. Но… другой. Другой пищи.

Я видел ее лицо….

Лицо Адель. Сошла вся видимая дрянь. Но только видимая. Лобик, черные брови, губки, белые зубки, длиннющие ресницы. Все было при ней. Все, как у Адель. Вот только я знал, что это не она. Не Адель. А Лилит. Хотя… хер знает, может, и не Лилит. Дурень-немчура всучил этой библейской шлюхе не лучшее тело. Все, что до пупка… было тело Адель. Молодое, сочное тело, ну, до того, как его иссушил рак, до того, как мне стало гадко смотреть. А вот, сука, все, что ниже…. Я знаю, мать твою, я знаю, что эмбрион в животе “проходит все стадии эволюции”. Рыба там, земноводное, рептилия…. Но какого хрена все это сдалось готовому продукту?

А знаете, я даже… что-то начинаю… припоминать. Она была длинна. Очень, сука, длинна. Ее туловище заполнило весь долбаный подвал. Черт знает какой длины и толщины змеиное тело, в разных местах обросшее… такими, ну… поясами кривых ощипанных крыльев, каких-то муравьиных жвал и лап, перепонок лягушачьих , потом хвостов с чешуей. Поганое было месиво, куча кожи, перьев, чешуи и хитина с бабьим остовом у головной части. И все-таки… эта падлюка была живой… и голодной.

Мне не понравилось. Не понравилось, потому что это не было лицо Адель. Это не была Адель. Это был орган. Здоровенный орган змеи в виде бабы. Внутри этой Адель нет ни мозгов, ни костей, ни кишок. Внутри этой куклы только мышцы, мышцы от начала и до самого, сука, конца. Она не стонала, не дышала прерывисто, не говорила, как любит и хочет меня – ее башка, пустая, даже не фаршированная, извивалась вместе со всей остальной обманкой.

Худший перепихон в моей грёбаной жизни.

Скоро я сдохну. Не знаю, что сделала со мной эта тварина, но я внатуре сдохну. «Какого черта все эта херота не кончается?» – вот, что в башке колыхается. Но теперь все кончится. Все, сука, наконец-таки кончится. Я передумал. Хватит ждать, какая из сраных моих личностей победит. Я прикончу их обоих….

Страшно. Раньше я был храбрым, а теперь… мне капец, как страшно. Она ведь могла… нет… не может быть…. А если я… как и немец…. Мы же с ней… нет… нет… нет!!!

Я выпилюсь. Точняк, выпилюсь. Я не дам Куртизанке плоти восстать в новом, лучшем облике! Я зашью ее лоно, я раздавлю ее греховный яйцеклад, будь она трижды проклята!!!

Трижды… проклята….

Шлюха мирового творения. Лилит.

Базанот лилим, кхаальдур велизат абадур!

09.10.2023, Тверь

Есть хочется, или лемаргия 4

«…первое движение чревоугодия указывает на неупорядоченность чувственного желания и потому не может быть без греха»

Фома Аквинский

Пакет зефира в шоколаде. Две упаковки тахинной халвы по 200 грамм. Пакет тостового хлеба и целый кусок масла. Мед и шоколадная паста. Жареная курица и пицца….

Он снова ел. Неистово, запихивая себе в рот все без разбору. Какого порядка вы хотите от бессмертной Вселенной, если в одном крошечном ее уголке кто-то умудряется совать в рот одновременно пиццу и зефир в шоколаде? Его пухлые руки, изгаженные маслом, шоколадом, медом и майонезным соусом, шарили по шкафам и полкам. Пальцы, подобно маленьким отпрыскам одного большого жирного монстра, искали еду. Пищу, которая принесет наслаждение. Пищу, которая одарит букетом экстатически действующих вкусов!

Что же, он хотел вкусного. Хотя… нет, слово явно не то. Он жаждал вкусного. И нас безапелляционно тянет препарировать живые ткани его вкусовых возлияний, а точнее, ту картину вкусов, что дороже ему картины мироздания. Ибо как… как пикантно щекочет язык шероховатый привкус арахиса, как уверенно бьет по сосочкам благородный вкус темного шоколада, как нежно обволакивает ваниль упругого зефирного тела и как… боже, как соблазняет его масло, сочетающееся с жирностью соуса! Пряная курица заменила бы ему божественное откровение, равно как и сыр с грибами на тонком тесте. И все это перед ним! Он все это съест, съест, съест, при том ни с кем не поделится! Это все его! Праздник! Праздник каждый день!

Гриша – неплохой человек. Он душа компании, шутит плоско, но с энтузиазмом. Знает много «фактов», выглядит начитанным. С девушками ему не везет, то есть… не может вести исходя из его собственного склада, а это… совсем другое. Толст, это правда, очень толст и с каждым годом становится все толще, но…

…помилуйте, много ли вы найдете знатоков науки, мм… вкусосочетания? Иногда он (это стоит признать) забывается в мастурбации, но никакое рукоблудие не заменит экстаз немыслимой вереницы этих самых вкусосочетаний, милых сердцу и давно уже привыкшему ко всему желудку. Гриша капризен, привередлив, когда собирает свою трапезу. Волочит свою объемную тушу по супермаркету, не стоит за ценой и внимательно перебирает в своей голове интимнейшие гастрономические предпочтения. Придя же домой, он уминает все в один присест. По обыкновению голый (одежда больно давит в области боков и живота) ляжет он на диван, отправит в рот два пакета чипсов (разных вкусов, конечно же, тщательно подобранных), целую пиццу, пару бургеров и лимонный торт. Прервется на то, чтобы подушить многострадального своего змея. Затем вернется к трапезе. Акты пира сменяются бойкой вереницей, пока запасы совсем не опустеют.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ведьму (нем.)

2

Мой друг! (нем.)

3

Она выходит. Вы и ваша сила придете в этот час. Она закончила трапезу, и все струи гноя потекли в ее лоно. Она родится! (нем.)

4

Богословский термин, обозначающий разновидность греха чревоугодия – страсть к вкусной пище.