Свириан

– ЧЕРНЫЙ МЕТАЛЛ ПРЕДНАДЛЕЖИТ ТОЛЬКО МНЕ! ЧТО НАСЧЕТ ТЕБЯ?

– По, по, пожалуйста не убивай меня, я сделаю все что ты скажешь! Пощади меня! – умоляла я темного бога.

– ЖЕНЩИНА ЗНАЧИТ, ХМ, КАК ТВОЕ ИМЯ ЖИВОЕ СОЗДАНИЕ?

– Меня зовут Тара.

– ОСТАНЕШЬСЯ ЗДЕСЬ! РОДИШЬ МНЕ ДОЧЬ!

Я задрожала, не в силах поверить в то, что передо мной стоял сам Атропиус, темный бог, известный своими жестокими играми с людьми. Его слова о дочери прозвучали как приговор, заставляя мое сердце гулко биться в груди. Крылатая дева, что стояла рядом с ним, посмотрела на меня с оценивающим взглядом, и я почувствовала, как от ее присутствия холодок пробежал по спине.

– Дочь? – выдавила я, пытаясь осознать, что же за роль мне уготована.

Мысль о том, чтобы остаться здесь, в этом мрачном руднике с Атропиусом и его жуткой свитой, пугала меня до глубины души. Но выбора не было.

– ДА, ДОЧЬ. МЛАДШАЯ ИЗ ПОТОМКОВ АТРОПИУСА, КОТОРАЯ БУДЕТ НЕСТИ ВОЛЮ ОГНЯ, – пояснил он, глядя на меня хищным взглядом, от которого хотелось бежать прочь.

– Но зачем тебе дочь, Атропиус?

Темный бог, откинув голову назад, засмеялся зловещим глухим смехом, который отдавался эхом от стен рудника.

– ДОЧЬ МОЯ, СТАНЕТ МОЩЬЮ МОЕЙ, ПРИВЕДЕТ НОВЫХ ИСТОЧНИКИ ЭНЕРГИИ, ПРОДОЛЖИТ НАСЛЕДИЕ МРАКА.

Говоря это, он приблизился ко мне, и его силуэт заслонил все, погружая пространство в смутные тени. Я чувствовала, как ледяной ужас парализует тело, но оставаться здесь, в обители тьмы, было выше моих сил. Осознав вдруг, что бежать – единственный выход, я внезапно сорвалась на бег, мимо Атропиуса, мимо его крылатой спутницы, к дальнему выходу рудника. Вихрь поднимался вокруг меня, металлические обломки звенели под ногами, но где-то внутри себя я знала, что мой порыв скоро оборвется. Я обернулась и увидела, что Атропиус не гонится за мной, стоя в облаке туманной дымки, он лишь наблюдал.

– НИКУДА НЕ УЙДЕШЬ, – донесся до меня его звонкий голос. Внезапно из темноты передо мной появилось что-то вроде портала.

– ЭТО ДОРОГА, КОТОРУЮ ТЫ ИСКАЛА, – насмешливо объявил Атропиус.

Но портал внезапно захлопнулся, и сердце мое словно пронзило нечто тяжкое и неизбежное. Неужели я обречена остаться в этом мире до конца своих дней?

– Хорошо, – пролепетала я, чувствуя, как ноги подкашиваются под весом страха и тоски. – Но как это возможно, здесь, в этом мрачном месте? – Атропиус усмехнулся, и в его глазах сверкнула зловещая искра.

– Не волнуйся, Тара, ты привыкнешь, – сказал он уже спокойным тихим тоном. – Время и место не имеют значения для тех, кто повелевает судьбами. Мы обеспечим тебя всем необходимым. Только не пытайся бежать. – Закончил он, и его слова прозвучали как финал моего прежнего существования, оставляя меня во власти темного существа, от которого зависела моя жизнь. Мгновенье остановилось. Вокруг воцарилась тишина, и лишь шепот ветра напоминал о непрерывности времени.

Проявление тепла

3-ий месяц, 1236 год.

Мне всегда рассказывали, что в Внешнем мире, где обитают люди, наступает утро. В Хайлаке – в Подземном царстве, где живут темные боги и куда отправляются души после смерти – утра нет, быть не может. Здесь правит мой отец Атропиус, главный бог, который не боится смерти, скорее, он ее предвестник. Однако боги тоже умирают, но не как люди. Если бог умирает, ему может быть дарована возможность воскреснуть или же нет, в зависимости от его деяний. Богиня Осията, сестра Атропиуса, решает это. Величие моего отца ужасает меня больше смерти, его сила непреодолима в этом мире. Я никогда не могла постичь мотивы и планы отца – он чересчур хитер, скрытный и жестокий. Он ловко пользуется моментами, извлекая выгоду для себя. Так родилась я, маленькая злая богиня.

Тем не менее, несмотря на свою природу темной богини, я всегда чувствовала некий зов к Внешнему миру. Тайно, в глубине своей сущности, я завидовала тем, кто способен увидеть утро, почувствовать теплые лучи солнца и ощутить свежесть растущей зелени. Волны времени текут иначе в Хайлаке, погружая нас в вечную депрессию и тишину, из которой нет выхода, кроме как принять свою часть теней. Возможно, именно желание познать иначе скрытые от меня удовольствия и эмоции заставили меня искать путь на поверхность.

Но каждое мое начинание было под пристальным взором отца. Атропиус, начавший подозревать во мне зарождение неугодных стремлений, становился более настороженным. Его глаза всегда, казалось, искали в моих действиях следы предательства или тайного умысла, которого и в помине не существовало. Я понимала, что необходимо действовать благоразумно, дабы не вызывать его гнев. Хитрость должна стать моим оружием, иначе я навсегда останусь пленницей этого мрачного царства без надежды увидеть свет.

Отец часто говорил мне, что человек умирает дважды: первый раз, когда оставляет физическое тело и переселяется в Хайлак, обретая звериную форму. Вторая смерть оставляет душу, одинокую и невидимую, навеки. Я пока не сталкивалась с невидимыми душами, но отец знает о них многое, он чувствует их, хоть не может ни видеть, ни слышать. Моя мать, увы, лишена сил, остается лишь простым человеком. Отец столь нежно заботится о ней, что беспокоится о дарах для нее, которые могут принести ему только вред. Поэтому она остается смертной. Мертвые друзья презирают меня за это, ведь я рождена от обычного человека, хоть и с частицей отцовской силы. Во мне много мощи, но не той, что желала бы. Отец уверяет, что проявления силы еще впереди, и что сейчас рано об этом думать. Но пока, я могу хвастаться именно физической силой, этого у меня не отнять. Для моего стройного телосложения это странно, ведь я обычная девчонка, горы мышц я не имею, но зато, умею швырять огромные камни, на огромные расстояния. Со мной не сравним ни один покойный.

Иногда, когда мы сидим у черной реки, отец рассказывает мне о мироздании, скрытом от глаз простых смертных. Он говорит, что все вокруг наполнено невидимой энергией, что течет, как вода, и каждое существо, живое или мертвое, оставляет за собой след в этом потоке. Меня особенно захватывают рассказы о том, как мертвые существа в Хайлаке обретают новую форму, которая отражает их сущность. Я представляю себе, как каждое действие и каждая мысль, когда-то принадлежавшая этим существам, словно стежки, вплетаются в ткань этого мира.

Мне часто снится, что я стою на границе двух миров – внешнего и Хайлака. На серых холмах этого сна я вижу много зверей, их глаза светятся древней мудростью и печалью, которой не высказывал никакой живой человек. Отец объясняет, что это только тени тех, кто уже перешел границу, и только сильнейшие из нас могут попасть в их окружение. Все изгибы и тропинки этих снов кажутся знакомыми, хотя я никогда не была там наяву. Я думаю, что по мере развития моей силы я смогу читать их мысли и, возможно, понимать этот забытый язык зверей.

Между тем я стараюсь не привлекать внимания к своей необычной силе. Жизнь среди покойных людей требует маскировки, и их взгляды, непонимание, выделяют меня, словно говорящие «ты не такая, как мы». Иногда я поражаюсь, как легко им запугивать друг друга неведомыми для меня вещами. Я учусь прятать свою истинную сущность за вуалью обыденного поведения. Отец говорит, что единственный правильный путь – быть разумной, и не позволять никому злоупотреблять нашей тайной силой.

В эти замысловатые времена я поручаюсь своему будущему, ожидая, когда мой истинный потенциал раскроется так же, как цветок, распускающий свои лепестки. Мой отец намекает, что когда это случится, я смогу не только понять тайны мироздания, но и вступить с ними в особую связь, подобной которой еще не было. В ожидании этого, я продолжаю укреплять свое тело и дух, словно создаю инструменты, которые однажды помогут мне пересечь мост в неизведанное.

Говорят, что во Внешнем мире люди как моя мать и сестры – с человеческими головами, а все умершие здесь, в Хайлаке, носят головы зверей. Сестра моя старшая, Селерия, присматривает за этим. По правде, затаила я немалую зависть к ней – красота ее поражает. Стройная и высокая, с длинными ногами и пышной грудью, отличается она пламенным и коварным характером, неустанно стремящимся переложить на меня всю грязную и нелюбимую работу. Но счастье мое – вторая моя сестра, Оделиан, что всегда оберегает меня. Пусть она не сияет, как богини из Внешнего мира, зато верна, как никто иной.

А матушка моя – сама сущая авантюриста, прибыла она из Внешнего мира и застряла здесь. Забавно, что отец весьма поспешно сделал ее своей женой, и это было так давно. То были времена прекрасные – беззаботное детство. Ныне же я лишь смотрю на Черный город из окон башни огромного замка. Небо постоянно красное, хоть мы и под землей, сверкают красные молнии, мне бы хотелось хоть разок взглянуть на солнце. Оделиан рассказывала мне, что оно греет все тело, а меня вечно тянуло к огню. Отец твердит, что должна я упражнять свои умения, чтобы мой талант открылся. Огонь – моя стихия, она не в силах сжечь меня, она часть меня.

Спустившись с широкого подоконника, я застыла в середине своей комнаты, расправив пальцы и направив их друг к другу. Коротким вдохом я собрала в себе силу, чувствуя, как потоки жаркого воздуха закружились вокруг моих ладоней. В глазах вспыхнула искра – тот самый огонь, о котором отец говорил с благоговением и страхом одновременно. Я зажмурилась, сосредотачиваясь на внутреннем пламени, и вскоре между моими пальцами затрепетал маленький язычок пламени. Он дрожал, как будто пытаясь вырваться наружу, и, наконец, поддался моим мыслям, разгораясь и закручиваясь словно живой. Это было все, чего я могла добиться сейчас, но сердце наполнилось гордостью: я сделала это сама.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Селерия. Она взглянула на меня своими светящимися глазами, полными ненавистной смеси удивления и зависти, что всегда пробуждала во мне желание стать лучше – доказать, что я способна на большее.

– Твой огонек, – хмыкнула она, прикрывая дверь за собой, чтобы наш тайный урок не потревожил обитателей замка. – Дай мне с ним разобраться, – в хитрой улыбке сквозила жажда прославиться за чужой счет. Но я знала, что это пламя не сможет ей подчиниться, даже если бы она использовала всю свою хитрость и обман. Оно было только моим.

– Нет, – произнесла я спокойно, обнимая язычок пламени мысленно, как старого друга. – Оно – часть меня, Селерия. И однажды я научусь им управлять так, чтобы оно горело ярче, чем звезды во Внешнем мире. Оделиан говорила, что звезды похожи на крошечные солнечные зайчики, и я верю ей. Однажды я покажу всем, что мое пламя также способно осветить этот мир – от подземных коридоров нашего замка до небес за горизонтом.

Селерия прищурилась, но умолкла, оставив попытку взять верх. В ее глазах мелькнуло понимание, что однажды мои навыки вырастут и, быть может, изменят сам Хайлак. Мы молча стояли пугающее долго – две сестры, разделенные судьбой и амбициями, но связанные одной кровью и одной отчаянной мечтой. Я знала, что моя судьба зависит от моих таланта и упорства, и, возможно, однажды я смогу стать той, кем гордилась бы даже мать, пришедшая из мира света, который я пока только воображала. Она развернулась и вальяжно покинула мою башню.

– Ух! Мм…

Я попыталась снова выдавить из себя свои силы, но больше искринки не выдала. Мне кажется, я когда-нибудь так взорвусь и наконец раскрою свой талант. Но от этого у меня только голова начинает раскалываться.

– Что же мне делать? Я ведь взрослая, почему не владею своими силами так хорошо?

Ответ мне никогда не откроется, ведь отец редко выпускает меня на волю. Он велел матери держать меня в башне до совершеннолетия. Максимум, куда могу выбраться, – это внутренний двор замка. Мать настаивала на том, чтобы у меня были друзья, что не по нраву отцу. В то время как Селерия и Оделиан свободно покидают стены и путешествуют во Внешний мир, оставаясь безнаказанными. Зачем? Я не знаю. И хотя мне уже больше чем полагалось лет, мама все рано держит меня в башне.

Оделиан обладает силой настолько огромной, что может угасить солнце. Я мечтаю увидеть это хоть раз. Наши силы в Хайлаке сильно ограничены, но надеюсь, что однажды отец позволит встретиться с живыми людьми и взглянуть на утреннее солнце. Он предрекал мне, что я смогу уничтожить мир ослепительным взрывом или слиться с солнцем, но в данный момент я даже искорки не в силах зажечь. Это сильно меня огорчает.

Но несмотря на мои сомнения и тревоги, внутренний свет надежды все-таки теплит мою душу. Говорят, что каждой уникальной способности свойственно пробуждаться в свое время, и никакая сила, кроме самой судьбы, не может ускорить этот процесс. Каждая тайная страница новых дней – словно шепот, обещающий раскрыть секреты, которые пока недоступны мне.

Иногда я улавливаю в мамином взгляде отражение истины, которую она не в силах произнести вслух. Возможно, она знает больше о моих силах и будущем, чем мне кажется. Мне интересно, о чем она говорит с отцом в те редкие моменты, когда они запираются в его кабинете. Могу лишь догадываться, что обсуждения касаются именно меня и моего будущего, но уверенность не посещает меня, пока сама не стану свидетельницей таких бесед.

Ночью я тайно мечтаю о том, чтобы присоединяться к Селерии и Оделиан, путешествовать в безграничные пространства мира и испытывать свои силы в действии. Возможно, именно в причудливых уголках Вселенной я смогу пробудить свою искру. Но пока я заперта в этой башне, единственное, что мне остается, – это наблюдать за лунным светом, проникающим через решетки окна, и просить его о силе, которую я жажду обрести.

Сейчас я собираюсь идти в конюшню. Там ждет меня, умирающий конь. Откуда взялся конь в Подземном мире? Его мать притащила, когда хотела украсть из рудников отца, драгоценный металл.

– Свириан! прозвучал голос мамы за дверью. – Ты идешь в конюшню? Скоро нам обедать, подготовься.

– Иду мам! – крикнула я.

Когда я подошла к коню, слезы невольно подступили к глазам. Это прекрасное создание не может найти себе места в суровом мире Хайлака. Катастрас, как его назвала мать, слабеет с каждым днем, и я трепетно забочусь о нем. Кормлю и очищаю его – перед обедом это становится ритуалом.

Я вспоминаю, как в детстве мать рассказывала мне о благородстве и мудрости Катастраса. Эти существа заслуживали уважения, ибо были не только спутниками, но и хранителями традиций ее народа. Однако, наблюдая, как жизнь медленно уходит из тела моего друга, я чувствую беспомощность, словно песчинка в пустыне.

Каждое утро начинается с моей беседы с Катастрасом. Промывая животное, сразу становилось очевидно, что это жеребец. Его мощные мышцы перекатывались под мокрой, блестящей шкурой, а гордый изгиб шеи свидетельствовал о неукротимой натуре. Густая грива, хоть и сбилась в мокрых прядях, все еще сохраняла свой объем и красоту, а умные глаза внимательно следили за движениями моих рук. На лбу жеребца выделялся белый пятак, придающий ему особую выразительность. Он смотрит на меня своими глубокими глазами, в которых читается понимание и сострадание. Я вижу в них отражение того, каким был мир до того, как он оказался здесь.

Иногда мне кажется, что Катастрас чувствует мое сердце больше, чем кто-либо еще. Кто бы мог подумать, что животное могло бы стать для меня опорой, когда люди безвозвратно забывают о сострадании? Его утешение заключается не в словах, а в самом его присутствии – он мой другой я, моя надежда, дарованная природой.

Вечера мы проводим в умиротворенной тишине. Я обещаю себе, что сделаю все для его выздоровления, несмотря ни на что. Катастрас достоин этого шанса, и я сделаю все, чтобы он вновь почувствовал ветер в своей гриве и землю под своими копытами.

Спустя полчаса я была готова к обеду, и мы все собрались за столом, который всегда был полон яств, способных насытить целый город. Я обожаю трапезу, поглощая пищу в огромном количестве. Селерия ест немного, неустанно заботясь о своей фигуре, в надежде обрести небесного жениха. Оделиан, подобно мне, с наслаждением поглощает жареное мясо, не задумываясь о своей внешности. Ее и без того отличают от нас великолепные крылья…

Отец неизменно занимает почетное место в центре стола, наблюдая за тем, как мы вкушаем свою трапезу. По правую руку от него сидит мать, отщипывая от общей порции крохи – люди, в сущности, не могут есть много. Еще правее статное присутствие Селерии. Я разместилась слева от отца, а рядом со мной – Оделиан. Вечерние часы за трапезой большей частью уплывают в молчании, пока мои сестры не начинают рассказывать о своих приключениях во Внешнем мире и ужасе, что они навевают на людей. Селерия любит превращать людей в извергов – ее дар способен наделить их головами с кровожадными звериными чертами. Оделиан, как и отец, соглашаются, что кровь свежих живых людей намного слаще той, что течет в жилах умерших в Хайлаке. О таких историях я слышала несметное множество раз, но все же не оставляю надежды когда-нибудь самой отправиться в подобное странствие… Скука медленно обвивает этот мир, в котором мне приходится жить.

Каждый вечер, пока мои сестры рассказывают о своих подвигах во Внешнем мире, я мечтаю об иной судьбе. Мои мысли уносят меня далеко за пределы Хайлака, где мне видится иной мир, полный жизни и открытий. Я часто представляю, как сама вступаю на тропы, уводящие меня в неизведанные земли, как присоединяюсь к людям в их стремлении понять и исследовать природу этого мира. Но здесь, семья, в которой я родилась, цепко держит меня в своих объятиях, не позволяя вырваться за границы их темного царства.

Я задумалась, возможно ли, что однажды мне удастся разорвать эту цепь застоя и, преодолеть страхи, покинуть город, чтобы увидеть собственными глазами ту яркую жизнь, о которой так заливисто пели ее воспоминания.

Но тут же передо мной встала та же тень сомнений, и я поняла – надо ждать. Возможно, моя очередь еще придет – когда время изменится и стены нашего мира отпустят меня. Но буду ли я готова встретиться лицом к лицу с тем, что скрывается за их пределами, или все-таки останусь пленницей своей мечты, так и не выходя из Хайлака? Решимость поселилась в моем сердце: я продолжу мечтать и искать способ найти свой путь, где бы он ни пролегал.

С той поры, как я появилась на свет в Хайлаке, ни единая душа не пересекла его порога. Ни искателей приключений, ни странников, осмелившихся покуситься на черный металл. Последним гостем, исполненным смелости, здесь была моя мать Тара. От этого сердце мое тоскует еще сильнее – я жажду новых друзей, и лучше всего, если это будут люди.

Время здесь течет медленно, словно река, связанная невиданными узами тайного магического омута. Дубовые балки старого дома кажутся вечными стражами, затаившими воспоминания о тех, кто когда-то ступал по этим скрипучим полам. С каждым днем они все тяжелее от одиночества, но вместе с тем мне еще крепче хочется выйти за пределы знакомых стен, распахнуть двери и наполнить комнаты звуками рассказов и хохота.

Каждый рассвет я встречаю с надеждой на перемены. Иногда вдалеке, на границах горизонта, я вижу мелкие фигурки, передвигающиеся то ли в поисках приключений, то ли сбежавшие от чего-то более грозного. Они появляются на рассвете и исчезают во мраке, каким бывает только холодная ночь. Я представляю, какие истории они могли бы рассказать, какие тайны открылись бы мне, окажись они у моего очага. Ведь каждое прикосновение нового человека – это живительная влага для моей души.

Я мечтаю о том дне, когда порог моего дома перестанет быть непреодолимой границей, а по стопам моей матери сюда придут те, кто не боится древних преданий и слухов о проклятии. Хотела бы я открыть перед ними все богатство своих знаний, разделить найденные труды моего одиночества и, возможно, даже обрести тех, для кого Хайлак станет новым домом. Я готова видеть в каждом из них частицу потерянного мира, что смог бы ожить вновь, если хватит смелости заглянуть в глаза прошлому и шагнуть навстречу неизвестности.

Таким образом, я продолжаю стоять на страже мечт, веруя, что когда-нибудь моя тоска обернется встречей. Ведь именно вера и надежда позволяют сердцу снова и снова прорастать под обломками потерь, напоминая об истинной силе желания обрести непостижимое чудо – дружбу и понимание среди тех, кто может наполнить Хайлак жизнью.

– Отец, – отвлекла я внимание Атропиуса. – Можно мне уже покидать темную крепость? Я уже совсем взрослая и жажду приключений.

Отец ничего не ответил, в разговор вмешалась Оделиан.

– Я бы показала, как скрещивать разных животных вместе! – засмеялась она. – Тем более она так и не проявляла свои способности.

Отец молча повернул свою голову на нас. Мне стало не по себе, хоть его лицо прикрыто костяной маской, и я никогда не видела его настоящего лица, я почувствовала негативный взгляд.

– Хорошо, если она проявит сегодня искру, разрешу ей гулять до пропасти бесконечности. Но если ты упадешь туда, никто тебя не вытащит оттуда.

– Правда? Ты в самом деле мне разрешаешь прогуляться по городу? – обрадовалась я.

– Да дочь моя. Действительно, тебе нужно расширить свои границы. Вдруг тебя что-нибудь вдохновит, и ты сможешь издать пламя.

Я обняла отца, но он слегка отстранился, но быстро привык. Оделиан тоже обрадовалась этой новости.

– Пойдем, прогуляемся после обеда, – сказала она.

– А что мне надеть на улицу? У меня совсем нет нарядов.

– Я дам тебе свои наряды Свириан, – сказала мама. – У меня есть парочка неиспользованных накидок. Так что ты сразу будешь всем давать знать, что ты из благородных богинь.

Меня эти новости еще больше обрадовали. Это был самый лучший и замечательный обед из всех обедов. Вернувшись в свою комнату, ко мне зашла мать с вещами.

– Вот возьми это и надень под низ всего. А сверху ты можешь надеть вот эти штаны и кардиган.

– Что это такое? Как это носить? – обратила я внимание на первую вещь.

– Это называется леотард, тебе нужно полностью раздеться и надеть его, – ответила мать.

– Носить его на голом теле? – снова возмутилась я, раздеваясь прямо перед мамой. Телосложение у нас было практически одинаковым, что позволяло мне носить ее одежду.

Я натянула эту необычную одежку на мое тело. Ткань очень упругая и комфортная на самом деле, не стесняет движения и прекрасно держит мою грудь. Рукавов и штанин нету, бедра и руки обнажены, леотард прикрывает только туловище, от моей промежности, до плеч. Не думала, что мама может такое носить, слишком откровенно.

– Если ты проявишь свои силы, она не позволит тебе обнажиться, в самый не подходящий момент.

– Аа, вот оно что, а я сразу не поняла. Откуда у тебя этот леотард?

– Ее ткань очень прочная, соткана для меня по заказу твоего отца в одной волшебной швейной. Сил у меня нет, поэтому мне не пригодится эта вещь.

– Волшебная швейная?

– Кажется ты еще мало знаешь об этом мире, тебе действительно стоит выходить за стены замка, – грустно вздохнула мама.

– Мам? Тебе грустно? – удивилась ее опечаленному виду.

– Да Свириан, все нормально. Только вот, я скучаю по своему родному дому, синему небу и теплу солнца.

– Я тоже хочу увидеть солнце, сестры мне постоянно о нем рассказывают разные истории.

– Увидишь, я думаю, что я буду меньше запрещать тебе выходить гулять. Когда-нибудь, ты отправишься во Внешний мир.

– Спасибо мам, люблю тебя, – обняла я ее, а она прислонила свою голову губами к моим волосам и тоже обняла.

– Когда-нибудь, этот ужас закончится, – прошептала мама, но я сделала вид, что не услышала.

Мама глубоко терзается своими мыслями о существовании в этом мире, в самом начале она даже пыталась убежать. Однако, осознав всю тщетность своих попыток и отчаявшись найти выход, она прекратила сопротивляться. Она делилась со мной рассказами о своих авантюрных похождениях, как она грабила городские лавки и караваны купцов. Эти истории сильно мне запали в душу, но, к сожалению, их больше не слышно: мама теперь – пленница этого мира, как она обычно говорит. Бывают моменты, когда я ее действительно понимаю.

Когда она рассказывала свои истории, пережившие невероятные испытания. Ее глаза светились особым огнем, отражая внутреннюю борьбу и пылкую решимость, которая когда-то гнала ее вперед. В детстве эти ее рассказы казались мне волшебными сказками, в которых смешивались отвага и безумие. Однако с годами я начала замечать, что ее рассказы приобретали другой оттенок – оттенок горькой ностальгии и нерастраченной свободы.

Мне всегда было интересно, что именно подтолкнуло ее к таким отчаянным поступкам. Она упоминала о своих товарищах по оружию, о тех, кто бросал вызов судьбе бок о бок с ней. Эти люди были, казалось, ближе всех к ней, но и их жизни навсегда остались где-то за гранью ее воспоминаний. Мама говорила о потерянных друзьях словно о забытых героях, заслуга которых не признана миром. В ее голосе сквозила смесь жажды приключений и неких невысказанных сожалений.