скачать книгу бесплатно
– И как получилось?
– Йохана ударило током, но попробовать ведь стоило.
Я вздохнул, лучше бы Мэлоди попросила шоколадный торт и съела его ни с кем не делясь. На выходе я понял, почему девочки не сильно радовались походам в супермаркет. Нагруженные до зубов коробками с провиантом и бытовыми принадлежностями, мы с трудом просочились через очередь, а у дверей меня чуть не сбила с ног группа восторженных школьников, еще немного и все батарейки бы покатились по полу, как замороженный горох.
Вечером, по пути к Заповеднику, Геллерт нагнал меня и с любопытством спросил:
– Что попросил?
– Джефферсон Эйрплайн.
– Все таки нашел билет в один конец – одобрительно подмигнул он.
Я удивился, не ожидал, что он поймет, но все же добавил:
– Вообще то я хотел Боуи, но пришлось брать что было.
Мы отошли на самый край опушки и там разожгли костер. Пока мы с Геллертом раздували угли, девочки доставали все для пикника.
– Может поделишься, что с тобой произошло? – без предисловия спросила Доминика, когда мы устроились.
Возарилось молчание, на меня уставились несколько пар выжидающих глаз.
– Ты ведь потерял не только родителей? – осторожно спросила Мэлоди.
– Расскажи – ободряюще добавила Доминика – мы все тут рассказывали страшные истории.
– Да, считай, что ты не полноправный гражданин без этого.
Я не спеша потер руки друг о друга, хотя они не мерзли, и с неохотой ответил:
– После переезда к бабушке с дедушкой у меня была подруга – и привычным бесцветным голосом, каким я обычно разговаривал с психотерапевтом добавил – она помогла мне адаптироваться в новой школе, хотя сама была на несколько классов младше. Непросто бывает новичку влиться в коллектив в выпускной год. Мы быстро подружились, но она болела и за несколько месяцев до моего выпуска умерла.
– Это так печально – грустно посмотрела на меня Мэлоди – мы очень тебе сочувствуем.
– Знаю – кивнул я, на секунду мне показалось, что они начнут коллективно подражать моим эмоциям, чтобы разделить боль близкого, я уже видел такие зрелища на общих терапиях и нечто похожее однажды в школьном театре.
– У тебя было время с ней попрощаться – участливо сказала Доминика – это хорошо, лучше так, вот родители Мэлоди бросили ее, оставив в неведении, да и моя история не лучше, а у Индии… не напомнишь, кто у тебя умер? – посмотрела она на Индию, щелкая пальцами, пытаясь помочь себе вспомнить.
– Не столь важно, Доминика – приторным голосом произнесла Индия, участливо посмотрев на меня – как ты себя сейчас чувствуешь? Потери даются тяжело, так что нормально, если ты все еще скорбишь – сказала она – мы понимаем, почему ты… – она не договорила фразы, оставив скорбную нить, протянутую ко мне.
– Все нормально – ответил я, не поддавшись на предложение изложить историю из первоисточника – то есть то, что я сделал было глупо. К тому же она сказала, что я должен отпустить ее. Уже несколько недель она лежала в больнице и однажды, пока я держал ее за руку, она улыбнулась и сказала, что когда придет время, я должен буду отпустить ее.
– Тебе стало лучше после таблеток? Ты ведь не сделаешь это снова? – серьезно спросил Геллерт.
– Какой разговор – с улыбкой ответил я – конечно мне стало лучше, все это уже позади. дядя с тетей должно быть понимали, что мне нужен новый старт, вот отправили меня сюда – я продолжал улыбаться, но мне было не по себе от собственного голоса. Я звучал, как ведущий радиоперадачи, который перепутал Рождество с Хэллоуином, а перед глазами у меня маячило неочертанное нечто, то ли лицо, то ли простынь, то ли туман.
– Да, кстати – спохватился Геллерт – на вот, держи.
– Что это? – спросил я, принимая сверток.
– Разовая бесплатная акция от нас – рассмеялась Мэлоди – подарок в честь приезда.
Я развернул бумагу, внутри лежал новенький водонепронецаемый фонарик, я видел такие сегодня в отделе супермаркета.
– Спасибо – обрадовался я, переключая режимы, фонарь практически заменил мне здесь телефон, я не расставался с ним ни днем, ни ночью.
– Городок у нас, конечно, тот еще, но может со временем тебе понравится – подмигнула Индия.
– Но что все-таки случилось с городом? – спросил я, подбрасывая в огонь ветки, от костра запахло смолой и мазутом – неужели никто не знает?
– Когда солнце только зашло – ответил Геллерт – и пришли эти так называемые сумеречные времена – краем рта улыбнулся он скрытому во фразе каламбуру – людей еще интересовали причины, так начали появляться первые копатели. Они обходили территорию, отмечали местность на карте, искали следы прошлого, пытались составить общую картину, но не нашлось ни одного человека, который бы самолично застал эти изменения, свидетели то ли прятались в страхе, то ли умерли, унеся разгадку с собой.
– Может они даже умерли с приходом тьмы – сказала Доминика – солнце напоследок ярко вспыхнуло и сожгло их заживо.
– Сомнительно – высказался Геллерт – но каким-то образом эти люди исчезли. Новые жители тоже пытались найти ответы, они пользовались записями первопроходцев, но все без толку, вот Индия тут дольше всех и ничего не знает.
В подтверждение его слов Индия покивала головой, она наблюдала, как плавится и капает на землю ее зефир, нанизанный на палку.
– Не будешь есть – отдай мне – тут же крикнула ей Доминика.
– Потомки все это дело забросили, сейчас уже никому нет дела, куда солнце исчезло и почему, просто пытаемся выжить во тьме.
– Но остались записи? – уточнил я.
– Пожалуй, где-то и остались – пожал плечами он.
– А как вы живете без больниц? Мэлоди сказала тут полная антисанитария.
Геллерт принялся вбивать в землю колышки для чайника, так что за него продолжила Индия:
– В Центре есть несколько врачей, и Иностранный квартал поставляет лекарства собственного производства. Только накопить на них сложно, и больные умирают раньше, чем удается получить рецепт.
– А роддомы, детские сады?
– Больше всех детей в Розовом квартале, их там кто может, тот и воспитывает. А в Центре детей практически нет, и никто не рожает, город поддерживает демографию искусственно. Как только количество людей сокращается, приходит новый поезд.
– Бойся поезда – ужасающе скорчила лицо Доминика – если приходит новый, значит скоро наступит твоя смерть – она театрально взмахнула руками, отчего по земле заплясали страшные тени.
– Собачься чушь – возразила Индия, вскинув голову – если бы не поезд, к нам бы не приехал Оливер, правда? – льстиво сказала она.
– Неправда – ответила Доминика, принявшись скручивать сигарету – кто-то всегда должен умереть, чтобы приехал поезд, а ты представляешь, сколько в нем сидячих мест? А стоячих? Ты уж прости – обратилась она ко мне – но ты явно прибыл на смену какому-то смертнику и, если это придаст твоей жизни больше смысла – вряд ли это был достойный человек.
Я поглубже вжался в складной стул. Значит вот кто я – пришелец, отправленный на искусственное усыновление, еще одна единичка в ряду из нулей и палочек. Еще один солдат прибыл в строй, еще одна жертва, брошенная в пасть электрического монстра. Интересно, он ест только грустных или берет любых, чтобы сделать их таковыми позже? Эта мысль впилась в меня, точно вошь. И чего я нагнетаю, ведь в мировом масштабе своим рождением мы и так заменяем кого-то, буквально вытесняя его с планеты, и в этом счастье младенцев, не обладать столь сокровенным и приятным знанием убийцы. Но знание держится тайно, а когда сообщают напрямик, словно я заменил людей, которых здесь знали и возможно любили, уже невозможно избавиться от мысли – а достоин ли? Достоин ли я по праву рождения или должен заслужить свое место в армии живых? Или же, будучи переселенцем, я лишен всех прав вовсе. Вода в котелке забурлила.
– Оливер, не подашь кружки? Они в моем рюкзаке – попросил Геллерт.
Продолжая пребывать в мрачном мысленном путешествии по философским развилкам самоедства, я полез за кружками. Когда чай разлили, я очнулся и бодро, но неутешительно спросил:
– А вы не задумывались о наследии динозавров?
– Ты про парк юрского периода? – откликнулась Доминика, осторожно накапывая что-то в чай – да, отличный фильм – таёжной настоечки?
– Я о том, что они оставили нам кучу торфа, который мы усердно эксплуатируем.
– И? – спросила Индия, подставляя свою кружку для настойки.
Я замялся, стоит ли делиться этой мыслью, но зная, что больше поделиться будет не с кем, продолжил:
– Если упразднить их исторический виток, сами по себе динозавры были бессмысленны, так что, если мы тоже? В таком случае мы вовсе не должны заслуживать свое место на планете и ей без разницы приходят на нее плохие люди или хорошие. Что, если планета – это Электрический город в масштабе, который складирует своих жертв ради торфа, костей и предметов искусства для будущих жителей Земли.
– Странно, тебе то еще не наливали… – пробормотала Индия, вскинув брови.
– Будущих жителей Земли это что… вроде пришельцев? – натянуто спросила Доминика.
– Вроде будущих цивилизаций после нас – неуверенно ответил я – для жителей, которые любят кальций и черные квадраты…
– И мусор – добавила Мэлоди.
– Много мусора – покивал Геллерт.
– И чем они по – твоему будут лучше нас, достойнее? – с вызовом спросила Индия.
– Может они будут питаться мусором, а их желудки переработают его во вторсырье! – радостно предположила Мэлоди – хорошо бы это были механические котики!
– Так, я смотрю хороший таежный урожай настоялся – с профессорским видом отметила Доминика – и эффект такой быстрый, надо будет еще заказать.
– Ха-ха – ткнула ее Мэлоди, лихорадочно поблескивая глазами в темноте.
– И на смену мусорщикам смогут прийти достойные представители – задумчиво рассудил Геллерт, подперев подбородок рукой – это бы придало нашей жизни смысл. Отсюда все войны, эпидемии и распри – искусственная замена живого на мертвое в ускоренном режиме, а может алгоритм, который ищет избранных.
– В таком случае, слепой пулеметчик управляет этим вашим алгоритмом – высказалась Доминика, доливая остатки.
– Избранных для чего?
– Ну может для установления связи с другими цивилизациями или изобретения нового оборудования.
– Еще один, «достойные представители» – передразнила Геллерта Индия – это кто? Гринпис что ли? И в чем тогда был бы смысл? Жить на убой?
– Может снова придут динозавры? – с надеждой сказала Мэлли.
– Зачем им столько вторсырья – возразила Индия – как по мне, человечество – сорняк, корень которого сложно вырвать, так что наверняка появится труппа хиппи, которых по счастливой случайности заморозило в огромном леднике второго ледникового периода, и они с радостными песнями, распивая свежевыжатый сок из морковной ботвы, пойдут по очищенной планете продавать экологический продукт, восставшим из криокамеры, Президентам и Папе Римскому. А что? – посмотрела она на нас – корпорации не дремлют.
– А королевская семья?
– Уже анахронизм. Затем они размножатся, и имея в крови горючую смесь из жизнерадостного активизма, жажды власти и таланта к демагогии построят новый мир, который закончится третьей мировой. Конец.
– Ты забыла добавить, что кто-то из хиппи станет божественным мессией – добавил Геллерт.
– Сразу все, не зря же они целой труппой пережили ледник – с сарказмом вклинился я – оставив внукам розги правления, покатят в мировое турне, нести свет и молитвы к спасению.
– В одеждах из переработанной резины и пластика – притворно-мечтательно вздохнула Индия и рассмеялась.
– Очень пессимистично – печально ответила Мэлоди.
– Очень оптимистично – с удивлением сказала Доминика – если в наше время изобретут криокамеры я, пожалуй, соглашусь пошарить тут по лесу в поисках границы.
– Мечтай – усмехнулась Индия – вход только для президентов.
– И миллиардеров – добавил я.
– Ну и ладно – сникла Доминика – сдалось мне это ваше будущее.
Все рассмеялись, но это не отменяло факта того, что будущее существовало для кого угодно, даже для механических котиков, спящих президентов или везучих хиппи, но только не для нас. В нашем мире не существовало фантазии об обретенном ксанаду, и должно быть еще многие поколения после будут гадать, что же именно они строят на наших костях. Да, к тому времени наши кости уже будут подмяты под фундамент, и каждый будет пристраивать к этому зданию какую-нибудь уродливую пристройку, намереваясь изменить весь комплекс к лучшему. Хорошо бы у строителя имелся чертеж, а на нем генеральный план, иначе для чего все это? В воздух, словно чернила, стала заползать тьма.
– Сыграй что-нибудь – попросила Геллерта Мэлоди, закидывая последние ветки в костер.
Геллерт поднял гитару и с видом средневекового барда церемонно опустил пальцы на струны.
– Эта песня о городе, в котором солнце есть только у меня – рассмеялся он и начал играть.
В отблеске оранжевых искр мелькнуло его черное, вытатуированное на руке солнце, такое далекое, похожее на символ древних цивилизаций. И он запел грустную балладу о прекрасной Солнечной принцессе, которую похитил огромный Ночной Волк и заточил в своих четырех королевствах. И плачет принцесса, моля возлюбленного своего о спасении, но Месяц появляется только ночью, он слеп и не знает, что не приходит Солнце на Землю с восходом. Тогда цветы нашептали травам, чтобы рассказали те Месяцу о случившемся. Огорчился Месяц и стал снаряжаться в чертоги Ночного Волка. Одну ночь для выкупа собирал он с неба звезды, другую ночь собирал метеоры, третью ночь, охотился за кометами, но, когда пришла пора отправляться в путь, превратился Месяц в сестру свою Луну. И решила Луна, что не хватит места двум принцессам на небосводе, не стала она спасать возлюбленную брата своего, выбросила звезды в темную бездну и стала сиять одна, словно наливное яблоко. Спустя много суток пришла наконец очередь Месяца, и узнал он, что потухло от горя его Солнце, рассыпалось черным песком по морским берегам, где топчут его теперь босые ноги людей. Тогда взял Месяц самую острую саблю и заколол себя в живот. И не стало на небе ни Солнца, ни Луны, ни Месяца, остался лишь огарок свечи, полыхающий во тьме ночной.
– Это что выходит, луна гермафродит? – брезгливо спросила Доминика, когда Геллерт закончил петь.
Мы расхохотались, покачав головами.
– Все влюбленные прокляты – заявила До – моя мать всегда сравнивала отношения с чисткой яблок, чтобы счастливая семья съела на ужин пирог, ты бережно очищаешь ножом кожуру с яблока. Стоит на секунду задуматься – снимешь слишком толстый слой, повредив плод, а можешь перестраховаться и снять слишком тонкий, такой, когда лезвие ножа врезается в палец. Всегда есть выбор, кто будет страдать, осталось выбрать яблоко ты или нож.
– Разве нельзя обойтись без страданий вовсе? – недовольно спросила Мэлоди, получше укутываясь в свою безразмерную куртку.
– Ты действительно в это веришь?
Мэлоди не ответила, лишь ближе придвинулась к костру, обиженно надув губы.
– А где сейчас твоя мама? – поинтересовался я.
– Последний раз мы с ней виделись в комнате свиданий, в тюрьме. Она там отбывает срок за убийство моего отца – как ни в чем не бывало отвечала Доминика – в конечном счете яблоко всегда отправляется в двухсотградусную духовку. Так что не будь яблоком, Оливер – усмехнулась она и подняла вверх флягу в импровизированном тосте.
– Как ты себя чувствуешь, находясь столько времени в темноте? – спросил я у Геллерта на обратном пути, мы шли немного впереди, девчонки отстали, распевая на всю округу песни.
– Не знаю, обыкновенно, наверное ко всему можно привыкнуть, если перестать замечать действительность – неопределенно ответил он – скучаешь по солнцу, а?
– Пожалуй, что скучаю – ответил я, не вдаваясь в подробности.
– С новичками всегда так, Оливер. Хотел бы я тебя обрадовать, что со временем станет легче, но если тоска твоя настоящая, то срока годности у нее нет.
Глава 7. Дыра
