Принцесса для сводного. Ты разбудила моих демонов

– Я же не чужак? – Мне снова жутко, а если правда собаки нападут?

– Чужак. Ты и твоя мамаша никогда не будете тут своими. Я знаю отца. У него ни одна баба дольше года не задерживалась. Ему станет скучно, и он вас отправит обратно в ваши ебеня.

– Но с твоей матерью твой отец жил больше года.

– Сравнила мою мать и какую-то…

– Она моя мама! И она самая лучшая! Добрая и красивая!

Клим ухмыляется нагло, но, слава богу, молчит и заталкивает меня в какой-то гараж. Точно гараж, тут стоит пара мотоциклов, квадроциклы, внедорожник.

– Зачем мы сюда пришли?

– Уж точно не затем, чтобы потрахаться. Тут аптечка есть.

– А, хорошо. – Предложение про “потрахаться” я пропускаю мимо ушей. – Неси аптечку.

– Кстати, про потрахаться, может, это? Чисто по-братски, отсосешь?

– Что?

Я теряю дар речи, а этот нахал опускает руку на пах, не ту, которая поранена, другую. Боже! Он поглаживает огромный бугор, а я замираю, холодею и боюсь тронуться с места.

– Отсоси по-быстрому, а? Губки у тебя что надо. Обещаю, что после этого сразу стану милым старшим братишкой.

– Ты… с ума сошел?

– А что тут такого?

– Ты… ты же…

– Я – что? Только не говори, что тебе родители налили в уши, типа мы с тобой теперь брат и сестра. Мы даже не сводные, если правильно понимать значение слова. Сводные – это когда один из родителей общий. Мы с тобой – никто. Просто соседи по коммуналке, типа того, поняла? Поэтому сосать у меня ты можешь абсолютно спокойно. А я могу сделать тебе шикарный куни, идет?

Мне кажется, у меня уши дымятся от его слов. Он всё это говорит, а сам спокойно достает пластиковую аптечку, ставит на стол, открывает.

– Ну что? Давай? Баш на баш? Можно сразу в позе шестьдесят девять.

– Ты дурак? Пусти меня! – Он так смотрит, что мне на самом деле становится страшно. Тут никого, даже если я начну кричать – разве кто-то поможет? Да, его отец, Кирилл, конечно, хороший человек, но если его Клим сделает что-то со мной, то на чьей стороне он будет? На стороне родного сына или на стороне чужой ему девушки?

– Пусти!

– Чего ты ломаешься, целка, что ли?

У меня подбородок дрожит, и руки.

– Да ла-адно? Еба-ать! Кому скажи – не поверят.

Что? Он еще и рассказывать об этом собрался?

– Не надо, пожалуйста…

– Что не надо, кудряшка?

– Никому говорить, – шепчу еле-еле, голову опустив.

– Да мне и не надо, у тебя на лице всё написано. Так что ты, будешь меня лечить или я истеку кровью?

– Буду. Давай руку.

Он протягивает ладонь. Кровь уже частично запеклась, но я сразу чувствую характерный металлический запах. Я знаю, что люди его не замечают, не всегда замечают, но вот такие, как я, сразу ощущают дискомфорт.

Достаю перекись, осторожно капаю на его ладонь, добавляю чуть смелее.

– Ахр-ш-ш-ш… – шипит Дементор, и я, поняв, что ему больно, делаю то, что делают всегда детям – дую на ранку. Дую, пытаясь унять его боль.

И чувствую, как неуловимо меняется атмосфера вокруг. Что-то происходит сейчас. Происходит между нами.

Поднимаю голову и опять тону в желтом пламени его глаз.

Глава 6

Майя

Кажется, что я попала в ловушку, причем пришла сюда добровольно, о чем теперь ужасно сожалею. Чем я думала? Он готов был скормить меня собакам, издевался, а я тут играю в медсестру, заботливо дуя на его рану.

Янтарные глаза Клима заметно темнеют, зрачки расширяются, а мне не хватает воздуха. Я глотаю, глотаю его, открываю рот, но не могу набрать полные легкие, такое ощущение, что Клим своровал весь мой воздух. Украл, чтобы я не дышала, задохнулась. У него словно есть неведомая, необъяснимая власть над всеми моими чувствами и эмоциями.

И самое ужасное, что он это понимает. У него сверхъестественное чутье, как у зверя, тигра, на которого он так похож. Сделав свое дело, я отступаю на шаг, а он внимательно следит за мной, как хищник, преследующий добычу.

– Ты не кончила, кудряшка, – едко усмехается, намеренно делая оговорку, и снова протягивает мне руку. – Надо перевязать, а то инфекция попадет, или чего ты там боялась?

– Тогда сядь, – кивком указываю на небольшой диванчик в углу гаража, желая и сама на него присесть. Там нам будет удобнее, да и меня ноги совсем уже не держат.

– Окей, – лениво бросает Клим и шагает к дивану, развернувшись, плюхается на него и откидывается на спинку, вольготно располагаясь. Широко раскидывает ноги в стороны, не давая мне ни единого шанса сесть с ним рядом. Места просто нет. – Ну что ты, кудряшка? Видишь, места на двоих нет, садись, – хлопает себя по бедру, изводя меня своими грязными намеками.

– Хватит, – не сдержавшись, пыхчу как паровоз, – ты можешь… Черт! Можешь вести себя нормально?!

– А что не так? – даже не думает помогать мне, но я и не буду подчиняться и делать так, как он хочет.

Беру стоящий рядом железный стул и не без труда подтаскиваю его, ставя напротив Клима, подхватываю аптечку.

– Какие жертвы ради меня, – отвешивает он очередной издевательский комментарий, – а ты всегда так стараешься, кудряшка, или мне так повезло?

– Могу оставить тебя истекать кровью, – шиплю, порядком устав от его намеков и издевок, – хочешь?

– Я много чего хочу, – намеренно скользит взглядом по моему телу, оставляя на нем невидимые метки, – но кто же мне даст? Или дашь, сестренка? Правда, такие, как ты, заслуживают лучшего, чем холодный гараж и продавленный диван. О чем ты там мечтаешь? Дай угадаю, – щелкает пальцами, заставляя меня стать буквально малиновой от смущения, – цветы, шампанское, клубника, свечи? Так мы это быстро организуем.

– Я не собираюсь с тобой ничего такого делать! Зачем ты постоянно об этом говоришь? – психую, а слезы уже жгут щеки, его же насмешки разъедают душу, как кислота.

Никогда! Никогда я не стала бы с таким не то что спать, даже целоваться! И тут же в меня огненной стрелой вонзается понимание, что его губы так и притягивают мое внимание. У этого мерзавца даже губы красивые. Верхняя изогнутая в форме лука, нижняя полная, а улыбка, даже такая гадкая, насмешливая, ему идет.

– Зачем говорю? – наклоняет он голову вбок и делает красноречивое движение пахом вперед, отчего бугор на его джинсах, к моему ужасу и стыду, еще сильнее увеличивается и натягивает ткань. – А зачем врать, если у меня на тебя встает?

– И при этом ты хочешь от меня избавиться, – обвиняю, продолжая прижимать к себе несчастную аптечку так сильно, что трещит пластик. – Или ты именно таким образом хочешь избавиться от меня? Чтобы сбежала сверкая пятками, потому что ты до меня домогаешься?

Сама не знаю, откуда во мне эта смелость, но, кажется, рядом с ним я просто себя уже не контролирую и не могу сдерживаться, говоря всё без прикрас.

– Домогаюсь?.. – хмыкает Клим и заметно сникает, правда, в глазах продолжают гореть всполохи. – Я даже еще не начинал домогаться, кудряшка. Ладно, расслабься, кукла. А то сейчас в обморок бахнешься. А я сдохну тут рядом с тобой от потери крови, – мрачно шутит. – Валяй, – протягивает руку и невидимый белый флаг.

Я не знаю, что у него за власть надо мной, но стоит ему сказать мне расслабиться, и я действительно расслабляюсь. Как будто он держал меня связанной по рукам и ногам одним своим взглядом – а сейчас ослабил давление пут. И я могу двигаться, дышать, действовать. Сажусь на стул, открываю аптечку, беру снова перекись и начинаю аккуратно капать на его руку, а потом промокать сложенным бинтом пенящуюся алую жидкость.

– Знаешь, чтобы меня напугать, тебе не нужно пускать себе кровь, – замечаю, поглядывая на него из-под ресниц.

Ленивый хищник не выпускает меня из плена своего взгляда. Держит на привязи.

Мне неловко под этим пристальным взглядом, но я сосредоточенно заматываю рану на его руке бинтом. Щеки красные, румянец ползет по коже, вплоть до груди. Никогда я так не смущалась. Никогда не встречала таких, как Клим. Веду глазами по его бицепсу и предплечью, рассматриваю татуировки. Черные линии, штрихи, узоры.

Красиво.

Мне хочется провести по ним пальцами, коснуться горячей кожи, под которой перекатываются литые мышцы моего сводного брата. Боже, о чем я думаю? Нельзя даже мысли о подобном допускать. Связываться с Климом Дементьевым опасно, это смерти подобно.

И вместе с тем я чувствую нереальное притяжение между нами. Напряжение осязаемое, густое, плотное, кажется, что его можно даже потрогать. Тяжело сглатываю. Одновременно с этим дергается кадык на могучей шее Клима. И он дышит шумно, словно марафон пробежал. Неужели он тоже реагирует на меня?

Нет, нереально. Просто он – сосредоточие голых животных инстинктов и, наверное, реагирует на каждую мимо проходящую особь. А я не стала исключением.

Завязываю бинт. Всё готово. Я могу встать и уйти. Просто встать и уйти.

– И что же я должен делать, чтобы тебя напугать, а? Сестричка?

Я сначала не понимаю, о чем он, а потом понимаю! Сама же минуту назад дала ему карты в руки, глупая овечка.

– На самом деле можешь не стараться, я так-то не из пугливых. Просто причинять себе боль – глупо.

– Неужели? Это с какой стороны посмотреть, кудряшка. Вот я причинил себе боль, да? Зато теперь я сижу рядом с зачетной телочкой, которая светит своими прелестями, протяни руку, и всё можно потрогать, а еще можно сделать вот так.

Я не понимаю, что он делает, но свет в гараже гаснет, мы погружаемся во мрак, и я слышу горячий шепот Клима.

– Ну, иди сюда, кукла, я ведь правильно понял, в этом был твой план, да? Притвориться недотрогой, чтобы меня завлечь? Считай, что я весь твой, давай, ты же меня пожирала взглядом, хотела потрогать. Трогай, я разрешаю.

Говорит и, хватая меня за талию, затаскивает себе на колени.

Глава 7

Майя

От неожиданности впадаю в ступор. Что это? Что происходит? Как… как это возможно?

Я сижу в темном гараже с Климом! С тем самым Климом, которого все называют Дементор. Боже.

Я прекрасно знаю, кто такие Дементоры. Жуткие твари из вселенной “Гарри Поттера”, они высасывают у человека всю радость, всё счастье, оставляя уныние и смертельную тоску, а потом забирают и это, последнюю надежду.

Нет, конечно, ему дали такую кличку совсем не потому, что он похож на этих чудовищ, просто кто-то решил, что Дементьев и Дементор – созвучно. И да, это так.

Боже, о чем я думаю?

Я чувствую, как пальцы Клима ползут по моей ноге.

– Не делай этого, пожалуйста.

– А ты закричи. Умоляй меня остановиться!

Он специально говорит так! Специально! Знает, что я не буду кричать теперь просто назло ему. Я и не кричу. Только всхлипываю.

И даже не пытаюсь вырваться.

Я знаю, что рано или поздно эта игра ему надоест, и тогда…

Тогда Дементор меня отпустит.

Но сначала высосет всю радость.

Господи.

– Значит, ты девственница? Почему? Неужели желающих не было сорвать твою целку? Или ты специально динамила? Набивала цену, как твоя мамаша?

– Прекрати говорить плохо о маме. Ты ее совсем не знаешь.

– Зато я прекрасно знаю батю. Он та еще сволочь. Сомневаюсь, что его бы выбрала женщина с кристально чистой душой.

Он усмехается и сжимает мою ягодицу. Ауч! Это больно! И стыдно.

– Не надо так делать.

– А то что? Заплачешь?

– Мне больно.

– А мне по кайфу. Я вообще люблю причинять боль.

Это я заметила. Очень любит. Даже себе.

– Рука не болит?

– Что? – голос его почему-то хрипит.

– Порез. Я волнуюсь, есть ли у тебя прививка от столбняка? Если нет – желательно сделать.

– Да уж, по тебе точно медицина плачет. Может, ты не так уж боишься крови?

– Так уж. Я была в анатомичке, это пипец, если честно. Вонь и… в общем, меня стошнило и еще одного парня.

– Представляю зрелище.

– Меня и сейчас на тебя чуть не вывернуло, ты был в миллиметре…

– От твоей рвоты? Фу…

– Угу.

Я специально стараюсь его заговорить. Психологический прием. Тот, с кем ты болтаешь, теряет концентрацию, и можно вырваться.

Только вот Клим не теряет, похоже.

Его рука, вытянутая вдоль моей спины, ныряет в волосы, и он сгребает в охапку пряди и дергает резко вниз, отчего я выгибаюсь дугой в попытке избежать боли. Руками упираюсь ему в грудь, но оттолкнуть не получается, он еще крепче прижимает меня к себе.

– Ай! Пусти! – молю, а ему хоть бы что.

– Заговорить меня решила, кудряшка?

Черные, бездонные глаза напротив транслируют неприкрытую злость.

Почему он такой злой? Есть ли в нем хоть капля доброты?

– Почему ты мной постоянно недоволен? Что я тебе сделала? – пищу, застигнутая врасплох тем, как его энергетика порабощает меня, расплющивает, подавляет.

– Ты появилась в моем доме, твоя мать влезла в постель к моему отцу, вы обе тут чужие, – снова и снова проговаривает эту мантру, выдыхая мне в рот горячий поток воздуха.

Как так вышло, что я просто вышла погулять, а теперь буквально в миллиметре от его губ, захваченная вихрем ураганных эмоций, которые никак не могу взять под контроль?

– Всё было не так! Клим, пусти, меня, пожалуйста! Ты же не можешь… Мы не должны…

– Я знаю таких, как твоя мать, – говорит, словно и не слышит меня вовсе, – только и ищут способ зацепиться в этой жизни за какой-нибудь денежный мешок.

– Мама не такая! А твой отец сам разберется, с кем ему жить… У него своя голова на плечах есть, – внушаю ему вроде бы разумные вещи, которые любой другой смог бы понять, но Клим, он верит только в то, что придумал сам.

Он на нас клеймо поставил. Охотниц за богатством. И страшно представить, что теперь будет. По коже ползут липкие, холодные щупальца страха, душу морозит от жестокого, полного злобы взгляда моего сводного брата, и всё, что я могу, это снова пытаться заговорить его.

Только бы он не пошел дальше…

– Значит, предлагаешь мне не лезть в жизнь отца? – спрашивает вкрадчивым голосом.

Я цепенею, не в силах понять, к чему он ведет, голову кружит.

– Они уже поженились, ты бы всё равно ничего не сделал.

– Не будь так уверена, кудряшка, – продолжая ерошить мои волосы, ерзает подо мной, вызывая странное тягучее томление внизу живота.

Это страх – это должен быть страх, ведь я не могу реагировать на близость Клима.

– Ты же не причинишь моей маме вреда?

– А что? Так боишься за мамочку? А за себя? – хрипит мне уже в рот, внезапно вонзаясь зубами мне в нижнюю губу, и тянет ее на себя. Этот щипок длится секунду, но по мне прокатывается огненная волна, окуная меня в постыдный жар.

– Что ты… – всхлипываю, безвольно дрожа, не зная, что мне делать.

В своих мыслях я давно его оттолкнула и сбежала, но по факту позволяю управлять собой, как марионеткой.

– За кого ты боишься больше? За себя или за свою драгоценную мамочку? – спрашивает, и я, не зная почему, смотрю на его влажные губы.

Мысли сплетаются и путаются, как моток ниток, который невозможно привести в порядок. Но я должна прийти в себя – ведь Клим ждет четкого ответа.

– Зачем ты спрашиваешь?

– Всё просто, кудряшка. Либо я причиняю вред ей, либо тебе. Выбирай.

Глава 8

Майя

Глаза привыкли к темноте, и, так как мы близко, я могу разглядеть его лицо. Кожа у него гладкая, глаза горят огнем.

Я понимаю, за что он нас ненавидит, точнее, могу понять.

Он был единственным сыном, наверняка мечтал, что его родители сойдутся, а тут как снег на голову новая жена, да еще и я в придачу. Мы пришли и заняли слишком много места в жизни его отца. Но мы не заняли его место!

Уверена, дядя Кирилл любит Клима. Он же гордился им. Он рассказывал о нем как о гении!

И вот теперь этот злой гений вернулся и хочет испортить нам жизнь.

Хочет сделать так, чтобы моя мама и его отец расстались.

Вот только… Я знаю, что этого не будет! Уверена!

Потому что слышала, как его отец говорит с мамой, каждое слово. Он очень нежен, деликатен. Он так признавался ей в своих чувствах!

Кирилл и со мной говорил тоже! До сих пор помню то, что он мне сказал.

– Знаешь, девочка, никогда ни к кому не чувствовал ничего подобного. Это что-то новое для меня. И что-то очень настоящее. Никому так не верил, как твоей маме. Никого так не любил. Она для меня – не просто женщина, с которой я хочу прожить жизнь. Она для меня и есть эта жизнь.

Да! Он говорил это мне перед их свадьбой.

Не думаю, что что-то заставит его поменять мнение. Не думаю, что какая-то подлая выходка его сына способна им навредить.

И все-таки… Пусть лучше это буду я.

Пусть пытается причинить боль мне.

Не маме!

Я смогу вынести это. Я должна.

Это с виду я мягкий цветочек, нежная кудряшка. Но у меня тоже есть стержень внутри.

Меня не так просто сломать.

Пусть попробует.

Чувствую его дыхание. Аромат. Он вкусно пахнет, терпкий одеколон и мускусный запах тела, у меня голову ведет, и почему-то хочется приникнуть ближе и подышать им.

Это ужасно, наверное?

Он ужасный.

Я думала, что он будет если не дружелюбным, то хотя бы нейтральным ко мне, к нам, но эта агрессия. За что? Я ведь не претендую на его место? На его отца, на их дом, на наследство. Бред думать так.

Так почему же он…

– Чего замолчала, кудрявая? – хриплый голос Дементора врывается в мои мысли. – Всё в порядке? Или ты от страха потеряла дар речи? Только не описайся, это будет кринж. Хотя, если это будет сквирт, я не против.

Словно “кринж” я знаю, а “сквирт” – нет, но уверена, это что-то нехорошее и стыдное.

Всё равно не дам ему довести меня, буду держаться.

– Почему ты считаешь, что я тебя боюсь?

Говорю, а сама продолжаю подрагивать, сердце работает с перебоями, и шум какой-то в ушах.

Должна ли я на самом деле его бояться? Ну не изнасилует же он меня тут, в гараже?

А то, что он делает сейчас… Я в его руках. Его губы касались моих губ. Его руки… На самом деле, если бы он хотел меня унизить, давно бы сделал это.

Кажется, он пока проверяет мои границы.

Почему-то мои способности к психоанализу рядом с ним меркнут, стираются.

– Ты меня боишься, потому что должна бояться. Потому что ты сейчас в моей власти.

– Нет, – отвечаю спокойно, – это не так. Ты ничего плохого мне не сделаешь.

– Проверим?

Ох, кажется, я зря дергала этого тигра за усы, он резко сбрасывает меня с себя, переворачивая и укладывая на диван. Я дезориентирована, ничего теперь не вижу, только чувствую.

Чувствую, как его руки ползут под мою юбку.

Боже…

– Нет… Не делай этого, пожалуйста.

– А ты помешай мне. Или убеди меня, почему я не должен этого делать.

– Ты… не хочешь меня трогать… – шепчу, с ужасом понимая, что его руки ползут выше.

– Почему это я не хочу?

– Потому. Я ведь дочь твоей мачехи, так? Зачем тебе лапать дочь этой ужасной женщины?

Слышу его тихий гортанный смех.

– Дурочка, да мне насрать, чья ты дочь, если я захочу тебе вдуть, мне реально будет по фаренгейту.

– Не надо, ну пожалуйста…

Его пальцы уже в опасной близости к самому сокровенному. А меня снова трясет от страха.

– Пожалуйста… Ты же не насильник, не мерзавец, ну не надо.

– Попроси получше, кролик.

– Пожалуйста… Клим…

– Ответ неверный. Я не разрешал тебе называть меня по имени, не смей этого делать.

Его руки выше, пальцы уже почти на промежности, я с ужасом понимаю, что у меня там жарко и мокро, и не от пота. Это то странное, что происходит со мной впервые. Я впервые ощущаю себя так. И не понимаю, что со мной. Я должна его бояться, реально, должна сходить с ума от страха. Я и схожу с ума, но как-то по-другому.

– Что заткнулась? Ну, давай, проси… проси, чтобы я тебя отпустил, чтобы не трогал? Чтобы не понял, что ты течешь как сучка, проси…

Эти его слова будто срывают предохранители, инстинкты самосохранения уже не работают, мне больно, но не потому, что он держит и трогает. Больно оттого, что он говорит. Я начинаю биться в его руках, пытаясь достать его своими маленькими кулачками, выгибаюсь, ногами дрыгаю, задыхаюсь, но пытаюсь кричать, хотя тут же чувствую на своих губах его ладонь, ту самую, которую я перевязала несколько минут назад.

– Покричать захотела, да? Сучка мелкая, давай, ори… так веселее.

– Что тут происходит? – грозный рык Кирилла бьет по ушам, а яркий свет режет глаза.

Кажется, я спасена. Только почему же так нереально стыдно?

Глава 9

Майя

Вскакиваю с дивана и начинаю судорожно поправлять на себе одежду, щеки горят, руки и ноги не двигаются, и я просто не знаю, куда деть глаза, потому что смотреть на отчима нереально стыдно! Невыносимо просто!

Даже не представляю, что он обо мне теперь будет думать. Еще и маме наверняка расскажет. Ужас!

– Я спрашиваю еще раз, что происходит! – по гаражу прокатывается громоподобный бас Кирилла, я снова вздрагиваю, взгляд мечется в сторону выхода, куда так хочется юркнуть, чтобы бежать без оглядки.

– Я… – закусываю дрожащую губу, принимаясь что-то лопотать, но собрать мысли в кучу практически невозможно – мой мозг из-за проклятого сводного превратился в желе, он отказывается работать, а Клим, усевшись на диван, ничуть не помогает.

– Пап, тебе про пестики и тычинки рассказать? – лениво усмехается сводный, ничуть не стесняясь отца.

За то время, что мы провели вместе, я побывала в аду, а этот наглый Дементор – ему, конечно же, хоть бы что! Потому что преисподняя – его истинный ареал проживания! Ему комфортно, когда другие смущаются, мучаются, находятся в его власти. Он питается чужими негативными эмоциями, и от этого кайфует. И сейчас он наслаждается тем, как подставил меня, выставив перед отчимом в плохом свете.

Ему всё равно, что отец о нас подумает. Ему на всё плевать.

– Клим, ты опять? – цедит сквозь зубы Кирилл, и от него веет напряжением. – Майя, ты в порядке?

Когда он обращается ко мне, голос меняется, становится мягче.

– Он ничего тебе не сделал? – он оглядывает меня на предмет повреждений, но потом возвращает взгляд к сыну, замечая его перебинтованную руку. – Что это? Почему у тебя кровь?

Этот вопрос помогает мне выбраться на поверхность из темного омута, куда меня с головой погрузил проклятый сводный. Поворачиваюсь к Климу, видя, что он поднимает руку с таким видом, словно она чужая, не принадлежит ему и никакой боли он не чувствует.

Хотя я реально вижу кровь, проступающую всё сильнее!

Не могу сдержать вскрик, закрываю ладошкой рот.

Он вообще человек? Ему совсем не больно?

– Это ерунда, – закатывает глаза мой сводный, усмехнувшись и покачав головой, едва взглянув на руку, он только крепче сжимает пальцы.

А я совсем некстати думаю о том, что эти пальцы меня ласкали, и снова предательски краснею, отступая на шаг и пропуская отца ближе к сыну.

– Не похоже на ерунду. – Кирилл переключается на рану сына, отвлекаясь от вопроса о том, чем мы тут занимались. – Нужно нормально перевязать.

– Перевязать, и прививку от столбняка, – тихо замечаю я, хлопая ресницами.

– Что за ху…

– Не выражайся при девочке! – осаживает Клима отец, потом поворачивается ко мне. – Ты точно в порядке?

Я киваю.

– Хорошо, – отвечает рассеянно Кирилл, а я вздыхаю с облегчением, а потом, выдохнув, несмело спрашиваю:

– Можно я пойду?

Отчим смотрит на меня с удивлением, мол, что за странный вопрос?

– Конечно, Майя, иди. Если что-то будет нужно, обращайся. – Так он как будто дает мне понять, что я могу пожаловаться на Клима, если тот меня обидел.

Но на что конкретно я могу пожаловаться?

На то, что он меня лапал? Оскорблял? Угрожал? Унижал?

Горячая волна по телу прокатывается, я иду к двери, но отчим всё же меня тормозит и говорит тихо:

– Детка, думаю, будет лучше, если твоя мама не узнает, что ты была тут с моим сыном, да? Не нужно ее волновать понапрасну.

Киваю, сглатывая.

– Да, конечно, я не скажу, и… ничего не было, мы просто сидели.

– И еще… постарайся больше вот так с Климом не сидеть, для твоего же блага.

Он говорит это совсем тихо, а я так жутко краснею! Стыд просто топит, никаких сил нет.

Надо скорее бежать отсюда, бежать!

Конечно, я могла бы рассказать Кириллу, почему я тут оказалась и что делал Клим, только… зачем?

Когда имеешь дело с подобными Климу, надо понимать правила игры.

Если я пожалуюсь – будет хуже.

Надо просто держаться от него подальше, что я и делаю, прошмыгнув мимо отчима и убежав к себе. Когда бегу до дома, даже не вспоминаю о собаках. К счастью, их и не видно. Я вообще никого не встречаю, и хорошо!

Маме врать тоже не пришлось!

Эту ночь я долго не могу уснуть, всё ворочаюсь, вспоминаю, перебираю воспоминания о случившемся в гараже. Они обрывочные, как фрагменты яркого клипа – какие-то тонут во мраке, какие-то, наоборот, слишком остро врезаются в сознание.