Передать словами

– Да, – ответила Лиана безмятежно.

– Ты рада? – спросил я.

Лиана посмотрела на меня удивленно:

– Чему радоваться? Я в ближайшие семь-восемь месяцев буду неповоротливой и медленной. Возможно, будет тошнить, а потом еще год придется кормить ребенка грудью и просыпаться ночами от его криков. Надо заказать себе противозачаточные таблетки после того, как рожу, пусть привезут из города. Жалею, что не подумала об этом раньше.

– Лиана, – решил я поделиться своей догадкой, – а ты знаешь, что такое инцест?

– Да, что-то слышала. Вы у себя в городе осуждаете инцест?

– Да, мы осуждаем инцест, секс с близким родственником считается непристойным. Не думала ли ты, что вы все здесь – плоды инцеста? Поэтому вы все такие безжизненные. Ты же не знаешь отца и братьев, твоя мать не знает своих отца и братьев, и ты, и она, и любая поселенка вполне могли бы вступить в связь с кровной родней и родить после этого ребенка. С генетической точки зрения это очень плохо, Лиана.

– Не думаю, что мы все – плоды инцеста, – ответила Лиана, – пришлые часто появляются. И не сразу пытаются бежать, некоторые женщины успевают от них забеременеть. Может, я дочь одного из пришлых из города, я не знаю.

– И поэтому вы занимаетесь сексом со всеми пришлыми? Чтобы разбавить кровь?

– Мы занимаемся сексом со всеми, кто этого хочет, без всяких причин и мотивов, не выбираем, кто предпочтительней, – удивленно ответила Лиана, – и со своими, и с пришлыми, нам всё равно. Почти все пришлые соглашаются на секс с нашими женщинами. А с чего вам отказываться-то? Это приятно.

– Но есть и те, кто отказывается?

– Да, как раз недавно был один. Ни одна из наших женщин ему не понравилась.

– И чем он это объяснил?

– Верностью к жене. Он постоянно бубнил о своей жене, о том, как она, наверное, волнуется и места себе не находит, и уже через два дня леопарды догнали и разорвали его в лесу, когда он пытался бежать. Эти ваши родственные связи делают вас такими смешными и уязвимыми. Мог бы жить да жить. Жена бы нашла другого, в чем проблема-то?

– Как его звали?

– Кажется, Стас.

– Станислав?

– Мы звали Стас. У него еще была печатка на мизинце. Старый Кирилл забрал себе, ему она понравилась.

– Это тот, который старейшина? Ты считаешь Кирилла старым? Ему же не больше пятидесяти.

– У нас нет старейшины, нам это не нужно. Вот именно, почти пятьдесят. Уже состарился, скоро перестанет сам за собой ухаживать. Кирилл предупреждал его. Сказал что будет, если Стас захочет бежать. Я сама это слышала, была там вместе с остальными. Стас не послушался. Его обглоданные кости и куски одежды потом нашли охотники в лесу. Что за нелепая верность? Этот Стас хотел только одну женщину?

– Любил.

– Мне трудно это понять.

– Ты никого никогда не любила?

– А ты?

– Конечно. Родителей. По-своему, Софью, хотя к ней я мог бы быть и повнимательней, но всё же любил ее. И сейчас люблю, что это я говорю в прошедшем времени…

– Твою девушку?

– Да.

– И ты до сих пор скучаешь по ней?

– Да.

– Но верность ей не хранишь. Любовь может быть без верности?

– Вероятно, может.

– Я закажу с города что-нибудь про любовь. Книжки какие-нибудь.

Значит, Станислав не пытался приспособиться. Меня коробила мысль о том, что я так быстро оскотинился. Стал, как они. Но я злился больше на поселенцев, чем на себя. Это они создали такое общество, в котором легко развратиться, опуститься, деградировать.

Рано или поздно что-то должно было случиться, я это чувствовал. И ждал. Мне страстно хотелось домой, к людям, с которыми можно разговаривать, делиться мыслями, впечатлениями, обмениваться информацией, смеяться, развиваться. К родным людям. Здесь все были пустыми, безэмоциональными, бездушными. Казалось, эти люди даже к родным матерям не испытывают никакого тепла, никакой привязанности. Тем более, – к остальным поселенцам. Если кто-то пропадал в лесу, никто не беспокоился. Если кто-то умирал, никто не оплакивал. Любовь к детям была кратковременной, если это можно назвать любовью. Скорее, необходимое бремя, которое тянули только женщины, торопясь как можно скорее скинуть это ярмо.

Однажды на побережье я встретил молодую девушку, почти девочку, лет пятнадцати.

Увидев меня, она застенчиво улыбнулась и повела плечиком.

– Идешь купаться? – спросила она.

– Да. Думал поплавать.

– Хочешь?.. – спросила она, потянув за веревочку у шеи.

– С ума сошла? Ты же еще ребенок. Оденься.

– Нет? – переспросила она и наклонилась поднять куски материи, заменяющие ей платье.

Я пошел дальше, но вид ее обнаженного нежного молодого тела стоял у меня перед глазами.

Резко развернувшись, я догнал девушку, успевшую поднять с земли платье и завязать веревочки у шеи, повалил ее на песок и задрал подол. Я не думал о том, что могу сделать ей больно, ни о чем не думал. Безнаказанность и злость замутили мой разум, я уже не мог остановиться. Если говорить совсем откровенно, мне хотелось сделать ей больно, вызвать хоть какую-нибудь эмоцию, заставить плакать. Все эти поселенцы стали мне ненавистны. Насытившись ею, я поднялся и посмотрел на девочку сверху вниз. Она улыбалась. Улыбалась, лежа на траве с задранным платьем и синяками от моих пальцев на бедрах. Им всем всё было нипочём, ничем было их не прошибить, как ни старайся. Мне стало неловко, стыдно, я помог ей встать и завязать платье. Отряхнувшись, девушка улыбнулась мне и как ни в чем не бывало продолжила свой путь.

На следующий день я накинулся на поселенца. Не знаю, зачем. Просто захотелось разбить ему в кровь лицо, переломать кости, покалечить. Мне удалось свалить его с ног, от неожиданности он не сразу отреагировал, но потом пришел в себя и стал драться, нанося мне тоже ощутимые удары. Мы катались по земле, пока он не умудрился встать на ноги. У меня сил подняться уже не было. Во время этого нападения не думал о последствиях, хотя заметил, что у поселенца, на которого я набросился, есть ружье, он мог пристрелить меня. Но почему-то не стал.

– Я слышал, что произошло, – сказал мне Кирилл вечером, – ты – несчастен. Счастливые люди не кидаются с кулаками на других. Мы не потерпим тут жестокости.

– Я не знаю, что на меня нашло. Охватила ярость. Я скучаю по дому.

– Жаль. Я надеялся, что ты осознаешь, насколько жизнь здесь лучше. Но, если этого не произошло, придется с тобой распрощаться. Зачем тебе быть несчастным остаток своей жизни?

– Что это значит?

– Это значит, что как только стемнеет, женщины отведут тебя к бухте, дадут наркотик, положат на плот и оттолкнут подальше в море, сделав надрез на теле.

Я оглядел остальных поселенцев, собравшихся у стола.

– Но я не хочу умирать.

Все молчали. На из лицах, как обычно, не отражалось ни одной эмоции. Значит, вот как всё закончится.

Прошла вечность, прежде чем Лиана сделала шаг вперед.

– Я буду его выхаживать.

– Его не надо выхаживать, Лиана, – ответил старейшина, – он не болен. Немного побит, но раны не опасные, быстро заживут. Он здоров, как бык, и молод. Но психически неустойчив. Нестабилен, непредсказуем. Может навредить другим. Лучше прекратить теперь.

– Он – единственный пришлый в поселении, – сказала Лиана, – нам надо разбавлять кровь время от времени.

Старейшина подумал.

– Да, я читал об этом, – ответил он, – пишут, что если кровь не разбавлять, это может привести к заболеваниям, хилым младенцам.

Лиана стояла прямо и не отрывала взгляда от старейшины, пока он, наконец, не кивнул.

– Ты будешь отвечать за него, Лиана?

– Да.

Лиана держала свое обещание около недели: повсюду ходила за мной, не выпускала из виду ни на минуту. Я не уставал ей повторять, что этого больше не произойдет, что это единичный случай, и сейчас я вполне могу себя сдерживать и контролировать. Твердил, что сожалею, и нет нужды присматривать за мной постоянно. Давал слово, божился. Не думаю, что Лиана в конце концов мне поверила, скорее, ей просто быстро надоело и стало в тягость таскаться за мной, присматривать круглыми сутками, поэтому она всё реже увязывалась за мной, отделываясь предупреждениями и напоминаниями.

Как-то раз я нес к столу фрукты, собранные у леса, и увидел, как к столу медленно приближаются четверо мужчин. У одного из них была рыжая борода, да и долговязая фигура второго показалось мне знакомой. Вглядевшись, я вспомнил охотников из города, которых встретил в первый день прилета в баре «У охотника». Видно, не так уж хорошо они знали свой лес, если нашли поселение только сейчас. Я оглянулся: на лужайке никого, кроме старейшины, не было. Старейшина не смотрел на четверых городских охотников, он прихлебывая джин из кружки и неторопливо перелистывая глянцевые страницы какого-то журнала. Выглядело всё мирно и невинно. Они шли прямо на него, не подозревая, что вот-вот попадут в ловушку, лишатся ружей, паспортов, телефонов, потеряют надежду выбраться отсюда живыми. Высыпав фрукты на землю, я побежал наперерез охотникам, отчаянно махая руками.

– Уходите, – шепнул я рыжебородому, подбежав вплотную, упершись руками в его грудь и толкая назад, – вас отсюда не отпустят. Вам надо бежать, пока не заметили. Скорее же!

Они загоготали. Рыжебородый мягко отпихнул меня и продолжил свой путь. Остальные, всё еще усмехаясь, последовали за ним. Поразмыслив, я подумал, что в этом, пожалуй, есть смысл. Старейшина мог поднять тревогу, сначала нужно было его устранить. Под «устранить» я подразумевал «убить». Мне казалось это справедливым, он бы убил меня, не задумываясь. Я пошел за охотниками к столу, за которым читал журнал старейшина, всё так же неторопливо перелистывая глянцевые страницы.

Старейшина поднял голову и увидел подошедших охотников.

– Приветствую, – сказал он без тени удивления и кивнул, – что нового в городе?

– Да пока всё тихо, – ответил рыжебородый, – девушка этого, – он показал подбородком в мою сторону, – прилетела.

– Софья? – спросил я.

– Волнуется? – спросил старейшина, – что собирается делать-то?

– Мы сказали, что проверим, есть ли следы журналиста в лесу, – ответил рыжебородый старейшине, проигнорировав мой вопрос. Она улетит, как только узнает, что мы ничего не нашли.

– А что с Софьей? – взволнованно спросил я у старейшины, – ей что-нибудь угрожает?

– Ничего ей не угрожает, – ответил рыжебородый, – твоя девушка решит, что ты где-то в других городах развлекаешься с другими красотками. Куда ты всегда хотел отправиться?

– На Филиппины, – машинально ответил я.

– Она об этом знает? Говорил ей?

– Я не помню. Может быть.

– Легенда такая: в лесу мы тебя не нашли, но наткнулись на охотника, который видел другого охотника, который сказал, что встретил тебя две недели назад в баре в соседнем городе, и ты сказал ему, что собираешься на Филиппины. Пусть теперь там тебя ищет.

Я заглянул в хижину Лианы, захотелось с кем-нибудь поговорить, чтобы отвлечься, был слишком взвинчен. Лиана была в хижине, лежала и дремала в тени и прохладе, закинув руки за голову. Я разбудил ее и предложил позагорать у бухты.

– Хорошо, – равнодушно согласилась Лиана, – вечереет, солнце уже не такое жаркое. Можем позагорать у бухты.

Услышав шум со стороны моря, я рассеянно поднялся на локти и вдруг увидел вдали катер, стремительно приближающийся к берегу.

– Катер! – крикнул я Лиане, показывая рукой, – ты видишь?

– Ну да, это наш, – откликнулась разомлевшая на солнце Лиана, неохотно подняв голову.

– Катер? – переспросил я, – Но откуда?

– В городе купили и пригнали по воде, – объяснила Лиана, – что здесь такого? Можешь лечь? Ты мне солнце загораживаешь…

Вечером жители поселения снова собрались смотреть фильм. На этот раз мы смотрели индийский боевик. С экрана мужчина, лишившись рук, научился драться ногами, в совершенстве овладел древним искусством кикбоксинга и стал одним из лучших и знаменитых бойцов Индии.

– Зато выжил, – прокомментировала Лиана.

Она откусила акулье мясо и зажевала.

Глава 4

– Ты читал эту книгу? – спросила Лиана, показывая обложку.

– Нет. Тебе нравится?

– Пока да, но многое непонятно. Я потом дам тебе почитать, если захочешь. Через пару месяцев, когда сама дочитаю. Закажу в следующий раз себе свадебное платье и фату из города, – внезапно задумчиво прибавила она.

– Зачем тебе свадебное платье? – удивился я, – вы же не женитесь и не живете семьями.

– Но никто нам и не запрещает. Можем жениться, если захотим. Почему бы и нет?

– А ты захотела замуж?

– Пока только думаю об этом.

– И за кого же ты выйдешь замуж?

– За тебя.

– Ты так решила?

– Мы же и так живем вместе. По крайней мере, ночуем. Я всегда буду рядом и смогу позаботиться о тебе, если что-то случится. Это и есть жизнь в браке?

– Не совсем. Брак – это не только совместные ночевки и подстраховка на случай болезни. Это – эмоциональная и духовная близость, общие интересы, общая ментальность, общий ход мыслей. Да много чего еще… Не говоря уж о любовном влечении и потребности видеть именно этого человека каждый день.

– А что еще? Верность?

– Ну да. И любовь, привязанность.

– А ты меня разве еще не любишь?

– Нет. А ты меня любишь, что ли?

– Начинаю.

– А как ты это поняла?

– Просто не хочу, чтобы ты умер. Хочу ухаживать за тобой и заботиться.

– Зачем обо мне заботиться? Я вполне самостоятельный.

– Ну да, пока да.

После этой загадочной фразы Лиана снова уткнулась в книгу.

Я хмыкнул и снова посмотрел на морские волны. Всё у них было просто, примитивно, незатейливо. Увидела где-то картинку свадьбы – захотела также. Собралась заказать себе свадебное платье и фату из города. Ночуем вместе – семья. Услышала про любовь – решила, что способна любить, к тому же, вообразила, что начинает любить именно меня.

Встав с песка, я сказал Лиане, что прогуляюсь вдоль берега и спросил, что собирается делать она.

– Не знаю, – лениво протянула Лиана, – наверное, прокачусь на катере.

– А его можно брать? – спросил я.

– Конечно. Если свободен. Любой может взять. Любой из деревни.

– Ну хорошо, – как можно безразличней ответил я, несмотря на застучавшее в груди сердце, – а мне можно с тобой? Прокачусь, почему бы и нет? Давай вместе прокатимся. Ты умеешь управлять катером?

– Умею. Кирилл научил.

Лиана уселась в катер, подождала, пока заберусь я, завела мотор и на скорости пустилась в море. Заговорила она не сразу, где- то через полчаса, когда мы уже вышли из бухты и далеко отплыли в открытое море.

– Твоя девушка ждет тебя в городе, – прокричала мне Лиана.

– Что? А ты откуда знаешь?

– Кирилл сказал, мы встретились вчера днем на побережье. Ты хочешь сбежать к ней, я знаю. Но ты умрешь, если попытаешься. Тебя поймают и разорвут леопарды. Это будет очень глупо – пытаться бежать.

– А ты не могла бы помочь мне бежать? – спросил я с надеждой, потеряв осторожность, – мы ведь можем прямо сейчас доехать до города, у города ты меня высадишь, оставишь там и вернешься в поселение. Никто не подумает на тебя, нас никто не видел, когда мы шли к катеру, – кричал я, стараясь ее убедить, тронуть, – Лиана, мы ведь уже не чужие. Помоги мне, сделай доброе дело. Я никогда никому не расскажу о вашем поселении, обещаю. Буду молчать всю свою жизнь. Только помоги мне вернуться в город. Поможешь? Пожалуйста, Лиана, будь умницей.

– Значит, ты всё-таки мечтаешь о побеге? – прокричала Лиана в ответ, – но это невозможно, пойми ты. Я не стану тебе помогать. Если ты сбежишь и проболтаешься, наша жизнь здесь развалится. Придут люди с города, начнут наводить здесь свои порядки. Мы все пострадаем, ничего уже будет не вернуть. Для нас это – хуже смерти.

Брызги намочили волосы Лианы, попали на платье и лицо. Она кричала, управляя катером и почти не глядя на меня. Я уже пожалел, что завел этот разговор. По возвращении в поселение она перескажет это старейшине.

– А если бы тебя саму силой удерживали в городе, в котором ты не хочешь жить, ты бы смирилась? – прокричал я Лиане в ответ, – Не захотела бы сбежать и вернуться в свое драгоценное поселение? Я бы тебе помог, Лиана. Помог бы сбежать, даже если бы чем-то рисковал. Потому что ты мне небезразлична. Потому что я хочу, чтобы ты была счастлива, жила бы в своем окружении, в своем поселении, как ты и хочешь. Позволь мне вернуться, поверь, я ничего не буду сообщать. Я просто хочу домой.

Лиана помотала головой. Ветер развевал ее длинные волосы.

Мы заплыли довольно далеко в море. Как только берег исчез из виду, Лиана заглушила мотор, остановив катер, быстро достала нож, неожиданно полоснула им по моей ноге и столкнула меня за борт.

Опешив и вынырнув, я увидел, что Лиана неподвижно стоит в катере и смотрит на меня. Подплыв к катеру, я ухватился руками за бортик.

– Ненормальная? – крикнул я, – Что ты делаешь? Помоги мне забраться!

Лиана не двигалась и не отвечала.

– Чего ты ждешь? – нетерпеливо снова крикнул я, – дай руку, Лиана! Помоги мне!

– Кровь привлечет акул, – прокричала Лиана в ответ.

– Ты хочешь, чтобы меня сожрали акулы?

– Нет, только ноги. Без них ты не убежишь. Я успею тебя вытащить и вызовусь за тобой ухаживать. Я спасу тебе жизнь, и это – доказательство моей любви к тебе.

– Я не собираюсь бежать, я же сказал!

– Я спасу твою задницу, – проорала Лиана мне в лицо, наклонившись.

Обернувшись, я увидел быстро приближающийся акулий плавник и забарахтался в воде, пытаясь взобраться на катер. Мне никак это не удавалось, но я раскачал катер так, что Лиана потеряла равновесие и упала в воду. Я успел перевалиться за борт катера за секунду до того, как акулий плавник промчался рядом. Сделав полукруг, акула обнаружила Лиану, которая в ужасе барахталась на месте, и закружила вокруг нее. В одной руке Лиана держала свой нож, видимо, надеясь вспороть брюхо акуле и спастись. Я не стал дожидаться развязки, и завел мотор катера. Обогнув Лиану и акулу, окатив барахтающуюся Лиану брызгами, я направил катер к городу, молясь, чтобы топлива хватило. Мне показалось, что я услышал вопль за спиной. А может, это было просто воображение. Или ветер, трудно сказать. Я мчался на катере не знаю сколько времени, должно быть, несколько часов, прежде чем увидел пристань. Смеркалось, за пристанью вдали зажигались огни. Топлива хватило, мне снова повезло. Высадившись у пристани и дохромав до флегматичного рыбака, ловящего рыбу на удочку у берега неподалеку, я спросил, далеко ли до города. Меня всё еще не покидало чувство нереальности происходящего. Всё произошло так быстро, что я до конца еще не осознал, боялся поверить.

– Вы в городе, – ответил рыбак невозмутимо и посмотрел на мои разрезанные от бедра до колена джинсы.

Я был готов обнять его. Или заплакать от облегчения. Я был спасен, попал к своим, и я выжил! Я вспомнил про паспорт охотника, пострадавшего от когтей леопардов, и сунул руку в задний карман джинсов. Да, паспорт всё еще лежал в кармане. Всё складывалось пока как нельзя лучше. Оставалось найти Софью, мою милую, жизнерадостную Софью. Если она еще здесь. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Софья, будь всё еще здесь, – молил я, торопясь отыскать бар «У охотника».

– А где бар «У охотника»? Далеко до него? – спросил я у рыбака.

– Минут двадцать пешком, – он махнул рукой назад, показав, куда направляться.

От пристани к городу вела всего лишь одна дорога, заблудиться было невозможно. Для меня эти двадцать минут тянулись, как два часа. Несмотря на боль в ноге, я чуть ли не бежал по этой дороге, спотыкаясь, подволакивая ногу, всхлипывая, постанывая и хлюпая носом. Прохожие оглядывались на меня, удивленно переглядываясь.

– Домой, домой, – бормотал я на хромом бегу, нервно посмеиваясь и посапывая, вытирая рукой сопли под носом и пот со лба.

Когда я добрался до бара, Софья уже выходила. В руках она держала дорожную сумку, рядом с ней стоял высокий блондин. Софья нигде никогда не оставалась без мужского внимания, я уже и забыл, насколько она красива. Выглядела она, как всегда, безупречно. Волосок к волоску, с аккуратно подкрашенными глазами, в прямом бежевом платье-футляре и красных босоножках на высоком каблуке.

– Софья, – крикнул я.

– Это правда ты? – спросила Софья с радостным удивлением, увидев меня и вглядевшись, – подумать только, на последней минуте! У меня самолет уже через три часа. Ты в порядке? Я так за тебя волновалась! Это Максим, – спохватившись, представила Софья своего спутника.

Софья распрощалась с Максимом, тепло за что-то поблагодарив, приобняв и обещав вскоре написать

– Еще не поздно купить второй билет? – спросил я у Софьи.

– Не знаю, сейчас посмотрю. А что с тобой случилось?

– Давай потом поговорим. После расскажу, сначала купи мне билет. Погоди. Заказывай билет вот на этот паспорт, свой я потерял, – я достал из заднего кармана джинсов паспорт Синичкина.

– Как скажешь, Сергей Владимирович, – протянула Софья, внося в свой телефон данные из паспорта, который я раскрыл и держал перед ней трясущейся рукой.

Софья заказала мне билет и мы уселись в подъехавшее такси. В аэропорту на меня косо посмотрели, долго сверялись с фотографией в паспорте, но в конце концов пропустили в зал ожидания. До посадки я сидел как на иголках, поминутно вздрагивая и озираясь.

– Да что с тобой? – спросила Софья и потрогала мой лоб.

Я не ответил, внимательно осматривал каждого ожидающего. Передо мной сидели хорошо одетые люди, все в приподнятом настроении, улыбались, мяли в руках посадочные талоны, проверяли сумки, развлекали или успокаивали детей, копались в своих телефонах, вполголоса переговаривались или читали электронные книжки. На меня никто не смотрел, даже дети старательно отводили глаза. Назагорались у моря, как следует отдохнули, и теперь возвращаются домой, в свои рабочие будни. Обстановка в зале ожидания была миролюбиво-жизнерадостной, с негромким жужжанием голосов и методичным объявлением посадки.

Сидящая рядом Софья осмотрела меня с головы до ног, отметила мои разрезанные джинсы, спекшуюся кровь, видневшуюся на ноге через разрез, размазанную по лицу и футболке грязь, смешанную с соплями, спутанные волосы, безумный взгляд, и решила пока не задавать вопросов. Достала из сумочки бутылку с водой и предложила мне. Я жадно выпил воду, проливая ее на футболку. Налил чуть-чуть в ладонь и плеснул в лицо, пригладил волосы и постарался следить за дыханием. Минуты тянулись очень медленно. Успокоиться я смог, только когда мы сели в самолет. Откинувшись на спинку кресла, я закрыл глаза. И тут же почувствовал боль в ноге, напряженность в плечах и загривке, скованность во всем теле. После всего пережитого меня охватила дрожь. Я поверить не мог, что лечу домой. Всё закончилось. Эта история, наконец, осталась в прошлом.

Тогда я наивно думал, что мое пребывание в поселении останется без последствий. Думал, быстро забудется, за неделю сотрется из памяти. Но забылось это не скоро. Что-то во мне надломилось. Я изменился после того, как узнал настоящий, дикий, неконтролируемый страх. Столкнулся с людьми бездушными, холодными, не проявляющими эмпатию. Потерял чувство безопасности. Такое без последствий не обходится, поверьте.

Глава 5

«Филипп. Рыбу или мясо?» – спросила у меня Софья, нетерпеливо подергав за рукав.

Я увидел, что стюардесса стоит надо мной, выжидательно улыбаясь, и догадался, что Софья повторила ее фразу, которую я не расслышал, погрузившись в свои мысли, и едва не задремав.

«Мясо», – сказал я хрипло.

Как только мы поели и стюардессы собрали посуду, я повернулся к Софье.

«Софья, – сказал я серьезно, – давай поженимся».

«Чего? – рассмеялась Софья, – да легко, завтра же идем регистрироваться и выбирать дату свадьбы. Как насчет середины октября? У тебя костюм есть?».

«Завтра не получится, мне надо свой паспорт восстановить, – продолжал я так же серьезно, – где-то через две недели. Я не шучу, Софья. Хватит хихикать, как дурочка. Купим квартиру побольше, ну, родители твои купят. Заведем собаку, а затем ребенка, если захочешь. Или даже двух детей. Ты сколько хочешь? Двух? Трех? Мы хорошо поладим, верно? Будем вместе жить, как семейная пара. Мы же любим друг друга».

«Разве?».

«А разве нет?».

«Ну, не знаю. Когда я заболела, ты не удосужился приехать и навестить меня, как я просила, даже на мое сообщение не ответил…».

«Софья, – перебил я, – ты когда-нибудь это забудешь? Я же уже несколько раз извинился, ну сколько можно талдычить про эту свою простуду, случившуюся полгода назад? Это что, самое тяжелое событие в твоей жизни?».

«Только один раз извинился. Не несколько».

«А ты что, считала, сколько раз я извинился?».

«Конечно. И считать не пришлось. Один раз, Филипп. Всего лишь один».

«Извини меня, Софья-брюзга, еще раз. Прости, пожалуйста. Достаточно? Ну так и что, зарегистрируем брак?».