Передать словами

Спал я, как убитый. Мой самолет вылетал в обед следующего дня, и я решил отдохнуть перед поездкой. До охотника, который рассказал мне о затерянном поселении, я так и не дозвонился. Охотник Станислав с юга. Только бы он не успел добраться до поселения раньше меня и продать свой рассказ и сделанные там фотографии в другую газету. К тому же, я надеялся, что он-то меня туда и проведет. Телефон Станислава был постоянно отключен, я звонил почти каждый час со вчерашнего вечера. Но не страшно, я приблизительно помнил, как найти это место. Данные со спутника, которые я нашел в интернете, показывали скалистое побережье. Если там и есть бухта, то с очень узким горлышком. Найти ее с моря будет непросто, практически невозможно. Оставался лес, и неплохо было бы, если бы кто-то опытный согласился составить мне компанию. Хотя бы на часть пути. Потому-то я и названивал этому охотнику Станиславу беспрерывно, надеялся, что он доведет меня по лесу почти до поселения. А может, и до самого поселения, вряд ли он откажется от возможности посмотреть на этих поселенцев, он же и сам собирался вернуться.

В самолете я заказал выпивку и завязал разговор с двумя подружками, сидящими рядом со мной, которые, как выяснилось, досрочно сдали сессию (на отлично! – похвастались они) и теперь летели на остаток весны и всё лето к морю отдыхать.

– В первый раз летите на юг? – спросил я.

– Нет, мы второй год там отдыхаем. У Кати там живут родители.

– Да, – кивнула Катя, – так и есть, у меня там родители, и мы сможем у них остановиться. Они сдают комнаты летом отдыхающим, но всегда оставляют мою комнату свободной. Со студенческой стипендией сильно не разгуляешься. Даже если подрабатывать, денег едва хватает, а к лету цены на путевки и вовсе взлетят до небес. А от родительского дома до моря рукой подать. Свой сад, огород, куры. Они купили этот дом и переехали к морю давно, лет десять назад, им нравится. Мама занимается хозяйством, папа в море рыбачит и работает кладовщиком в магазине.

– Только рыбачит? А в лес не ходит? Твой папа случайно не охотник? У вас же есть лес за городом, мне очень нужно туда.

– Раньше – да, папа в лес ходил, но уже давно не охотится. Местные уже в лес не ходят, стало слишком опасно. Много диких зверей, много пропавших без вести. У маминой подруги муж с охоты не вернулся, и мама запретила ходить в лес отцу. Почти все местные отказались от охоты, только приезжие ходят в лес, ничего не боятся. Ну, это от незнания. А потом пропадают в этом лесу, не возвращаются. А ты как раз на охоту?

– Нет. Я лечу проводить журналистское расследование.

– В лесу?

– Нет. Буду искать затерянное поселение на побережье, но через лес пройти придется. С берега поселение не найти, сплошные скалы. Что-нибудь слышала о таком? Мне нужно найти кого-то из охотников, кто согласится провести меня к поселению по лесу. Хотя бы часть пути через лес. По побережью я сам доберусь.

– О затерянном поселении впервые слышу. А если кто-то и найдется для сопровождения в лесу, то ищи в баре «У охотника», у нас в городе есть такой бар, почти в центре, его легко найти. У любого спроси, подскажут. Там бывают опытные охотники, может, кто-то тебя и согласится провести.

– Попробую туда заглянуть, спасибо за совет. Может, встречу там своего знакомого, Станислава. Никак не могу дозвониться. Он тоже охотник, я надеялся на его помощь.

– Может, уехал куда или сменил номер.

– Да, вероятно. Ладно, не беда, разыщу другого охотника, знающего лес.

Потом мы поболтали о студенческой жизни и их планах на будущее.

– Получить диплом – это ерунда, – наставлял их я, – вы, конечно, сейчас со мной не согласитесь, но вспомните мои слова, когда придет пора устраиваться на работу. Не всегда сразу получается найти работу по душе, и зачастую эта работа оказывается не такой уж оплачиваемой. Вот я, например, нашел работу, которая мне очень нравится, журналистика – это вот прямо моё, и только сейчас готовлюсь к прорыву. Если удастся найти это затерянное поселение и раздобыть интересную информацию о нем, меня заметят и оценят, как журналиста. Сделаю себе имя на этом. Надо выложиться, душу вложить в свою профессию, даже если приходится приносить какую-нибудь жертву.

– А какую жертву ты принес?

– Пришлось пока отказаться от семьи, стабильности. До недавних пор я был на вольных хлебах, работал внештатным журналистом. То брали статьи, то не брали, от разных факторов зависело. То были деньги, то не было. Волнообразно. Меня только вчера оформили в штат и поручили раздобыть информацию об этих поселенцах. Так что это мой шанс. Постараюсь воспользоваться им на полную…

– А девушка у тебя есть?

– Есть девушка, Софья. У нее очень богатые родители, так что в опоре она не нуждается. Да и сама она работает, Софья – просто умничка. Так что у меня есть время встать на ноги, конечно, если Софья дождется. Повезло вам, что вы – девушки, не надо думать, как обеспечить семью.

Они рассмеялись.

– Да мы и сами готовы работать. Нас белоручками не воспитывали, – сказала та, что не Катя.

– Скоро родители состарятся, нужно будет помогать, – согласилась Катя, – и свою семью планируем создавать только после того, как найдем надежную и высокооплачиваемую работу, чтобы стать в семье подспорьем, не взваливать всё на мужа. И заодно обеспечить свою независимость, кто знает, как обернется. Так много пар разводятся… ко всему нужно быть готовыми. Мы тоже замуж и рожать не торопимся, какое-то время потратим на выстраивание карьеры.

Я согласился, что это мудрый подход, и уточнил, есть ли в городе приличная гостиница с недорогими номерами. Эту ночь я планировал провести в городе, выспаться, набраться сил, чтобы завтра на рассвете отправиться в дорогу. Даже если не найду проводника, пойду один, – решил я. Прорвусь. Нетерпение толкало меня на необдуманные, безумные, поспешные решения.

Как только мы приземлились, я снова набрал номер охотника Станислава. Телефон по-прежнему был отключен. Разместившись в гостинице и пообедав в гостиничном ресторане, я направился в бар «У охотника». Найти его и правда оказалось легко, он был у центральной площади. В баре было темновато, пришлось подождать, пока глаза привыкнут к полумраку после яркого солнца на улице. И малолюдно, лишь четыре столика были заняты мужскими компаниями, ни одной женщины в баре не было. Местечко оказалось брутальным. И колоритным. Я взглянул на развешанные ружья, оленьи рога и прочие атрибуты охотничьего домика, и заказал себе триста грамм коньяка. Как только суровый бармен поставил передо мной графинчик с коньяком, стопку и блюдечко с нарезанным лимоном, я спросил у него, есть ли здесь в баре охотники.

– Вон там вроде охотники пьют, – показал он подбородком на столик, за которым сидело четверо мужчин. Они шумели и чокались стопками с водкой.

Я немного понаблюдал, повернувшись боком к барной стойке и выпив одну стопку своего коньяка. Один из охотников, на которых указал бармен, – широкоплечий, молодой, с окладистой рыжей бородой, – разливал водку из квадратного графинчика каждые пять минут.

– Выпьем, – говорил он, подняв свою стопку и подталкивая локтем соседа.

– Закуска закончилась, – возражал гладко выбритый брюнет, – может, давай чуть притормозим?

– Слабак, – тянул рыжебородый, – ну, притормози. Закажи себе пока кофе латте макиато и пончик, посыпанный сахарной пудрой.

– И закажу, – отшучивался брюнет, – и коктейль мохито с трубочкой, украшенный веточкой мяты.

– И не забудь про клубничный молочный коктейль с такими вот крошечными песочными печеньками.

Остальные двое посмеивались, наблюдая за их перепалкой.

Взяв свой графинчик с коньяком, стопку и блюдце с лимоном, я подошел к их столику.

– Простите, – сказал я, – можно присесть к вам буквально на десять минут? Мне сказали, что вы охотники, нужна ваша помощь. Или хотя бы совет.

– Давай, парень, – согласились они, и рыжебородый подвинулся, освобождая мне место на кожаном диванчике, – чем тебе помочь?

– Вы знаете Станислава? – спросил я, присев, – он тоже охотник, из местных, у него еще печатка на мизинце, красивая, из состаренного серебра. Сам – русый, голубоглазый, лет сорока.

– Нет, не слыхали, – ответил рыжебородый, оглядев остальных, – а что ты от него хотел?

– Думал, он согласится провести меня по лесу.

Они загоготали.

– Ну да, наш лес – это туристическая зона. Там на солнечной поляне, усеянной ромашками и земляникой, тебя ждут оленята, – сказал рыжебородый. Похоже, он был первым остряком в этой компашке.

– Этого я не жду. Хотя было бы неплохо, люблю оленят. Станислав сказал мне, что наткнулся на поселение, которое долгое время считалось пропавшим. Я – журналист, меня редакция отправила разузнать про это поселение и написать о нем несколько статей.

– И ты надеешься найти это поселение в лесу? Мы бы уже давно нашли, для нас лес, как свои пять пальцев, прочесали его вдоль и поперек. Нет там никаких поселений. А лес – опасен. Без подготовки там не выжить. Не советую туда соваться из-за какого-то мифического затерянного поселения. Это всё выдумки, – ответил рыжебородый. Остальные согласно кивали.

– Нет, это поселение не в лесу, на побережье. Просто придется пройти через лес, чтобы найти его. По морю найти его будет гораздо сложнее, если вообще возможно. Этот охотник, Станислав, вряд ли стал бы выдумывать. Он его увидел с горы, видел своими глазами, видел хижины и людей, которых там быть не должно. Последнее упоминание о поселении – аж триста лет назад. Нет, из-за скал поселение не найти. Только через лес. Я найду его, должен найти. Ну, кто со мной? Готов заплатить, сколько скажете.

Я поднял свою стопку. Мы чокнулись и выпили.

– Слушай сюда, – сказал третий охотник, сидящий за столом напротив меня, тоже брюнет с аккуратно подстриженной бородкой, – мы туристов в лес не водим, никто не водит. В лесу всё внимание охотника должно быть сосредоточено на лесе, не распыляться еще на кого-то. Это станет обузой, и в любой момент может сильно подвести. Так что няньку ты здесь не найдешь. Лучше не ходи, откажись от этой затеи. Лес не для новичков. Ружье-то хоть есть?

– Нет.

Они снова загоготали. Сидящий рядом рыжебородый похлопал меня по плечу.

– Ну, удачи, парень. Пару километров, может, и пройдешь. Если повезет. Используй силу молитвы.

– Могу продать ружье с патронами, – внезапно встрял четвертый из их компании, худощавый, сидящий в самом углу.

– А чего, сам в лес уже без ружья ходишь? – добродушно поддел его рыжебородый, – обрел супер силу? Медведей теперь голыми руками одолеваешь? Ну а зачем такому смельчаку ружье? Звери сами в ужасе разбегаются, заслышав твой топот. Скорее спешат рассказать остальным, что ты вошел в лес.

– Да нет, – усмехнулся тощий, – свое старое ружье хочу продать. Я им почти не пользуюсь, купил получше. Погоди. Жди здесь, парень, я живу тут рядом, сейчас принесу.

Не дожидаясь ответа, он живо вылез из-за стола и вышел из бара. Мы еще выпили и поболтали о лесе, пока его ждали. Все их рассказы и напутствия сводились к тому, что лес опасен и непредсказуем. Они, как могли, старались отговорить меня от этих безумных поисков несуществующего поселения. Говорили: не так уж страшно вернуться в свой город и в свою редакцию ни с чем. Гораздо страшнее сгинуть в лесу, в поисках выдуманного поселения, которое они бы уже давно нашли, сто раз бы нашли, страшнее стать в лесу легкой добычей диких зверей. Они рассказали, как много раз им приходилось натыкаться на человеческие кости в лесу, или находить чей-то ботинок, или рюкзак приезжего, который накануне вот так же сидел в баре, хорохорился и пил коньяк, закусывая лимончиком, изображая из себя смельчака. А потом не вернулся. А у него ведь хотя бы ружье было, и у большинства – еще и опыт охоты в других лесах. Так что думай, парень. Хорошенько подумай, прежде чем отважиться на это. Но я уже не мог вернуться в редакцию с пустыми руками. На меня возлагались большие надежды, я не хотел подвести своих читателей. И себя не мог подвести, слишком большую ставку я сделал на эту поездку. Немного всё-таки напугать им меня удалось. Но это – ничто по сравнении с тем страхом, который я пережил на следующий день в лесу. Дикий, выматывающий, липкий страх, который я никогда раньше не испытывал, даже не подозревал, что такое бывает.

Тощий принес ружье и назначил за него невысокую цену.

– Только осторожней, оно заряжено, – предупредил он.

Я снова выпил и расплатился за ружье, отдав почти все наличные. В лесу деньги мне были ни к чему.

Хорошенько выспавшись, утром я отправился в путь, понадеявшись на удачу. Я знал, был твердо уверен, что хожу в любимчиках у судьбы. Как иначе объяснить, что, несмотря на трудные ситуации, в которые я неоднократно попадал до этого, мне всегда удавалось выкрутиться и выйти сухим из воды без единой царапины. Я ни разу не пострадал всерьез за всю свою жизнь. Ничего плохого со мной не происходило; те печальные истории, которые рассказывали случайные знакомые или эти охотники из бара, со мной произойти никак не могли. Только не со мной. Я же из избранных, голубая кровь. Всё будет хорошо, обойдется, всегда обходилось.

Глава 2

Я и раньше был в лесу, но в том лесу, где я был, деревья стояли на достаточном расстоянии друг от друга, между ними росла невысокая мягкая травка, и были какие-никакие тропинки. Здесь же повсюду была почти непроходимая чаща, между деревьями стелился разросшийся колючий кустарник, и часто приходилось вырубать путь ножом, чтобы продвинуться дальше. Охотник поопытнее сообразил бы взять с собой в лес топорик. Но я был типичным городским жителем: самонадеянным, избалованным и легкомысленным, приходилось обходиться тем, что есть. А был лишь складной ножичек ручной работы, купленный два года назад по случаю. Я даже не знал, насколько практичен этот нож, мне просто понравилась резная рукоятка. Я увидел его на какой-то выставке ремесел, деньги при себе были, вот и купил. Пробираться по лесу было и тяжело, и страшно. Какие-то звуки: хруст веток, протяжный вой вдалеке, колебания деревьев, – всё это заставляло идти как можно быстрее.

Находиться в лесу было гораздо сложнее, чем мне казалось. Я рассчитывал добраться до побережья к вечеру, но, лишь начало смеркаться, понял, что придется заночевать в лесу. В ту ночь я не сомкнул глаз. Мне удалось до наступления темноты расчистить место и набрать достаточно веток, чтобы развести костер и поддерживать его до рассвета. Сев и облокотившись о дерево, я выставил вперед ружье на случай внезапного нападения рыси или леопарда, и достал банку консервы. Стрелять я не умел. Вернее, умел, но не из такого ружья. Понадеялся, что мои навыки в тире помогут разобраться с охотничьим ружьем. Но теперь не был уверен, что стрельба в тире в неподвижную мишень и стрельба в лесу в дикого быстро двигающегося зверя – одно и то же. Мне чудились горящие глаза, уставившиеся на меня из леса. Чудилось, что в любую минуту кто-то свирепый выпрыгнет из чащи и накинется на меня, что меня разорвут звери прямо сейчас, в любой момент, при любом неосторожном движении, и я пропаду без вести в этом недружелюбном лесу, как пропали многие другие до меня. Ружье в моей руке дрожало. Подумав, я решил не привлекать хищников запахом тушенки и положил банку консервы обратно в рюкзак. Телефон уже не ловил сеть. Я оказался в лесу один, напуганный, беспомощный, голодный, ободранный, уставший, на чужой неизвестной территории.

Какой бы ни была награда, этого она не стоила. Я даже подумывал наутро повернуть назад и вернуться в город. Только бы дожить до утра.

Всё же меня грела слабенькая надежда, что, если я не сдамся, всё это рано или поздно забудется и окупится. Я решил собрать волю в кулак, ни в коем случае не поддаваться унынию и страху, и добраться до поселения во что бы то ни стало. Больше половины пути пройдено. Надо только перетерпеть эту ночь, а завтра я доберусь до поселения, и там мне помогут. В существовании поселения я не сомневался. Оно где-то там, я знал. Иначе всё это было зря.

Чтобы хоть немного отвлечься, я представлял, с каким нетерпением читатели будут ждать пятницы, чтобы прочитать мою очередную статью. Как меня встретят, когда вернусь в свой город. Как будут гордиться мной родители и знакомые, как обрадуется Софья. Главный редактор скажет, что всегда в меня верила. Остальные журналисты, пишущие статьи о городских событиях, станут завидовать. Подходить поздороваться за руку. Ночь в лесу я тоже собирался описать: шорох, шелест, уханье, горящие глаза, наблюдающие за мной из леса. Это была длинная ночь.

Чтобы удержать хоть немного спокойствия, я вспоминал, чего боялся до этого. Но ничего в голову не приходило. Я испугался в детстве, когда меня столкнули деревенские мальчишки в воду, чтобы научить плавать. Еще раз испугался уже повзрослев, когда меня собирались отчислить из университета за прогулы, мама бы мне не простила. Они с отцом долго копили деньги на мое обучение, всё равно не хватило, пришлось брать кредит. Я собирался им всё вернуть, до копейки, как только появятся деньги.

Как только солнце взошло, я снова отправился путь и прошагал еще пять часов, расчищая себе путь ножом. Лес поредел внезапно, я увидел перед собой холмы и взобрался на один из них, наименее крутой, чтобы осмотреться. Вдали увидел море. Достав бинокль, стал смотреть внимательней, чтобы ничего не пропустить. Что-то промелькнуло. Это мог быть зверь, разглядеть с такого расстояния даже через бинокль было трудно, но я пошел в ту сторону и через несколько километров снова взобрался на холм. В этот раз я отчетливо увидел хижины и нескольких женщин, копающихся в земле чуть ближе к лесу. Сердце в моей груди заколотилось. Я всё-таки нашел! Предвкушение встречи с поселенцами придало мне сил, и остаток пути я прошел очень быстро. Лес поредел, и мне уже не приходилось расчищать себе дорогу.

Когда оставалось пройти самую малость, хижины были – вот они; до них, наверное, около километра, как вдруг я увидел, как из-за деревьев плавно вышел леопард и присел, глядя мне в глаза и приготовившись к прыжку. Резко остановившись, я нацелил на леопарда трясущееся ружье.

Напряженное тело леопарда изредка вздрагивало, глаза пристально смотрели на меня. Кто-то спокойно сказал:

– Назад.

Неожиданно леопард послушался, развернулся и снова скрылся за деревьями.

Двое мужчин с ружьями, вышедшие из-за деревьев со стороны поселения, кивнули мне.

– Идешь к нам в гости? – спросил один из них.

– Вы из поселения у бухты?

– Да. Пойдем, мы тебя проводим.

Закинув ружье за спину, я последовал за ними.

Казалось, посмотреть на меня пришли все жители поселения. Перед пустым длинным деревянным столом, вкопанным в песок, столпилось не меньше тридцати человек. За их спинами я заметил несколько хижин, в беспорядке разбросанных по побережью. Я пробирался сквозь непроходимую чащу леса около сорока километров, устал, вспотел, проголодался и выглядел, наверное, плачевно. Они стояли и молча разглядывали меня. Все поселенцы были внешне привлекательны, молоды и выглядели здоровыми. Почти все были с ружьями. Это немного настораживало. Откуда у них ружья здесь, в сорока километрах от города, с которым нет связи, к которому нет дороги? Как ни странно, многие мужчины были одеты, как мог бы одеться я: в джинсах или шортах, футболках, ветровках, на ногах – ботинки или кроссовки. Их одежда и обувь явно была не самодельной. Зато женщины и девушки были в подобии платьев, далеких от современных: с шеи до колен спереди и сзади свешивались две полоски неокрашенного домотканого полотна, перехваченные веревкой у шеи. Некоторые перевязали веревкой еще и талию. А кое-кто – ремнем. По бокам и бедрам женщин блестела неприкрытая одеждой загорелая кожа. Дети от трех до десяти лет бегали голышом.

– Можешь окунуться в море, Лиана проводит. Освежись. А потом мы тебя накормим и послушаем твою историю, – сказал мне загорелый до черноты мужчина лет пятидесяти в незастегнутой рубашке, накинутой на голое тело, и джинсах.

Ноги его были босы, волосы до плеч раздувались ветром. Русая борода была аккуратно подстрижена, словно ее оформлял профессиональный барбер. Этот мужчина, заговоривший со мной, держался степенно и уверенно. Светло-голубые глаза смотрели на меня спокойно, без малейшего удивления. Тон выдавал привычку отдавать распоряжения. Вероятно, их старейшина. Он единственный не стоял, а небрежно сидел на лавке спиной к столу, откинувшись и вытянув ноги.

Старейшина кивнул в сторону молоденькой девушки, стоящей рядом с ним. Лиана сделала шаг вперед и потянула меня за рукав футболки. По крайней мере, они всё еще разговаривают на нашем языке. Хотя бы некоторые из них. Я поблагодарил и прошел за Лианой к бухте.

У берега Лиана взяла мою одежду, уселась на песок, обхватив руками колени, и подождала, пока я наплаваюсь в теплой прозрачной воде. Ей было не больше двадцати лет, очень приятной внешности: большие почти прозрачные зелено-голубые глаза, каштановые длинные волосы, пухлые губы, высокие скулы, тронутые бронзовым загаром, и прямой нос; за всё время, пока мы шли к морю, она не произнесла ни слова.

Я улыбнулся ей, она всё так же молча вернула улыбку. Отряхнув одежду от песка, я быстро натянул футболку и джинсы, надел ботинки и вернулся с Лианой к столу на побережье.

Когда мы вернулись, стол уже был накрыт. На глиняных блюдах были разложены поджаренные куски ягненка и ароматные спелые фрукты. За столом рядом со старейшиной расселись с десяток бородатых мужчин. Они о чем-то беседовали вполголоса, склонив друг к другу головы. Остальные жители поселения или жарили мясо у огня, или приносили сухие ветки и бревна из леса и складывали у костра, или резали фрукты и раскладывали на блюдах. Я не обнаружил ни своего рюкзака, ни ружья, ни куртки, оставленных на лавке у стола.

– Присаживайся, – сказал старейшина, – и рассказывай, какими судьбами тебя занесло.

Я сел за стол напротив старейшины и посмотрел ему в глаза. Я надеялся, что мне удалось изобразить прямой взгляд и вызывающий доверие вид. Хотя особой уверенности не чувствовал.

– Я – журналист, меня зовут Филипп, – ответил я неторопливо, по возможности веско, – мне редакция поручила написать серию статей о вашем затерянном поселении.

Сказав это, я спохватился. Они могли не понимать, о чем я говорю, не слышать такие слова, как «редакция», «журналист» и «статья».

– У нас есть такие печатные листы с новостями и развлекательной информацией, – начал я объяснять.

– Да поняли мы, – перебил меня старейшина, – с чего ты взял, что мы дикие?

Остальные мужчины загоготали.

– Но вашего поселения нет на карте, никто про вас не знает, я думал, вы отрезаны от мира, и пришел написать о вашей жизни здесь, вдали от людей, – растерявшись, зачастил я, – Вы поймите, никто о вас не знает и даже не подозревает о вашем существовании. Все думают, вы погибли, триста лет назад здесь был обвал…

– Ну и славно, пусть и дальше так думают. Мы на популярность не претендуем. Живем себе тихонечко и живем. Думаешь, мы стремимся привлечь ваше внимание и стать частью вашего общества? Нет, не стремимся. Всеми руками против. Но это не означает, что нам неизвестно, как вы живете и чем дышите. Правда, нас это не впечатляет. Вы обмельчали, растворились в своих буднях и заботах, которые нам непонятны, потеряли индивидуальность, внутреннюю свободу. Поглупели. Мы так не хотим.

Мужчины закивали.

– Откуда же вы о нас знаете? – спросил я.

– То один, то другой житель деревни периодически выбирается в ближайший город. Привозит нам журналы, книги, диски. Всё то, что закажем. Смотрит телевизор в гостинице. Наблюдает. Но очень и очень осторожно. Мы не хотим быть замеченными.

– Но почему? Вы не хотите пользоваться благами современного общества?

– Какими, например? Платить налоги? Покупать айфоны? Следить за модой?

– Построить больницу, школу, детский сад. Магазины, центры досуга. Купить технику, повысить уровень жизни.

– Уж поверь, наша жизнь на уровне. Всё, что нам нужно от цивилизации, мы получаем.

– Как?

– Ловим в лесу и убиваем охотников, забираем их одежду, кредитки, ружья и телефоны. Сеть здесь не ловит, но в городе лазутчики выходят в интернет, чтобы узнать новости. Пересказывают нам потом. Не все, только интересные. Если отсеять шелуху, интересного остается не так уж и много. И, что важнее, наши в городе по вашим банковским карточкам покупают в городе всё, что хотят, или что попросят наши жители. Любой может заказать, что угодно. И получает это.

– Убиваете охотников?

– Охотников и пришлых вроде тебя, которые нас находят. Гостей мы не жалуем. Иначе тут же расскажут о нас своим властям. И на следующий день к нам нагрянет какой-нибудь политик или шибко умные дядьки из администрации, съемочная группа, полиция, представитель социальной службы и фельдшер-недоучка. Будут нам «помогать», будут указывать нам, как жить. Мы не потерялись, не нуждаемся в помощи и не хотим видеть здесь чиновников, которые примутся строить в нашей деревне социальную структуру. Нам бы этого не хотелось, у себя стройте. Мы не хотим быть обнаруженными, я ясно объясняю? Мы здесь считаем вас всех неприспособленными, ведомыми, потерявшими себя. Думаешь, нам хочется стать такими же? А? Журналист Филипп? Так думаешь? Если да, то это далеко от правды, не думай так.