Дарлинг

Нынешний визит Егора сначала обрадовал его: давно не виделись. Но он был неприятно удивлен, узнав о причине неожиданной встречи. Он и представить себе не мог, что такой солидный бизнесмен как работодатель Егора, может дать ход безумному проекту его сына!

Но ссориться с Егором не хотел: он любил сына, несмотря на его завиральные идеи, упёртость, странный, по его мнению, брак. И понимал, что Егор никогда не простит ему отказа в поддержке именно сейчас, когда она нужна ему больше всего на свете. И хотя был уверен, что его деньги (целый капитал!) будут потрачены впустую, а сына ждёт жестокая неудача как раз во время испытаний, он пересилил себя и согласился субсидировать покупку мышей, пообещав на другой же день перевести деньги на карточку Егора. Егор был так тронут и благодарен, что вскочил и обнял отца крепко, от всего сердца, как в детстве. Отец тоже был тронут, но дурные предчувствия его никуда не делись.

* * *

Домой Егор прилетел, как будто после мертвой воды окунулся в живую. Обнял, закружил Юлю, со зверским аппетитом уминал, намазав горчицей, сосиски, расхвалил гречневую кашу. Потом выпил с женой домашней настойки, и рано пошли спать.

Утром опять пришлось чинить подломившуюся ножку тахты.

Но забот, однако, не убывало.

* * *

Где, спрашивается, разместить вольер с трансгенными, то есть «очеловеченными» мышами, где найти пространство, можно сказать, сцену, чтобы скрытно от чужих глаз, развернуть волнующе-драматическое действо, которое завершится для одних участников счастливо, а для других завершится навсегда.

Короче: где проводить испытания?

Серебровский чувствовал, что стоит на перекрестке с указателем «Пан или пропал». Его бесило, что Казимирыч, зная о новом этапе его работ, ничем не откликнулся, кроме одобрительного восклицания. Потому что понимает, тварь: такие, как он, ушибленные страстью к своей затее, в лепешку разобьются, почку продадут, а средства изыщут! Но аренда помещения, тем более на длительный срок, была Егору не по карману, а обращаться опять к отцу он и думать не смел. Разве что, правда, почку продать, пока здоровая.

Напомнить Казимирычу, что он обещал финансировать проект, «как только, так сразу», то есть управившись с временными трудностями, он боялся. Видно, трудности оказались долговременные. А может, просто хочет, чтобы Егор повелся на эту версию… Он знал крутой нрав своего работодателя: если разозлится, может выкинуть его из своей сети вместе с проектом, который неизвестно ещё, что сулит. И где тогда вообще искать работу?

Он не спал целую ночь, пил на кухне успокоительный травяной чаёк. Вошла Юля, поглядела на него:

– Гарик, ты чего такой напуганный, аж волосы встали дыбом!

Он потрогал: стоят!

Утром он все-таки решился: набрал номер Казимирыча, сиплым, как от простуды, голосом поздоровался, потом проклокотал, давясь словами:

– Мышек завтра куплю, привезу, к Вам в офис, больше некуда!

Казимирыч изумился:

– Мышек?! Я думал ты это все In vintro провернешь – в пробирочках!

Трансгенные мыши! С ума сойти! Это же уймища денег! Ты что, банк ограбил?

– Нет, я в долг пожизненный влез. Какие пробирочки! Только in vivo!

Казимирыч тоже не лыком был шит: прошёл всю страду подготовки провизора, без которой, как ни изловчайся, к руководству аптечной сетью допуска не будет. Однако курс организационных умений и финансово-экономического ликбеза, включённого в эту подготовку, пришёлся ему по душе больше всего. Но он ценил творческих людей своей профессиональной среды, вроде этого вот фанатика Серебровского, потому что именно такие, как он, могли поднять репутационный рейтинг аптек его сети и отнять покупателей у конкурентов, а в случае удачи – сотворения нового лекарственного вещества – осчастливить долговременным наваром и вниманием прессы к сенсации.

Встроенный в Казимирыча природный радар уловил назревающую бурю, и он предпочёл дерзость Егора принять за шутку, захохотал, аж закашлялся, и миролюбиво загудел в трубку: – Боюсь, не понравится твоим блондинкам моя обитель: телефоннная трель целый день уши сверлит, людишки с вредными привычками ходят: кто курит, кто пьёт, кто денежки отжать пытается. (Не преминул упомянуть о своих финансовых затруднениях). Но я тебя услышал! Проблему твою порешаем!

– Когда?! – осмелел Егор.

– Чихнуть не успеешь! До связи!

И отключился. В подробности углубляться не стал.

* * *

В лаборатории коллеги посматривали на мрачного Егора сочувственно, подозревали, что семейные неприятности причиной, предлагали посидеть после работы в баре. Он отказывался, отмалчивался, пил свой чаёк, жевал бутерброды, принесённые из дома, и мысленно, мучительно искал выхода на случай, если Казимирыч обманет.

Но чудо: на другой день приехал Никита на своей ХОНДЕ с затемнёнными стёклами, позвонил прямо из машины, и когда Серебровский, спустился к нему, вытащил из кармана ключи, позвенел ими перед его носом, скомандовал: «Пойдем»!

* * *

Маршрут оказался коротким и привёл к подвалу под зданием аптеки. Егор был разочарован захламленностью, неустройством всего, что отложит испытания на неопределенный срок или вернёт к нерешаемой задаче – найти подходящее помещение.

Но к его удивлению и радости, подвал оказался сухим и сравнительно чистым. Казимирыч купил это двухэтажное здание над подвалом у знакомого бизнесмена, когда, по непонятной причине, тому приспичило свалить из страны, и по этой же причине быстро распродать недвижимость. Подвал бывший владелец собирался сдавать под общежитие для гастарбайтеров, поэтому там было уже электричество, вода в кране и даже туалет! Но затея накрылась, как и весь его бизнес.

Казимирыч оборудовал здание под аптеку и лабораторию, а подвал был заперт и почему-то пока пустовал.

Егор сиял, потешая Никиту.

– Набей татушку: «Есть в жизни счастье». Егор, тебе реально повезло! – дразнил он Серебровского. – И это ещё не все, светило ты наше будущее!

Альберт-свет-Казимирыч велел списочек составить твоих пожеланий, типа чего надо из оборудования – мебелишку там и чего ещё. А пока что клининг-леди по имени Катюха все приберет тут, помоет, чтоб полный Версаль был!

Никита незаметно передвинул общение с Егором на «ты», но Серебровскому это было даже приятно: он воспринял Никитину имитацию «дружбанства» как трансляцию расположения Казимирыча и его намеренья все же поддержать, наконец, проект практически. Список был составлен. И на другой же день Никита подогнал ко входу в подвал мебельный фургончик, два крепких мужика перетащили внутрь уже прибранного помещения большой шкаф, стол с широкой столешницей, стул и большую картонную коробку – для пакетов с кормом для подопытных «блондинок». И самое главное – вольер! Мебель была не новая, видимо, изъятая из обширного хозяйства Казимирыча. Но вольер – новенький.

За него и за услуги грузчиков пришлось расплатиться Егору. Остальное: аптекарские весы, переносную электроплитку, мерные пробирки – словом, весь свой провизорский инструментарий Егор перенёс из лаборатории.

Вечером позвонил Казимирыч – справиться, как дела, и выслушать горячую благодарность Егора. И умножил её, объявив, что от ежедневной работы его освобождает с сохранением зарплаты: пусть целиком посвятит своё время испытаниям.

Егор чувствовал себя, как игрок в казино, которому вдруг попер фарт.

А Казимирыч ещё расщедрился: обещал прислать Никиту, чтобы помог перевезти мышей. Он явно торопил события.

Утром подъехал к дому Серебровского присланный Казимирычем Никита.

Егора немного удивила чрезмерная заботливость шефа: похоже, Никиту он подрядил не только помогать, но и присматривать за ним? К чему бы?

У Никиты – ещё более помятое, чем обычно, лицо невыспавшегося человека, серенькие зрачки в паутине красных прожилок. Но он деловито запрашивает куда ехать, и доволен, что не предстоит мотаться по городу и окрестностям, сравнивая и выбирая подопытный материал, потому что Егор сразу называет заветный адрес: госпитомник «Столбовая».

И по приезде в это мышиное царство Никита в машине не остаётся, бредёт, след в след, за Егором, со скучающим видом слушает заумную байду двух высоколобеньких.

Специалист, показывающий трансгенных мышек, расхваливает Егору модифицированных сложнейшей и эффективнейшей сывороткой: в ней – гематопоэтические клетки человека, полученные из костного мозга, пуповинной крови, эмбриональной печени. Дорогие, конечно, но зато. Однако Егор предпочитает биомодели с модификацией более важной для его опытов: с улучшенной приживаемостью трансплантов.

И получает желаемое: пятнадцать белоснежных красавцев-самцов, пятнадцать белоснежных красавиц-самок, размещённых в двух клетках-переносках, которые, между прочим, тоже пришлось оплатить.

– Вон сколько всего человеческого в тварей этих закачано, – ворчал Никита, загружая клетки в машину – удивительно, что они ещё не разговаривают!

Егор, осчастливленный покупкой, и довольный тем, что денег осталось ещё и на некоторый запас корма, попросил Никиту подъехать к магазину «Мир корма» и накупил там кучу пакетов с овощными ассорти – семенами луговых трав, проса, овса, пшеницы, травяных гранул, сухих овощей и фруктов. Прихватил с десяток банок с минерально-солевым камнем «Чика» – для укрепления зубок «блондинов» и «блондинок», а также для блага их пищеварительной системы. И понял, куда придётся сливать зарплату на нынешним этапе. Но такая подробность не могла нарушить объявшей его эйфории и сладкой дрожи в ожидании начала испытаний.

Никита помог перетащить в подвал живой груз и коробки-банки, отряхнул джинсы, поглазел с мимолетным любопытством на растревоженных переездом «блондинок», потом на Егора, и сказал на прощанье:

– Ну ты тут поосторожней с мышками, не преврати их по нечаянности в тигров саблезубых, загрызут тебя, и кирдык проекту!

– Таракана тебе в суп за такие шутки! – откликнулся Егор, проводил Никиту до двери, закрыл за ним дверь на здоровенный засов и поспешил к клеткам.

* * *

Он переселил все мышиное племя в вольер, напоил, накормил и дал время оклематься после трясучки переезда и адаптироваться к непривычной пока новой обстановке.

Затем вольер превратился в испытательный полигон.

В «плохишей» мышки превратились быстрей, чем он рассчитывал, и в каждой своей неприглядной ипостаси негодяйствовали, как по-писанному.

Зафиксированные на видео сцены конфликтов и бесчинств в прежнем мирном мышином сообществе, Егор приносил домой – показать Юле. Она смотрела с увлечением эти «ужастики», восклицая по ходу:

– Ой, а вот эта жирнявка – точь-в-точь моя одноклассница – Люська-гадина! Я ж по физкультуре в школе первая была, и на меня все мальчишки западали. А она обзавидовалась, и перед городскими общешкольными соревнованиями кроссовки мои порезала, вот так же подобралась исподтишка. Но я ей потом тоже… И все на моей стороне были, когда ее мамашка пришла права качать: денег требовать, чтобы Люське зуб вставить. А-а-а, вот, ты смотри, какой обормот-жадина: и своё пожрал, и у других отнимает! Вылитый мой сводный братик: вот положит нам мама на тарелки еды – одинаково, как будто на весах взвесила, а ему кажется, что мне больше досталось, так мама отвернётся, и он у меня с тарелки кусок хвать! А мне что – терпеть? Вот мама и начала нас поврозь кормить: сначала его усадит, потом меня.

Каждую неделю Серебровский ездил к Казимирычу и показывал ему сделанные за этот срок видеосъемки, день за днём фиксирующие эффект воздействия «зелья злой феи».

Казимирыч был заметно впечатлён, но все время повторял:

– Темпы бы наярить, темпы!

Это глупое требование злило Серебровского, и он, дергая щекой, отвечал одно и то же: для убедительных и устойчивых результатов нужны неустанные повторы опытов, коррекция эликсиров в зависимости от результатов и побочных эффектов, все это требует времени, которое нельзя уменьшить в приказном порядке.

Казимирыч устало закрывал глаза и настаивал:

– Но ты все же постарайся!

Прошёл почти год, мышей поубавилось: печальный итог баталий, борьбы за власть, за успех самцов у самок или успех самок у «крутых» самцов, – словом, опыты с заражением всевозможными порочными свойствами удались и закрепились.

Теперь предстояло то главное, для чего он столько времени городил весь этот огород: преображение «плохишей» в существа мирные, дружелюбные, исполненные эмпатии, готовые уступать, помогать, оберегать друг друга. Как бы прообраз будущего гармонического сообщества человеков в «черновике». Потому что предстояли ещё более серьёзные испытания на ещё более продвинутых биомоделях – сирийских хомяках, подготовленных и предназначенных для изучения поведенческих реакций. А уж потом, потом, в дымке будущего, – клинические испытания.

Но в одно сырое осеннее утро Серебровский, пересмотрев на видеозаписях, как бесчинствовали на разные лады «плохиши», подошёл к вольеру, где гуманизированный мышиный народец и впрямь превратившийся в «саблезубых», беспощадных особей, да и вживую вёл себя без стыда и совести, произнес небольшую речь перед этой созданной им самим Содомом и Гоморрой:

– Баста, ребята! Простите, что пришлось мне превратить вас в негодников, так похожих на нас, человеков, какими мы были позавчера, вчера и особенно сегодня. Но пора постараться и показать теперь, хотя бы в черновике, с вашей же помощью, каким может стать человек завтрашний, избавив себя от нравственной инвалидности.

И решительно отворил дверцу шкафа, где на полках стояли флаконы с эликсирами Преображения.

Однако «плохиши» упорствовали и сопротивлялись высокой миссии, к которой их понуждал Егор. Он нервничал, менял то концентрацию вещества, то дозы, то сочетание определенного вида корма со снадобьем из флаконов.

Часто наведывался Никита, мол, может, помочь чем по хозяйству? Но тут же просил показать видеозаписи: «Интересно же!». Потом стоял столбом у вольера, – видимо, готовился сделать очередной доносик Казимирычу.

Эти посещения бесили Егора, но как-то раз он попросил торчавшего в подвале без видимых причин Никиту съездить с ним в индийскую лавку: занадобилось прикупить кое-каких травок.

Индиец встретил его по-дружески, быстро отыскал нужное. Никита с любопытством оглядывал лавку и с прищуром рассматривал торговца, когда Егор отсчитывал деньги за покупки.

Когда вышли из лавки, Никита покрутил головой и спросил с искренним недоумением:

– Трава – не дрова, а какие бабки за неё отвалил! Может, от них-то и весь тихоход в процессе? Может, с химией дела бы на ускорение пошли? Химия – это ж современный ход, а травки – дедовское-прадедовское. Не так?

– По-твоему так, а по-моему не Так с большой буквы! Мы по-разному Мир видим. Все неприятности человеческие от нарушенной связи человека с природой. От этого дисбаланса и болезни и катаклизмы, да и жизнь стала стоить дешевле бутылки водки! Восстановить утраченную гармонию химией?! Ты не по адресу! И знаешь что? Не надо меня подгонять: я не лошадь, я – всадник, понятно?

Никита нахохлился, доехали молча, Егор вышел из машины, не попрощавшись.

Признаки перемен в поведении «плохишей» наступали и впрямь медленно: получив дозу эликсира Преображения, они сначала метались и пищали в беспокойстве, потом находились какое-то время в ступоре, видимо, ещё не в силах принять начавшуюся утрату привычных состояний. Преображение давалось с трудом и не всем в одинаковой степени. Егор проводил в подвале весь день – с утра дотемна, спал недолго и беспокойно, перетасовывая в уме все подробности испытаний за день, придумывая новые варианты.

Флаконы с Эликсиром Преображения постепенно пустели. Егор чуть не плакал, не видя существенных изменений в привычках и повадках упрямых тварей.

Но чудо случилось неожиданно, месяца через четыре. Однажды, во время очередного опыта, он насыпал корм не каждой мыши в отдельную плошку, а выложил его кучей посреди вольера, и замерши, наблюдал, как раньше всех к ней были допущены беременные самки, остальное сообщество терпеливо выжидало пока они наедятся и отойдут. Вторая победа была зафиксирована, когда к пораненной в прежних баталиях мышке, другая подтолкнула плошку с десертом – травяными гранулами и кусочками сыра вместо того, чтобы оттолкнуть, отнять и сожрать самой, как это бывало прежде. Лёд тронулся, эликсир начал действовать!

Когда Егор показывал эти видеозаписи Юле, она расцветала и кричала в восхищении:

– Ты колдун и волшебник, Гарик! Париж уже наш, да?

И расцеловывала его, чуть морщась от подвального запаха.

Серебровский ликовал и уже поторапливал сам себя. Его главной заботой стали теперь существенные и неизбежные траты на покупку сирийских хомяков.

Именно они – лучшие биомодели для проверки устойчивости новых норм поведения под воздействием эликсира Преображения.

Серебровский был доволен, что Никита перестал ему докучать: посещения его прекратились. Он сам отвёз, когда счёл нужным, видеоролики и подробный отчёт о последних испытаниях Казимирычу и надеялся, что на этот раз тот все же раскошелится, оценив и достижения и перспективы.

* * *

Казимирыч встретил его с видом озабоченным, непрерывные телефонные звонки в офисе мешали даже начать разговор. В конце концов после одного, видимо, особо важного звонка, Казимирыч быстрым шёпотом сказал:

– Лады! Все посмотрю и наберу тебя, ну, через день-два.

Кивнул, прощаясь, и Егор вышел, задетый: шеф просто отшил его! Он уже знал за ним эту привычку: «ставить на место» человека, чтобы он не набивал себе слишком высокую цену, даже если этот человек на самом деле был для него важен, но при этом от него зависим.

Егора кольнуло, но он успокоил себя, подумав, что, возможно, Казимирыч за эти дни пошарит по своим финансовым сусекам и найдёт-таки там необходимую сумму для следующего, предпоследнего цикла исследований.

Звонка пришлось ждать неделю. И когда Казимирыч позвонил, он опять звучал озабоченно, разговор был кратким:

– Надо серьёзно поговорить. Пришлю за тобой Никиту.

Егор не знал, что и думать: радостного одобрения в тоне Казимирыча он не уловил.

Войдя в кабинет, он посмотрел на шефа с тревогой. Тот сидел в своём удобном рабочем кресле, как всегда, вальяжный, с аккуратной стрижкой полуседых волос, в дорогой рубашке и неизменном кожаном жилете, возвышаясь над широким столом, который отделял его от Серебровского.

Он предложил Егору сесть, приподнялся, перегнулся через столешницу, протягивая руку для пожатья, улыбнулся, но как-то натянуто. Откинулся в кресло, глубоко вздохнул и заговорил с неожиданной для Серебровского задушевностью:

– Послушай, Егор. Таких специалистов, как ты, у меня, если честно, не было и нет – талантливых, с идеями и упорством, именно что настоящего учёного. Я наблюдаю за тобой давно. И последний твой отчёт впечатляет. Очень! Ты на пороге замечательного открытия. Но я должен сообщить тебе неприятную новость. Прими ее по-мужски, без трагедий, лады? Ты задержался на этом своём пороге. Эликсиры Преображения уже созданы другим, английским фармакологом, запатентованы и готовы занять полки в аптеках. Нам предложила их одна известная британская фирма. И ты пойми, бизнес есть бизнес, Егор, ничего личного! Тебе ещё пахать и пахать, а у них уже все готово и в ажуре. Я принял их предложение. Представляю, как тебе досадно, обидно, но кто не успел, тот опоздал! Твои исследования придётся прекратить. Возвращайся в лабораторию, к прежней работе, зарплату тебе повышу. Господи, да что с тобой?!

Побледневший Егор хватал ртом воздух, не в силах выговорить ни слова.

– Никита, вызывай скорую! – закричал Казимирыч. – Какой нежный оказался, не ожидал!

В кабинете, который, с каждым словом Казимирыча все заметней превращался в эшафот, присутствовал, сидя в уголке, на отлёте, Никита, нашаривая что-то в своём телефоне.

Видимо, Казимирычу было все же неловко или даже немного боязно оглашать приговор, оставшись наедине с жертвой сложившихся обстоятельств. И неизменный помощник, действительно, пригодился и на этот раз, когда пришлось и скорую вызвать и помочь врачу перетащить Егора на диван, чтобы сделать ему укол, а через час, оклемавшегося, поддерживая под руку, вывести из кабинета и довести до припаркованной невдалеке от офиса Хонды. Все это время Егор молчал, словно речи лишился. Страдальческое выражение лица, неустойчивость движений: он выглядел постаревшим и больным.

Никита, заполнял неизвестно что сулящее молчание громким бормотанием: «Это ж, понимаешь, такое дело – бизнес. То выиграешь, то проиграешь, то вообще со свету сживут. Но ты не переживай, ещё чего придумаешь – это ж как фишка ляжет. Только прыткость нужна! Видишь шанс – не разевай варежку!

Щас приедешь домой, Юля-красавица встретит-утешит».

Но Егор зажмурился и глухо назвал адрес отца.

Никита удивился, но повёз, куда было сказано, довел до двери и сам нажал кнопку звонка. Отец открыл дверь и перехватил пошатнувшегося Егора.

* * *

Отец после смерти жены – матери Егора, не женился, хотя женщина у него была – хирургическая сестра, его постоянная ассистентка. Но жили они поврозь, только все выходные и праздники он проводил с ней и у неё. Для неё он был бог, царь и герой, она со всем мирилась.

Егор был благодарен отцу, что в их доме было все, как при маме: ничего не передвинуто, старая мебель на месте, те же шторы, та же люстра, мамин портрет в гостиной.

В эту субботу отец остался дома как чувствовал.

Увидев в дверях Егора, его бледное, с застывшей гримасой боли, лицо и покрасневшие глаза, встревоженный его заторможенными движениями, он помог сыну раздеться: как в детстве выпростал из куртки, посадил на низкую табуреточку в прихожей и снял ботинки. Проводил, крепко обхватив рукой за плечи, в гостиную, усадил на лавсит – диванчик на двоих. Расстегнул рубашку, приложил ухо к груди, послушал сердце. Потом принёс горячего сладкого чая с лимоном в стакане, вправленном в дедовский металлический подстаканник с удобной резной ручкой. Сел рядом – бедро к бедру, провёл рукой по густым, всклоченным волосам Егора, начал осторожно расспрашивать:

– Что случилось-то! Мышки погибли?

– Нет, погиб я. – сипло выдавил Егор. – Почти в шаге-двух от победы. Ведь все получилось на самом деле. И тут вдруг такая подстава… Я понять не могу, как такое случилось?

Спотыкающимися словами Егор рассказал отцу о своей нежданной беде.

– Может, эта мразь, по имени Альберт Казимирович, слила мои отчёты за бугор, там ведь все, c подробностями.

– Охолонь, Егор! Казимирыч, пойми, не учёный, он – бизнесмен и притом ловкий, разворотливый, хитро… пый. Скорей всего, он давно узнал, может, из журналов медицинских, а скорей, из Интернета, что в Англии ведутся сходные разработки, и стал следить за марафоном вашим: кто первый добежит – ты или этот, забугорный.

– Но как тот, забугорный, мог до то же самого допетрить! Как будто из моей черепушки выкрал!

– Ну, что тебе сказать? Антропологи и то до причины таких совпадений не докопались. Только признали, что они случались в разные времена и название им присвоили «мультиплы». Так что твой случай – не уникальный на самом деле. Могу вспомнить навскидку: хлороформ, например, имеет трёх авторов – Субейран, Либих, Гутрей – все спроворили независимо друг от друга. Или вот талиум-Крукс и Лани – тоже порознь.

Да сам вспомни: пятна на солнце обнаружил Галилей в Италии, Шейнер в Германии, а Фабрициус в Голландии. Я не специалист по таким мистическим явлениям, но можно предположить, что неведомо как и почему, появляются время от времени, какие-то комбинационные поля творческих фантазий и притом одновременно на разных континентах и даже в разных культурах… Придётся пережить, тебе, Егорушка, эту твою неудачу. Не хочу сыпать соль на раны, но я, прости, не в силах поверить в высокую миссию этих твоих эликсиров, а вернее, в сверхутопическую идею освободить человечество от пороков! Как?! На самом деле все дорожат своими пороками и добровольно переделать себя не дадут. И что предполагается – насильственные акты?