Клуб Вечности. Реставратор

Снова оглядываюсь на друга.

Лёша самый странный человек, из всех, кого я знаю. Бывший журналист, подающий большие надежды. Он остался жить в родном южном городе и стал священником. Спасибо, что не монахом. От этого его уберегла только его жена Оля, в которую Лёша был беззаветно влюблён все почти пятнадцать лет брака и сколько-то там до брака.

В детстве, бабушка водила меня часто в церковь. И я общался со многими священниками, но Лёша не похож ни на одного из них. Активный, умный, иногда даже агрессивный. Фанатично спортивный, из-за чего он выглядит не столько священнослужителем, сколько устрашающей грудой мышц в рясе. Я не могу понять, как и зачем его угораздило обречь себя на белое монашество и получить сан.

При этом, он абсолютно верующий человек. Гораздо более верующий, чем многие мои знакомые священники. Ходячая сплошная смесь несочетаемого, невозможного. Странного.

И возможно, на этом и держалась наша дружба по началу. На странности, необычности. Лучший друг нищего художника и неудачливой модели, живущих во грехе, это, конечно же, два метра и сто десять килограмм чистой духовности.

– Только без… наездов, ладно? Это исповедь. Тайна исповеди, помнишь?

– Давай уже.

Едва я собираюсь открыть рот, как дверь подвала резко хлопает. В мастерскую влетает Лера, шурша многочисленными пакетами.

– Нужна твоя помощь, – заявляет она. – Срочно нужна твоя мужская помощь!

Я так и не понимаю, к кому она обращается. Ко мне или Лёше?

– Когда я вас уже венчать-то буду? – вместо приветствия спрашивает он у Леры.

– А я знала, что ты не просто так тут торчишь: сначала венчать будешь, потом крестить десяток наших детей, а после всех нас хоронить. Ты ищешь постоянных клиентов, да?

Леша не обижается, к его чести, а просто качает головой, и, завидев пакеты, кивает на них вопросительно.

– Это что?

– Одежда для фотосессий, Маришка подкинула, мне надо срочно выбрать! Будет домашнее дефиле! – её голос резко становится звонче, веселее. Она оглядывается на меня, и, будто что-то вспомнив, сжимает губы. – Короче, ты был прав. А я была неправа. Не надо было мне ходить к тому фотографу.

Я нервно хватаю кисточку, чтобы что-то держать в руках.

– Что там?

– Там у него всё глючное, и всё фотки оказались бракованными. ВСЕ. Он не может ничего обработать. Какой-то кошмар!

– Это как? – задаёт Лёша мой вопрос.

– Да вот так! Везде лицо засвечено. Вместо лица – белое пятно. Везде. На всех исходниках.

– Свет не так выставил? – я пожимаю плечами. – Или матрица сломана… Но он бы видел это в объективе.

Лера только машет рукой.

Да кое-кто, просто рукожоп! Но! – её голос опять звенит. – Меня прямо на улице остановил человек, агент. Сказал, что я божественна красива и просто обязана попробоваться к нему. Ура?!

Она подпрыгивает на месте, и обводит нас взглядом, видимо, считая, что мы с Лешей сейчас подкинем невидимые шапочки, и будем подбрасывать её на руках, как в кино. Но мы только мрачно переглядываемся.

– Я в восторге, – мрачно отвечаю. – Ведь первый попавшийся на улице мужик, обязательно фотограф “Vogue” и никогда не заманивает к себе дурочек, для дурных целей.

– Ты, блин, опять?! Твой дар уже сработал, всё. Теперь я в безопасности!

– Так, стоп, какой дар? Вы о чём? – Лёша смотрит на Леру. Та лишь снова отмахивается.

– Да о том, что Олежек у нас провидец. Нострадамус, – заводится она. – Он заявил мне, что меня убьет фотограф, к которому я приду. Якобы, увидел это во сне. Хотя на самом деле, просто нагадал мне одного кретина и всё!

– Ты видишь вещие сны? – теперь Лёша выразительно смотрит на меня.

Я закатываю глаза. Сейчас меня начнет отчитывать священник за веру в сны, и закончит агитацией исповеди и венчания. Но отец Алексий меня снова удивляет.

– Как часто это происходит? – спрашивает он, резко встав. Будто бы от волнения.

– Ну, не так часто. Но если я что-то вижу, то оно сбывается, – я нервно прикусываю губу. Я как раз и хотел рассказать о снах. Только не вещих, а странных.

Но не хочу рассказывать о Насте при Лере. Она неправильно поймет.

Или правильно. Что ещё хуже.

Я нервно бросаю кисточку в старое ведро, что использую как мусорную урну. Слышу как дерево бьется о металл и чуть успокаиваюсь от шума.

Теперь, о том, что я вижу вещие сны знает кто-то кроме Леры. Леры, которая расценивала мою особенность скорее как блажь.

– Это плохо, – тихо говорит Лёша и снова садится. Мгновенно присмирев, я и Лера смотрим на него.

– Что плохого? – спрашивает она.

– Каждый дар дается человеку с требованием. Как притча о талантах. Сколько бы у тебя не было таланта, ты должен его развивать. И чем больше его у тебя, тем больше ответственность. За всё надо платить. Потому что потом спросят, – он поднимает палец. – Прямо там и спросят.

– Ты на его стороне? Ты веришь ему?! – возмущается Лера и переводит взгляд на меня.

– Давайте сделаем так, – Лёша поднимает руки в миролюбивом жесте. – Ты пойдешь с ней на фотосессию. Это же её мечта!

Он встаёт, становится сзади Леры и кладёт ей руку на плечо.

Мой мозг, выращенный на фэнтези Толкина, сразу представляет себе огромного, доброго тролля и капризную принцессу эльфов с обиженно надутыми губами.

Надо сделать набросок.

– Я не маленький ребёнок, чтоб меня сопровождать, – цедит Лера.

– Он увидит что опасности нет, а если она есть – он сможет защитить тебя. Вы же спорите из любви друг к другу, дети мои.

– А вообще идея отличная, – поднимаю я голос. – Я уважаю твои стремления и мечты. А ты уважай моё желание тебя обезопасить.

Лера не отвечает, оглядывается на Лёшу, зыркнув ему в глаза и удаляется наверх.

Уже на верхней ступеньке оглядывается.

– Я, собираюсь показать тебе образы, а ты выберешь лучшие. Устрою небольшое дефиле, – объявляет она. – Я пошла краситься.

На Лёшу даже не смотрит и снова разворачивается, уходя.

Намёк понятен.

– Вас буду венчать не я, – слышу я грустный вывод моего друга.

– Мне бы твои проблемы, – хмыкаю я.

– Насчёт снов, Олег, – говорит он тише, хотя Лера явно не может нас услышать. – Это правда, что других снов не видишь, кроме тех, что сбываются?

– Отчасти. Я вижу во снах то, что не видят другие. Иногда даже наяву. Как с ней, – я киваю на картину. – Я увидел, какой она должна быть. Какой она была. Единственный сон, что ещё не сбылся это с Лерой. Ни о каком белом пятне там и речи не было. Я видел, как Леру поглощает какая-то трясина. Тёмная, страшная. Она как туман, как дым поднималась с пола и обхватывала её а потом её лицо… – я задумываюсь. Я ведь видел нечто похожее, только там было не белое пятно.. – Её лицо исчезло. Осталось тело и чёрный дым вместо лица.

– Ты Сновидец.

Одна короткая фраза Лёши, и меня будто ударяет током. Сердце стучит в ритме сальсы и становится снова так холодно, будто меня коснулась Настя.

Не знаю, прочитал ли Лёша в моём лице то, что я чувствую. То, как пульсирующим, нарастающим страхом мелькают воспоминания о Насте, которая звала меня именно так.

– Что?! Сновидец, это тот, кто видит сон?

– Ну, не только. Так называют людей с особыми способностями. Видеть реальность во снах. Не иллюзии, а правду. Они не видят обычных снов. Могут видеть прошлое, будущее, могут общаться с живыми и мертвыми. Могут путешествовать во снах, – он прекращает перечислять и просто пожимает плечами. – Если ты видел что-то связанное с Лерой, тебе нужно её оберегать, даже против её воли. Может быть, опасность совсем не там, где ты думаешь.

Возможно… а где ты это вычитал. О сновидцах? Это у вас в Библии написано?

Он только хмыкает.

– Я читал много умных книг. В юности тем более, был период, когда я очень увлекался оккультными вещами. Не помню, откуда я знаю именно это. Поищу, принесу. Если тебе важно.

– Да, спасибо.

Он кивает.

– Просто помни. Дары нам даются как семена, и мы можем взрастить и хорошее и плохое. Сновидцы, как я помню, редко сохраняют свой рассудок, – он оглядывается на Настю и я понимаю, о чём он говорит. – Не заблудись во снах, Олег.

Ты освободил нас

Сон не хочет приходить. Я беспокоюсь из-за этого, и оттого, уснуть ещё тяжелее. Снова переставляю картину в спальню, примостив у окна, ложусь и глядя на неё в полутьме. Отмечаю, что она стала лучше. Ярче.

За сегодняшний день я только снял часть копоти и сажи с Настиной кожи. Работал аккуратно, боясь снять краску, но, к счастью, картина не пострадала.

Я доволен своей работой и осознанием – это лишь начало. Но я не только любуюсь тем, на что потратил целый день. Но и надеюсь, мечтаю, что сегодня она снова ко мне придёт. От этой мысли, сердце заходится приятным томлением.

Может быть, я всё-таки сошёл с ума?

Моё транс прерывает голос Леры. Она врывается в спальню, как метеор, ложится рядом со мной и я чувствую, как она кладёт руки мне на грудь.

– Олежа-а-а, – протягивает она. Я ощущаю тяжесть её тела, запах, голос. Кажется, что её слишком много в один момент. – Съемки в субботу в пятнадцать часов. Ты пойдёшь?

Отвлекаться от картины, чтобы быть на каких-то съемках?

Я бы отказался, но я сам виноват в том, что она меня зовёт. А точнее, Лёша. Его же идея.

– Да, конечно, – глухо говорю я, не отводя взгляда с картины. Лера следит за моим взглядом.

– Опять ты её принёс сюда? Зачем?

– Так лучше идёт вдохновение, – бормочу в ответ.

Лера не отвечает. Хмыкает и осторожно проводит рукой по моим волосам.

– Я тебя лучше тоже вдохновлю, – она щебечет над ухом. Поглаживает щёку, наваливается всем весом.

Мне тяжело, жарко, и она отвлекает меня от Насти и тем более, от того, чтобы уснуть. Потому я просто сбрасываю её на её половину кровати.

Несколько секунд Лера в шоке. Она поднимает на меня взгляд.

– Как ты?… Ты чего?! – её крик полон возмущения, и будто бы, страха.

Я как-то и забыл, что женщину отказ обижает не меньше, чем мужчину. Если не больше.

– У нас полно дел завтра, Лер. Давай спать, – я пытаюсь говорить мягко, но Лера входит в раж.

– И чем же ты сегодня таким важным и тяжелым занимался? А?! На эту пялился?! – она садится и кивает на картину. – Ты совсем поехал?

– Я просто вдохновляюсь. Это творчество, искусство. Тебе сложно понять.

– Да ты на меня обращаешь внимания меньше, чем на неё!

Тут сложно ответить. Я поднимаю взгляд на Леру, что нависает надо мной. Даже в темноте вижу, блеск злых глаз и в них же – влагу. Злость у неё лежит покрывалом на обиде. И обиде незаслуженной.

Тонкая иголка вины проникает глубоко в сердце. Я приподнимаюсь на постели.

– Лер, – я придвигаюсь ближе, но она не даёт мне ничего сказать. Перебивает.

– Ты ходишь, как под гипнозом, в глазах одна картина! И я должна это принимать? Творческая личность же! А сам меня ревнуешь к каждому столбу! Признай, что это неправильно и закончим разговор.

То есть, этот весь спектакль, нужен чтобы я её не ревновал?

Хитро. Я почти повелся.

На душе становится ещё тяжелее, я падаю обратно, головой на подушку.

– Нет. Не к каждому столбу. Я не ревную к Лёше, к примеру. Вообще, – отвечаю я.

– Очень смешно, – парирует Лера. – Ну так что? Извинишься?

Усмехаюсь, криво и зло, и даже жаль, что Лера не может разглядеть это в темноте.

– Спокойной ночи, Лера.

– Покойной, – отвечает она недовольно.

_______________________________________

Настя ждёт меня в том же месте. В том же белом одеянии. Но теперь не стоит, а лежит в позе, что на картине и внимательно смотрит на то, как я приближаюсь.

Я замираю, едва вижу её. Даже не пугает то, что мы снова в кромешной тьме, и я не понимаю, откуда идёт свет, чтобы я мог разглядеть её.

В конце концов, это лишь сон.

Делаю то, что явно не стоит. Но не могу себя сдержать.

Приближаюсь к Насте, быстрым шагом, она смотрит на меня без тени страха. Она готова ко мне. Абсолютно принимаёт моё безумство и это ещё сильнее кружит голову.

Касаюсь её щёки. Такой нежной, мягкой кожи. Я уже готов к адскому, обжигающему морозу. Но его нет.

Да, кожа Насти по-прежнему холодная, но теперь этот холод не пронизывает всё моё существо. Теперь она будто мягкий мрамор.

– Ты… стала другой. Ты потеплела? – произношу и сам понимаю, как это глупо.

– Это твоя заслуга, – шепчет она. – Ты возвращаешь меня. Ты снова даёшь мне жизнь. Только ты можешь это сделать.

Неужели я могу вернуть ей жизнь?! Я могу… могу воплотить её? Сделать реальной?

Когда девушка, прикрыв глаза, поддаётся моей руке, сама гладится о мою ладонь меня будто сшибает с ног лавиной чувств, которых я не испытывал уже очень давно.

Сердце сжимается, кровь бежит по жилам, от желания большей близости. Всего шаг. Коснуться губ. Сорвать белое тряпьё.

Я злюсь на Леру. Меня раздажает даже мысль о ней. Зато передо мной Настя.

Нежная а не колкая, тихая, мягкая а не шумная и резкая. Злость и обида, заставляют меня сильнее желать совершить что-то очень неправильное.

Неверное.

С силой заставляю себя отойти от девушки. Она смотрит на меня удивлённо, но через несколько секунд, взгляд становится понимающим. Бесконечно принимающим.

Она привстаёт и белая ткань легко падает с её плеч, обнажая часть груди. Дразнит. И не скрывает этого. В чуть сощуренных мягких глазах теплится хитрый блеск. Чертинка.

Маленький штришок хаоса и беспорядка, делающий образ совершенным.

– Я – художник, – говорю я зачем-то. – А ты, то есть, вы – моя муза. И всё.

– Хорошо, – она кивает, соглашаясь на эту игру. Не знаю, насколько искренне.

Тогда вопрос. Вы знали, что я… – пытаюсь подобрать слова. – Могу видеть то, чего не видят другие, да?

– Сновидец. Да, – кивает.

– Поэтому ты, то есть, вы влезли в мою голову и показали себя? Тогда, когда я увидел вас впервые. Вы внушили мне этот образ. Себя. Зная, что я смогу его воспринять?

– Ты умён.

– Ага, – комплимент от неё не радует. Выглядит как похвала маленькому ребёнку, за то, что он отличил яблоко от паровоза.

– Если ты, то есть, вы…

– Хватит. Мы близки достаточно. Я не княгиня. «Ты»

Сглатываю подступивший комок.

– «Ты». Ты в моей голове, ты видишь мои другие сны? Ты понимаешь, что они значат?

– Я всё вижу. Да. Я в твоей голове, – произносит девушка.

Ага. Ты видишь, что может случится с Лерой? Ты понимаешь… – хочу пояснить ей следующий вопрос, но Настя резко качает головой.

– Сна было два. И ты обманул свою женщину. Ты не рассказал ей о втором.

Ну да. Сна было два. И я не понял оба.

– Я не хочу говорить ей о сне, где она…

где она спит с другим мужиком.

Настя склоняет голову.

– Ты видишь прошлое, будущее и настоящее во снах. Прошлого у твоей женщины не было, будущее неизвестно а настоящего ты тоже не знаешь, – говорит она, чуть насмешливо.

Хватит. Я понимаю, что это метафора. Не всегда сны означают чётко то, что я вижу! Что означает серебрянный кубок с кровью. Что это?

– Это серебряный кубок с кровью.

Закатываю глаза. Почему я думал, что она сможет мне что-то объяснить? Может быть, потому что я, какой-то своей трусливой частью, надеюсь, что Настя лишь плод моей фантазии? Осколок моего бессознательного. И она поможет мне понять самого себя.

Что она моя Галатея. Что я её сам выдумал.

– Ты не можешь остановить это. То, чего ты боишься. Лера слишком слаба. А ты притягиваешь зло…

Настя отвлекается. Ловко спрыгивает с невидимого ложе. Вглядывается и вслушивается в темноту.

– Что там? Что-то не так?

– Они пришли за мной. Они нашли меня, – произносит она.

Что? Кто? Кто мог прийти за тобой?!

Она снова смотрит мне за спину. Я оглядываюсь, но там лишь чернота. По спине пробегают мурашки, дурацкое чувство, будто кто-то стоит сзади.

Настя же какое-то время выжидает паузу, мне на миг кажется, что ждет чьего-то одобрения. Разрешения, продолжить говорить со мной.

– Их две. Они пришли всё испортить. Одна – мелкая, чёрная. Её зовут Рита. Она попробует убить меня, – Настя оборачивается ко мне и говорит с жаром.

У меня от удивления приподнимаются брови, но я осторожно киваю.

– Я не позволю. Но думаю, тебе нечего бояться. О картине никто не знал, тебя откопали из-под земли. Никто не знает о тебе и не сможет тебе навредить…

«Тем более, если ты мертва», – мелькнуло у меня в голове.

– Другая! – Настя перебивает меня громким возгласом. И я замолкаю, позволяя ей говорить дальше. – Старуха, старая, грязная, мерзкая. Её зовут Жанна. Она попробует купить меня. Не дай ей! Она будет предлагать что угодно, любые богатства и они у неё есть. Она будет врать обо мне. Не верь! Не продавай меня! – последнее Настя говорит с явной истерикой. Она приближается, цепко хватает меня за плечи и я успокаивающе беру её за холодные ладони.

– Обещаю, я тебя не продам, не предам. Тебе никто не навредит. Ты в безопасности.

– Ты мне не веришь! – шипит она. – Не верь, но запомни. Рита. Жанна. Будет ещё мужчина, но он… потом. Он хуже их всех. Страшнее. Опаснее. Но сначала Рита и Жанна. Запомни.

– Запомнил. Но я говорю, даже если кто-то и нацелился на тебя, не думаю, что…

– Ты не понимаешь! Ты разбудил нас. Теперь нас могут найти. Они чувствуют силу. Они не должны добраться, пока… – она бормочет глядя в пол и резко вскрикивает. – Она уже здесь. Спеши!

Её голос едва не взрывает мне голову изнутри.

Резко просыпаюсь и тут же включаю ночник. Вглядываюсь в картину. Никаких изменений.

Сердце стучит болезненным барабаном где-то в лёгких. Я откидываюсь на подушки, пытаясь успокоить дыхание.

– Ты чего? – бормочет Лера.

– Да я… – не знаю, как оправдаться, но мне не приходится. Через стенку слышится шум. Будто бы открывается окно на кухню и что-то разбивается.

Возможно ветер. И возможно, разбился цветок в горшке, что стоит на подоконнике. Надеюсь.

– ОЙ! – Лера натягивает на себя одеяло, остаются её только округлённые глаза.

– Я сейчас. Всё будет хорошо, – бормочу я.

Снова что-то разбивается. Только теперь ближе к нам. Это точно не ветер.

И это не сон. В нашем доме кто-то есть.

Я отбрасываю одеяло.

Выхожу, хватая в коридоре тяжелую старую швабру. Единственное подобие оружия. На кухне есть экземпляры поинтереснее, сковорода, ножи. Есть чем отбиваться. Но сначала, нужно только дойти.

Дверь в кухню закрыта, свет выключен. Я хватаю за ручку и резко распахиваю дверь.

Влетаю, включаю свет и оглядываюсь.

Чёрная кошка.

Просто чёрная кошка. Открытое окно. Разбитый горшок с цветком. И разбитая посуда, которую Лера собрала на столешнице.

Теперь можно не мыть.

Вместо посуды на столешнице – она. Кошка. Небольшая. С удивлённым видом, разглядывающая пол и затем поднимающая взгляд на меня.

– Охренеть, – выдаю я.

Странно, я стою с огромной палкой, выгляжу, наверное, разъяренным. Но кошка только моргает, изучающе на меня смотря. Совершенно не боится.

Может, домашняя?

– Лера, ложная тревога, – кричу я. – Все свои.

Лера осторожно просовывает голову в проём двери. Делает пару шагов и замечает кошку.

– Нормально вообще, ты чё натворила?! Хулиганка!

Кошка снова уставляется на пол, будто мысленно отвечая на вопрос “что натворила”.

– Соседская, наверное. Может, чья-то собака напугала и она перепутала окно… – бормочу я.

– Кошки не такие тупые. Запах-то должна понимать, что не родной дом, – отвечает Лера. – Ну, животное, слезешь со стола?! Тут едят, вообще-то!

Кошка грациозно спрыгивает, подальше от битой посуды и вальяжной походкой, проходит мимо меня, приближаясь к Лере. Садится перед ней и внимательно изучает её лицо.

– Думаю, она голодная, – говорю я. – Есть что-то чем можно накормить?

Лера только поджимает губы.

– Есть, – мрачно отвечает она. – Иди за мной, стерва блохастая.

Кошка послушно встаёт, и идёт за Лерой изучать недра холодильника.

Я хмыкаю оттого, насколько забавной выглядит эта картина. И даже, немного уютной. Можно было бы и нарисовать.

Теперь кошка с Лерой заняты друг другом а я могу остаться со своими мыслями наедине.

Лавиной на меня надвигаются воспоминания о сне. Впечатления от кошмара.

И я вспомнил, что так сильно напугало меня до того, как Настя начала кричать.

– «Ты разбудил нас!» – говорила она.

«Нас». Кого, кроме себя она имела ввиду?

Я могу стать вашим врагом

– Стоять! – я угрожающие поднимаю палец на кошку. Та замирает на полпути. Смотрит огромными жёлтыми глазами, которые, будто специально округляет в наигранном непонимании.

Ладно, кошка же не может притворяться?

– Не. Тронь, – цежу я.

Ответив нечленораздельное «мя», она семенит в другую комнату.

Вроде бы поняла. Странное животное.

Уже который раз, за те четыре дня, что в моём доме живёт кошка, она так и норовит приблизиться к картине.

Пытается сбить её с мольберта. Внимательно обнюхивает а затем, поднимается на задние лапы и будто пытается поточить о неё когти. А мне приходиться стоять на страже, и отгонять её.

И что ещё страннее. Настя мне больше не снится.

В первую ночь с кошкой, я сплю с беспокойством на душе. Но кошка ложится в ноги, и, несмотря на то, какая она лёгкая, я ощущаю сильнейшую тяжесть, которая накрывает меня с головой и усыпляет.

Наутро, я понимаю, что проспал почти тринадцать часов. А Лера меня так и не разбудила.

В следующие две ночи я сплю так, как никогда прежде. Спокойно и глубоко, забывая обо всём.

Спокойно рисую днём работы на заказ, обложки для книг, портреты, новых персонажей в мобильную игру. А по вечерам я мог бы заниматься картиной.

Но… я не хочу.

Просто не хочу.

Нет вдохновения. Теперь, я вижу картину такой, какой её видят, наверное, все. Просто кусок дерева, с испорченным рисунком, на нём. Больше ничего.

Я будто очнулся от наваждения и с удивлением оглядываю реальный мир, и свою настоящую жизнь.

Нет пророчеств, запугиваний, нет странных видений и неясного трепета рядом с картиной.

Может быть, и мои сны, были всё-лишь… снами.

Просто снами.

Последняя странность, связанная с картиной, это реакция на неё кошки. Она смотрит на неё, как заворожённая, и Лера случайно её отгоняет.

– Странная кошка, – как-то говорю я Лере.

– Если в этом доме должен быть хотя бы, один псих, пусть это будет кошка.

Эта кошка, (а она оказалась, всё-таки, дамой, после проведенного Лерой нетактичного осмотра) больше общается с Лерой. Да, она понимает, что Лера ответственна за поступление вкусностей в дом.

Но меня она будто остерегается.

Очередная странность приключается тогда, когда я пытаюсь побриться у маленького зеркала в ванной, убрать светло-русую щетину, которая так раздражает Леру.

Оставляю дверь открытой, и неожиданно замечаю блеск глаз кошки в отражении зеркала.

И так же внимательно и пронизывающе, как она смотрит на картину, она смотрит на меня. От этого мне становится жутко.

Я дёргаюсь, от неожиданности. Оглядываюсь.

– Хочешь, я тебя нарисую? Портрет напишу? – бормочу я, зачем-то. – Будет «Портрет безымянной кошки, ненавидящей искусство». Хочешь такой?

В отражении зеркала, кошка, даже не мигая, чуть склоняет голову и мотает ей в сторону. Будто качает головой. Будто отказывается.

Ладно. Думаю, мне показалось. Блохи у неё, потому головой вертит. Я пытаюсь продолжить своё занятие, но рука трясется и я задеваю кожу на щеке.

Шиплю от боли, вытираю кровь и глупо смотрю на смесь крови и пены на моем пальце, которую уносит небольшой водоворот раковины.

– Мы идём сегодня на съемки. Помнишь? В три часа! – объявляет Лера.

Кручу кран со скрипом. Смотрю на своё отражение в зеркале и на кошку, что не перестаёт смотреть на меня.

– Получается, нас дома обоих не будет, – говорю вслух свои мысли, вспоминая о тяге кошки к «искусству». – Надо её закрыть в комнате. Чтоб картину не испортила.

– Вот ещё! Себя закрой! – раздается недовольный голос Леры. – Не буду я животное из-за мазни обижать.

В чём они ещё схожи, кошка и Лера, так это в откровенной неприязни к Насте.

_________________________________

Я заканчиваю работу, добавляю пару штрихов к иллюстрации детской книги. Остальное сделаю уже за компьютером, после «сессии».

– Через час, – слышу настойчивый голос Леры.

– Я помню, зайка, – бросаю я. – Уже заканчиваю.

– Я уже «зайка»? – она выглядывает из коридора.

– Да. Ты всегда зайка, ты же знаешь.

Она хмыкает и быстрым, широким шагом спускается ко мне, в мастерскую.

– Что-то начала сомневаться, после историй с твоей мадам на картине, – тянет Лера, кивая на картину с Настей, что теперь стоит в углу. Не мешая другим. – Я могла подумать, что она твоя любовница.