Однажды в Челябинске. Книга вторая

Вскоре мужики натянули меж машинами полог, расчехлили стулья со столиками и уселись в теньке со стеклянными бутылками в руках, что предварительно опускали охлаждаться в прохладную воду озера. При этом женская половина коллектива до сих пор занималась едой и посудой, периодически язвительно и со смехом выкрикивая что-то в сторону мужчин, которые нарочно интересовались, когда же их будут кормить. Да уж, порой готовка гораздо труднее и объемнее технической части организации пространства и досуга, но все поголовно мужики сочли, что свои обязанности выполнили в полном объеме.

С детства Данила особенно сильно занимал мир взрослых, который, кажется, слабо интересовал его сверстников. Он то и дело поглядывал на маму с папой. Отец и его друзья сидели на стульях и что-то активно обсуждали, попивая из бутылок то, что мама называла «плохой водой». Действительно, пахло не очень. Но мужики бутылка за бутылкой употребляли «плохую воду» с большим удовольствием. Бывало, Данька видел, когда детям повзрослее давали глоточек попробовать, тут же встречая сопротивление, в основном от мамочек. Мол, детям еще рановато пробовать – да и в целом не очень это хорошее занятие. Даня задавался вопросом: раз «плохая вода», исходя из ее названия, совсем не полезна, почему же взрослые ее пьют? Или она становится полезной при достижении определенного возраста – школьного, например? Или тебе все разрешают, когда ты взрослый? Нет такого: туда не ходи, это не бери, то не ешь, здесь не играй, придет серенький волчок и укусит за бочок. Невольно взрослым хотелось подражать – одновременно наклевывались мысли, что старшие на самом деле обманщики, самые настоящие. Причем не только по вопросу полезности «плохой воды».

Данил то и дело наведывался в стан взрослых, чтобы уловить изменения, происходившие в их компании. На ребенка внимания почти не обращали: отец занят разговором с мужиками, активно обсуждалась тема «что там у кого?» не без ноток хвастовства (Данька толком не понимал сути); мама же занималась столом с другими тетями, периодически бросая фразы о лежебоках, что нежились под тентом, оставив жен «на кухне» (как и всегда).

Данька, конечно же, чувствовал свою принадлежность к мужчинам, поэтому вернулся в компанию к отцу, желая просто побыть рядом. Говорили, как он понял, о работе, на которой пропадал отец. Время от времени мама сильно волновалась, не находила себе места, когда папа подолгу отсутствовал дома. Но рано или поздно он возвращался – как же в те моменты радовалась маманя, осыпая папу просьбами «оставить это неблагодарное дело». Но отец был непреклонен, хотя и возвращался порой то веселый, то грустный, то озлобленный и недовольный. Когда Даня стал взрослее, Озеров-старший поделился с сыном воспоминаниями о том, как он вел бизнес в 90-е годы и с чем ему пришлось столкнуться. У подростка потом долго не шли из головы плохие мысли, что его успешный и влиятельный отец однажды мог попросту не вернуться домой: даже при условии того, что на дворе уже заканчивались стабильные и пресные нулевые. В детстве мама говорила сыну, что отец трудится не покладая рук, хотя «непросто вести бизнес в наше время», старается, дабы «у нас с тобой все было хорошо».

– Надеюсь, когда ты пойдешь работать, время будет поспокойней, – произнесла однажды мама.

В тот летний денек Даня старался чем-то себя занять рядом с отцом, хотя его и звали поиграть детишки, в том числе одна милая девчушка, что ему тогда нравилась. Кажется, Полина, одетая в шелковое платьице и панамку. Отца Даня уважал, поэтому считал, что папе будет приятно и спокойно, если сын сидит под боком. Мальчик подслушивал, приглядывался. Однозначно, все присутствующие безгранично уважали Владимира Аполлоновича, прислушивались к нему. Точь-в-точь как в любимом фильме Озерова-старшего – в названии там что-то про крест и про отца. Даня понимал, что из-за внушительного и влиятельного папы он мог позиционировать себя так же и в детской компании, но не горел желанием этим пользоваться, приберегая такую возможность для более подходящего случая – постоять за себя он и сам сможет.

– Тут взрослые разговоры, Данька, – ненавязчиво отгонял сына Владимир Аполлонович. – Иди вон с пацанами поиграй. Нечего плохие слова подслушивать, – прочие дяденьки, что восседали подле отца и периодически ехидно глядели на лакомые задние части своих тетенек, одобрительно закивали.

Мама, чьи руки были измазаны маринадом от сочного мяса, не смогла уделить должного внимания сыну. Данилу почему-то захотелось, чтоб она взяла его на руки, как прежде, и выслушала то, что он скажет ей на ушко.

– Сейчас мама закончит с мясом и обязательно подойдет, хорошо? – произнесла она, глядя на сына. – Иди пока поиграй с остальными.

«Иди поиграй», – до чего ж типичная фраза, которая порой раздражала Даню.

Пришлось тусоваться со сверстниками – он всего лишь хотел сказать маме, что папа с друзьями, как ему показалось, слишком сильно увлеклись «плохой водой». Ребенок решил поразмышлять над другим интересующим его вопросом, невольно глядя на девчонку в платьице и панамке, что с серьезным видом занималась собственными вкусными блюдами из песка. Подружки Полине с удовольствием помогали, но у самой хозяйки кухни все выходило изящно и красиво, чего не скажешь об остальных. Даня обернулся – пацаны (один чуть старше, другой помладше его) сначала исследовали отцовскую надувную лодку, после боролись на веслах, словно на копьях, пытались пустить камешки лягушкой по поверхности воды (безуспешно, оставалось только ногами об них укалываться, когда в воду заходишь), а в конце концов вырвали стебли камыша и принялись стегать ими друг друга. Дошло до того, что старший сильно хлестнул камышом по руке младшему. Последний разревелся и побежал жаловаться матери, которая добавила ему шлепка для мотивации, чтобы мог дать обидчику сдачи, предварительно увидев, что на руке, собственно, ранки-то и нет.

Ранее от звонкого ора мальчишек одна из девочек сделала пацанам замечание, а те как-то обидно ее обозвали в ответ.

– Кто обзывается, тот сам так называется, – поднялась с корточек Полиночка, заступившись за подругу. Причем пацан (тот, что постарше) даже не посмел что-либо ей ответить, только смущенно опустил глаза. Девочка и вправду была красива и убедительна – пацан бы с утра до ночи дергал ее за косички, хватал бы за платьице, воровал бы панамку: так ведь обычно выражают свою симпатию дети?

– Папа! Когда мы будем рыбачить? – спросил младший из мальчиков, что никак не мог определиться, куда ему хочется больше: в лодку, лицом в песок или в воду (чтоб отец играючи зашвырнул его подальше).

– Подожди, сынок! Поиграй пока.

Так о чем же там думал Данил, поглядывая то на взрослых, то на сверстников? Вот у каждого дяди вроде бы как есть своя тетя. У них обычно бывают дети или один ребенок. Девчонок находят в капусте: вот они и готовят да за куклами ухаживают. Пацанов приносят аисты, ибо не девичье это дело так высоко забираться – опасно же так путешествовать, зато пацанам в самый раз. И у кого из взрослых больше детей, те выглядят как-то спокойнее, нежели остальные, но и усталости в глазах у таких гораздо больше, чем у иных, менее обремененных.

На том загородном выезде присутствовала одна парочка, что, по наблюдениям Дани, сильно отличалась от других взрослых. И дело не только в относительной молодости. Они суетились наравне с остальными: молодой человек вхож в компанию Озерова, а его спутница – в дамский круг. У Дани язык не поворачивался назвать эту парочку семьей – он, посещая детский садик и бывая на всяких там мероприятиях с родителями, заметил, что у взрослых обязательно должны быть дети, после чего они создают семью, то есть обязаны одеться празднично и «жениться» при большом скоплении народа. А эти не были полноценной семьей в его понимании – скорее, близкими друзьями, ибо детей с собой не привезли. Хотя Даня ведь тоже с кем-то дружит в садике: играет, сидит рядом за столом, вместе гуляет, однако вечером приезжают родители и разлучают корешей, забирают домой до следующего дня. Он думал, что семью между взрослыми создает именно ребенок, и никак иначе, ибо по-другому неправильно (сколько ж примеров вокруг). Интересно, этих тоже вечером родители домой забирают? Как же они живут вместе без ребенка? Даня любил и своих родителей, и своих друзей, но понимал, что по факту эти разновидности любви отличаются, но не мог толком объяснить, чем именно. Вот, допустим, стегает камышами старший брат младшего – несмотря на их недомолвки, им все равно жить под одной крышей, у них ведь одни родители на двоих. Как-никак, а любить всех придется одинаковой любовью. Наверняка они бы испытывали сейчас разные чувства, если б были просто друзьями с разными родителями. Сложно для понимания, однако.

– Тебя что, тоже эти дураки обидели? – спросила Даню третья девчонка, что отвлеклась от помощи подругам на песочной кухне.

– Нет.

– Грустный ты… Пойдем к нам?

– Как же это? Я… и к вам?

Неужели он обретет равновесие с теми двумя, что сейчас носятся по отмели за мальками и головастиками и брызгаются?

– Как хочешь, – будто обиделась смуглая девчонка в цветастых шортиках и маечке.

Даня невольно заметил, как на него глядела Поля – она словно бы разочаровалась, что он к ним не подошел. Озеров-младший, исходя из возраста, не мог сформулировать, что же он испытывал к Полине. Ох уж этот мир взрослых – трудно, наверное, ими быть.

Мальчик обернулся и увидел дядю Гришу и тетю Оксану. Они стояли на берегу и мечтательно глядели на озеро.

Наверняка в жизни взрослых присутствует такой вид любви, что не связан с мамами и папами и их детьми в границах одной жилой площади. Глядя на босоногую парочку у воды, Данил счел их веселее и энергичнее остальных: они больше времени проводили именно друг с другом, чем другие, занятые то палатками, то посудой, то мясом, то поглощением «плохой воды». Методом сравнения Данил понимал, что его родители, несомненно, тоже любят друг друга, но иным способом, который противоречит поведению Гриши и Оксаны. Наверное, дело в разном возрасте? Молодая парочка целовалась, обнималась, подшучивала друг над другом, заливаясь веселым смехом. Они даже позволяли себе подурачиться, побеситься, чего другие взрослые запрещали своим детям. Даня понял, что ему даже интереснее будет пообщаться с дядей Гришей, нежели с дядей Павликом или дядей Николаем. Гриша то и дело подхватывал кричащую Оксану на руки и тащил ее купаться, а затем заботливо укутывал ее полотенцем и, пока она вытиралась, успевал посодействовать остальным женщинам в готовке, а позже и мужикам – в зажжении костра, надувании лодки, сооружении палаток, установке мангала. Но дядя Гриша обязательно находил время раз в час каким-нибудь образом проявить свое внимание и заботу к тете Оксане, хотя другие мужики, что прицепились к бутылкам, могли просидеть в одной позе и в окружении себе подобных хоть все выходные. Возможно, все следовали своим ритуалам, своим ролям в этой поездке и, наверное, не только в ней, но и в жизни. Стоило кому-то из детей заплакать, как к нему тут же подбегали его родители – при этом Гриша с Оксаной всегда находились в стороне от этого, многозначительно переглядываясь. Им-то подбегать не к кому. Но ведь они внешне счастливы, разве нет? А когда дело заходит о детях, так и не скажешь. Выходит, заведут детей и станут такими же строгими, принципиальными и постареют, потому будет уже не до обнимашек с поцелуями. Видимо, такова жизнь. «Папа с мамой тоже такими были… до моего рождения», – предположил ребенок.

Разрешили купаться, отчего мальчик отвлекся от мыслей, чтобы вовремя отпрыгнуть с дороги, ибо дядя Николай с безграничным рвением и шумом потащил своих сыновей в воду. Даня обернулся к машинам в надежде, что отец тоже потащит его так же неистово купаться и брызгаться, но Владимир Аполлонович все еще сидел на своем месте под пологом. Мимо него прошел к своей машине дядя Гриша и, оглянувшись по сторонам, открыл багажник – отец обратил на него внимание и встал с раскладного стула. Любопытный Данил невольно решил приблизиться к ним.

– Что ты здесь прячешь? – Владимир Аполлонович незаметно подобрался к дяде Грише, подтянутому, доброму молодому человеку со светлыми кудрявыми волосами и ослепительной улыбкой. Григорию было не больше 30-ти лет.

– Вы прям застали меня врасплох, Владимир Аполлонович. Здесь и так не скрыться, – добродушно перешел на шепот дядя Гриша.

– Завязывай так меня называть. Можно просто Володя. Давай лучше признавайся, чего задумал? – с интересом спрашивал Озеров-старший.

Григорий вытащил из багажника ящичек, поделенный на секции, в которых лежали опутанные фитилями шашечки, заполненные порошком, что напомнил Дане специи.

– Смахивает на динамит, – несколько насторожился Владимир Аполлонович, как и его сын, что тихонечко стоял с другой стороны машины. При этом бизнесмен сохранял самообладание и непринужденную улыбку.

– Нет-нет, – отмахнулся дядя Гриша с призывом присмотреться. – Это же фейерверки. Я хочу сегодня, – он говорил тихо и отрывисто, оглядываясь по сторонам, – сделать Оксане предложение, – Даня не понял, что именно имеет в виду Григорий.

Тем не менее Озеров-старший обрадовался и обнял молодого человека, пожал ему руку:

– Это же замечательно.

– И это сюрприз, – прошептал Григорий.

– Само собой, – отец Данила провел пальцами по губам в знак того, что никому не скажет.

– Только я немного волнуюсь.

– Да успокойся, мужик. Дрейфить не надо. Особенно в вопросах создания семьи.

– Легко сказать, – вздохнул дядя Гриша, выудив из шорт красную коробочку с обручальным кольцом внутри. – Его удалось купить только благодаря вам.

– Всего лишь достойная оплата за дело чести, Гриша. Твой отец бы гордился тобой, будь он с нами. Я многим ему обязан.

– Его доброе имя я не посрамлю, – дядя Гриша стал серьезен и крепко сжал в руках красную коробочку. – Многие бы этого хотели…

– Тебе больше не угрожали? – так же серьезно спросил Владимир Аполлонович.

– Нет. Я и не жалею того, что сделал. Они этого заслуживали. Бояться мне нечего.

– Но если вдруг…

– Владимир Апо… Володя… Мы все-таки на отдыхе. Не будем прошлое ворошить, ладно?

– Хорошо, – Озеров-старший вновь взглянул на Григория с уважением: парень не побоялся пойти на все, дабы защитить честь покойного отца и наказать виновных. – Я просто хотел сказать, что я в тебе никогда не сомневался. Отец бы гордился тобой.

– Приятно слышать, что я оправдал ваши ожидания.

Владимир Аполлонович сменил тему:

– Я вот смотрю на кольцо – нахлынули воспоминания о том, как я делал предложение своей жене. Надо же, как давно это было… А вы молодые, у вас все самое главное еще впереди.

– Да, у нас большие планы. Пока вроде как с работой неплохо. Поднакопим денег, купим квартиру. Я хотел бы завести свое дело, как и вы. Встанем на ноги и родим детей – много-много, как у всех вас.

– Давайте. Может, невесту хорошую моему Даньке состряпаете.

– Дети – это моя мечта. Мама рано ушла из жизни, а отец… В общем, я хочу своих детей иметь, хочу подарить им всю любовь, которую недополучил сам.

– Это большое дело, – Озеров-старший положил руку на плечо дяде Грише. – Ты отличный парень, Гриня. И можешь без проблем обратиться ко мне, если что понадобится.

– Вы и без того много сделали для нас. Не хочется лишний раз вас утруждать. Вон какой у вас бизнес, дел невпроворот. Мне к вам и за 20 лет не приблизиться.

– Кроме шуток, Гриша. Я говорю искреннее. Я к твоим услугам в любое время дня и ночи.

– Благодарю вас.

– Я желаю вам с Оксаной счастья.

– Спасибо.

– Ты уверен, что Оксанка ни о чем не догадывается и не видела всего этого добра? Вы же практически не отходите друг от друга.

– Думаю, она не догадывается.

– На улице жара, а у тебя здесь такой арсенал. Безопасно ли?

– Не беспокойтесь. Все как надо. Лично проверял.

– Ты же в инженерных войсках служил, верно?

– Да, в подрывном деле я профи.

«Мы уже удостоверились в этом», – подумал про себя Озеров-старший.

– А на гражданке решил пиротехникой заняться. Этот набор фейерверков особенный. Специально для Оксанки. Разные цвета, заряды помощнее. Вся округа увидит.

«Будет фейерверк, – подумал Данька. – Здорово! – он обожал в новогоднюю ночь выглядывать в окно и наблюдать за яркими залпами. А после они сами выходили во двор и запускали свои – самые красивые во всем поселке. – Наверняка их делал для нас дядя Гриша». Мальчик хотел уточнить у мамы про предложение, но решил соблюсти секретность, хоть и стал тайным слушателем разговора. Остаток дня Данил провел в раздумьях, что такое предложение и зачем необходима такая церемония. Обязательный ритуал признания в любви публично или просьба завести ребенка? Может, ему тоже стоит сделать предложение любимой девочке в панамке?

Чтобы найти ответы, мальчик сел на хвост тете Оксане. Она, естественно, выкупила слежку.

– Ты что-то от меня хотел, малыш? – ласково спросила она.

– Тетя Оксана, а вы любите дядю Гришу?

Она рассмеялась.

– Конечно.

– Сильно?

– Не описать словами насколько. Он – вся моя жизнь. А почему ты спрашиваешь?

– Интересно просто. Дети ведь появляются из-за любви. Почему же у вас их нет? Вы с дядей Гришей любите друг друга какой-то особенной любовью?

Оксана удивилась любознательности мальчика:

– Знаешь, Дань, у каждого ведь своя любовь. У нас с дядей Гришей она одна. У твоих родителей она другая. У дяди Коли с его женой она тоже особая. К тому же любить можно не только мужа и жену да маму с папой, но и близких, друзей, какую-нибудь знаменитость. При выборе спутника жизни не нужно торопиться. Нужно узнать друг друга получше – нельзя ведь растить ребеночка с ненадежным человеком.

– Но дядя Гриша ведь очень надежный человек.

– Точно.

– Тогда я не понимаю, где же ваши дети?

– Я тебе обещаю, что очень скоро обрадую дядю Гришу на этот счет.

– Только не тяните.

Даня решил перенести вектор внимания на Григория, а Оксана решилась переговорить с возлюбленным. Устами младенца глаголет истина, решила она.

Дело шло к вечеру. Казалось, что после разговора с Озеровым Григорий слегка изменился – свойственные ему легкость и непринужденность куда-то улетучились. Наверняка его беспокоило предстоящее предложение, решил Данил. Почему же он так переживает? Зачем переживать перед радостным событием? Словно тетю Оксану у него кто-то отнимет. Любят взрослые все усложнять. Данька предвкушал фейерверк, поглядывая на своих сверстников и ощущая превосходство над ними из-за обладания таким инсайдом.

Все чаще мальчик замечал, как дядя Гриша стал прикладываться к бутылкам с «плохой водой». Причем вода эта не похожа на ту, которую все пили днем. Она делала молодого человека раскованнее, озорнее. И аромат у нее иной – более выразительный и терпкий.

Когда все добрались до ужина, загадочный Гриня сидел красный, как сваренный рак. Вроде бы притихнет, но вскоре вновь потянется через весь стол за бутылкой коньячка – Оксана смотрела на своего возлюбленного подозрительно, раздумывая, верное ли решение она приняла, что призналась ему. Он ведь искренне обрадовался, а сейчас уж больно много употребляет. «Волнуется парень», – решил Владимир Аполлонович.

– Отличный шашлык, Володя!

– По специальному рецепту.

– Руки до сих пор зудят от твоего рецепта, – вмешалась мама Данила. – Девчонки, поддержите меня. А кто ж все сделал-то, а?! Мужчины только шампурами покрутили.

– Правильно.

– Вот ведь бабы, хе-хе, – ухмыльнулся дядя Коля, запивая шашлык пивом.

В центре полянки горел костер.

Когда достаточно стемнело и даже слегка похолодало, а на небе появились первые звезды, Гриша наконец решился. Вышел из-за стола, сходил за коробкой с фейерверками:

– У меня для вас объявление, друзья! – привлек внимание остальных он.

– Вставай, – толкнул жену Озеров-старший.

– Зачем?

– Я тебе говорю, вставай. Торжественный момент.

Вслед за организатором поездки с мест поднялись и остальные. Встали полукругом у костра, на расстоянии нескольких метров от Гриши, который опустил коробку на землю у самой кромки пляжа. Вперед вышли детишки, не понимая, чего все так всполошились. Практически вплотную к Дане стояла Полина. Он заметил, как она изучающе глазеет на него, отчего решил стоять смирно и никак не реагировать.

В свете костра видно, как у Григория трясутся руки и как он покачивается на месте. «Плохая вода» и волнения не подавила, и уверенности не прибавила. Кажется, Оксана догадывалась, что сейчас произойдет.

– Мандраж у парня, – шепнул Николай.

– Сейчас отдышусь… – произнес Гриша. – Я хотел сказать огромное спасибо всем, что пригласили нас сюда. И когда, как не сейчас, нужно сказать то, что я уже не могу держать в себе. Ибо это несправедливо в первую очередь по отношению к Оксане… Вы знаете, что я пиротехник. Чтобы отметить этот прекрасный вечер, я привез пару зарядов, чтобы порадовать всех вас красочным фейерверком.

– Ух ты!

– Молодца, Гриня!

– Я постарался сделать его максимально ярким, разнообразным, красивым и необыкновенным. И посвятить этот запуск такой же прекрасной и волшебной Оксане, моей девушке, – произнес он, поджигая фитиль.

– Отходи же скорей, – крикнула растроганная Оксана, когда фитиль загорелся и зашипел, начав свой путь по проводам к зарядам.

– Ничего, – уверенно говорил Гриша, неторопливо обогнув коробку и медленно приближаясь к Оксане, не сводя с нее глаз. Ни шипение фитиля, ни возгласы восторженных детей не отвлекали его от главных слов. – Оксана… – сердце сжимается, когда любимая девушка проникновенно глядит тебе в глаза. Переборов самого себя, Гриша продолжил. – Милая… Я люблю тебя больше всех на свете… И новую жизнь, которая недавно появилась в твоем чреве, люблю точно так же.

– Боже мой, да ладно?!

– Неужели… Ах…

– Оксаночка, мы тебя поздравляем.

– Оглушит же тебя сейчас, Ромео! Отойди.

– Заряды не вылетят, пока я не скажу, – отрезал Григорий, продолжив признание. – Ты именно та, с кем я хочу быть… – Оксана пискнула. Женщины вокруг догадались, что сейчас произойдет, – и в горе, и в радости… – новоиспеченная невеста прикрыла рот ладонями и расплакалась от счастья. Все – даже самые суровые мужики – умилялись. Даня почуял, как его за руку взяла Полиночка, – в богатстве и бедности… в болезни и в здравии… и пока смерть не разлучит нас… Оксан, будь моей женой, – Григорий опустился перед ней на одно колено и открыл футлярчик с кольцом.

Сойдя с ума от счастья, Оксана кинулась к Грише в объятия.

– Горько! – крикнул самый подпитой из всех дядя Павлик.

– Соглашайся, Оксана, – шептали позади дамы.

– Да… да… Конечно, да! – во всеуслышание произнесла блондинка в оранжевой майке и джинсовых шортах. Новоиспеченный жених взял на руки невесту и под аплодисменты и возгласы компании стал покрывать ее поцелуями. – Если под венец, то только с тобой. Ни с кем более. Не встреться ты мне, я умерла бы в одиночестве. Я люблю тебя, люблю… Я согласна…

Детишки медленно подходили к коробке с салютом, не обращая внимания на то, чем там заняты взрослые. Однако в столь торжественный момент фейерверка не последовало.

– Где же салют?! – печально выдал младшенький сын дяди Коли.

– Надо же, подвел…

– Ну и ладно. Без этого все замечательно. Совет да любовь!

– Столько трудов… – приговаривал дядя Гриша, когда опустил на землю невесту, которая разглядывала дорогостоящее кольцо. – Сейчас посмотрю. Потух, наверное.

– Вот теперь есть повод выпить по-настоящему, – обрадовался дядя Коля, вылив в траву остатки теплого пива.

Даня предвкушал грандиозный салют – неведомая сила толкала его вперед. Он не спускал глаз с дяди Гриши, что пошел проверить коробку с зарядами. Параллельно Данил понял, что его крепко держит за руку Поля и не пускает дальше.

– Пусти.

– Нельзя близко подходить, – беспокойно предостерегла она.

Мальчик в белой футболке бестактно оборвал ее руку и повернул голову в сторону дяди Гриши. Вокруг все гоготали, поздравляли невесту, разглядывали колечко. «Знали бы вы, чем паренек пожертвовал ради него», – думалось Озерову-старшему.

«Вы молодец, дядя Гриша! Больше переживали, – размышлял Даня. – Все ведь отлично прошло. Незачем было пить «плохую воду». Неужели взрослые настолько слабы, что так над собой издеваются ради пары мгновений?» Его мысли вновь прервали. Девчонка в панамке схватила Данила за плечо и дернула на себя так, что тот чуть не упал, но все же отодвинулся от коробки с фейерверками.

Дядя Гриша тем временем озадаченно присел над фитилями и шашками, чтобы разобраться, что же помешало сделать предложение руки и сердца действительно незабываемым. Озеров-младший злобно зыркнул на Полину, что настойчиво оттолкнула его, но не смог ничего вымолвить. Позади взрослые подошли к столам, чтобы разлить по стаканчикам очередную порцию «плохой воды» ради тоста за молодых. Краем глаза Даня приметил: девчонки стояли рядом с матерями, братья предвкушали начало салюта с другой стороны, несколько в тени.