Девушка из штата Калифорния

Первое время я садилась недалеко от водителя и вела с ним светскую беседу о моем маршруте. Теперь же я вхожу в автобус, хайкаю (говорю «привет», «хай»), говорю «трансфер» (пересадочный талон), сыплю мелочь в автомат или даю ему в зубы (автомату) доллар и получаю свой трансфер. Если я еду без пересадки, то называю свой маршрут и плачу на десять центов меньше. Сдачи водитель не дает, у них не принято, как в Грузии в советские времена.

В последнее время я пыталась встречаться с разными советниками по проблемам студентов в разных университетах. В основном, на предмет, волнующий меня сейчас больше всего: как получить соответствующую квалификацию, чтобы преподавать русский. Даже сдала один экзамен, который нужен для получения прав на преподавание. Он состоял из трех частей: понимание текстов, математика, и два сочинения.

Продолжительность экзамена четыре часа, за которые я успела написать только две первые части. Третью, сочинения, пришлось сдавать отдельно. В одном сочинении что-то попалось про взгляды американцев на политику (какие взгляды, если я тут всего год), но я привела в пример взгляды мужа, а в заключении незаметно польстила американцам вместе с их взглядами. Второе сочинение было про личные переживания. Ну это вообще любимый конек, как, наверно, и у любой женщины. Жаль было места мало – ограниченный объем. Так что сдала и сочинения. Если, например, не сдал, ходи хоть десять раз сдавай, знай себе плати сорок долларов каждый раз.

Народу было на экзаменах оба раза около тысячи. И все это в одном огромном зале. Правда, организовано все очень хорошо, без сутолоки. Та школа, в которую я ходила, хотела взять меня на работу, преподавать английский как второй язык. Но не смогла пойти против закона. Ведь на моих бумагах написано «недействительно для трудоустройства». Черным по белому. Так моя эпопея с поисками работы пока и закончилась. Правда, я все время размещаю объявления, где только можно, о том, что я страшно выгодный частный учитель русского, прямо находка. Но что-то пока не видно охотников до русского. Хотя один нашелся. С ним особая история.

Пошли мы как-то с мужем в ресторан, не танцующий, а только пьющий пиво и жующий. Сели в баре и разговорились с соседом за стойкой. Было это через пару месяцев после моего приезда в ЛА. Этот сосед сообщил, что он переписывается с русской. Мы с ним разболтались, и он попросил меня написать пару теплых слов о том, как он выглядит, его корреспондентке в Россию. Ну я чирканула – жалко, что ли, для хорошего человека. Потом, оказывается, он звонил нам домой и просил что-то перевести на русский язык. Мой муж, видно, был не в настроении и что-то ему загнул насчет стоимости перевода. Тот обиделся на суровое обхождение и больше не звонил. И вот уже совсем недавно, пару месяцев назад, его знакомый сорвал для него объявление в супермаркете с моим номером телефона. Оказалось, что мы уже с ним знакомы. Он уже за это время успел съездить в Россию к своей корреспондентке, в Сибирь, в один промышленный город. Там он быстренько ее полюбил (с первой женой у него был горький опыт – та была ему неверна), затем вернулся к себе домой в Калифорнию и решил поизучать русский язык, пока ждет свою невесту. Взял несколько уроков у меня. Она приехала, ему стало не до учебы. А жаль! Студент был хороший, особенно потому, что единственный.

Как-то раз мы с ним и его двумя дочками съездили в Вест Холливуд, в русский район. Он был страшно удивлен, что многие продавцы в магазинах по-английски вовсе не говорят. Удивляйся или нет, а им и без английского хорошо. Купил он русские аудиокассеты для своей невесты, покормил дочек пельменями и борщом в ресторане с приятным владельцем (плюс, менеджером и официантом в одном лице) кавказской национальности. Я с удовольствием съела просто картошку с просто селедкой и послушала Пугачеву. Хорошо! А-то авокадо, креветки, да туна всякая, а по-нашему – «тунец». С этим тунцом они тут, конечно, достали. Они – это в частности мой муж. Жить на берегу океана и есть (и наслаждаться!) тунца из банки. Они, конечно, любят разнообразить тунца, приправив его сельдереем с майонезом (удовольствие ниже среднего), или добавив его в салат из овощей. Вот тебе и океан. Да у нас в Балтийском море от рыбы некуда было деться! Правда, акула тут очень вкусная. Я читала, не припомню у кого, что акула, дескать, несъедобная. Не верьте. Очень даже съедобная. Рекомендую попробовать, если представится возможность. Так вот, много ли русскому человеку надо для счастья? Селедка, картошка и русская музыка. А потом мы зашли в «Книжную лавку», где владелец Игорь. Я говорю: «Почему журнал „Огонек“ такой дорогой, три бакса?» – и пожаловалась на безработицу. И тогда Игорь сказал: «Я никогда этого не делал, но для Вас сделаю». И подарил мне с дюжину календариков с иконами и сувенирами, а также замечательную книжицу «Русские застольные песни». Попеть я люблю, особенно «Окрасился месяц багрянцем». Ай да Игорь, ай да молодец! Мне как раз все это нужно было для международного дня в моей школе.

Полтора месяца назад в школе было «собрание вождей», как бы местком. Я там представляла свой класс. Объявили, что через месяц будем отмечать международный день, стали тянуть билетики с названиями стран. Мне попалась Бразилия, а кому-то Россия. Мы обменялись. Итак, мой класс должен был показать Россию – культуру, костюм, танцы, национальную кухню, и т. д. В моей неспокойной голове стали рождаться идеи за идеями. Из одной мексиканки, у которой волосы были темно-русые, длинные и густые, я решила сделать русскую красавицу с косой, в сарафане и в кокошнике. Она, кстати, была очень миловидная. Из другой мексиканки, черноволосой, я решила сделать узбечку. Ну, отделились, ну распались, так что ж теперь, костюм виноват, что ли? Я с любовью расшивала бисером тюбетейку для нее и вспоминала дружбу народов. Для себя я придумала костюм матрешки в коротком красном сарафане, чтобы сплясать что-нибудь лихое, русское. Тем временем я потихонечку стала собирать детали для всех этих костюмов. Мужчин я решила нарядить «Иванами» в рубахах навыпуск и разноцветных кушаках. Лицом они, конечно, не вышли в Иванов, так как все чернявые мексиканцы, да где же других взять, какие есть. Сшила я длинный русский сарафан, все руками (машинку еще не купили), обшила лентами, бисером. Сделала кокошник для «русской», тюбетейку для «узбечки». Стала собирать материал для плакатов по истории и культуре России. Столько всего насобирала, что получилась цепь больших плакатов длиной метров шесть-семь: в картинках, картах России и Союза, флагах, рисунках, надписях… Перевела с русского двадцать анекдотов, которые учитель оценил как смешные, и поместила их в «Отдел смеха» на моих плакатах. Одолжила русские сувениры (матрешки-ложки) у своих бывших американских студентов, которые посещали Россию, Лизы и Дуэна. Научила свой мексиканский класс петь «Катюшу», аж два куплета. Хорошо получается, черт побери! И хоть они поют «Катуша», но все понятно, тем более что понимать некому, кроме меня. И все так мило звучит, с иностранным акцентом.

Никогда в жизни не пекла сама пирожки, только наблюдала, как это делала мама. Жизнь заставила. Ну, думаю, сейчас я за час-полтора и управлюсь. Куда там! Проторчала на кухне четыре часа. Но все-таки сделала сорок пять пирожков. Половину мужу скормила, а половину отнесла в класс с тайным умыслом: чтобы они попробовали и сделали ко дню презентации такие же. Та мексиканка, Юдит, для которой я сшила русский сарафан, взялась. Она их принесла в назначенный день. Конечно, они у нее бледноватые получились и с начинкой что-то слабовато (картошка, да капуста бледно-непонятная). Но ничего. Они пришлись очень кстати на русском столе в красивых корзиночках. Хотя их почти не ели, видно, боялись, мол, кто ее знает, эту заморскую еду. Винегрета они точно боятся, потому что он красный. Они свеклу тут почти не едят. Пирожки я привезла домой. Муж стал их ломать в поисках мяса. Я сказала ему: «Милый! Не ищи ветра в поле, а мяса в мексиканских пирожках», (ведь у них богатые даже плачут), и подала ему просто мясо, есть вприкуску.

Во время подборки необходимого материала для плакатов из разных энциклопедий запомнилась мне одна картинка. Вернее, это была фотография в одной из американских энциклопедий, изображавшая русское застолье. За столом – небольшая семья из четырех-пяти человек, один мужчина в белой рубашке (коммунист, сразу видно). На столе какие-то закуски и между ними – бутылки, бутылки… вина, еще чего-то. Подпись под картинкой гласила: «Это русское застолье в семье коммунистического лидера. Русская еда не отличается разнообразием. В основном это овощи (корнеплоды)». Я едва удержалась, чтобы громко не расхохотаться (в библиотеке было тихо). Подумала, знали бы вы, энциклопедисты, что у наших коммунистических лидеров было на столах. Вам такого, наверно, и не снилось.

Презентация России прошла нормально. Как только новые люди заходили в класс, мы принимались петь «Катюшу», раз восемь пели. Я бродила по школе в своем матрешкином костюме с красным бантом в косичке (косой ее назвать, значит, сильно польстить), размахивала белым платочком и говорила, в зависимости от того, в какой класс заходила. Например, в «Китай»: «Ах, китайцы, да-да, наши соседи. Очень мило, очень хорошо, молодцы!» Директору и учителям очень понравилась наша русская экспозиция. А когда представитель из районной администрации спросила меня что-то о знаменитых русских яйцах работы Фаберже, я в панике стала шарить по своим плакатам в поиске яиц. Нашла-таки одно ма-а-ленькое на открытке. Ну, думаю, маху дала с яйцами. Дело в том, что в школе учатся мексиканцы, которые не только Фаберже, они не знают где Россия на карте.

Помню, когда мы жили в другом доме, туда приезжали два мексиканца – садовники, стричь газоны-кустики. Как-то один попросил закрыть собак в гараже – он их очень боялся. А собаки-то было безобиднейшие. (Тут в Америке – разновидности собак: девяносто пять процентов смирные, мухи не обидят, а пять процентов, если уж кусают, то сразу насмерть. О последних по ТВ рассказывают.) Одна из тех собак, где мы жили, была такса, которую муж звал неприятным словом за ее коротконогость, а вторая была как медвежонок, хорошенькая и совершенно не страшная. Так тот садовник, что со мной заговорил, очень удивился, узнав, что я русская. Он сказал: «Вы такая белая, я думал, вы американка». Я прыснула со смеху и заметила ему, что темнокожих русских не бывает. Тут вообще много всяких казусов, смеюсь от души сама с собой. Иногда бывает, что то, что смешно мне, не всегда поймет муж. И наоборот. Это нормально. Чувство юмора, оно разное у разных народов. Надо хорошо вжиться в культуру, чтобы понимать все тонкости. Как-то раз одна молодая мексиканка, продавщица в дешевеньком продуктовом магазинчике, спросила нас с мужем: «Вы что, брат с сестрой?» Мы с ним разные, как небо и земля. Мы ей сказали, что мы муж с женой, что он – американец, а я – из России. Оказалось, что она вообще не подозревала о таких словах и понятиях, как «Россия» и «Советский Союз». Меня такое невежество настолько поразило, что я аж было чуть не расстроилась. Но потом я успокоилась, подумав, что есть же и вообще неграмотные люди на Земле.

Вчера у нас был семейный ужин в честь бабушки мужа Литы, которая приехала в гости из Аризоны. Лита по-английски не говорит. Так же, как и муж по-испански. Вот тебе и бабушка с внучком! Надо мне срочно учить испанский. Мне, как лингвисту, стыдно не знать мирового языка, которого полно тут, в Калифорнии.

До следующей встречи и берегите себя (Take care!).

Апрель, 1996 г.

4

В прошлой главе я обещала поделиться впечатлениями о свадьбе одной русской, которая приехала сюда по вызову ее американского жениха. Она здесь всего три месяца, нас познакомили американцы. Выполняю обещание.

На свадьбу здесь обычно приглашают нескольких подруг невесты. Они даже одеты в одинаковые платья. Но так как невеста только недавно сюда приехала, и подруг у нее еще не было, она пригласила меня одну в качестве подруги невесты. За пару недель до свадьбы был «душ» из подарков. Мы с мужем женились в спешном порядке в Лас-Вегасе, поэтому никаких душей у нас не было. Мы боялись известить его семью и расстроить наш брак. Так что посмотреть на такой душ для невесты мне было любопытно. Я тут уже одиннадцать месяцев, но до сих пор чувствую себя как на экскурсии – все-то мне интересно. Да и скучно жить, когда ничего неинтересно. А надо жить весело – ведь жизнь так коротка!

На невестином душе присутствовала невеста и двадцать пять – тридцать американок разных возрастов – от десяти до восьмидесяти лет. Эдакое бабье царство. Кроме меня и невесты там была еще одна русская, из Москвы. Она все время снимала на видеокамеру все происходящее, поэтому я с ней не пообщалась. Всем присутствующим заранее были разосланы официальные приглашения. Меня привезла туда моя американская подруга Лиза, прилично говорящая по-русски. Она-то мне и скрашивала эти бабские посиделки. Все сидели большим кругом, горой были сложены подарки, и невеста должна была их по очереди разворачивать и хвалить. А все вокруг охали при этом, как мило, как прелестно. Перед открыванием подарков провели конкурс, состоявший из нескольких вопросов о предпочтениях невесты. Я ответила всех точнее и получила приз. Потом началось долгое разворачивание подарков, сопровождаемое одобрительными ахами. Мы с Лизой посидели пару часиков, попили лимонаду и уехали.

Цвета украшений, костюмов, оформления зала и так далее на свадьбе были темно-зеленый, персиковый и белый, конечно. Поэтому платье на мне должно было быть одного из этих цветов. Невестина «мать-в-законе» (таков точный перевод слова «свекровь» с английского mother-in-law) блюла точность всех тонов. Девушка я не самой первой молодости (хотя были и мы рысаками когда-то), поэтому склонялась к персиковому цвету для себя. Мне купили персиковое вечернее платье и такого же цвета туфли на высоченном каблуке. За день до свадьбы позвонили и пригласили на репетицию свадебной церемонии в церковь. Церковь – мормонская, т.к. свекровь ее посещает, хотя ничего такого, что я когда-то читала о мормонах, я там не увидела. Сама свекровь – симпатичная американка шестидесяти четырех лет, выглядит моложе. Муж и два сына, один из которых и женился теперь на русской. В церковь меня попросили надеть что-то поскромнее, не джинсы и не мини-юбку. Поэтому я достала единственную в моем гардеробе длинную, за колено, юбку и являла собой достойный вид. Мы вместе с пастором, симпатичным высоким американцем в темном костюме и белой рубашке, а также и остальными участниками торжественной церемонии отрепетировали всю процедуру венчания. Особенно милым был маленький белокурый мальчишка лет шести, который должен был подать кольца на кружевной подушечке. Он эту несчастную подушку затрепал, я думала, что ей не дожить до свадьбы.

Первыми на сцене появлялись пастор, жених и лучший мужчина (дословный перевод с английского, это такая должность во время свадьбы). Бестмен был братом жениха и во время торжественной церемонии должен был меня сопровождать (единственную подругу невесты). Он входил первым в зал, за ним, одна-одинешенька, под взорами многочисленных гостей, под звуки торжественной музыки должна была прошествовать к сцене я, подняться по ступенькам и занять свое место рядом с лучшим мужчиной. За мной входила в зал и поднималась на сцену невеста.

В день свадьбы, собираясь, я что-то вся извелась, нервничала. Будто замуж выдавали меня. Богатое воображение рисовало в моей голове всякие дурацкие картины. То я спотыкаюсь на своих высоких каблуках и падаю в своем персиковом бархатном платье очень некартинно перед американской публикой, то еще что-нибудь случается из рук вон нехорошее. Состояние мое походило на то, что было у меня однажды в жизни, когда я пела с микрофоном со сцены клуба, состояние жуткой нервозности, когда ты готов провалиться сквозь землю, чтобы лишь только этого не переживать в данный момент. И еще так же сильно я нервничала, когда шла на первый в своей жизни урок для взрослых студентов. Кстати, тогда, придя домой с хорошо проведенного урока, я обнаружила, что у меня на джинсах разошлась молния. Когда это произошло, перед студентами, или по дороге домой, так и осталось исторической тайной. Дома я долго и нервно смеялась. Ну а в описываемый день свадьбы, мучимая всевозможными страхами, я наводила красоту. Ногти у меня не красились. Из окна было видно, как муж в бассейне весело болтает с молодой дородной девицей. Все, буквально все меня раздражало и было не так. Все-таки я собралась, причем намного раньше срока.

Муж меня привез в церковь и уехал, чтобы появиться попозже. Я ходила тигрицей по почти пустой церкви. Она и на церковь-то не похожа, так себе, клуб какой-то. Это, кстати, очень характерно для американских церквей. Наконец привезли невесту, и мы пошли с ней переодеваться. За ней бросилась толпа каких-то нянек-мамок помогать ей одеваться. Юбок на ней было немалое количество, и каждую надо было аккуратно расправить, чтобы «костюмчик сидел». Нарядив, ее повели фотографировать во всяких позах. Там было двое профессиональных фотографов – мужчина и женщина. Фотографирование продолжалось в течение двух часов до церемонии. Это было долго и нудно. Вариациям не было числа. Фотографировали всех по отдельности, по парам, с мальчиком, без мальчика, с девочкой, без девочки, невесту на траве, невесту без травы, и т. д. и т. п. Казалось, это никогда не кончится. Мне хотелось снять свои персиковые туфли, забросить их куда подальше и ходить босиком. Я не представляла, как выдержу еще три часа. А невеста безоблачно улыбалась, как, собственно, ей и полагалось, будто ей все это до лампочки и даже нравится. Оказывается, она перед этим выпила успокоительную таблетку и ей действительно, видно, все, было до лампочки. А я вот, серая, не догадалась.

И вот, наконец, нас повели к заветной двери в зал. Настал мой черед выходить. Зазвучала музыка, открылись двери, и я медленно поплыла. Ничего, оказалось не смертельно. Поднялась на сцену и встала на положенное место. За мной пошла невеста. Медленно и с достоинством, в белом облаке своих воздушных юбок. А на репетиции, помню, она все галопом норовила. Встали мы все на сцене, и пастор начал свою недлинную речь. Минут через пять я совсем освоилась на сцене, и осторожно, не бегая глазами, стала осматривать зал. Нашла Лизу с ее русским ухажером. Нашла собственного мужа где-то в последних рядах, и потом стала рассматривать всех подряд гостей. Церемония прошла быстро, «не церемонясь». Лучший мужчина помог мне сойти по ступеням сцены, и мы медленно, под звуки органа, пошли в зал для приема. За нами потянулись все остальные, стоявшие на сцене, потом родители мужа. Пройдя в соседний зал, мы опять все выстроились в ряд. И к нам, в порядке живой и очень длинной очереди, стали подходить все приглашенные, чтобы засвидетельствовать свое почтение и поздравить новобрачных. Их было человек двести, и казалось, что очереди не будет конца. Когда очередь доходила до нас с бестменом, он без устали представлял меня всем их родственникам и знакомым: Хай! Бай! Рады познакомиться! Мой муж прихватил фотоаппарат, и мы решили воспользоваться случаем, пока мы приодетые, пофотографироваться. Ведь наши с ним фотографии из Лас-Вегаса, мягко говоря, оставляют желать лучшего. Мы там мало спали, бродили всю ночь по казино, и получились наутро на нашей собственной свадебной церемонии с маленькими и сонными глазками. А ведь глаза, это наша с ним основная гордость, так как мы не очень фотогеничны. Я эти фотографии и не показывала никому. Так, держу для себя.