Вдохновленная Хаосом

Мои стоны, вероятно, можно было услышать даже снаружи склепа, но я отказывалась сдерживаться, предпочитая оставаться в моменте. Оставаться с Аресом и принимать все, что он собирался дать мне сегодня.

Согнув в колене мою правую ногу, он поднял ее на плиту. Пальцами впился в кожу так, что наверняка оставил синяки. Но накатывающая волна удовольствия не давала думать о боли. Только о том, что музыкант теперь входил в меня под новым углом, обостряя ощущения, заполняя меня без остатка.

Толчок. Второй. Третий. Стремительный ритм едва не вторил биению сердца. А оно неслось галопом, словно намеренно подстегивая музыканта.

– Еще, – молила я, не желая, чтобы он когда-либо останавливался. Разум балансировал на грани забытья, но с губ продолжало слетать: – Еще…

Я успела кончить еще дважды, прежде чем ощутила тянущее чувство потери, когда Арес вытащил член и пустил брызги спермы мне на ягодицы.

– Черт, – пробормотала я, осознавая, что, кажется, этот музыкант окончательно меня сокрушил, снес последние крохи преград, еще ни с кем я не испытывала ничего подобного.

***

Спустя время, когда Арес помог мне привести себя в порядок и одеться, а также избавил от повязки, прежде вернув себе на лицо маску, мы с ним устроились на той же самой плите.

– Держи. – Он протянул мне бутылку воды и сэндвич, которые достал из отброшенной в угол спортивной сумки, показавшейся мне смутно знакомой. Впрочем, все они друг на друга похожи.

– Спасибо, – тихо поблагодарила я, и в самом деле ощущая дикий голод.

Пока я жевала сэндвич, Арес неподвижно сидел напротив и следил за моими движениями.

– Спрашивай, – велел он, как только я закончила трапезу и отпила воды.

Верно, он обещал ответить на любой вопрос. Но я так и не решила, что именно хочу спросить. Почему сохраняет анонимность? Зачем преследовал меня после столкновения за баром? Или… Взгляд невольно упал на его левый бок, где под слоем ткани был шрам.

Решение пришло само по себе.

– Откуда эти шрамы?

Арес слегка наклонил голову. Уголки его губ дрогнули. Но что это значит?

Вот бы иметь какой-нибудь словарь жестов под рукой, способный помочь разгадать мимику этого психа.

– Ты могла спросить что угодно, но выбрала вопрос про шрамы?

Я кивнула.

– Почему?

– Хочу попытаться понять тебя.

– Зачем тебе это?

Что за игра в «вопрос-ответ»?

Я открыла и тотчас закрыла рот. Сперва думала избежать прямого ответа, но решила оставаться честной.

– Не знаю, – пожала плечами. – Просто делаю то, что велит мне сердце.

Еще несколько минут Арес изучал меня. И только потом начал говорить:

– Ты когда-нибудь слышала что-нибудь про закрытое учреждение «Обливион»?

Я нахмурилась. Название показалось знакомым.

– Это не с ним был связан скандал двухлетней давности?

Сенатор Уильямс тогда только вступил на пост и молниеносно прославился, перетряхнув грязное белье влиятельных лиц штата.

– Да. Сенатор тогда нажил себе врагов. Зато спас несколько никчемных жизней. В том числе и мою.

Достав из кармана пачку сигарет, Арес вынул одну и принялся крутить ее в пальцах. К тому же он снова нацепил перчатки, продолжая скрытничать.

– Сеть «Обливиона» была довольна проста по концепции, – начал он. – С виду – психиатрические лечебницы. На деле – место, куда сильные мира сего могли сослать не оправдавших их ожидания отпрысков. Да и не только их, если уж на то пошло.

Что за родители могли пойти на такое? Исходя из того, что я читала два года назад, там чуть ли не эксперименты над людьми ставили. И подобное существовало у нас под носом. И поощрялось богачами.

– Всего существовало три клиники. Каждая скрыта подальше от глаз. Филиалы разбросаны по краям штата. Северный «Обливион», Западный, Южный – над названия не заморачивались. Все новички отправлялись в Северный, – голос Ареса ничего не выражал. Словно лишился любых оттенков эмоций. – Там были самые легкие условия. Из наказаний предпочитали порку. Или голодовку. Большинство шрамов на спине появились в первые два года моего пребывания там. Со временем я даже привык.

– Сколько тебе было?

– Отец отправил меня туда в десятилетнем возрасте.

Я содрогнулась от мысли, что ребенку пришлось пройти через подобное.

– Почему? – Я не понимала. Вернее, отказываласьпонимать подобную жестокость.

– Он… – Арес поджал губы. Дополнил ответ не сразу. – Он возненавидел меня за один поступок.

– Возненавидел настолько, что обрек на издевательства? – невольно повысив голос, я сжала правую руку в кулак. С удовольствием врезала бы им отцу Ареса. Кем бы он ни оказался. – А мать?

– К тому моменту она уже покинула этот мир. – Вот оно. Проблеск эмоций в голосе. Неподдельная боль и будто бы… отрицание?

– Сколько ты пробыл в «Обливионе»?

– В Северном филиале три года. Потом месяц провел в доме отца. Пока он не отправил меня обратно. Но на этот раз мне не так сильно повезло. Работники Западной клиники более жестоки в своем проявлении. Они любили… скажем так, экспериментировать. Отрабатывать новые инструменты, истязая подопечных за малейший проступок. Там мне впервые начали сниться кошмары. Кошмары, во время которых я мог навредить как себе, так и другим.

Рассказ Ареса лился одним сплошным потоком. Словно он уже давно только и мечтал о том, чтобы выговориться. Выплеснуть всю гниль. Но не находил нужного человека. Однако он все еще не выражал эмоций. Будто вел экскурсию по образам прошлого без личного вовлечения.

Неожиданное осознание сразило не хуже молнии. Он доверился мне.Из всех людей выбрал меня. Пусть Арес еще не готов снять передо мной маску, но то, что он распахивает мне двери, ведущие к его душе… Это бесценный дар, с которым следует быть особенно осторожной.

– Что с вами делали? У вас совсем не было доступа к внешнему миру?

Арес покачал головой.

– Наши семьи нанимали репетиторов. Те приезжали каждый день. Мы учились и трудились во благо «Обливиону». Об остальном времени лучше не вспоминать.

Он с таким усилием перекатывал между пальцами сигарету, что уже буквально распотрошил ее. Табак осыпался на бордовую ткань.

Я робко потянулась к его руке и сжала ее, желая выразить поддержку. Дать понять, что я на его стороне. Что бы он ни рассказал дальше.

Лайла, ты окончательно свихнулась… А если он там всех порешал во время своего пребывания? Будешь на его стороне? Почему он так тщательно скрывает личность? Даже от членов своей группы. Подумай хорошенько.

– Пять незабываемых лет оставили свои следы. Как на теле, так и в душе.

– Пять лет?.. – с ужасом повторила я за Аресом.

– Пять лет в Западном «Обливионе», три месяца дома и, наконец, год в Южном. Год, который можно посчитать за десять.

Не желая сбивать его с волны рассказа, я просто ждала продолжения. Хотя подсознательно уже понимала, что ничего хорошего не услышу.

– Раз в месяц Южный «Обливион» устраивал шоу: смертельные подпольные бои на деньги. Богачи делали ставки. Мы резали друг другу глотки. Из Южного филиала почти никто не возвращался живым. – Арес отбросил остатки сигареты на пол. – В тот день, когда сенатор натравил на «Обливион» свою частную военную компанию, я готовился умереть.

Я шумно втянула носом воздух. И на миг показалось, что этого мало. Кислорода не хватало. Грудь давило щемящее чувство страха.

– Шрам, что ты почувствовала первым, я получил в тот день. Позволил вспороть себе бок. На удивление мой противник не задел селезенку. Мне успели оказать медицинскую помощь. После я получил компенсацию. Вернулся в Ричмонд. Отцу удалось скрыть свою причастность к финансированию «Обливиона». Теперь он старательно делает вид, что мы друг другу никто, вспоминая о моем существовании несколько раз в год. Хотя он не упустил возможности дать мне четко понять: если опозорю его имя или подниму тему «Обливиона», он найдет способ от меня избавиться.

На губах Ареса заиграла абсолютно дикая улыбка, прежде чем он добавил:

– И я с радостью взгляну на его попытки. Прежде чем сам всажу ему в сердце нож.

Осторожно ущипнув себя, я проверила, что все это не сон. Не ночной кошмар, выявляющий пороки нашего города. Нашего штата. Сложно и жутко представить, каково пришлось психике десятилетнего мальчика. Как он вообще сумел сохранить разум в подобных условиях?

– Мне жаль, – начала было я, но Арес не дал мне договорить.

– В жалости я не нуждаюсь, – его тон переливался оттенками разочарования.

– Я и не собиралась тебя жалеть, – твердо ответила ему, хотя на деле сердце болело за того подростка, что, очевидно, изо всех сил боролся за жизнь. – Мне жаль, что твой отец избежал наказания. Жаль, что штату потребовался новый сенатор, чтобы вступиться за брошенных в бесчеловечные условия подростков. Жаль, что мне, вероятно, никогда не хватит смелости оборвать чью-то жизнь, хотя прямо сейчас я бы с радостью вынула душу из тирана, способного отправить на смерть собственного сына.

Арес усмехнулся, пораженный моей пылкой речью.

– Черт, – пробормотал он. – На мгновение мне даже захотелось снять маску и закончить со всем этим фарсом.

– Так сними.

Он покачал головой.

– Хочу, чтобы ты сама к этому пришла. – Я уже разочарованно выдохнула, когда он добавил: – Но подсказку ты заслужила.

Засунув руку в карман, он следом вынул и вытянул сжатый кулак. А когда раскрыл его… На ладони музыканта лежало три мятных конфеты.

У меня округлились глаза.

Сон не врал?

– Так это правда, – прошептала я, потянувшись к знакомым упаковкам. – Ты действительно тот мальчик?

Арес просто наблюдал, как я, взяв в руки конфету, принялась завороженно ее рассматривать.

– Вот почему ты так и не пришел в парк… – дошло до меня. – Ты просто не мог.

На глаза навернулись слезы. Стало вдвойне больнее от понимания, что его, выходит, забрали вскоре после нашего знакомства.

Когда слезинка скользнула по щеке, Арес протянул руку в перчатке и, приподняв мой подбородок, заставил взглянуть на него. И стер влажную дорожку.

– Если ты уже вспомнила, почему тогда… Постой. – Он наклонил голову на бок. – Ты не помнишь имя?

Я поджала губы, почему-то ощутив прилив стыда.

– Прошло столько лет… – попыталась объяснить, оправдываясь.

Арес молчал.

– Просто сними ее, – попросила я. А следом решилась на отчаянный шаг и потянулась к его маске. Но, разумеется, он успел перехватить меня за запястье. – Арес, хватит этих игр.

Заставив меня опустить руку, но не выпуская из хватки, он сказал:

– Имя. Назовешь мое имя, и я в тот же миг сниму маску.

Чуть смягчив тон, он добавил:

– Но пока можешь спросить что-нибудь еще.

Первой мыслью было уйти. Я уже порывалась слезть с плиты и покинуть чертов склеп. Отправиться в мастерскую и просидеть там до самого утра. Но… Выпадет ли мне еще один шанс вот так поговорить с ним?

– Ладно, – сдалась я, отодвинувшись на прежнее место. – Почему ты назвался Аресом? Разве не логичнее было бы выбрать какое-нибудь божество, связанное с музыкой? Кто у нас там вдохновлял музыкантов в Древней Греции? Орфей?

Арес улыбнулся. А следом неожиданно достал из кармана складной нож. Выкинув лезвие, он принялся вертеть его в руках.

Ему будто непременно требовалось к чему-то прикасаться. Пусть даже не напрямую.

– На самом деле все просто: Арес – самый нелюбимый ребенок Зевса. Мне знакома эта роль.

В груди вскипела новая волна ненависти к его отцу. Не желая случайно выплеснуть ее наружу, я поспешила задать еще один вопрос, давно просившийся сорваться с языка.

– Почему ты вообще так помешан на мифах?

Не отрывая взгляда от ножа, он ухмыльнулся.

– Моя маленькая Мойра вошла во вкус.

Высокомерие музыканта вновь дало о себе знать. На миг захотелось отобрать у него чертов нож и подправить эту раздражающую ухмылку. Но мы заключили сделку. Мы партнеры. А возможно и не только они. Черт, я понятия не имела, как теперь называть то, что между нами происходило.

– Их любила моя мама, – произнес он, когда я уже решила, что ответа не последует. Я невольно затаила дыхание. – Она была очарована древнегреческими мифами. Когда я был маленьким, пересказывала мне их каждую ночь перед сном. И каждый раз находила в них новые смыслы, теории, подтексты. Я перенял это от нее.

– Ты сказал, что она покинула этот мир… – нерешительно начала я, боясь обрушить хрупкий мост его доверия.

– Ее убили, – резко пояснил он, сжав пальцами край лезвия. – Когда мне было десять.

Сглотнув, я ощутила, как по телу пробежала дрожь. Казалось жутковатым обсуждать умершего, сидя в склепе. Впрочем, в последнее время вся моя жизнь стала напоминать оживший ночной кошмар.

– Я думала, ее забрала болезнь или несчастный случай… Мне жаль, – тихо произнесла я, однако не успела вовремя остановить следующий вопрос: – Убийцу поймали?

Мысленно выругавшись, я взглянула на Ареса. Меня вообще не должно это волновать. Но мысль о том, что он так рано потерял мать ранила и… И разбилась о неуместную волну смеха.

Арес. Черт возьми. Смеялся.

В такой момент.

Безумным смехом Джокера, будто упиваясь одному ему известной шуткой.

Мне стало не по себе.

Казалось, он все же окончательносошел с ума.

Смех оборвался столь же резко, как и начался. Арес посмотрел на меня и произнес слова, от которых застыла кровь в жилах:

– Он сидит прямо перед тобой.

Глава 8

Вечерние смены в «Логове змей» обычно меня успокаивали. Помогали отвлечься от тревог. Но явно не сегодня. За последние два часа работы я успела перепутать нескол