скачать книгу бесплатно
Forgetful of the gains
forgetful of the long days of sea fare
Forgetful of mew’s crying and the foam swept coast
of Cornwall,
Born back at last, after days
to the ports and stays of his young life,
A fair man, ports of his former seafare thither at last
Кулинарное яйцо
(Томас Элиот)
Пипит в кресле вертикально сидит,
осматривая Оксфорда колледжа вид.
Она заложила вязальной спицей альбом
и отложила не далеко от меня на стол.
Силуэты её дедушки и бабушки,
дагерротипы известной тётушки,
сияли на каминной полке глянцем,
как будто зазывали своим танцем.
…
Я не хочу признания на небесах,
увижу сэра Сидни без промедления,
пусть салюты наводят страх,
на других героев того поколения.
Мне не нужен Капитал на небесах,
попрошу сэра Монда без абстракции,
вложиться вместе в какой-то банк,
или в пяти процентные облигации.
Я не хочу быть в Райских кулуарах,
где Лукреция Борджиа будет Невесткой.
Её анекдоты будут там всем забавой,
но опыт Пипит обеспечит им известность.
Не желаю видеть Пипит на небесах,
где Мадам Блаватская даёт указание.
Только в семи Священных Трудах,
Пикард Донати найдёт мое опознание.
Где мои пени, что я накопил,
чтоб кушать с Пипит в ресторане?
Из города Кентиш и Гелдер Грин,
бредут бомжи с голодными глазами.
Где фанфары и где орлы?
Под снегом Альп погребены.
Плачут нищие, плачет толпа
над булочкой с маслом. Всегда.
A cooking egg
(Tomas Eliot)
Pipit sate upright in her chair
Some distance from where I was sitting;
Views of the Oxford Colleges
Lay on the table, with the knitting.
Daguerreotypes and silhouettes,
Her grandfather and great great aunts,
Supported on the mantelpiece
An Invitation to the Dance.
…..
I shall not want Honour in Heaven
For I shall meet Sir Philip Sidney
And have talk with Coriolanus
And other heroes of that kidney.
I shall not want Capital in Heaven
For I shall meet Sir Alfred Mond:
We two shall lie together, lapt
In a five per cent Exchequer Bond.
I shall not want Society in Heaven,
Lucretia Borgia shall be my Bride;
Her anecdotes will be more amusing
Than Pipit’s experience could provide.
I shall not want Pipit in Heaven:
Madame Blavatsky will instruct me
In the Seven Sacred Trances;
Picard de Donati will conduct me…
But where is the penny world I bought
To eat with Pipit behind the screen?
The red-eyed scavengers are creeping
From Kentish Town and Golder’s Green;
Where are the eagles and the trumpets?
Buried beneath some snow-deep Alps.
Over buttered scones and crumpets
Weeping, weeping multitudes
Droop in a hundred A.B.C.’s*
Шепот бессмертия
(Томас Элиот)
Уэбстер одержимый смертью был,
и видел через кожу кости.
Бездомных под землей любил,
оглядывался, не имея злости.
Он знал, что это не зрачок,
так смотрит из пустой глазницы,
и, вожделея к мертвым впрок,
в нем похоть пытается вместиться.
Донн конкретно был другим
и не искал замену смысла наслаждений.
Завлечь, обнять и овладеть чужим,
он был опытным экспертом похождений.
Он знал, как костный мозг страдает
и боль скелета в лихорадке,
когда контакта с плотью не бывает,
совокуплений и разрядки.
…
Возлюбленная Гришкин – прелестна, хороша,
то подтверждает её акцент, российская душа,
а бюст её обширный, есть совершенство,
всегда сулит пневматику блаженства.
Яркий бразильский ягуар
не заставляет брать минет.
У Гришкиной кошачий дар,
и даже есть свой мезонет.
Ягуар Бразильский всех сильней,
в дикой чащобе и трясине,
разит кошатиной намного слабей,
чем Гришкина в своей гостиной.
Прообразы живых, пришедший гость,
вокруг прелестей её всегда роятся,
но мы, любя и плоть, и кость,
хотим лишь с метафизикой обняться.
Whispers of immortality
(Tomas Eliot)
Webster was much possessed by death
And saw the skull beneath the skin;
And breast less creatures under ground
Leaned backward with a lipless grin.
Daffodil bulbs instead of balls
Stared from the sockets of the eyes!
He knew that thought clings round dead limbs
Tightening its lusts and luxuries.
Donne, I suppose, was such another
Who found no substitute for sense,
To seize and clutch and penetrate;
Expert beyond experience,
He knew the anguish of the marrow
The ague of the skeleton;
No contact possible to flesh
Allayed the fever of the bone.
…..
Grishkin is nice: her Russian eye
Is underlined for emphasis;
Uncorseted, her friendly bust
Gives promise of pneumatic bliss.
The couched Brazilian jaguar
Compels the scampering marmoset
With subtle effluence of cat;
Grishkin has a maisonnette;
The sleek Brazilian jaguar
Does not in its arboreal gloom
Distil so rank a feline smell
As Grishkin in a drawing-room.
And even the Abstract Entities
Circumambulate her charm;
But our lot crawls between dry ribs
To keep our metaphysics warm.
Суини Эректус
(Томас Элиот)
«Вокруг деревья сухие и листья опали.
Пусть буря ревёт и терзает скалы,
а позади меня остаются пустынные дали.
Смотрите девки, мы их долго искали!»
Оставьте меня в неизвестных Кикладах,
нарисуйте меня в неприступных скалах.
Покажите мне берег с пещерным бризом,
где столкнулись моря с оглушительным визгом.
Покажите Эола мне в облаках,
пусть бурю вызовет на небесах,
чтобы всклокочить Ариадны волоса
и наполнить попутным ветром паруса.
Ранним утром пробуждались части тела,
Навсикаи, Полифема, персонажей Гомера.
Жестами в постели вовсе без слов,
поднимался пар от опавших листов.
Сухие веки, реснички с волосами,
расщепляются сонными глазами.
Вот овал лица обнажился зубами,
задвигались бёдра с прямыми ногами.
Лёжа на спине, да вверх ногами,
выпрямляя колени от бедра до пятки,
вцепившись в подушку своими руками,
трясли кровать, кончая в припадке.
Суини вскочил, чтобы побриться
с пеной на лице, не успев умыться.
Широкозадый, розовый до основания,
знал темперамент женского признания.
История длинная тень человека,
сказал доктор Эмерсон где-то.
Никто не видел Суини силуэта
в предзакатном отражении света.
Не прикоснулась бритва к ляжке,
ожидая пока утихнут визги объятий.
