скачать книгу бесплатно
Но не тут-то было. Дверь изнутри была заперта. Пришлось постучать.
Вспыхнул оранжевый огонек глазка. Подставил под стеклышко захмелевшую принцессу. Звон цепочки. Скрип двери.
Вроде я и не виновен ни в чем, а сердце грохотало от страха, будто в детстве, когда напроказничал и ждешь взбучки от матери. На пороге стояла пухленькая, но приятная, невысокая женщина с короткими кудрявыми волосами, запахнув полы махрового халата. В нос ударил запах табачного дыма. Так пахнет в домах, где годами курят какой-нибудь «Беломорканал» прямо на кухне или в туалете.
– Доброй ночи! Прошу прощения за столь позднее беспокойство. Просто хотел убедиться, что Ваша дочь доберется в безопасности.
– Доброй, доброй. Ну это же никуда не годится. Вы на часы смотрели? Как Вас?
– Михаил, – уши горели, а пьяной красотке ни холодно ни жарко – снимала каблуки.
– Михаил, как это называется?
– На самом деле я даже не знаю, как зовут Вашу дочь, хотя мы и учились вместе в школе раньше. Я, кстати, живу в соседнем дворе. Увидел её на остановке посреди ночи и решил подвезти. Видимо, не зря. Что ж, пожалуй, побегу. Простите.
Женщина слегка шлепнула по попе дочь, пока та воевала с ремешком сумки, снимая через голову. Видно было, что женщина совершенно не умеет сердиться по-настоящему.
Я уже развернулся, чтобы уйти.
– Постой, Миша.
О, у кого-то, оказывается, есть язык.
– Спасибо… Три семерки, – слова давались ей с трудом, – две тройки… двенадцать.
Что за тайный шифр сообщила моя пассажирка?
– Билайн, – извиняющаяся улыбка сонной женщины в уютном халате моментально подарила покой. – Спокойной ночи, Михаил. И простите, что накинулась на Вас.
Дверь закрылась, но я успел услышать голос её матери: «Хороший мальчик. Люблю высоких».
1860 год
– Был у Уильямсов сегодня. Томас поспешно уехал в Вашингтон к дяде, – подслушала я, подавая второе блюдо за ужином. Обедали они вне дома, а юная мисс просидела в комнате в пеньюаре до самого вечера.
Кэролайн резко втянула воздух и уронила вилку от такой новости. Но родители предпочли оставить без внимания неуклюжесть дочери. Она-то рассчитывала на предложение руки и сердца, а немолодой лже-Ромео смылся, оставив девушку наедине со своим позором.
– Чарльз, кажется, вчерашние ночные похождения не остались втайне. Я была flummoxed[15 - Старинное английское слово, обозначающее «быть в замешательстве».] сегодня, когда в гостиной миссис Скотт мне предложили самый скромный стул дальше всех от хозяйки в то время, как остальные дамы, которые съехались обсуждать благотворительный бал, были молоденькими замужними девчонками, но при этом сидели в мягких креслах.
Я, как соучастница преступления, поспешила смыться в кухню и не высовываться до окончания ужина, склонив Роуз прикрыть меня.
Глава 8
Артём простоял в коридоре отделения полиции восемь часов, ни разу не присев. Как только его пригласили в кабинет, мужчина закрыл книгу и уверенно направился к столу, где в ящиках копошился старший лейтенант Комаров.
Артём развернул низкий стул под углом в сорок пять градусов, чтобы не сидеть, как провинившийся подросток в кабинете директора школы. И подарил ногам долгожданный отдых, не дожидаясь приглашения сотрудника полиции. Актеру театра не привыкать часами стоять, но сегодня он побил собственный рекорд.
Артём расстегнул пуговицы на элегантном пиджаке и вытянул руки на подлокотниках. Внутри он досадовал на то, что допрос ведет не женщина, что существенно упростило бы разговор. Слабый пол, как известно, бессилен перед звездами театра и кино. Наконец, Комаров нашел какую-то бумажку и привстал, чтобы обменяться рукопожатием, по-прежнему всматриваясь в находку, а не в глаза своего посетителя. В этот момент Артем подошел к столу старшего лейтенанта сбоку и, приветствуя его, опустил брови.
– Старший лейтенант, чем я заслужил повторной аудиенции в этом «комфортабельном» месте? – последние два слова были произнесены с насмешкой. – Мне казалось, мы исчерпали темы для разговоров в прошлый раз, – мужчина смотрел между глаз своего собеседника, что и продолжал делать в течение следующего часа.
– Выяснились некоторые детали, – пробурчал себе под нос старший лейтенант, поправляя сползшие очки. Наконец он оторвал хмурый взгляд от документа и посмотрел на Артёма. – Вы должны были лететь на гастроли сразу же после Нового года в Лондон. Были в списках на бронь ещё с начала декабря. Но потом произошла череда странных событий. Догадываетесь, о чем я?
– Пожалуйста, говорите, я послушаю, – великодушным тоном сказал Артём.
– Так вот, позднее в декабре бронь отменили и взамен включили другого человека. Некоего Сергея Дворецкого. А в журнале «Афиша» появилась статья о Вашем отвратительном выступлении на премьере «Красного и черного», якобы Вы забыли слова во время спектакля. Я ничего не упустил?
Артём лишь снисходительно улыбнулся, даже не переменив свою позу и, по-прежнему не отводя глаз от переносицы Комарова.
– Но вот, что занимательно – после знакомого нам обоим происшествия в новогоднюю ночь, Ваша фамилия опять появилась в списках, и Вы вылетели в Лондон со всей остальной группой на гастроли… – здесь следователь сделал паузу, – с тем самым спектаклем, на котором вроде, по словам журналиста, публично опозорились всего пару недель назад.
– Старший лейтенант, Вы решили стать театральным критиком? Так я пятнадцать лет уже играю в театре, а пресса всякое может строчить. Это их хлеб. И как Ваша находка относится к трагедии молодой костюмерши?
– Не думаю, что это совпадение, – Комаров подался вперед и сложил пальцы домиком, уперев локти в стол. – В паре с Вами в спектакле госпожу де Реналь играет эффектная Елизавета Оболонская. Ох, и красивая женщина. А какая фигура точеная. Все эти совместные репетиции, наверное, так сближают… – следователь вновь многозначительно молчал. – Вас обоих ждал Лондон. Наверное, роскошные номера-люкс. Но вот же гадство, накануне выходит статья, поливающая грязью Ваш талант. А родственница потерпевшей работает журналистом в печатном СМИ. Хотя и не в журнале «Афиша». Но кто откажется оказать услугу коллеге по цеху?
«Чёрт, так значит, всё-таки не в «Афише»? Да эту статью мог написать кто угодно. И никакой связи тут не было», – выругался про себя Артём.
– Господин следователь, мне известно, что законодательством запрещено задавать на допросе наводящие вопросы, поэтому можно, пожалуйста, ближе к делу. Что конкретно Вы хотите спросить?
– Какая похвальная грамотность. Вот и вопрос. Вы состоите в сексуальных отношениях с Членом Совета Директоров Омега-банка? И да, мне известно, что госпожа Митрошина входит в попечительский совет театра, а её ежегодный взнос составляет двести пятьдесят тысяч евро, – Комаров смотрел в упор на актера. – Иначе такие «талантливые» актеры давно просили бы милостыню.
1860 год
Из спальни Кэролайн через распахнутую дверь доносился визгливый голосок:
– Пусть убирается, чтобы глаза мои её больше не видели. Ненавижу.
Я стояла неподвижно в холле первого этажа, вслушиваясь в разговор, который явно касался моего будущего.
– Ягненочек, кто будет одевать тебя, собирать волосы в прическу и купать по утрам?
– Да кто угодно, лишь бы не она. Чем Роуз плоха?
– Кэролайн, ты предлагаешь ничего не смыслящую в этом деле кухарку поменять местами с няней, которая вырастила тебя с пелёнок?
– Нелли выжила из ума. От неё пользы не больше, чем от обычного раба с поля. Я сейчас докажу. Не-е-елли! – закричала капризная пакостница.
Когда я вошла в комнату, Кэролайн со злостью бросала на кровать самые разные шляпки. Что она задумала?
– Какая из них «биби»? – с вызовом в голосе сказала девчонка.
Думать нужно было быстро. Мне устроили настоящий экзамен по женской моде девятнадцатого века.
Передо мной лежало пять разных головных уборов: уже известный мне черный боулер с длинным пером, похожий на мужской мини-котелок с вуалью, соломенная шляпа с широкими полями и пришитыми локонами, что-то нагроможденное кружевами, бантами и бусинами, дальше головной убор, больше подходящий престарелой бабушке для сна, и малюсенькая вещица, которая едва прикроет голову.
Биби, биби… Наверное, что-то мелкое. Ткнула пальцем в шляпку-малышку, молясь, чтобы моя ассоциация не подвела.
– Да она наугад показала. Ей повезло, – начала капризничать брюнетка.
– Кэролайн, хватит вести себя, как ребенок. Тебе уже шестнадцать лет. У меня полно дел, – Грейс развернулась и с достоинством покинула комнату.
Кэролайн выставила свой маленький пальчик, указывая на меня, и изо всех сил старалась придать лицу грозный вид:
– Я выведу тебя на чистую воду! И тогда ты отправишься на поле собирать хлопок.
– Может, я действительно подзабыла от старости кое-какие эти Ваши великосветские штучки, только вот Роуз сдаст господам сразу же любую шалость и Ваши любовные hanky-panky[16 - Hanky-panky – с английского «шуры-муры», непозволительное, распутное поведение. Это сленговое слово, вероятнее всего, ещё не существовало в 19 веке и было незнакомо Кэролайн.]. А я обещаю, что отныне буду хранить секреты. Идёт? – я размахивала перед ней белым флагом.
– Что ещё за словечки такие у тебя? Hanky-panky? Опять заговорила на своём непонятном черном языке? Buvvuh, summah, def, dis[17 - Buvvuh, summah, def, dis – искажённое произношение афроамериканцами слов brother, summer, death, this. Породило разговорный диалект «эбоникс». Он не ограничивается только произношением, но также подменой значений слов, наличием особых сокращений и др.], – Кэролайн начала кривляться, произнося притворно низким голосом странные слова, которые, вероятно, прежняя я употребляла в речи. – А я уж было испугалась, что тебя подменили.
– Так что, мне звать Роуз к Вам?
– Рабы не будут мне диктовать условия. Поняла? Из-за твоей самодеятельности Томас уехал от меня.
Как же быстро её властный тон был способен меняться на плаксивый. Но девчонка настолько глупа, что не видела истинной причины, по которой Томас смылся. Он планировал только по-тихому развлечься с молоденькой особой, не связывая себя узами брака. Испугавшись того, что родители Кэролайн вынудят его, как джентльмена, жениться на ней за ночные гуляния, хитрец подался в бега.
– Уходи, Нелли, – когда я развернулась и уже почти закрыла за собой дверь, Кэролайн добавила. – Захвати персиковый пудинг с кухни и принеси.
То не ест совсем, то жует за троих. Только же вышла из-за стола.
– Мама сегодня не позволила добавку десерта. А мне ни к чему теперь бояться за фигуру, раз останусь одна до самой старости.
Январь 2014 года
Анатолий
– Вот и отлично, Анатолий. Кажется, мы нашли общий язык, – Татьяна, словно прирожденный заклинатель змей, спокойно смотрела в бледно-бирюзовые глаза, в которых шторм разбивал корабли о скалы. Напротив неё сидел человек с тяжёлым характером. Сложный случай. – Раз Вы помните такие подробности, расскажите про первые детские страхи и боль?
– У неё была собака. Джим. Подобрала с улицы. Всегда тащила кого-то в дом, но родители обычно не пускали этих найденышей за порог. Джимка почему-то стал исключением. Помесь болонки с дворнягой. Такой белый и кудрявый чудик, который любил хватать зубами гостей за ногу, причем не издав не единого предупредительного «гав». Говорят, что у Екатерины Великой была болонка для забавы, а сейчас таких в сумках всякие фифы в Америке носят.
Через год найденыш потерялся. Как она плакала. Не хотела несколько дней выходить со мной во двор играть. Чуть не сбежала в одиночку за город в поисках питомца. Бабушка поймала её уже на остановке. Хорошо, что автобус в ту сторону ходил только раз в час.
До этого летние выходные пес провел на даче со своей маленькой хозяйкой. Кто-то из новых соседей праздновал что-то – вечером начали запускать салют. Джим умчался прочь. Видимо, где-то в сетке рабица между дачными участками нашел отверстие. Потом всю ночь и следующее утро был ливень с грозой. Белый малыш так и не вернулся. Бывалый собаковод позже мне объяснял, что в такую погоду запахи сильно слабеют, а гром страшит животных, снижая способности к навигации.
1860 год
Переодевая Кэролайн иногда по пять раз в день (да-да, утреннее, обеденное платья, платье для прогулок, амазонка для верховой езды, платье для приемов), порой в памяти возникали и тут же пропадали какие-то мутные сцены джентльменов во фраках и леди в ярких нарядах, схожих с одеждой моей молодой госпожи. Но отрывки были такими мимолетными и выхваченными из общей картины, что я не понимала, что именно вспомнила. Иногда интуиция подсказывала порядок действий для снаряжения Кэролайн в какой-то незнакомый мне наряд, а в другой раз мне помогал женский журнал «Godey's Lady's Book», который я тайком листала в комнате госпожи во время её выездов на светские приемы. Каждый выпуск был с картинками, советами по выбору модных фасонов одежды, домоводству, правилам настоящих леди и с небольшими рассказами.
Хотя я стала более уверенной в собственных способностях, мысли о побеге не погребла. Решила повременить, выжидая подходящего момента и собирая полезные сведения.
Хозяин назначил надсмотрщиком Джозефа, одного из рабов несмотря на то, что на плантации несколько раз появлялись белые странствующие мужчины в поисках работы. Мистер Хьюз боялся, что они окажутся аболиционистами, борцами за освобождение рабов, и организуют наш побег. Такое движение стало популярным в стране. Рабов через специальную подпольную сеть под названием «подземная железная дорога» переправляли в Канаду на свободу.
Джозефу не нужно было платить в отличие от наемного работника. Молодой мужчина недавно стал отцом, но жена и сын по-прежнему работали на другой плантации. За рабов Джозеф отвечал собственной жизнью, поэтому его товарищам нелегко было бы предать брата по несчастью и решиться на побег. Хозяину прекрасно были известны все эти преимущества.
Но я не была готова оставаться в неволе из-за жалости к другим. Главной задачей, которую я обдумывала несколько месяцев, было провести собак-ищеек. Думаю, что псы находят беглецов и чужаков по запаху следов на земле. А значит, надо было сбить свой запах и пахнуть, как один из членов семейства Хьюз.
Я рассчитала, что осуществлю план в один из дней Господних (как здесь называют седьмой день недели), когда рабы вольны отдыхать. Нам с Роуз это послабление полагалось не в полном объеме, ведь есть и одеваться господа самостоятельно не умеют. Остальные рабы разбредаются с полученными пропусками по соседним невольничьим мини-селениям к супругам и друзьям, а хозяева на церковных служениях и барбекю.
Мне останется лишь сложить в мешок для сбора хлопка две пары сапог Кэролайн, её ночную сорочку (это единственное, что налезет на меня), панталоны и духи. Всю одежду придётся взять из кучи грязного белья. Противно, но зато хозяйский запах введёт в заблуждение ищеек. Помню свой первый прачечный понедельник в этом имении. Меня вырвало от смрада, поднимающегося над кипящим чаном с бельём. Всю эту грязную одежду нужно было крутить специальной деревянной мешалкой. А ещё ведь вначале нужно было от всех пятен вручную избавиться, понять, от чего они. От кофе выводить желтком, разбавленным водой, от вина – солью, от травы – спиртом.
Так что я бы сделала с грязной сорочкой молодой госпожи? Незаметно пробралась бы к реке. Вымылась мылом, надушилась, оделась в одежду Кэролайн. А свои вещи закинула бы в сторону у берега реки. Собаки побегут на запах. Хозяин подумает, что я утопилась, и меня сожрали аллигаторы. Главное, чтобы они не съели меня, пока буду намываться.
Собак выпускали только к вечеру, а днем в выходной день никто и не заметил пропажу. За это время я бы оторвалась и была далеко от имения. Но для верности ещё разок собиралась сменить сапоги по дороге, чтобы запутать ищеек.
Решиться на предательство неповинного человека слишком тяжело. Чтобы другим не повадно было, Джозефа скорее повесили бы на глазах всех остальных, если он не нашёл бы меня. Я колебалась каждый выходной, представляла эту жуткую картину, слёзы его молодой жены. Вела бесконечные торги с совестью. Пока не произошло кое-что, перевесившее всё.
Глава 9
2012 год
Артём был в скверном настроении в этот вечер. Глаза, полные скепсиса, обрамляли оливковые синяки после ночи, проведенной за игрой в покер. Днём поспать не удалось. Но грим и не такое скрывал.
В гримерку, цокая каблуками, вошла новенькая девушка в длинном до пят светлом платье, приталенном с помощью какого-то широкого пояса со шнуровкой сзади, и с отложным воротничком. Черные волосы собраны на затылке голубой атласной лентой. Артём знал, что она из женского костюмерного цеха. «Что здесь забыла? Потерялась что ли, клуша», – с раздражением подумал мужчина.
Девушка принялась помогать его коллегам. Недотёпа. Понятия не имеет, кто здесь главный, и кому первому честь отдавать.
Актрисы уже привыкли не принимать близко к сердцу выпады и черный юмор актера – циничным он был только, когда не в духе. Сегодня был один из таких дней. В другое же время мужчина умел очаровать галантностью, юмором и интересной беседой.
Артём устал наблюдать через зеркало за её пофигизмом по отношению к нему, развернулся на стуле, взял в руки персик, покрутил, покатал в ладонях, будто взвешивая, а потом всё же не сдержал прорыв своей сточной трубы:
– И кто эта новенькая шалунья? Испытываешь экстаз, раздевая мужчин? Потому перевелась к нам?
Девушка не растерялась, не поворачиваясь к обидчику и продолжая возиться с шейным платком другого актера, ответила:
– Могу ведь и иголку нечаянно в Ваших штанах оставить.
Тут мужчины в гримерке рассмеялись. Но Артём решил, что слишком много чести для первого дня работы здесь этой девчонки, надо бы и место своё знать простушке. Он оценил, что одета она была с особым дворянским шармом, хотя и не к месту. По-настоящему умная и амбициозная девушка сидела бы в офисе, а не в мужской гримерке за двадцать тысяч рублей в месяц поздними вечерами, занятыми суетливой и нервной работой.
– Да ладно, не стыдно скрывать свои страсти. В театральное закулисье в прошлых веках всегда манило самых чувственных и ненасытных женщин, а слово актриса было почти синонимом другой более интимной древнейшей профессии. В сексуальных фантазиях нет ничего плохого, дорогуша. Дай угадаю, почему ты оказалась здесь. Причина стара, как мир, – Артём начал загибать пальцы, – а) ты ищешь шанс сбежать из дома; б) в театре светит перспектива поступить в содержанки к богатому спонсору или стать любовницей режиссёра. Это двигало женщинами раньше, это влечет их сюда и сейчас.
Артём понимал, что слегка перегнул палку и переигрывает, а для актера это нехорошо, но уже понесло.
Девушка твердо решила, что сегодня штаны Артёма не должны выдержать ожирения его самомнения и непременно треснут перед выходом на сцену. А она этому чуточку посодействует.
Себя она уважала вне зависимости от выполняемой работы, поэтому и здесь нашлась, что ответить хаму:
– Увидев растрепанный седой пучок бабы Маши и кислотные китайские шлепки тети Ани, обутые на шерстяные полосатые носки, не могла отделаться от неприличных картинок их бурной сексуальной жизни в этой гримерке. Ты меня раскусил. Именно поэтому я и согласилась на эту работу. Только ты не в моем вкусе – не люблю патлатых и с накрашенными глазами. Сильно на девочек смахивают. Или ты женские роли играешь? Я ещё не запомнила всех. Новенькая же, – и, изображая невинность, пожала плечами.
Опять хохот. Обычно женщины ему не дерзят.
– Что ж, пошутили и хватит. Я здесь уже тринадцать лет, а вот ты и месяца не работаешь. И не будешь работать, если продолжишь в том же духе. Феминисткам и амазонкам в театре не место. Да будет тебе известно, что театр – исконно мужская территория, маленькая мисс.
О, это ей было прекрасно известно. Она помнила, как поступала в театральное. Её даже не дослушали. Спросили вес, рост, сопроводили комментарием, что, мол, маловата и грудь плоская. В списках к зачислению мальчиков оказалось ровно вдвое больше, чем девочек. Она не прошла, потому и поступила на филфак. Потом работала несколько лет учителем в старших классах. Но здесь, в театре, к ней относились так, будто она и школу не окончила.
1860 год
Я пригладила щеткой длинные, угольные волосы Кэролайн, и она надела на них сеточку для сна. Как же девушка всё-таки плохо разбирается в мужчинах.
Сегодня на ужин в господском доме остался один заезжий проповедник, мистер Вудмэн. С утра он с разрешения мистера Хьюза провел службу для нас, невольников, и сразу же мне понравился. Какой мужчина. Высокий, широкоплечий, с бронзовым загаром и большими сильными руками, которые не брезгуют трудом. Не то, что эти изнеженные джентльмены, которые ничего тяжелее книги не держали.
