скачать книгу бесплатно
2. Анестезиолог.
3. Бухгалтер.
4. Библиотекарь.
5. Виолончелист.
6. Дирижер.
7. Инженер-программист.
8. Инженер-технолог.
9. Капитан дальнего плавания.
10. Маркетолог.
11. Нарколог.
12. Отоларинголог.
13. Политтехнолог.
14. Полярник.
15. Переводчик романских языков.
16. Полицейский.
17. Физик-ядерщик.
18. Шеф-повар.
19. Юрисконсульт.
20. Художник.
Последний пункт ошеломил Отто. Это была издёвка. Плевок в лицо.
Уна, с ее врожденным талантом и самозабвенной любовью к живописи, вынуждена писать свои картины в ванной по ночам, тогда как Отто, не имеющему ни способностей, ни малейшей склонности к рисованию, позволено на законных основаниях малевать бездарные холсты. Неожиданный поворот судьбы в сорок пять лет…
Точнее, не в сорок пять, а в сорок восемь. Отто постоянно забывал, что за время комы стал старше на три года. Он не хотел мириться со свершившимся без его участия фактом старения. Хотел оставаться почти молодым. А без двух лет пятьдесят – уже не молодость. Отдает хроническими болезнями, скорой пенсией и прочими стариковскими «радостями».
Отто несколько раз перечитал список. Предлагаемые профессии казались ему одновременно привлекательными и совершенно не подходящими. Он представил себя агрономом, потом – бухгалтером и дирижером, последовательно перебрав все должности, испытывая то веселье, то недоумение. Лишь художник не вписывался в стандартную палитру его эмоций.
Ладно, решил Отто, поживем – увидим. Возможно, этот список устарел. Возможно, он имел хождение в самом начале Правил, а затем претерпел изменения и дополнения.
Ему не терпелось встретиться с Наставником.
Все происходящее казалось ему забавным приключением. Отто понимал, что на самом деле ничего забавного тут нет, особенно в свете трагедии Агнес, но решил относиться к Правилам как к испытанию, которое рано или поздно закончится, определив победителей и побежденных.
Вечером доктор Порвис забрал у Отто список, не преминув поинтересоваться его выбором.
– Решил стать наркологом. Всегда мечтал иметь свободный доступ к запрещенным препаратам.
– Опять вы шутите, голубчик! – доктор Порвис укоризненно покачал головой. – Ложитесь-ка лучше спать. Сразу после завтрака за вами приедет машина.
6. Новый дом
Шофер был неразговорчивый, угрюмый, явно не выспавшийся. Хмурое выражение его лица не располагало не то что к расспросам, но и просто к вежливой беседе.
Отто назвал адрес, который вручил ему доктор Порвис вместе с ключами от квартиры, медицинским заключением и листком временной нетрудоспособности, который следовало продлить в поликлинике по месту жительства.
Утро выдалось без дождя, хотя и пасмурное. Опустив стекло, Отто с наслаждением вдыхал пахнущий прелой листвой воздух. Оставив позади обширный больничный парк, машина выехала на шоссе и помчалась в сторону центра. Шофер торопился – наверняка старался поспеть по следующему адресу. Асфальт был влажный, с проплешинами тонкого льда после ночного заморозка. Отто невольно подумал о том, что будет, если парень не справится с управлением и вылетит на встречную. Усмехнулся, представив последствия. Но вскоре отвлекся на картинку за окном: появились первые жилые дома.
Внешне город почти не изменился. Разве что основательно разросся новый квартал, который три года назад только начинал застраиваться, да сменились названия некоторых магазинов.
Люди тоже были вроде бы такие же. Они спешили по своим делам – на работу, с работы или по праздному интересу, и выражения их лиц были абсолютно разные: грустные и довольные, задумчивые и озлобленные, равнодушные и приветливые. Из машины не были заметны нашивки на одежде, но Отто знал, что они есть. Пожалуй, он был единственным человеком в городе, который пока не был промаркирован. На этот счет у него имелась соответствующая справка: «такой-то и такой-то, находился в состоянии комы с 15 января 19… года по 12 октября 19… года, посему не успел зарегистрироваться, пройти инструктаж, обзавестись, и т. д. и т. п.».
Машина проехала мимо поворота, куда с основного шоссе сворачивал автобус, на котором Отто в бытность свою писателем добирался до Литинститута. Отто пронзила острая боль утраты. Он не мог поверить, что навсегда лишился того, что в то время так его раздражало, от чего он порой мечтал избавиться, кляня горькую писательскую долю: споров до хрипоты, отстаивания собственного мнения: «Я писатель, я так вижу!», вызовов на ковер к начальству, возбужденной дрожи пальцев, поглаживающих обложку свежеотпечатанной книги с собственной фамилией на титульном листе… Всех этих ссор, примирений, распитий в скверике за институтом, оскорблений от скороспелых графоманов, получивших от литературного критика Отто Рейвы по заслугам своим…
Надо бы заглянуть к ним в гости, подумал Отто. Хотя, к кому – к ним? В его отделе (то есть, теперь уже не в его) наверняка сидят другие люди. Ни Бруно, ни Майкла, ни начальника – въедливого, желчного старикана Сноу с его пошлыми рассказами о былых похождениях, ни секретарши Катринки…
Все равно зайду, решил Отто. Вот только разберусь с насущными проблемами.
Когда мимо промелькнул его дом, он едва не крикнул шоферу: «Разворачивайся!», настолько не укладывалось в голове, что теперь он здесь не живет. Отто обернулся и проводил глазами дом с квартирой на пятом этаже, где они прожили с Уной столько счастливых лет и где она жила теперь одна.
Боль становилась всё сильней. Она перекинулась на всю грудь, а не гнездилась в области сердца, как в начале пути. Отто задыхался, едва удерживаясь от того, чтобы не начать хватать ртом воздух. Шофер, чего доброго, решит, что он припадочный – из больницы все-таки едут.
Машина подпрыгнула на ухабе, и в голове стрельнуло. Отто охнул, снял кепку и нежно погладил шрам, словно уговаривал его немного потерпеть. Когда за окном замелькали новостройки, он совсем пригорюнился, поскольку ненавидел обезличенные жилища без истории и атмосферы, но машина неожиданно свернула вправо, не доехав всего пару сотен метров до недавно отстроенного квартала.
Шофер заглушил мотор. Отто открыл дверцу, вышел и осмотрелся. Слева был небольшой парк со скамейками и неработающим фонтаном, а справа – уютный дворик, образованный тремя стоящими буквой «П» пятиэтажными домами, выкрашенными в теплый охряный цвет. Старые раскидистые клены доходили до окон верхних этажей.
– Это точно здесь? Вы не ошиблись? Парень усмехнулся:
– Никак забыли, где живете?
Голос у него был хриплый – не то прокуренный, не то простуженный.
– Я не жил здесь прежде. Меня переселили.
– Понятно. Нет, никакой ошибки. Вон, табличка на доме, видите?
Отто сверил номер с тем, что был написан на бумажке Порвиса, и ощутил неожиданный душевный подъем, совершенно неуместный при его обстоятельствах.
Взяв из салона сумку, в которой лежали тапочки, смена белья и туалетные принадлежности, Отто направился к подъезду. По пути ему никто не встретился: буднее утро, кто на работе, кто на учебе. Мелькнула мысль об Острове (кто-то ведь мог находиться и там), но Отто отогнал ее, вознамерившись не портить себе настроение хотя бы сегодня.
Его временная квартира располагалась на третьем этаже. Лестница была старая, щербатая, с вытертыми множеством ладоней деревянными перилами. Вопреки опасениям Отто, страдавшего обостренным обонянием, не пахло ни кошками, ни убежавшим супом, ни отходами человеческой жизнедеятельности. Вероятно, управдом был чистюля, или соседи подобрались все как один приличные.
Отто повернул в замке ключ, толкнул дверь и вошел. На него навалилась темнота. Он по наитию пошарил рукой по стене и щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула голая лампочка, осветив трюмо с треснутым зеркалом, напольную вешалку допотопных времен вкупе с пустой подставкой для зонтов. Из прихожей в разные стороны вели три одинаковые, выкрашенные серой краской двери.
За первой дверью оказалась кухня. Точнее, кухонька – крошечная, пятиметровая, с плитой на две конфорки, мини-холодильником, узким столом и двумя табуретками.
За второй дверью обнаружился совмещенный санузел, оборудованный по-спартански просто.
Третья вела в комнату, служившую одновременно спальней, гостиной, кабинетом и столовой.
Широкое эркерное окно со шторами коричневато-бежевой расцветки выходило во внутренний двор. У дальней стены примостился низкий диван-оттоманка, обтянутый кожей приличного качества, в противоположном углу высился платяной шкаф с зеркалом. Посредине комнаты стоял круглый деревянный стол и три стула с гнутыми спинками. Еще в комнате имелись: резная деревянная этажерка для книг (без книг), круглая металлическая подставка под аквариум (без аквариума), напольный торшер с бумажным плафоном в виде китайского фонарика и переносной телевизор.
Отто спохватился о своих вещах. Доктор Порвис сказал, что их перевезли сюда от Уны, но квартира выглядела абсолютно нежилой – этакий перевалочный пункт для временно оставшихся без жилья, работы и средств к существованию.
Он подошел к шкафу и распахнул дверцы. Вся его одежда была здесь. Свитера, рубашки, трусы, майки и носки были аккуратно разложены по полкам. В соседней секции висели брюки, пиджаки, плащ, спортивная куртка и зимнее пальто. Теперь, когда Отто основательно похудел, вещи были велики ему на пару размеров и казались снятыми с чужого плеча; впрочем, других у него пока не было.
Ни книг, ни рукописей, ни печатной машинки, ни альбомов с марками, которые Отто собирал со школьных времен, ни прочих личных вещей. Больше всего его беспокоили рукописи – что, если их изъяли? Уна, конечно, ничего не могла бы с этим поделать. Всё остальное наверняка сохранилось в неприкосновенности.
Тишину разрезал телефонный звонок. Отто подошел к аппарату, висящему на стене рядом с диваном, и снял трубку.
– Отто Рейва слушает.
– Ты уже дома!
– Если это можно назвать домом.
– Тебе не нравится? – упавшим голосом спросила Уна. – Понимаю. После нашего… после…
– Я пошутил. Ты из больницы звонишь?
– Конечно, – после секундной заминки ответила Уна.
Она совсем не умела лгать. Так и не научилась за двадцать пять лет их брака.
– На самом деле ты дома, да?
– Понимаешь, коллега, которую я должна была подменять, неожиданно поправилась…
– Вот и славно, – Отто сделал вид, что поверил. – Отдохнешь хотя бы.
– Я вот зачем звоню. Во-первых, твоя верхняя одежда. Она без нашивок. Отнеси ее в ближайшее ателье. Адрес на тумбочке в прихожей. Покажешь паспорт с датой рождения – сделают нашивки. Попроси, чтобы по срочному тарифу.
– У меня нет денег.
– Я оставила в тумбочке. Слушай внимательно… ты слушаешь?
– Да, – раздраженно сказал Отто.
Он не любил, когда Уна включала учительницу.
– Продукты в холодильнике. И обязательно сходи к Наставнику. Не затягивай с этим.
– Я и не собирался затягивать. Очень интересно взглянуть на этого человека.
– Ты будешь удивлен, – загадочно сказала Уна.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что ты удивишься. Да, и продли выписку о нетрудоспособности. Сегодня, в крайнем случае – завтра. Нельзя, чтобы между датой выписки и датой продления был промежуток хотя бы в один день. Ты по-прежнему прикреплен к нашей поликлинике. Помнишь, где она находится?
– Я не идиот, Уна.
– Я знаю! Но прошло три года, когда ты в последний раз там был. И твоя память еще не полностью восстановилась.
– Извини. Мне не по себе, да еще эта проклятая головная боль…
– Ляг, поспи. Постельное белье в шкафу.
– А где остальные мои вещи? Здесь только одежда.
– Всё у меня.
– Всё? – с нажимом повторил Отто.
– Да. И я должна передать тебе деньги.
– Какие деньги?
– За издание твоей последней книги. Она вышла через четыре месяца после несчастного случая.
– «Путь к вершине» все-таки издали?
– В твердом переплете и с предисловием какого-то литературного критика… Забыла фамилию.
– Берндардс?
– Погоди, я посмотрю… – в трубке зашуршало. – Да, Лоу Берндардс.
– Ничего себе.
– Мне передали из издательства несколько экземпляров. Вместе с твоим гонораром.
– Тебе следовало сказать об этом раньше, – мягко упрекнул Отто.
– Ох, знаю, знаю!
– Я зайду вечером. Ты будешь дома?
Уна молчала. Она молчала так долго, что Отто решил, будто связь оборвалась.
– Уна?
