скачать книгу бесплатно
Пользуясь моментом, я прорвался к двери. Эмма, кажется, даже не заметила, что ковш опрокинулся на нее и устроил ей щедрый пивной душ.
Она повисла на мне.
– Куда же ты, дорогой мой русский человек?
Я выволок сдуревшую Эмму на себе из комнаты и потащил по галерее, сам не зная куда. Я искал Хелен, но ее нигде не было.
Внизу, в зале, свет был приглушен, веселье закончилось. Поверх перил было хорошо видно, кто, где и как лежал, погрузившись в сладкий сон.
Апофеозом, судя по всему, стал вынос в центр зала огромного дубового чана. В нем спокойно могли поместиться по окружности, наверное, человек пятнадцать, то есть почти вся сегодняшняя честная компания.
В чане завлекательно плескалось пиво, но все валялись на столах и скамейках в совершенно никаком виде. Закончить вечеринку веселой пивной помывкой, видимо, просто не хватило сил.
4
Вдруг из боковой двери выглянул спортивного вида коротко подстриженный рыжий парень с внушительным носом-картошкой, скошенным подбородком и колючими, близко посаженными глазками. Парень был одет в новенький с иголочки серенький костюмчик, в руке он держал откупоренную бутылку шампанского.
Увидев нас, юркий паренек широко улыбнулся, вышел из комнаты и преградил дорогу.
– Куда ты тащишь нашу Эмму?
Я не успел ему ответить. Эмма, как будто дремавшая у меня на спине, вдруг резко подняла голову.
– Чего надо? Все берлинские убийцы собрались в моей пивной? Как бы не так! Хватить вынюхивать. Не мешайте отдыхать. Проваливайте!
– Отдыхать ли?
– О, парень, ты, кажется, сама проницательность. Верно, не отдыхать. Он хочет меня изнасиловать. Давай, герр Шаталов, вперед, прямо по галерее и направо, там спряталась просторная софа в уютном темном углу.
Я попытался протащить Эмму мимо парня. Мне сейчас хотелось только одного – оставить шаловливую хозяйку где-нибудь в тепленьком месте, чтобы она сразу уснула, а затем быстрее найти Хелен и убраться отсюда.
Вдруг парень взял меня за плечо и заглянул в глаза. Его чувственный крупный влажный от вина рот расплылся в широкой белозубой улыбке.
– Изнасиловать?
– Да-да, изнасиловать! – задиристо сказала Эмма. – Что завидно стало, сосунок?.. Можешь подсмотреть из-за угла. Разрешаю. Сегодня я добрая!
Парень ухмыльнулся и махнул кому-то бутылкой. Из комнаты выскочили два парня в похожих по покрою серых костюмчиках, один был худой, как жердь, и неестественно глазастый, словно он страдал базедовой болезнью, второй по комплекции и росту был похож на пивной бочонок.
Я не успел опомниться, как вместе с Эммой оказался в той комнатке, из которой выскочили мужчины, так ловко они нас туда втащили. Удивительно, но ярко освещенная комната была практически пуста.
Здесь стояли лишь основательный старинный кофейный столик и два рассохшихся венских стула, на полу валялись бутылочная пробка, а также проволока, которая совсем недавно удерживала ее в бутылке, и блестящие обертки от шоколадных конфет. У стены темнели горшки с сухими ростками, которые, по всей видимости, когда-то были цветами.
5
– Эмма, сейчас ты напишешь заявление, что герр Шаталов грязно покушался на твою женскую честь.
– Пошли вы в задницу, ребята!
– Ты забыла, кого у тебя нашли в подвале? – с интонацией профессионального артиста в голосе сказал худой глазастый офицер. – Дорогая, будь умницей. Вот, посмотри, у тебя царапины на шее!
– Царапины? Брось! Мадлен сегодня ногтями шаркнула по коже. Она вдрызг пьяная! Можешь спуститься вниз и убедиться.
– Нет, Эмма, не вводи следствие в заблуждение, это следы ногтей герра Шаталова.
– Ребята, правду вам говорю, но вижу, что вам нужна неправда. Скажите, пожалуйста, зачем?
– Милая Эмма, герр Шаталов – враг Германии. Он совершил диверсию. По дипломатическим соображениям мы не стали привлекать его к ответственности, потому что не желаем объявлять миру, что сталинский сокол нарушил узы дружеских советско-германских отношений и совершил враждебный Германии акт. Однако же сама понимаешь, так просто спустить дело на тормозах мы не можем. Герр Шаталов должен ответить. Из диверсанта мы сделаем его обыкновенным уголовником. Изнасилование – унизительная статья, как раз для него!
– Ребята, вы меня знаете, я в таких делах не участвую.
– Эмма, не шути. Ты думаешь, что следствие поверило тебе насчет Карла Рунштейна? Он почти два года скрывался в твоем подвале, а ты не знала. Как же! Между прочим, он убил офицера рейха под окнами твоей пивной, но траура по поводу столь печального события что-то не наблюдается. Твоя пивная стоит на ушах. Почему, интересно?
– Что вы за люди? Не знала я ничего, шут вас дери! Не знала, впервые слышу от вас, что он еще кого-то убил.
– Оставьте Эмму в покое, ребята. Вы прекрасно знаете, что я никого не пытался изнасиловать, а убийство офицера, совершенное Рунштейном, не имеет ни к ней, ни к ее пивной никакого отношения.
– Помолчите, герр Шаталов! Эмма, так как, ты расскажешь во всех подробностях следствию, как герр Шаталов пытался тебя изнасиловать?
– Не знаю, ребята. Вы меня смутили так, словно мне вновь пятнадцать!
– Нет, Эмма, до этого момента все было цветочками. Вот когда свое веское обвинительное слово скажет пустая бутылка из-под шампанского…
– Бутылка? Вы что, спятили, ублюдки?
– Нет, Эмма, похоже, что спятила ты. От всего того, что мы сейчас с тобой сделаем, нам капнет один лишь прибыток. А что получишь в итоге ты? Что для тебя герр Шаталов? Скажи еще, что ты, старая пивная корова, в него влюбилась! Так ты дошутишься до того, что врач-гинеколог станет твоим лучшим другом, причем не в твоей берлинской клинике, а в женском концлагере под Равенсбрюком.
– Эмма, напиши заявление. Пусть они отстанут от тебя, наконец!
– Я не могу, дорогой мой герр Валерий. Я перестану себя уважать. Пусть они засунут проклятую бутылку себе в задницу. Я ничего писать и подписывать не буду! На, закури лучше.
– Я не курю.
– От таких не отказываются. Смотри!
Худой понюхал пахучую белоснежную сигарету, которую со смехом протянула ему Эмма, и в его слегка раскосых темных глазах загорелся огонек интереса. Эмма услужливо достала из своего потайного кармашка мой подарок – зажигалку.
Офицер небрежно сунул сигарету в рот. Эмма поднесла зажигалку к сигаретному кончику и нажала на крышку, прикрывавшую фитиль.
Зажигалка звонко клацнула, словно миниатюрный пистолет затвором. Синеватым огоньком послушно вспыхнуло пламя. Худой закурил и вдруг сильно закашлялся.
Эмма расхохоталась.
– С непривычки гланды скрутило?
– Я… курил… раньше, но… бросил.
Худой перестал наконец кашлять, снова затянулся и с наслаждением выпустил из ноздрей дым. Кажется, он распробовал отменный табак.
Мы с Эммой тревожно переглянулись. Похоже, что зажигалка не подействовала.
Вдруг совершенно неожиданно худой взорвался оглушительным хохотом. Смех был настолько внезапным и сильным, что напарник худого офицера вздрогнул от неожиданности всем своим плотным бочкообразным телом, расширил глаза и цепко схватил развеселившегося компаньона за узкое плечо.
– Клаус, что с тобой?
– Ты посмотри на себя, Курт. Эй, Курт, бочонок, ты же круглый идиот!
– Клаус!
– Курт, тысяча свиней, посмотри, посмотри на себя в зеркало, ты же крыса, натуральная жирная крыса! Чего носиком шевелишь? Перестань, у меня сейчас будет истерика!
Курт, кажется, все понял. Он страшно изменился в лице, отшвырнул от себя Клауса, повернулся к Эмме и замахнулся на нее своей ладонью-лопатой так, словно решил одним ударом необычно большой руки снести ей голову с плеч.
– Какой газ, гадина, ты закачала в свою зажигалку?
Я успел подставить руку. Удар пришелся по предплечью. Он оказался настолько сильным, что я едва не вскрикнул от пронзительной боли. В первое мгновение мне показалось, что рука серьезно повреждена, возможно, сломана.
Курт резко развернулся ко мне.
– Или, может, сигарета? Гашиш? Шутить над офицерами рейха? Вам будет очень плохо!
Я хотел ответить ему, что не я, а они, офицеры рейха, устроили форменный балаган. Сказал же, что готов оговорить себя, готов сделать все, что они просят, лишь бы для несчастной Эммы все закончилось. Так в чем дело? Что их по-прежнему не устраивает?
Я не успел произнести ни слова. В следующий миг ладонь-лопата Курта так хлестнула мне по щеке, что моя голова, мотнувшись в сторону, в самом деле, кажется, едва не сорвалась с шейных позвонков.
Ах так, ребята?! Похоже, даже моему ангельскому терпению наступил конец.
Я подставил под удар вторую щеку, как будто желая убедиться, что засранец Курт встал на тот самый путь, который ведет очень далеко. Толстощекий Курт бросил на меня испепеляющий взгляд и снова ударил в лицо той же рукой, на этот раз наотмашь.
В последнюю секунду я подставил подсечку, и второй удар не получился. Правда, подсечка тоже не удалась.
Плотный Курт угадал мое движение, ухватился за меня и устоял на ногах, однако я знал, что делать, и в следующий миг четко, как учили, бросил его через бедро. Курт, распластав в воздухе руки, как крылья, с силой влетел головой в стену, едва не пробив ее насквозь, затем мгновенно обмяк, рухнул на пол и затих.
Клаус продолжал жизнерадостно хохотать. Давясь от смеха, он указал пальцем на пузатое тело Курта, безжизненно замершее на полу животом вверх.
В глазах Клауса дико заплясали озорные мальчишеские смешинки.
– Крыса сдохла, крыса сдохла! А носик, Курт, все равно шевелится…
Похоже, Клаус впал в полное безумие. Продолжая дико хохотать, он вывалился из комнаты.
Бедняга Курт упал крайне неудачно. Мало того что он врезался в стену, по пути он задел своим жирным виском острый угол добротного кофейного столика.
Кровь алыми фонтанчиками брызнула во все стороны. Вся комната оказалась забрызгана так, словно здесь полчаса резали и никак не могли зарезать свинью.
Позже выяснилось, что Курт всего лишь повредил вену на виске, его медный череп остался в целости и сохранности, но в тот момент нам с Эммой показалось, что у Курта пробита височная кость и его мозги, перемешавшись с кровью, брызнули во все стороны.
6
Мы отчаянно пытались привести Курта в чувство, но безуспешно. Его тело как будто онемело от мороза. Ужасное впечатление!
Эмма то изрыгала площадные ругательства, то ревела белугой. Все было бесполезно. Курт не подавал признаков жизни.
В конце концов она распахнула окно комнаты и приказала мне прыгать вниз. Милая Эмма так искренне хотела мне помочь!
Я забрался на подоконник. Оставалось лишь шагнуть вниз, за край оконного слива.
Вдруг в комнату ворвались крепкие коротко подстриженные мужчины в строгих темных костюмах во главе с тем рыжим парнем-спортсменом в сером костюмчике, который, преградив нам путь на галерее, заварил всю кашу. Парень, как потом рассказала Эмма, недолго думая, схватил один из горшков с землей, которые теснились в углу у стены, и с силой бросил мне в спину.
Прыгать с верхнего этажа пивной мне было не впервой. Я сделал шаг, но в этот миг сильнейший удар в позвоночник отразился вспышкой в глазах и, как показалось, в самой глубине мозга.
Позже от Эммы я узнал, что объемистый глиняный горшок угодил мне в спину точно между лопаток. В тот момент я ничего не понял, просто потерял сознание и опрокинулся обратно в комнату.
Когда очнулся, сознание оставалось сумеречным. Мужчины, как я теперь понял, гестаповцы, грубо подхватили меня под мышки и, не обращая внимания на яростные стенания Эммы, поволокли к выходу. Дальше все было, как во сне.
Помню, что меня тащили по галерее, затем стащили вниз по ступенькам лестницы в зал. Здесь я немного пришел в себя, хотя в глазах по-прежнему стоял кровавый туман.
Меня энергично поставили на ноги, затем повели к выходу из пивной. Все летчики, опьянев, по-прежнему спали там, где каждого одолел друг Морфей, – кто под столом, кто на столе, кто на лавке, кто под лавкой, кто в углу зала.
Неожиданно раздался громкий женский окрик:
– Ребята, а я не хотела бы, чтобы гестаповские крысы вот так вот, ни с того ни с сего, волокли к себе в подвал заслуженного летчика!
Пилоты люфтваффе знали голос своей Королевы, они узнали бы его в десятимиллионном хоре женских голосов. Летчики мгновенно пробудились, вскочили на ноги и встревоженно протерли свои отяжелевшие от пива веки, которые еще миг назад, как казалось, ничто в мире не могло открыть.
Я не буду описывать подробно, что происходило в следующие несколько минут. Драка есть драка, она всегда жестока и неприглядна.
Однако та памятная драка в пивной могла бы, наверное, войти в анналы батального искусства. Бросание скамеек и опрокидывание столов происходило настолько живописно, что если бы не клацанье зубов и истошные крики, сцена вполне потянула бы на масштабную битву светлых и темных сил, исподволь тлеющий конфликт между которыми внезапно вылился в грандиозное сражение, причем полем битвы стала берлинская пивная, где, как в зеркалах ее бара, вдруг отразились истинный облик и истинные цели противоборствующих сил.
Короче говоря, гестаповским парням пришлось туго. Зря они стали упираться и не отдали меня летчикам сразу.
Позже мне рассказывали, что гестаповцев выносили из пивной, как бревна, и складывали в грузовик штабелями, чтобы отвезти в госпиталь. Просто удивительно, что никто из них не погиб, все выжили, хотя многие остались без зубов.
Я едва стоял на ногах, но, насколько помню, порывался вступить в сражение. Хелен вовремя увела меня из зала и вывела на задний двор через черный ход.
В уютном внутреннем дворике она усадила меня в машину, я не разобрал какую, заметил лишь, что автомобиль был с открытым верхом, но не «хорьх», и повезла прочь. Я с облегчением откинулся на спинку мягкого удобного сиденья, обитого пахучей кожей.
Однако не все гестаповцы участвовали в драке. Те, кто не участвовал, заметили наш отъезд и бросились в погоню.
7
Я на всю жизнь запомнил бешеную автомобильную гонку по ночному Берлину. Гестаповцы прочно сели нам на хвост на трех мощных автомашинах.
Казалось, что даже свет их автомобильных фар источал невероятную досаду и дикую ярость. Честно говоря, я не представляю, что они с нами сделали бы, если бы бешеная погоня в ту лунную ночь им удалась.
Поначалу я подумал, что гонка закончится так же быстро, как началась. Преследователи буквально висели у нас на хвосте, и, кажется, не было никаких шансов. Плохо же я знал навыки водителя, которыми владела Хелен!
Виртуозное мастерство шофера, помноженное на великолепное знание города, произвели магическое действие. Гестаповцы висели у нас на хвосте, но взять никак не могли.
