скачать книгу бесплатно
Проклятие Баскервилей. Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла
Владилен Елеонский
Гибель престарелого богача-аристократа, кажется, вызвана мистическими причинами, изобличить замаскированного убийцу непросто, а орудием убийства оказывается вовсе не собака, как предполагал известный английский сыщик.
Проклятие Баскервилей
Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла
Владилен Елеонский
Ремейк повести сэра Артура Конан Дойла «Собака Баскервилей»
Авторский перевод оригинальных отрывков Владилена Елеонского
© Владилен Елеонский, 2017
ISBN 978-5-4490-1138-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие автора
В повести сэра Артура Конан Дойла «Собака Баскервилей» замаскированный убийца пытается реального пса выдать за привидение, выскочившее из преисподней. Для этого он вначале натравливает его на жертву, а затем отзывает обратно.
Каждый кинолог знает, что собака, будучи хищником, способна загрызть человека. Более того, она может разорвать его на части и съесть, в особенности, если хотя бы один раз попробовала человеческую кровь, однако в упомянутой повести злоумышленник желает сделать собаку не явным, а замаскированным орудием убийства, то есть смертельно испугать её ужасным видом. В таком случае на теле погибшего не останется никаких следов, и доказать умышленное убийство будет гораздо сложнее.
В то же время инстинкт диктует приблизиться к незнакомому объекту и обнюхать его, поэтому собаке требуется дополнительная команда, однако жертва может услышать её и понять, что перед ней вовсе не призрак, а реальный пёс, имеющий хозяина. Псовые, кажется, меньше всего подходят на роль призраков из-за своего стремления к тесному преследованию, которое у них в крови.
Мысль эта взволновала меня настолько, что я полез в бездонные архивы Лондонской библиотеки Томаса Карлейля. Целый месяц ушёл на то, чтобы основательно разворошить творчество уважаемого сэра Артура Конан Дойла, однако, в конце концов, я был вознаграждён, – среди многочисленных дневников известного писателя мне удалось обнаружить интересные черновые записи.
Они были составлены плохим почерком, неудивительно поэтому, что столько лет к ним никто даже не притрагивался. Титульный лист отсутствовал, однако, судя по названию глав, передо мной, несомненно, лежали наброски бессмертной «Собаки Баскервилей». Полгода я расшифровывал текст, и ещё полгода переводил его на русский язык и скрупулёзно редактировал.
В результате обнаружилось, что первоначальная рукопись существенно отличается от опубликованного варианта и именно поэтому снимает все поставленные выше вопросы. Автор, в самом деле, отдавал себе отчёт, что собака может стать самым слабым звеном в его захватывающем повествовании и приготовил сюрприз, от которого, впоследствии, впрочем, по непонятным причинам отказался, сделав героем повести помесь гончей и мастиффа.
Рукопись показалась мне настолько занятной, что я решил донести её до широкой публики. К сожалению, во многих местах не удалось разобрать оригинальный текст, поэтому пришлось сделать собственные вставки, подходящие по смыслу.
Глава первая. Мистер Шерлок Холмс
Шерлок Холмс, который обычно задерживался по утрам, за исключением тех нередких случаев, когда не ложился вовсе, сегодня пришёл к завтраку вовремя. Поначалу он был вял, однако, взглянув на меня, немного оживился.
– Вы совершенно правы, Ватсон, – ночка выдалась бессонной.
– Холмс я, кажется, не сказал ни слова!
– Ваше сожаление врача по поводу того, что я гублю здоровье своими частыми ночными бдениями, слишком явно отразилось у вас на лице. Вы давно заметили, – если я прихожу к завтраку вовремя, значит, спать, скорее всего, ещё не ложился. Как я ни бился, мой дорогой друг, мне не удалось синтезировать жидкость, способную восстановить старые чернила. Как вам она?
– Я не понимаю, как такая чудодейственная жидкость может пригодиться криминалисту.
– Просто подумайте, сколько выпущенных в печать произведений могут оказаться под угрозой разоблачения как плагиат или подделка, если я всё-таки изобрету такое вещество.
– Хм, действительно.
– Однако, друг мой, я спрашиваю вас вовсе не о жидкости, а о трости, которую накануне забыл наш посетитель, – увесистая, внушительная с серебряной пластинкой в дюйме от набалдашника и гравировкой «Сэру Ч. Б., мужественному рыцарю и щедрому благодетелю» с датой «01/08/1889». Мы наслаждались боговдохновенной музыкой Пьетро Масканьи, в то время, как наш гость томился здесь, уныло сгорбившись у камина. Нет, в самом деле, как вам она?
– Не понимаю, как вы узнали, что я успел изучить трость. Когда я её разглядывал, в гостиной никого не было.
– Послушайте, Ватсон, надо быть круглым идиотом, чтобы не заметить, что вечером трость стояла в уступе портика камина, а сегодня она замерла, упёршись концом набалдашника в стену.
– Однако, Холмс, горничная могла переставить трость, или наша квартирная хозяйка…
– Полноте, Ватсон! Камин не топили вчера вечером, не топили его и сегодня утром, за окном – прекрасная погода, середина сентября радует теплом и солнцем, поэтому у миссис Хадсон не было причины подниматься к нам. Вы знаете как ей тяжело со своей подагрой подниматься по ступеням, а их, между прочим, целых семнадцать, если вы успели заметить за годы проживания здесь.
– Никогда не считал ступеньки на лестнице нашей квартиры.
– И напрасно! Когда-нибудь это может пригодиться.
– А горничная?
– Раз в два дня в двенадцать часов она приходит убирать гостиную, однако вчерашний день не был днём уборки, а сейчас ещё только десять. Остаётся девушка, которая только что подала завтрак.
– Она-то здесь причём!
– Пожалуйста, обоснуйте.
– Она приходит лишь за тем, чтобы приготовить еду, накрыть на стол и убрать посуду. Услышав, что она пришла, – стукнула входная дверь, я спустился из своей спальни сюда. Вас ещё не было, вы пришли чуть позже. Накрывая на стол, она всё время была у нас на виду, и у неё не было ни малейшей возможности с подносом в руках заниматься тростью.
– Послушайте, Ватсон, иногда вы проявляете чудеса проницательности.
– А если кто-то тайком пробрался сюда, скажем, из любопытства? Тот шустрый веснушчатый подросток, помните, племянник горничной, или, может быть, сама горничная в силу каких-то непредвиденных обстоятельств изменила свой обычный график, начала уборку, а затем ей вновь срочно потребовалось уйти…
– Вероятность этого крайне мала, поэтому её вообще можно не принимать в расчёт, однако я учёл её и могу вам сказать вполне определённо, – этого не было.
– Почему?
– Есть одна мелочь, однако она крайне важна, когда речь идёт о воссоздании картины происшедшего, – я давно заметил, что свою трость вы приставляете к стене именно так, как сейчас к ней приставлена трость нашего гостя.
– Ах, вот в чём дело!
– Между прочим, так она может легко упасть и повредиться. Ваша трость, кстати, именно по этой причине местами исцарапана.
С этими словами он стремительно поднялся из-за стола, подхватил палку, уселся в свой любимый угол небольшого удобного дивана и стал увлечённо рассматривать примечательную вещь. Я был рад, что вялость сменились заинтересованностью, – наконец, нашлась пища для деятельного ума.
– Вы, кажется, снова меня обставили.
– Любой факт, Ватсон, имеет причину, надо всего лишь увидеть её, соединив в единое целое, казалось бы, совершенно разрозненные детали. Вот вам яркое свидетельство того, что мой метод вовсе не плод воображения комнатного мечтателя, как полагает старина Лестрейд, которого я искренне уважаю за бульдожью хватку, однако, ему, к сожалению, не хватает полёта фантазии.
– Полагаю, вы слишком хорошего мнения о жалком фанфароне, который выезжает из трясины раскрытия сложных преступлений на вашем горбу.
Холмс с самодовольной улыбкой оторвался от трости.
– Бросьте, Ватсон, как можно, Лестрейд – неплохой малый. Лучше попробуйте, глядя на трость, разгадать, что за человек к нам приходил, вы знаете мой метод, так что, думаю, вам не составит труда.
Я взял из его рук трость и попытался рассуждать так, как обычно делал мой друг.
– Вы правы, из своей комнаты вы ещё не вышли, и в ожидании завтрака я от нечего делать заинтересовался вещью, которую забыл у нас вчерашний посетитель. Первой мыслью было, что, наверное, ему будет очень неприятно потерять её. Она, в самом деле, довольно тяжела, солидна, изготовлена из пород ценного дерева, тщательно отшлифована и покрыта чёрным лаком, а навершье увенчано внушительным и весьма оригинальным бронзовым набалдашником. Думаю, что сэр Ч.Б., упомянутый на гравировке, – уважаемый в своём кругу военный человек.
– Почему так?
– Я часто видел подобные трости у офицеров, находящихся на действительной службе. Набалдашник настолько тяжёл, что трость вполне может служить холодным оружием в бою. Видимо, внутрь влит свинец. Поскольку палка очень дорогая, скорее всего, наш вчерашний посетитель – полковник. Он получил её от своих сослуживцев в качестве подарка, причём в отставку он, как видно, пока не собирается, а первого августа сего года у него была круглая дата, возможно, юбилей.
– Хм, а может подарок был сделан как раз в связи с уходом в отставку?
– Интуиция мне подсказывает, что подобные трости военные носят на действительной службе.
– Здорово!
– Он настолько бережливый человек, что не использует трость по прямому назначению.
– То есть?
– Смотрите, он пользуется ею полтора месяца, а бронзовый наконечник, который упирают в пол, опираясь на палку, совсем, как новый, ни одной царапины!
– Дельное замечание. Это всё?
– Что-то сильно тяготит его, и он, придя сюда, очень надеялся, что вы разрешите его проблему. Не дождавшись вашего прихода, он так расстроился, что даже забыл свою трость, которой, как я сказал, очень дорожит.
– Потрясающе! Что-то ещё?
– Есть ещё кое-какие детали, однако я умолчу о них, поскольку не совсем уверен.
– В самом деле, Ватсон, вы превзошли самого себя! – сказал Холмс, откидываясь на спинку дивана и зажигая сигарету.
Я испытал настоящую гордость при мысли о том, что мне удалось, наконец, овладеть системой моего гениального друга настолько, что он выразил одобрение.
– Теперь ваша очередь, верно?
Холмс взял трость из моих рук и несколько минут осматривал её невооружённым глазом. Затем он отложил сигарету и, поднеся палку к окну, осмотрел её снова, но теперь с помощью лупы. Я с нетерпением ожидал вынесение вердикта.
– Интересно, хотя слишком просто, – наконец, сказал он, снова садясь в свой угол. – Имеются один или два признака, они дают нам базис для нескольких важных выводов.
– Надеюсь, нет ничего такого, что ускользнуло от моего внимания? – с некоторой чванливостью в голосе спросил я.
– Боюсь, мой дорогой Ватсон, что ваши выводы ошибочны. Я всегда говорю, что вы стимулируете меня, однако, если быть честным, я имею в виду, что ваши заблуждения иногда вдруг подводят меня к разгадке. Не скажу, что вы совершенно ошиблись в данном случае. Он, в самом деле, уважаемый и активный человек.
– В таком случае я был прав.
– В какой-то мере.
– А больше всё равно ничего нельзя сказать.
– Нет, нет, дорогой Ватсон, это ни в коем случае не всё. Он вовсе не военный.
– А кто же он?
– Начнём с того, что он вообще никогда не служил в армии по причине не очень крепкого душевного здоровья, хотя внешне у него всё было хорошо, а не так давно стало просто замечательно. Он – довольно пожилой человек, однако продолжает тщательно следить за собой. Думаю, что он богат, не скуп, его обожают соседи.
– Почему?
– Местные власти, которым он щедро помогает, преподнесли ему трость в подарок.
– С чего вы это взяли?
– В углу серебряной пластины имеется миниатюрное клеймо с гербом графства Девоншир, не обратили внимания?
– Я принял его за витиеватое украшение. А почему вы решили, что он в почтенном возрасте, однако по-прежнему тщательно следит за собой?
– Серебряная пластина с гравировкой врезана в дерево, и сквозь лупу можно различить, что в один из пазов попали аккуратно подстриженные седые волоски, они белы, как снег.
– Хм, а почему у него слабое душевное здоровье?
– Трость новая, однако, внизу, у наконечника, лак на дереве повреждён так, словно палкой в крайнем исступлении секли болотные колючки, например, утёсник. Сквозь лупу достаточно хорошо видны, как старые, так и совсем свежие царапины с въевшимися в них микроскопическими иголочками именно утёсника. Зачем влиятельному человеку, который постоянно на виду, использовать дорогую и ценную трость так безалаберно, я бы даже сказал, так по-мальчишески глупо?
– Верно.
– Однако, такие приступы случаются нечасто.
– Почему?
– Посмотрите, как раз в том месте, где он постоянно её сжимает, лак имеет характерные потёртости. Трость почти новая, а чёрный лак заметно вытерт там, где трость удобнее всего держать для самозащиты, а не для ходьбы или сбивания наконечником колючек, видите, потёртость расположена ближе к наконечнику. Чаще всего он держит палку так, чтобы в любой момент быть готовым с размаху очень сильно ударить противника по голове тяжёлым набалдашником. Похоже, что он таскает трость с собой повсюду и не расстаётся с ней ни днём, ни ночью, причём руки у него постоянно потеют от страха.
– Холмс, а вот это уже слишком!
– Вовсе нет! Только влажные от пота руки за столь короткое время способны испортить лак такого качества, который при должном обращении достаточно долго сохраняет великолепный вид.
– Что ж, я вынужден признать, что мне вновь нечего возразить.
– Части целого не так трудно восстановить, Ватсон, однако подавляющему большинству людей лень заниматься этим.
– Почему?
– Потому что гораздо приятнее разбивать на части, чем собирать. Такова человеческая природа, хотя с недавних пор я подозреваю, что такую натуру в человеке вполне возможно взращивать искусственно. К примеру, люди ругают войну, однако, когда им не удаётся построить ничего путного, их легко отправить убивать, обвиняя в неудачах соседей. Культивируется элементарная зависть, однако соседу приписываются черты самого дьявола, и поэтому культ зависти распознать не так-то легко.
Меня покоробил безапелляционный тон моего друга.
– Звучит достаточно трагично.
– Мой дорогой Ватсон, история – цепь трагических случайностей, сдобренных, впрочем, отдельными вспышками счастья. Знаете, как две змеи, изображённые на жезле главного жреца египетского фараона. Они олицетворяют собой материю и сознание, ползут вверх и стоять на месте не могут, однако продвигаются лишь при одном условии, – если поддерживают друг друга. Бывает, что одна змея извивается кольцами, тогда вторая клубится тоже, развитие бредёт по кругу, а познание либо отрывается от практики, либо делает явный крен в сторону решения одних лишь материальных проблем. Если же им удаётся найти общий язык, – они продвигаются вверх, эволюция продолжается, тогда мы испытываем вспышки счастья от истинного знания, а обратной дороги нет, задом змеи ползать не умеют. Когда мне, глядя на части, иногда удаётся воссоздать целое, я испытываю истинное блаженство!
– Выходит, вы всего лишь прочитали разрозненные следы на трости?
