Ветреное лето

Илья почувствовал, как его тело начала бить мелкая дрожь, а потом его вдруг лихорадочно затрясло, так, что даже зубы застучали мелкой дробью, заклацали друг об друга. Ему нестерпимо захотелось дико закричать, завыть в голос. Но он только обхватил голову руками и с силой сжал, равномерно, как безумный, покачиваясь из стороны в сторону и шепча бледными затвердевшими губами:

– Брат… брат… мой брат…

Сколько бы он просидел так и замёрз бы точно, если бы на веранде не загорелся свет, а ещё через минуту открылась дверь, и Ирэна вышла на крыльцо.

– Ты чего это? – удивилась она, – А ну-ка быстро вставай! Отморозишь себе всё, что только можно!

Она потянула сына за плечо, ему пришлось подчиниться, но когда взглянул на неё, его бледные губы дрожали.

– Что с тобой, сынок? – с тревогой спросила Ирэна и быстрым цепким взглядом осмотрела его всего. Вроде бы не подрался, что тогда?..

– Брата видел. Он там… в клубе был…

Ирэна растерялась только на мгновение, а потом велела:

– Заходи в дом!

В кухне тепло, печка уже протоплена, и печная заслонка прикрыта. Но внутри у Ильи поселился холод, всё дрожало и вибрировало от не нашедшей выхода ярости. Он так и продолжал бы стоять, пока Ирэна не произнесла «Раздевайся». Илья отвернулся, чтобы при тусклом свете Ирэна не заметила пятен крови на его руках и рукаве куртки. А когда он всё же дрожащими руками стянул с себя зимний пуховик и ботинки, она с тревогой в голосе спросила:

– Говорил с ним?

– Нет, – ответ прозвучал резко, – Не о чем мне с ним говорить.

– Да, Илья, не о чем, – твёрдо в тон ему ответила Ирэна, – Ничего хорошего встреча с Евсеевыми тебе не принесёт. Ни с одним, ни со вторым.

Илья болезненно поморщился и ответил всё так же решительно, с той же отчаянной злостью в голосе:

– Мама, да не волнуйся. У меня нет желания приближаться ни к одному из них.

Илья прошёл в свою комнату и закрыл дверь. Ирэна знала, что сыну требуется побыть одному. В этом разговоре не прозвучало слово «отец», слишком болезненным было это слово, чтобы слышать его, либо произносить. Для них обоих болезненным, поэтому никто из их окружения это слово и не произносил.

На следующий день Соня сама нашла Илью и подошла к нему первая. Она догнала его по дороге в школу, поспевая за его быстрыми энергичными шагами.

– Илья… – несмело начала она, а когда парень обернулся, улыбнулась несмело, но искренне. Эта её обезоруживающая улыбка, полный нокаут, когда появляются такие милые ямочки на щёчках, с лёгким налётом румянца от быстрого движения и мороза, всегда лишала его воли. И на этот раз, забыв про обиду, он взглянул на обладательницу такой чарующей улыбки, и так и не смог отвести взгляда. Мягкие невесомо-белые пряди упали из-под вязаной шапочки на девичий лоб и щёки. Чистый взгляд голубых глаз без тени лукавства обращён на него настороженно, но при этом решительно. Илья остановился, перебросил школьный рюкзак через плечо и произнёс:

– Сумку свою давай.

Он протянул руку и взял сумку с учебниками из рук Сони. Они пошли уже медленнее, Илья сбавил шаг, пристраиваясь к шагам девушки.

– На каток после обеда пойдём? – предложил он.

– У меня коньков нет… – произнесла Соня, убирая белокурую прядь с щеки и заправляя её под шапочку. Предложение Ильи прозвучало так неожиданно и произвело такой сильный эффект на девушку, что она расстерялась.

– Свои тебе дам, – предложил Илья.

– Они же мне большие будут, – возразила Соня.

– Принесу те, которые мне уже давно малые, тебе подойти должны. Ну так как, идём?

– Пойду! – ответила Соня, – Только домой не стану заходить, у тебя портфель оставлю.

Илья согласно кивнул. Смотря в ясные глаза Сони, видя её улыбку, слыша её голос, он забывал о вчерашней боли, обо всём, что связано с отцом, присутствие Сони действовало на него умиротворяюще, поэтому ему не хотелось отпускать её от себя. Когда эта девушка рядом с ним, ему спокойно и хорошо.

Илья зашёл вместе с Соней в её класс и положил её сумку на парту, а потом пошёл в свой класс. Хоть они и учились в одиннадцатом классе, но в разных параллелях. Илья учился в «А» классе, а Соня в «Б». Очень редко их уроки объединяли, но чаще их учёба шла отдельно. В этот раз в их классах уроки закончились в одно и то же время, и никому из них не пришлось ждать, пока уроки закончатся у другого. А после они вместе возвращались из школы. Дома бабушка Ильи, Анастасия Сергеевна, накормила их обедом и не стала задерживать, когда они засобирались на каток. Ярко светило январское солнце, мороз уже не кусал за щёки как утром, воздух свежий и холодный. Старые коньки Ильи подошли по размеру Соне, и она, радостно рассмеявшись, заскользила по льду. День прошёл быстро, так быстро, как проходит всё светлое и радостное. Накатавшись на льду, они спустились к реке, и там в густых зарослях ивняка Илья показал Соне шалаш, который они делали с мальчишками ещё летом, когда купались в этом месте.

– Замёрзла? – спросил Илья, рассматривая щёки девушки, покрытые нежным румянцем.

– Нет, – улыбнулась она.

– Сейчас костёр разведём и погреемся, – предложил Илья. Конечно, костёр разводил он сам, а Соня только собрала немного сухих веток и теперь стояла рядом. И когда огонь радостно затрещал, а дым от костра повалил в сторону Сони, она засмеялась и спряталась за спину Ильи. А он, оставаясь серьёзным, сел возле костра и подставил озябшие ладони к огню. Соня устроилась напротив и, наблюдая за выражением его лица- задумчивым и сосредоточенным – за его глазами, в которых снова появились жёлтые вкрапинки, осмелилась спросить:

– Илья… А ты когда-нибудь смеёшься?

– Что? – вопрос девушки заставил его смутиться. Он посмотрел на неё всё так же задумчиво и ответил не сразу.

– Ну… Ты редко улыбаешься, – Соня тоже смутилась и мягко продолжила, – А у тебя красивая улыбка. Очень.

И это была действительно правда – когда он улыбался, обнажая ряд ровных белых зубов, его глаза светлели, в них появлялось тепло. Девушка улыбнулась, смотря прямо в его лицо. Ему ничего не оставалось делать, как улыбнуться ей в ответ. Илья не ответил на её вопрос, и этот вопрос остался без ответа. Но именно в тот день лёд в его сердце начал таять.

Он боялся этого чувства, так как знал, что любить – это больно. С детства знал. Он любил бабушку, но бабушкина любовь была такая тёплая и уютная, как печка, дающая тепло даже в самую лютую стужу, что боли Илье не причиняла. А вот любовь к матери была другой и ранила сильно. Очень сильно, до глубоких кровавых шрамов в душе.

До пяти лет Илья рос без матери, она приезжала очень редко и ненадолго, и каждый такой долгожданный приезд – праздник. Но мама гостила недолго, больше, чем на день никогда не оставалась. Она ласково обнимала его, а он, чувствуя нежность её рук и вдыхая неимоверно прекрасный аромат её духов, прижимался своими ручонками к ней сильно, отчаянно. И каждый раз ему хотелось крикнуть, умолять: «Мама, не уходи!» Но он никогда не кричал, и когда мама уезжала, его корёжило и ломало так, что он боялся, что его агонию, его невыносимые страдания увидят. Он убегал, прятался, забивался в угол чердака, сарая или сеновала и протяжно скулил в голос от боли как беспомощный щенок. Он ненавидел себя за эту слабость. Если у тебя есть объект любви, то ты беспомощен, ты жалкая безвольная игрушка в руках этого мерзкого беспощадного чувства, которое называют любовью.

Любовь к матери, прекрасной и недосягаемой, заставила Илью бояться этого чувства. А однажды мама вдруг совсем неожиданно приехала домой с сумками и сказала, что остаётся. Он обрадовался, но не поверил ей тогда. Слишком прекрасно, чтобы стать явью и правдой. Мама переоделась в домашнее платье бабушки и весь день хлопотала по дому, а он ходил за ней следом, с друзьями на футбол бежать отказался, и всё ждал той минуты, когда придётся снова расстаться. Но произошло совсем уж невероятное – мама сделала то, чего никогда до этого не делала. Она осталась на ночь. И не просто осталась, а с ним! Она пела ему колыбельную, обнимала и гладила по голове, а он боялся уснуть, потому что боялся, что тогда мама уйдёт от него спящего. Но сон всё-таки сморил его. И каково же было его изумление утром, когда он обнаружил, что мама осталась с ним! Он не верил в счастье. С мамой было хорошо. С бабушкой и дедушкой тоже было хорошо. Но с ней всё было по-особенному. Она смеялась, а её улыбка такая восхитительная, что он улыбался в ответ. Мама пела колыбельные так ласково и красиво, как могла только она. Её руки прикасались очень нежно, её глаза такие прекрасно-зелёные как у феи из сказки, её голос такой мелодичный. Мама никогда не ругала, с ней всегда было интересно, легко и весело. Однажды она повезла его в садик и оделась очень красиво. И он испугался. Так красиво она одевалась перед отъездом. Но мама пообещала, что обязательно вернётся и заберёт его вечером. Он ей не поверил. И ждал с тяжело бьющимся сердцем возле калитки детского сада, пристально до рези в глазах смотрел на дорогу. Всех детей уже забрали родители, а его нет. Но мама всё же приехала, обняла его и рассмеялась, сказала, что он глупенький. И тогда он ей поверил. Не тому, что глупенький, конечно, а тому, что она не обманет его и больше не бросит.

Когда он пошёл в первый класс, его мама стояла на торжественной линейке самая красивая, в нежно-коралловом плаще поверх белоснежной кружевной блузки, в строгой юбке и туфельках на каблуках. Он часто бросал на неё взгляды поверх большого букета с бордовыми астрами, а она ободряюще улыбалась ему. Его распирало от счастья и гордости. Его мама, его самая любимая и прекрасная мама. Его сбывшаяся нереальная мечта.

А потом она пришла встречать его после уроков. У них шёл урок физкультуры, и они играли на школьном стадионе в футбол. А мама стояла и смотрела и ободряюще улыбалась, когда он вёл мяч или пытался забить гол. А после игры сказала, что он самый лучший игрок в школьной команде. Илья знал, что неправда это, тренер хвалил Лёху Смоленкова. Но похвалу мамы слушать было приятно. Он ведь знал, что так она хвалит только его одного.

А потом они шли домой, держась за руки, а в небе показалась радуга. И это всё было так прекрасно, что Илья бережно хранит эти воспоминания до сих пор. Именно тогда мама сказала, что хочет, чтобы он научился смеяться. А ещё впервые сказала, что любит его. Она. Любит. Его. Его!!!

И вот сегодня эта девочка повторила вдруг мамины слова. Она желает того же, что и мама. Милая, серьёзная, искренняя, наивная и такая… необыкновенная, невероятная. Его наркотик. Всё, он окончательно подсел на неё. И сейчас, чтобы жить и дышать, ему необходимо видеть её каждый день. Он чувствовал, что стоит над высоким обрывом, и сердце его замирает от страха – ведь ещё шаг, и он полетит в бездну. И это не радовало, не волновало, это безумно пугало. Отдать своё сердце, душу и волю женщине – что может быть мучительнее этой боли?

Глава третья. Навстречу весне в таёжную даль

«Бескорыстная, застенчивая,

великодушная, щедрая,

единственная первая любовь;

Счастлив, кто испытал тебя…»

Мария Прилежаева

Накануне девятого мая руководство компании «Золотые россыпи» решило поздравить с праздником ветеранов труда (к сожалению, ветеранов войны уже не осталось в посёлке) и обратилось с просьбой помочь к школьникам. Многие ребята с радостью согласились доставить подарки – коробку с конфетами и открытку – всем бывшим работникам предприятия.

Ребята – старшеклассники собрались на школьном дворе после обеда, и чтобы дело продвигалось быстрее, Илья предложил всем разделиться на три группы:

– Вы, Даша, Рита и Вика, пойдёте на улицу Чехова и Речную. Митя, Руслан, Лёха Смоленков и Колька Матвеев – ваши улицы Горького и Родниковая. А мы с Соней пойдём на Лесную и Задорожную.

Для Сони стало неожиданностью, что Илья захочет пойти именно с ней, а не с мальчишками и даже не с бойкой Дашей, а именно с ней, Соней. И ещё самые дальние улицы посёлка выбрал – до них идти и идти, хорошо хоть она кроссовки вместо туфель надела.

Илья подождал, когда ребята разобрали пакеты с подарками и разошлись. Соня, смущаясь, стояла чуть поодаль.

– Пошли за школу, у меня мотоцикл там, – обратился к ней Илья.

Соня несмело возразила:

– Нет… Я лучше пешком…

– Так далеко ведь. Пошли, – произнёс он так уверенно, что Соня побоялась снова возражать. Она последовала за Ильёй, они миновали здание школы и прошли в тенистую аллею, где, прислонённый к деревянной изгороди стоял мотоцикл.

– Хорошо, что ты в брюках, – одобрил Илья, бросив на Соню быстрый, но внимательный взгляд, а она вдруг покраснела и отвела смущённый взгляд. Он продолжил, – Только платок на голову повяжи.

Соня послушно сняла шёлковый платочек с шеи и накинула на голову, повязав его концы сзади.

– Не так, – возразил Илья, – Ветром сорвёт.

Он ловко развязал концы платка, обмотал ими шею девушки и только потом завязал, так что не только голова, но и шея Сони стала прикрыта. Всё это он проделал быстро и ловко, совсем не касаясь её шеи. Но Соня вдруг ощутила тепло его пальцев, как будто он касался её кожи.

– Вот теперь не слетит, – удовлетворённо заметил Илья, ловко вскочил на мотоцикл и завёл его, а потом громко велел, – Садись!

Соня снова смущённо взглянула на парня, но делать ничего не оставалось, как подчиниться. Она осторожно забралась на сидение, придерживаясь руками за плечи Ильи. Его плечи не были по-мальчишечьи худыми, с выпирающими ключицами, как у многих парней в классе. Уже по-мужски широкие и крепкие, Соня ощутила пальцами их твёрдость, но другого выбора не было – пришлось дотронуться до Ильи и почувствовать ещё большее смущение.

– Крепче держись, – произнёс Илья и уточнил, – За меня держись.

И мотоцикл сорвался с места. Соне пришлось поневоле вцепиться в куртку Ильи, а он, сняв правую руку с руля, отвёл её назад, поймал руку Сони, судорожно сжимающую его толстовку и, взяв за тонкое запястье, прислонил её ладонь к своей талии.

– Так держи, – крикнул он, – И второй рукой тоже!

Соня обхватила руками Илью и плотнее прижалась к нему, когда мотоцикл на большой скорости рванул вперёд. Ветер дул в лицо, пытаясь сорвать косынку, и свистел в ушах. От большой скорости захватывало дух, и Соня ещё плотнее прижалась к спине Ильи, которая надёжно закрывала её от шального весеннего ветра.

Илья уверенно управлял мотоциклом, чувствуя, как мягкие девичьи округлости прижимаются к его спине. И, чёрт, до чего же приятно было вот так – когда девичье тело так плотно прижимается к его телу и так доверчиво её руки обхватили его бока. Вот так бы мчаться и мчаться, минуя последнюю деревенскую улицу, по шоссе – в весну, в таёжную даль, где расцветают лиловые кусты богульника. Проклятая Задорожная улица появилась слишком быстро. Илья с сожалением сбавил скорость и остановился возле нужного дома. Подарки они разнесли тоже быстро. И вообще больше не было причин задерживаться.

– А хочешь, Соня, за богульником поедем? – вдруг осмелился предложить парень, впрочем, на согласие особенно не надеясь. И как неожиданно стало для него, когда Соня кивнула в ответ. И снова – рёв мотора, ветер в лицо и большая скорость. Минут через десять они уже были возле моста. Вода в небольшой реке, освобождённая ото льда, текла быстрым вольным потоком. Веяло сырой прохладой, а по берегам густо разрослись кусты черёмухи, сейчас ещё чернеющие голыми ветвями.

– Еловый ручей, – пояснил Илья.

– Ручей? – удивилась девушка.

– Да, каждую весну он разливается.

– А почему Еловый? Здесь по берегам черёмуха растёт, – поинтересовалась Соня.

– Черёмуха только по этому берегу, а чуть выше на северной сопке начинается ельник, – объяснил Илья, – Вон там, где поворот речной, видишь, северная дорога идёт.

– А я там как-то была с отцом и братом. Там ещё сосны, и такие высокие! – сказала Соня, присев на поваленное дерево, – И воздух какой потрясающий! А правда, что там медведи ходят?

– Было и такое. Мне дядя Игнат, мой отчим, рассказывал, как к их балку медведи не один раз ночью подходили, – ответил Илья, садясь рядом с девушкой и накидывая ей на плечи свою куртку.

– А мне мама строго настрого в детстве наказывала не ходить к северо-западной дороге. Вроде как там однажды твоей маме повстречался медведь, и если бы не мой отец, всё закончилось бы плохо.

– Да, я знаю эту историю. Мне мама тоже ещё в детстве её рассказывала и тоже запрещала туда ходить. Просто повезло, что у твоего отца было с собой ружьё, и он застрелил медведя.

– Жуткая история, – поёжилась девушка, поднялась с поваленного дерева и обхватила ветви черёмухи, низко наклонившиеся над водой, и задумчиво произнесла, смотря на тёмный холодный ручей, – Как здесь хорошо…

– Ты не замёрзла, Соня? – спохватился Илья, вставая следом и подходя к ней, – У воды прохладно.

Девушка поёжилась, поплотнее запахнув куртку.

– Совсем немножко, – ответила она, – Но давай ещё чуть-чуть погуляем. Здесь так спокойно и так вкусно пахнет.

– Хорошо, – согласился Илья, не отводя взгляда с лица девушки, – Немного прогуляемся вдоль берега. Только дай руку, здесь можно споткнуться о камни.

Соня доверчиво протянула ему руку. Парень взял её ладошку, несмело и осторожно сжимая её тонкие пальчики своими крепкими пальцами.

В тот день богульника они так и не набрали, забыли. Бродили по берегу до переката, а потом обратно, а потом снова мчались по вечернему шоссе навстречу багряно-красному закату и низко нависшим над горизонтом тёмным облакам.

На праздник ко Дню Победы их выбрали быть ведущими концерта. А потом так и повелось, на всех мероприятиях, заканчивая последним звонком, их назначали ведущими. Илье были, конечно, безразличны школьно-общественные дела, но Соня настолько ответственна, что добросовестно бралась за всё, что ей поручали. Если что-то нужно сделать, то Соня понимала, что именно она должна это сделать и бралась выполнять. А Илья помогал, не из-за ответственности, нет. Ему нравилось быть рядом с девушкой, смотреть в её серьёзные голубые глаза и слушать её голос.

Но, не смотря на обострённое чувство ответственности, как-то раз Соня попыталась сбежать с последнего урока. У Ильи было на один урок меньше, и он ждал её, а Соня решила не заставлять друга ждать, а пошла с ним домой. Так ласково грело солнышко и так оно весело светило, отражаясь в первых весенних лужах яркими цветными бликами, так вкусно пахло свежим мартовским ветром, и так приятно было ощутить его прохладное дуновение на своих щеках, что задержаться хоть на миг в душном тусклом и унылом, так надоевшем за долгую зиму классе становилось невыносимо. К тому же на Соне надето новое коричневое пальто из джерси, короткое, только едва прикрывающее колени, тонкие капроновые колготки и сапожки с каблучками. Ей так хотелось пройтись в новом пальто по ярким весенним улицам! Просто неудержимо, нестерпимо хотелось, и чтобы поймать восторженный взгляд Ильи, который любуется ею. Он нёс её портфель, и вот они уже свернули за угол и миновали окна столовой…

Вера Ивановна, директриса, в этот момент стояла у стойки в столовой, заказывала себе компот, булочку и котлету (эту тонкую котлету можно класть на кусочек хлеба и есть в прикуску с компотом, такая вкуснятина!), взглянула в большое окно и увидела, как не торопясь идут домой мальчик и девочка.

– Нинка! – закричала она школьной поварихе, – Окно открой! У неё же литература! Куда они?!

И большое окно вдруг резко распахнулась, и из него высунулась голова в мелких химических кудряшках, а возмущённый голос громко закричал:

– Соняяя!.. Ты куда направилась? Или забыла, что у тебя сейчас мой урок литературы?

Соня увидела в оконном проёме Веру Ивановну, директора школы, а заодно её учительницу русского языка и литературы.

Девушка пристыжено опустила голову, тяжело вздохнула, забрала у Ильи свой портфель и поплелась обратно в школу.

Как-то, смущаясь, Соня спросила, не сохранились ли у него тетради по математике за девятый и десятый классы, чтобы повторить материал до экзаменов. Илья принёс и отдал Соне все свои тетради по математике.

– Спасибо, я всё верну потом, – серьёзным тоном поблагодарилаСоня, смотря таким же серьёзным взглядом на него.

– Да не надо. Я и так всё помню, – благодушно ответил Илья.

– Но тебе же тоже экзамены сдавать. Самому повторять надо, – возразила девушка.

– Я всё помню, – в тон ей серьёзно ответил Илья, – Соня, а что ты хотела в моих тетрадях посмотреть, что-то непонятно?

И Соня ответила, что не понимает, как решать некоторые задачи по геометрии. Илья, раскрыв учебник, начал решать задачу и объяснять её решение. Соня внимательно слушала, иногда задавала вопросы. Даша, часто наблюдая за ними в школе, находила их разговоры скучными. Ну вот о чём ещё можно поговорить с Сонькой, кроме как об общественной работе и об учёбе? И странно, что Илья, такой компанейский парень, тратит своё время на эту скукоту (иначе его общение с Сонькой и не назовёшь). То ли дело она, Даша. И дискотеки любит, и пиво пьёт за углом клуба, и курить уже пробовала и даже с парнем одним уже встречалась. Вот с ней, Дашей, реально интересно и весело. А Сонька – унылый синий чулок.

Перед экзаменами по математике Илья зашёл к Соне и принёс её конспекты с консультаций, на которых он решил все похожие экзаменационные задачи. Соня встретила его во дворе, в дом он проходить не стал. Стоял в старой дедовской штормовке, штанах защитного цвета, высоких сапогах-болотниках, за плечом дедушкино охотничье ружьё.

– Ты куда собрался, Илья? – удивлённо спросила она.

– С дедом на утрянку за утками, – объяснил он.

– Так завтра же экзамен, – мягко возразила Соня.

– Да не переживай, сдадим его, – успокоил Илья и ушёл.

А на следующее утро, совсем рано часов в шесть, вернулся с букетом ландышей и подстреленной уткой. Цветы отдал Соне, утку понёс домой. А через два часа они уже встретились на школьном дворе, чтобы ехать сдавать экзамен.

– Как так можно? Ты же не спал всю ночь! – она с тревогой упрекнула друга.

– Ерунда, сдадим, – уверенно ответил Илья. И действительно, сдали. Он на пятёрку, а у Сони результаты были немного скромнее – четвёрка. Но для Сони это был очень хороший результат.

Глава четвёртая. Не плачь, девчонка, пройдут дожди!

«Разлука только усиливает власть

тех, кого мы любим»

Ромен Роллан

Всю последнюю неделю Соня была сама не своя, рассеяна, погружена в себя, тиха и неразговорчива. Её мучило только одно – ожидание скорой разлуки с Ильёй. Да, они совсем не долго, как стали друзьями, и года нет, но ведь она знала его с первого класса. Она знала, что он всегда где-то рядом в пределах досягаемости. А всего через несколько дней он уедет на целый год. Она не готова к этому, особенно теперь, когда их отношения стали доверительны настолько, что они могли часами просидеть на скамейке в аллее под цветущими липами и проговорить обо всём на свете. Ну и что с того, что он её ни разу ещё не поцеловал, зато он спас ей жизнь, когда она тонула в реке, и заступился в клубе, когда к ней приставал какой-то приезжий парень. Да все знали, что Илья Иващенко относится к Соне Вольской по-особенному и боялись не то, что пальцем её тронуть, но и слово грубое сказать. С ним она чувствовала себя не просто в безопасности, а полностью неприкосновенной для других. Другие парни опасались даже приглашать её на танец на школьных вечерах. А ещё он во всём ей помогал, с любой своей просьбой она могла смело обратиться к нему. И он никогда ей не отказывал. И было намного легче готовиться к экзаменам вместе с ним, чем одной. И ездить на школьном автобусе сдавать экзамены тоже было не страшно, хотя она до паники боялась экзаменов, любых. Боялась, что что-то забудет, не поймёт, не успеет, не сможет. Но как только видела его с утра в школьном дворе в неизменной чёрной рубашке, цвет которой он не менял даже ради такого важного события, как экзамен, и чёрных джинсах, с двумя гелиевыми ручками в верхнем кармане рубашки, как страх сразу же куда-то исчезал, уступая место уверенности и спокойствию. Как-то она поинтересовалась, почему он кладёт в карман две ручки, на что он ответил: «А вдруг ты свою забудешь». В этом он был весь. Думал о том, что может ей понадобиться быстрее, чем она сама осознавала свою потребность в чем-либо.

И вот теперь его не будет рядом долгий-долгий год. В юности всё воспринимается иначе, более ярко и тонко, и в юности год – это очень долгий период времени. Вот и Соня боялась этого длительного промежутка времени. Нет, она была уверена в себе и ещё больше была уверена в Илье. Она знала, что он вернётся к ней, но как она будет жить без него весь невыносимо долгий год?! Она не в силах была это осознать и с этим смириться. Поэтому с каждым днём чувствовала себя всё более потерянной, и настроение всё больше ухудшалось так, что в день отъезда она воспринимала всё происходящее как будто со стороны, как будто не с ней, не с ними.