Она полетела, она все-таки полетела…

скачать книгу бесплатно

Саше назначили внутривенные уколы. Их делали в головку. Он всегда очень кричал (у него появилась сила кричать!). Его приносили из «процедурной» в окровавленных бинтах. Для меня это было сущей пыткой.

Со мною в отделении «паталогии новорожденных» лежала молодая женщина. Её звали Лида. Она работала медсестрой где-то в Шилекше. Её мальчику было уже шесть месяцев, но он ни на что не реагировал, лежал неподвижно. Так вот, эта молодая женщина проявляла ко мне столько участия, что я даже плакала. Одна только её фраза никогда не будет мною забыта:

– Уж хоть бы у тебя было хорошо, Лена. Не всем же так мучиться, как мне.

Лида сказала мне, что своего ребёночка она ни за что не оставит. А от мужа уйдет и устроится работать туда, где «такие дети», чтобы самой ухаживать за своим ребёнком.

Моя жизнь богата такими удивительными встречами. И я искренне благодарна Господу, что он посылал мне таких людей, находил слова утешения, вселял в меня Веру и Надежду. А Надежда умирает последней. А Вера творит чудеса:

Выпиты губы, молчат глаза.
Руки забыли смелость.
Только со мною мои друзья —
Вера, Надежда, Верность.
Если неправда стучит в окно,
Если глумится серость,
Мне помогают не пасть на дно —
Вера, Надежда, Верность.
Сто лицемеров кричат: «Ура!», —
Славя на троне мерзость.
Только они не умеют лгать —
Вера, Надежда, Верность.
Если сомненья терзают грудь,
Если теряю крепость,
Только они и спасут меня —
Вера, Надежда, Верность.

Малыш удивлял меня каждый день. Он уже сосал молоко из пузырёчка, сначала по капелькам, потом больше. Но его мучила рвота. Всё молоко вылетало фонтаном назад. Постепенно рвота утихла. Малыш начал шевелить ручками и ножками, следил глазами за игрушкой, реагировал на мой голос. Он научился поворачивать головку, перебирать ножками, имитируя ходьбу. Ежедневно он начал прибавлять в весе на 30–50 грамм.

Тогда я не понимала, что на моих глазах происходит чудо.

Выписали нас 12 марта. Саше было почти два месяца. Он набрал свой вес при рождении и весил теперь 3600. Нас поставили на учёт у психоневролога, дали инструкции по уходу и выписали лекарства.

На «пятки» приехали мои родители. В тот день я видела свою мать в последний раз.

Тогда же была рассказана история Сашиного рождения. Рассказала её золовка. А она узнала её от своей знакомой (врача из роддома):

– Шла пересменка, поэтому врачей в родовой и не оказалось. Случайно туда зашла санитарка и увидела, что выпала пуповина. Прибежали врачи обоих смен. Пульс ребенка не прослушивался, поэтому о нём уже не думали. Спасали мать. Кесарить было поздно. Ребёнок был крупный. Шёл ягодичками. Несколько раз иссекали промежность. Головка застряла в малом тазу. Ребёнка пришлось тащить за ножки. Это был мальчик, хороший, доношенный. Но сказалась асфиксия и сильнейшая травма при родах (был поврежден позвоночник и сильно травмирована голова). Никто не знал, сколько времени ребёнок был без кислорода. Сделали всё, что могли – искусственное дыхание, давали кислород. Ребёнок был мёртв. Трупик завернули в простынь и оставили на подоконнике. У матери было слабое сердце и ей решили пока ничего не говорить. Терапевт, который следил за состоянием матери во время родов, сам упал в обморок. Да и было от чего. Все в крови переляпались, как поросята.

Через два часа главврач начал выписывать справку о смерти ребёнка и послал сестру, чтобы она взвесила его. Та прибежала «без лица». Оказалось, что ребёнок «порозовел и дышит». Главврач сам пошёл взглянуть на это чудо. У мальчика тут же взяли пункцию. Спинномозговая жидкость была мутной. Кровоизлияние в мозг и травма позвоночника не давали ему шансов. Росло внутричерепное давление. Двигательной функции не было, сосательный рефлекс отсутствовал. На следующий день поднялась температура. Началась пневмония.

Только 21 год спустя Господь открыл мне, как он спас угодного ему младенца. Другие дети, которые родились в этот день, погибли от инфекции стафилококка (говорили, что им сделали какие-то прививки и занесли инфекцию). В день рождения Саши – 21.01.2002 г. я вдруг осознала, что идет третий день Крещения. Крещенская вода сохраняет свою целебную силу три дня. Мертворожденный младенец был омыт Крещенской водой и воскрес.

Однажды мне рассказали одну поучительную притчу.

У одного крестьянина был единственный сын. И вот этот крестьянский сын очень угодил барину. То-ли спас барина, когда тот чуть не утонул, то ли его сына, когда у того понесла лошадь. Никто этого не помнит. Но вот этот самый барин взял и подарил крестьянскому сыну коня. А сосед у крестьянина позавидовал барскому подарку и говорит крестьянину:

– Ну-ка ты, какого коня барин подарил твоему сыну!

На что крестьянин ответил:

– А я не знаю, хорошо это или плохо.

Шло время. Решил крестьянский сын прокатиться на новом коне. Но конь чего-то испугался и встал на дыбы. Крестьянский сын упал из седла и сломал ногу.

Услышав об этом, сосед удивился:

– Ну, сосед, ты словно предвидел, что от этого подарка хорошего не жди.

На что крестьянин спокойно ответил:

– А я не знаю, хорошо это или плохо.

Вскоре началась война. Всех соседских парней позабирали в солдаты. А крестьянского сына не забрали.

Завистливый сосед и говорит крестьянину:

– Смотри-ка, как тебе повезло. Всех сыновей забрали в солдаты, а твоего оставили.

На что мудрый крестьянин ответ:

– А я не знаю, хорошо это или плохо…

Тогда (12.03.81 г.) дед Саша, в честь которого я и назвала сына, взял внука на руки и провозгласил так, как это умел делать только он:

– И такого парня хотели на помойку выкинуть! У, ироды! Ты, дочка, не верь никому. Богатырь будет! Корми его. А я от старых людей слышал (а они в умных книгах читали предсказанья), что де будет на Руси последний царь. И родится он мёртвым и воскреснет.

Я тогда не очень-то слушала папины сказки, только улыбалась. Уж больно хил был будущий богатырь и царь. А зря. Сейчас наш малыш при росте 180 см весит 120 кг, меня одной рукой поднимает. Знакомые удивляются и спрашивают:

– И чем вы такого богатыря выкормили?

Мне бы гордиться и радоваться.

А я не знаю хорошо это или плохо…

Глава 2 Моя новая семья

Моя свекровь – Екатерина Ивановна действительно заменила мне мать. Учила всему, что умела сама. Я не помню, чтобы мы с ней когда-то повздорили. Свёкра – Владимира Ивановича почти не бывало дома.

В моём новом доме очень любили воспоминания.

Дед мужа – Потехин Иван Иванович погиб под Сталинградом в 1942 году. Служил рядовым в 212 Ивановской дивизии 72 Кинешемского полка. Мы с мужем побывали летом 1979 года на Мамаевом кургане в Волгограде и там нашли в списках его деда. До войны дед был председателем колхоза «Первое мая» в д. Фатиха Кинешемского района. Его брат – Потехин Николай Иванович организовал первую коммуну «Имени Третьего Интернационала» в д. Максимиха.

Мой свёкр очень любил своего свата (моего папу). Было у них много общего – война, Германия, оба «шоферили». Они даже внешне походили друг на друга – небольшие ростом, коренастые, крепкие, как грибы. Только у Владимира Ивановича была густая шевелюра, а у Александра Михайловича – лысина.

Когда они с моим папой начинали вспоминать войну, то маленький Саня сидел возле них, разинув рот. И было что послушать. Об этом ни в одном фильме не увидишь.

Папа рассказывал, как взял его однажды генерал на реку раков ловить:

– Ну, раки раками, но не генеральское это дело в реке сидеть. Показали как, объяснили, и: «Иди, Сашка, раков таскай».

А сами сидят, пиво с полковником попивают.

Я одного рака вытянул, другого. Вдруг слышу, сильно схватил, боль нестерпимая. Руку вытащил, а на ней – крыса огромная, да ещё какая-то сине-зеленая. Я завизжал и – дёру из реки. Сколько они меня потом не уговаривали, я – наотрез. Стреляйте мол, не пойду в воду.

Папа давал нам потрогать осколок снаряда, который остался у него с войны в ноге. При этом говорил, что один раз уж точно должен был погибнуть, да видно не время ещё:

– Мы тогда маршем шли. Дали нам перекур. Мы так, как шли, рухнули, даже не рассредоточились. Нас там человек пятьдесят лежало. Так снаряд в самую серёдку к нам упал. Ну, мы лежим, не шелохнёмся. Но не разорвался. Кто-то из нас в рубашке родился.

Далее эстафету принимал Владимир Иванович:

– А я на фронт в мае 42-го попал. Отца в этом же году забрали – в марте, а меня выходит – через месяц. До войны я на гужавтотранспорте работал слесарем – механиком, образование-то – пять классов. А до того и грузчиком в колхозе работал и поммастера на «Томне» (ткацкой фабрике). Служил я в 9-м Танковом Корпусе, 1-й Танковой Армии, 8-й Мотострелковой Бригады, во втором батальоне на противотанковой батарее. Награждён двумя Орденами 2-й степени, Орденом Красной Звезды, Медалью «За отвагу».

В учебке я был в посёлке Кузьминки на станции Липняки. Там и была сформирована 8-я Мотострелковая Механизированная Бригада. Назначили меня командиром расчёта противотанкового орудия (сорокопятки).

Прошёл я и Центральный и 1-й Белорусский фронта. Сильных ранений не было. Так – царапины. Вокруг столько людей полегло, а мне – ничего. На Курской дуге контузило. Кровь из ушей текла. Ничего не слышал, только гул стоял. После того сражения из 40 наших ребят в живых только 15 осталось. Я в госпитале три дня пробыл и назад сбежал – к своим.

Перед самым наступлением на Курской дуге у меня встреча произошла с командующим фронтом Рокосовским. Серьёзный мужик был, высокий, худощавый. Мы с вечера были «накушамшись», вот и отсыпались в стогу. А часа в 3 утра выбрались из стога. Вид, конечно, … ну совершенно не соответствует. И все в соломе. А Рокосовский перед наступлением войска объезжал:

– Что такое? Кто разрешил это безобразие?

А мы стоим, как пни, глазами хлопаем, молва отнялась, и солома в голове торчит. Отведал я тогда плетки главнокомандующего.

За Курскую дугу я первый Орден ВОВ 2-й степени получил – подбил два немецких танка.

Второй Орден ВОВ мне дали за Юнкерса 88-го. Стояли мы на позиции. Тут этот немец налетел и пошёл нас колошматить. Земля к небу летела. Света не видать. И ведь, сволочь такая, все бомбы раскидал, а угомониться не может. Решил нас ещё и попугать. Тут я его на бреющем полёте из противотанкового орудия и сбил.

Осколок на щеке – это память, чтобы рот не разевал. Мы уж тогда Днепр форсировали. Я из окопа башку высунул, тут мне осколок щёку и разрезал.

А то был случай уже в Польше. Тогда наступление шло. Неразберихи много. Ехали мы ночью в колонне. Темень – глаз выколи. Моя пушка была замыкающей. Так вот, на мою пушку ночью немецкий транспортер в темноте наскочил (сзади в нас немецкая колонна врезалась). Да так, что ствол моей пушки в радиатор их транспортера вошёл. Ладно, мы заснули. А они-то что, спали что ли?

Ну, тут стрельба пошла. Все равно ничего не видать. Немцы порыпались – порыпались, с моей пушки им не слезть, так и дали дёру прямо через поле. А я пушку к лесу прямо с транспортёром оттащил и уж там кое-как расцепились. На войне всякое бывало. Где свой? Где чужой? Поди – разбери.

А Красную Звезду я за Бобруйск получил. Там под Бобруйском через болота прорывались семь немецких дивизий. Ну, немец очумевший валил. Пехота наша вся разбежалась. Осталось нас всего два расчета по 6 человек. Я вижу, что пехота драпает. А у нас – орудия. Я и отдал приказ: «Ни шагу назад!»