Когда поют руны

Начало

Сердечная благодарность тем, кто открыл для меня Руны Русского Рода и тем, чей труд в этой сказке использован.

Даже если просто ждать века и ступеньками года длить,

Как понять – чем дышат облака? И какой должна пойти нить?

А у нити – голубой простор, все дороги и пути вперёд.

Только ножницы у Пряхи под рукой. Только пусть рука та подождёт…

Чтоб понять вопросов странный зов, разобрать рисунок облаков,

Прочитать и записать стихи из снов. А потом… ну что ж … готов…

Я не могла даже предположить, что со мной произойдёт что-то подобное. Из обыденного утра я шагнула в захватывающий мир рун Русского Рода, который навсегда изменил мою жизнь. Мы привыкаем к неизменному ходу событий. О нет! Всё возможно. А началось всё с велосипедиста…

Утром меня разбудил мелодичным треньканьем будильник. Услышав музыку, волнистый попугай Вася тут же начал методично терзать колокольчик. «Посмотри, какой голубенький и миленький!», – восхищалась мама Зина, когда принесла его холодным декабрьским вечером в квартиру,– «давай назовём его Василием». Попугай смотрел из-под платка серьёзно и даже зловеще. Я предвидела, что нас ждёт масса приключений, когда наш рыжый и вечно голодный Жорик узрит птичку. Но только вздохнула. Я не умею противостоять неистребимой привычке Зины подбирать и обогревать в нашей квартире разную беспризорную живность.

Из кухни доносился запах котлет и кофе, засвистел и сразу же захлебнулся от возмущения чайник. Зина беззлобно покрикивала на Жорика, который путался в ногах.

У нас уютная «двушка». Большой книжный шкаф блестит ещё советской полировкой. Светлые обои, которые мы с Зиной вместе наклеили. Большой торшер в углу с тканевым абажуром. Раньше стояло много цветов, но появился Вася и цветочное изобилие было безжалостно изодрано в клочья. Закончил вакханалию кот, в охоте за птичкой перебив все горшки. Тот день пережили только фиалки, которые почему-то пришлись попугайчику не по вкусу и теперь одиноко жались на подоконнике.

Магазин автозапчастей «Фрегат», в котором я работаю бухгалтером, начинает работу в девять утра, но находится на другом конце города.

Я спустилась по лестнице нашей пятиэтажки, что на Московской, и нырнула в пролом в массивной железной ограде старого парка. Он посажен сразу после революции, сейчас зарос травой и кустарником – за ним с времён перестройки никто не ухаживает. По пригорку тянулась тропинка, окружённая берёзами. Стройные белые стволы легко поднимали ветви к прозрачному небу. Я неторопливо шла по гравию и думала, что на выходные нужно обязательно съездить с мамой в Бережки. Там в лесу поют соловьи, там вкрадчиво по-домашнему трещат дрова в печке, там вкусный воздух. А если перейти лавы через Пезуху, то попадаешь в лес. Красота…Зина напечёт блинов, будет охать и суетиться возле стола. А после обеда, как пригреет солнце, она сядет у забора на лавочке посудачить с соседками. Какая у неё Вероника умница и красавица: и училась в школе на пятёрки, и институт закончила – ого! – с красным дипломом, и работу хорошую нашла… только вот внуков… да… пока нет. Всё книжки свои читает да женихов гонит.

– Строптивая она у тебя, Зинаида, – понимающе вздохнёт соседка.

Вечером, созвонившись со своей верной Михалной, Зина придумает очередной стратегический план моей «неожиданной» встречи с троюродным племянником. Я обижалась на них, сердилась, потом смеялась, а однажды не выдержала, коварно напилась водки прямо на глазах интеллигентного близорукого кандидата в женихи и напоследок смачно рассказала матерный анекдот. Бабули мои остолбенели, а кандидат вытер вспотевшую лысину и тихо испарился.

Непонятно, откуда он вынырнул, этот велосипедист! Вот только что я шла, улыбаясь своим мыслям и весеннему небу, и было тихо, и шумела листва, как вдруг за секунду услышала нарастающий шелест шин. Непостижимая сила швырнула меня в сторону – и я покатилась кувырком между берёз по пригорку. А велосипедист продолжал быстро и сильно крутить педали. Он нёсся, нагнув голову, и даже не заметил меня. Только мелькнула среди белых стволов его куртка…

Когда я поднялась и отряхнула плащ, то сразу подумала, что на удивление легко отделалась. А ведь могла бы и лбом о берёзовый ствол, и сломать могла что-нибудь пока падала. Но ведь поднялась и пошла себе дальше, здоровая и невредимая.

Утро на работе начинается с чаепития. Из торгового зала к нам поднимается маленькая худая кассир Анечка, мы с главбухом Ольгой Васильевной кипятим чайник и накрываем стол. Менеджеры торгового зала, посмеиваясь, называют наши чаепития «Мышь, Лапоть и Соломинка».

– Ника! Что случилось? – гудит густым басом курпулентная Ольга Васильевна, углядев на моём лице признаки беспокойства.

– Упала в парке… по дороге… Споткнулась и полетела с тропинки…

– Ой, а я тоже недавно так сильно упала. Вот посмотрите! – тут же вступает Анечка, демонстрируя из-под юбки худую ножку с налившимся синяком. Любая беседа с Анечкой неизменно скатывается к её интернет-романам. Вот и теперь через пару минут мы с Васильевной мужественно слушаем романтические истории про невыносимо влюблённых в Анечку турков, австрийцев и немцев…

– Замуж-то зовёт? – прагматично интересуется главбух.

Спокойно переварив рассказ про некоего турка Касыма, который замуж не зовёт, но приглашает летом Анечку с мамой в Стамбул, Васильевна обращает свой строгий взор на меня:

– Никогда ты ничего не рассказываешь, Вероника!

Я молчу и пожимаю плечами.

Ольга Васильевна легко переключается на бухгалтерскую текучку. Выписываются счета-фактуры и накладные, проводятся ежедневные операции в «один-эске». Наш магазин занимает небольшое двухэтажное здание. На первом этаже клиентский зал. По стенкам тянутся полки с запчастями, стоят витрины и стеллажи. Это территория «двух А» – Андрея и Антона. Они как Дон Кихот и Санчо Панса: один длинный, флегматичный и худой, второй – невысокий полненький весельчак и балало. Наш директор Илья Степаныч спускается вниз, когда большой наплыв покупателей, и помогает ребятам.

Директор и бухгалтерия обитают на втором этаже. У нас с Васильевной маленький кабинет, два стола с ноутбуками, на окнах и прямо на укрытом линолиумом полу стоят фикусы в керамических горшках.

Снизу на второй этаж доносится ровный гул голосов. Наш «Фрегат» продолжает своё неспешное плаванье по волнам продаж бензонасосов и тормозных колодок.

Я ничего не рассказала о велосипедисте. Утреннее происшествие весь день не выходило из головы. Я старалась вникнуть в то, что делаю, но видела как дрожат пальцы, бегающие по клавиатуре. Кто меня толкнул? Что меня толкнуло?

Позвонила мама Зина. Она всегда чувствовала, когда со мной что-то происходило.

– Ника, маленькая, как твои дела?

Я всегда мысленно улыбаюсь тому, что для пухленькой небольшого роста Зины я всегда остаюсь маленькой с моими метр семьдесят пять.

– Всё хорошо, мам. Сейчас закончу счета и будем с Васильевной обедать.

– Одевай шарф, когда пойдёшь домой. И возьми хлеба…Ника!

– Да?

– Представляешь, сделала кардиограмму, она показала значительное улучшение. Рассосались рубцы что ли…Врачи даже руками развели.

– Ну это же здорово! Они объясняют как-нибудь?

– Нет! Говорят, что так не бывает!

– Но случилось… Ты на собрание с Михалной идёшь?

– Идём, конечно! Это невозможное безобразие! Деньги на стены собрали ещё в феврале, а до сих пор ничего даже не начинали!

Зина с Алевтиной Михайловной дружат уже давно. Обе любят готовить, обе рано похоронили мужей, обе работали когда-то на ткацкой фабрике и были уволены по сокращению. Их сплотили похожие судьбы и одна на двоих лестничная площадка. Теперь они дружно ходят на собрания жильцов, голосуют на выборах , собирают деньги на различные ремонты, с песнями празднуют День Победы и 7 ноября и опекают бездомных собак и кошек.

То, что у Зины исчезли инфарктные рубцы, добавило ещё одну загадку к череде непонятного. Это была радостная новость.

– Зин, а поехали в Бережки на выходные

* * *

Мне снилась песня, но в ней не было печали,

А было место, где меня любили… ждали…

О братстве Света, о дубовых заповедных рощах,

Слова – знакомо незнакомы, музыка – простого проще…

Там были облака, леса, сады и белый ветер,

Звон колокольчиков стелился от звезды – к планете…

Цветы на арках, мост хрустальный в поднебесье,

Там было всё. Всё было песней…

И тянется туда забытый путь цепочкой розовых следов,

И хочется хотя б когда-нибудь дойти до колыбели снов…

Здесь – колея событий. Морок – стены, коих нет отвесней…

Но вспомню… Вспомню! Тоже стану светлой песней…

Сегодня мой день рождения. Суббота. Мы решили погостить в Бережках. Зина уехала ещё вчера вечером. А я собралась сегодня самой первой электричкой. Я дремала на потёртом сиденье под мерный стук колёс и вспомнала как ровно год назад всё было так же и – совсем иначе. Тогда тоже был мой день рождения, но пейзажи за окном казались размытой серой акварелью и я была уверена, что жизнь моя закончена.

Мы лучше всего помним именно то, что стараемся забыть.

– Как Вас зовут, прекрасная незнакомка?

– Вероника.

Тогда мне хотелось ответить что-нибудь весёлое и легкомысленное, но слова застревали в горле и выговаривались с огромным усилием.

И защемило сердце сладко и запело. Родион. Роденька. Первый парень Ивановского филиала РЭУ имени Плеханова. Спортсмен. Да ещё и похож на Брэда Питта.

У него были весёлые и добрые глаза. Он так старался понравится и краснел, когда думал, что не получается.

Я влюбилась сразу же, но смотрела спокойно и даже строго.

– А в чём собственно дело?

Родька улыбнулся и сел рядом.

Нас называли самой красивой парой института. Я любила и была абсолюно и беззаботно счастлива. Мы часами бродили по Набережной и обсуждали Кастанеду или Пелевина. Родька совершенно не мог без меня. Когда я уезжала на каникулы в Бережки, он часто звонил, писал длинные эсэмэски, а потом не выдерживал и приезжал. Мама Зина была от него без ума – у Родиона врождённая способность мгновенно влюблять в себя любую представительницу женского пола. После окончания института сыграли весёлую студенческую свадьбу. Зина уехала в Бережки, уступив нам квартиру. Мы работали в «Торгбанке», понемногу обрастали имуществом и строили планы. Но однажды в Банк пришла красивая упырица – заместитель директора Оксана Филипповна.

– Родион, зайдите ко мне и захватите отчёт за март.

– Родион, а Вы толковый специалист, нужно будет подумать о премии.

Мы лучше всего помним именно то, что стараемся забыть.

Как и положено жене, я последней узнала о романе моего Родьки с заместителем директора. Вокруг меня стоял грохот, который могла слышать только я – это рушилась моя семейная жизнь. Я не заплакала, мне не было больно. Всё, что мечтало и радовалось во мне, за секунду обуглилось и рассыпалось прахом. В один день я уволилась из Банка, поменяла в квартире замки и выставила вещи моего расчётливого мужа на лестничную площадку. А утром уехала в Бережки. В этот день мне исполнилось двадцать семь.

Тогда в апреле зарядил дождь. Он шёл не переставая почти неделю. Я лежала на старой кровати с железной сеткой и высокими подушками. Лежала, отвернувшись к стене. Мама Зина преувеличенно воодушевлённым голосом рассказывала деревенские новости, а по вечерам трагическим шёпотом советовалась по телефону с Михалной. Часто звонила Ритка, звала на свои занятия йогой. Одинаково и серо проходили дни.

Но однажды в окно проник луч солнца и поселил на потолке солнечного зайчика. Я вышла на порог и босиком потопала сначала по дорожке, а потом по мокрой траве. Холодный воздух приятно освежал голову, прогонял головокружение. Вдали над Пезухой клубился утренний туман, шелестела трава… Когда-то Зина вышла на этот берег, услышав непонятный гром лесу, и встретила странную семилетнюю девочку, которая ничего кроме своего имени не помнила…

Я стала другой. Меня вылечили любовь и забота мамы, лесной воздух, хоровые акапеллы лягушек по вечерам и шелест камышей.

Прошёл год и мне снова захотелось провести свой день рождения в Бережках.

Я задремала и очнулась, когда солнце уже вовсю играло, освещая лавки и лица людей. Пахло машинным маслом и колбасой – кто-то решил позавтракать. Из тамбура тянуло табаком. Станция Бережки – это двести сорок километров от Иваново. За окном мелькали небольшие деревеньки, леса и луга. Пару раз словно большая рыбина сверкнула серым боком Пезуха.

На маленькой станции «Бережки», ограждённой поржавевшими перилами, стояли только железная лавка и столб с надписью. Редким пассажирам, выходящим на этой станции, нужно либо больше часа ждать проходящий автобус, либо идти через луг и лес напрямки.

Луговая трава похрустывала под ногами. Тропинка местами совсем заросла. Ветер трепал волосы, колокольчики и ромашки дружно кивали ему в ответ. Покачивала жёлтыми шапочками пижма. Лес начинался с дубовой рощи. Кроны высоких деревьев прочно закрывали небо. Внизу было сумрачно и пахло грибами. Лесные пичуги в кронах деревьев заливались на все голоса, но птичий гам уверенно перекрывала неугомонная кукушка. Когда начались сосны, я решила немного посидеть и отдохнуть. В лесу стоит лишь замереть ненадолго, как на тебя обрушиваются звуки: шепчет листва, высоко в ветках с топотом носятся белки. В кустах папоротника мелькает и тут же исчезает лисий бок.

Я позавтракала горбушкой свежайшего хлеба, купленного ещё утром, угостила белым мякишем лесовика, как учила Зина, и двинулась дальше. Мне оставалось обойти по краешку небольшое болотце, куда мы ходили за клюквой, а потом тропинка сама вывела бы меня к Пезухе.

Я не сразу поняла – что изменилось… Здесь не могло быть другой дороги… Но я не узнавала места. Не было здесь этой полянки с рябинами и одиноко стоящей на пригорке старой сосны. Исчезло болотце. Я заблудилась в двух шагах от дома! Солнце светило по-прежнему ярко и оптимистично, но молчали птицы. Стало тревожно и неспокойно. Ну и куда теперь?

«Э-э-эй! Ау-у! Помоги-и-и-те!»

Мне ответила настороженная лесная тишина. И вдруг вдалеке откликнулось робкое «ку-ку». Я прислушалась и потихоньку двинулась в сторону голоса кукушки, внимательно оглядывая дорогу.

Тропинка вывела на холм, где красовались аккуратные ёлочки. Деревца расступились и открыли некрашеный деревянный забор, за которым виднелся небольшой дом. Я решила войти, чтобы спросить дорогу. Дворик зарос малиной и крыжовником, вдоль дорожки до самого крыльца стелилась лесная земляника. Стояло несколько яблонь с незрелыми ещё плодами. Дом был очень давно построен. Радовали глаз резные наличники и перила. На окнах висели белые занавески с мережкой. Во дворике тихо и спокойно. Я поднялась по ступенькам и постучалась. Дверь от моего прикосновение бесшумно открылась. На стук никто не отозвался и я вошла в маленькие сени. Здесь было побелено, на полу – самотканый половичок. Видно было, что за занавеской в комнате горел свет.

– Хозяева? Есть кто-нибудь?

Мне не хотелось заходить без разрешения, но в доме молчали. И я вошла.

В углу у окна стояло деревянное плетёное кресло. Рядом, на круглом столе, укрытом белой скатертью, лежала большая книга -тяжёлый кожаный переплёт, потрёпанные страницы. На обложке вытеснен знак из трёх треугольников, которые вместе составляли трапецию.

.

В очаге потрескивая горели поленья. Пахло костром и яблоками. Прямо напротив меня на стене висело огромное потемневшее от времени зеркало, в котором неожиданно возникло изображение красивой женщины. На секунду мне даже показалось, что это я так странно отразилась. Она была удивительно похожа на меня, но одета в длинное диковинное платье и в руках держала книгу.

У меня перехватило дыхание – мама?!

И вдруг я вспомнила… Моя мама в белом платье с оторванным рукавом рядом с пятью берёзами, которые – вот так же! – составляли правильную трапецию… Память, которая столько лет была замурована, теперь вернула мне зловещее багровое небо, белые стволы деревьев, красивое и строгое лицо молодой женщины.

Страх, оглушительные вспышки и запах гари…

– Лайма, беги! Забирай Нику и уходите! Немедленно!

Голос отца был еле слышен сквозь непрекращающийся грохот.

Потемневшие глаза мамы и её шёпот. «Ника, мы встретимся. Только нужно вернуть Книгу. Ты это сможешь. Нужно вернуть её Домой.»

Изображение женщины в зеркале плыло. Я торопливо вытирала и размазывала по щекам слёзы, которые предательски застилали глаза. И почти ничего не видела. Изображение исчезло. Теперь в зеркале отражалась только моя фигура, судорожно прижимавшая Книгу к груди.

Руки сами торопливо запихнули её в рюкзак. Тихо вжикнула змейка.

– Он, конечно, с характером, но очень добрый, – эхом прошелестело по комнате.

«Кто?» – хотела я спросить, но развернулась и , словно повинуясь чужой воле, на подгибающихся ногах потопала вон.

Тропинка быстро вывела к знакомой берёзовой роще. Шаги давались с неимоверным трудом, будто за каждой ногой тянулось по гири. Небо стремительно затягивалось серой пеленой, из-за деревьев на тропинку стал наползать туман, раскидывая вокруг себя белые клочья, похожие на скрюченные пальцы. Я заставляла себя шагать быстрее. Туман двигался стремительно, странно, почти осознанно. Я всей кожей чувствовала, что нужно бежать. Совсем близко раздался тоскливый волчий вой. Казалось, что волчья душа прямо сейчас прощается с жизнью. Волки? В апреле?! Сейчас они должны быть сыты, веселы и не опасны! Мне показалось, что под ногами мерно подрагивает земля. Ужас буквально подхватил меня под руки и потащил по тропинке. Вода была совсем близко. Откуда-то я знала, что странная погоня не сможет пересечь реку. Почти задыхаясь и шатаясь из стороны в сторону я протопала по лавам через Пезуху и упала в жёсткую осоку на самом берегу. Силы мои закончились. Я оторвала голову от земли и оглянулась на противоположный берег. Среди белёсых лохмотьев тумана взметнулся плащ и сверкнуло что-то длинное и узкое. Волки взвыли сердито и недовольно. Туман неохотно отступил в глубину леса. Я откинулась на спину. В вышине тихо и приветливо светило солнце, ветер неспешно гнал облака. В камышах несмело квакнула лягуха. Алё, Вероника! Тебе показалось! Ну конечно, показалось. Какие волки? Какие плащ и меч? Я была уверена, что всё дело в Книге и время от времени нащупывала её через ткань рюкзака. Книга была на месте.

Перед глазами стояло серьёзное лицо, красиво изогнутые русые брови. Книгу нужно вернуть. Домой! Я найду это место!

Ночью мне снилась незнакомая берёзовая роща. В ветвях деревьев пел соловей. Я слушала нежные переливы звуков. Радостно было на душе, как будто птичья песня нежно взяла в ладони и понесла куда-то вдаль, где легко и весело, где любят и ждут… Тихо пел высокий женский голос… И я знала слова…

Мы с мамой Зиной долго на разные лады пытались разложить то, что произошло. В лесу кроме лесника на сотни километров никто не жил. У лесника была большая семья, крепкое хозяйство, и дом их стоял ближе к Вичуге. Наш сосед Степан Иванович, бывалый охотник, на мой рассказ о волчьем вое ничего не ответил, но по глазам и усмешке, спрятавшейся в усы, видно было, что не верит. Причудилось, мол, этой городской да впечатлительной барышне.

Иногда по вечерам я вытаскивала и листала Книгу, пытаясь понять знаки, написанные в ней. Красивые построения непонятных символов напоминали иероглифы, будоражили воображение, но прочитать их не получалось…

* * *

Книга нашлась! Нашлась и попала в руки обычной девочки! Но теперь я добуду её… это вопрос времени… И нет такой силы, что мне помешает. Не нашлось до сих пор, а значит и не найдётся…

Узел первый. Жёлтый

Красное яблоко на столе. Пахнет травой и летом.

Вечер на этой прекрасной земле… Был он таким или не был?

Тихо болтает листва о своём… Старый заброшенный сад…

Даже малинник в углу у забора каждому гостю рад.

Где-то песок заметает следы медленного каравана.

Солнце. И дьявольски мало воды. Только жара и барханы.

Неутомимо шагает верблюд, нудно болит голова…

А где-то там, где пичуги поют, ждут меня сад и трава.

Яблони, старый жасмин за окном – очень знакомый мираж.

В этих краях пирамид и замков ждёт чужестранцев Страж.

Нужно дойти и отдать все долги этой суровой земле…

Как же иначе? Ведь где-то лежит яблоко на столе…

В очаге тихо потрескивают поленья. За окном уже начинает темнеть и я зажигаю свечи. Я сижу за столом, укрытом белой скатертью, в том самом плетёном кресле в углу. На столе – Книга, открытая на первой странице. У стены поблескивает лакировкой массивный дубовый шкаф. Вьётся по дверце затейливая резьба, отражается огонь.

Большой чёрный кот не мигая смотрит на игру языков пламени. Слишком большой для обычного кота, с жёсткой шерстью и очень странными некошачьими глазами.

– Земля живая и говорить с ней можно, – неторопливо начинает Кот.– Только язык особенный она понимает – рунный. Каждая руна Рода состоит из четырёх резов. Проявляются они в одной из половин соты. Это матрица рун Русского Рода.

В матрице пять узлов и семь резов.

Число четырёхрезовых вариантов, которые можно расположить в матрице, равно 35. Это общее количесто рун.

– Кот!

Зверь поворачивает ко мне голову – глаза его вспыхивают.

– Почему я сюда попала?

– Это место ждало тебя. И потом… ты изменила событийный ряд…

– Ого! Это как?

– Когда кувырком между берёз пролетела. А как – сама потом разберёшься…

–Ты поможешь мне вернуть Книгу?

Меня не удивляет, что я беседую с котом. Это ведь сон. Я уснула у себя дома, положив рядом Книгу, а проснулась здесь, где всё так знакомо.

Кот снова поворачивается к огню и задумчиво сообщает:

– Чтобы пройти через портал, тебе нужно найти пять ключей. Пойдёшь сама.

Я провожу пальцами по шершавому переплёту и вскидываю голову:

– Куда?

Кот не отвечает. Он серьёзен и собран. Потом командует:

– Открой шкаф и переодевайся.

В совершенном замешательстве я потянула на себя дверцу шкафа. Там стояли грубые солдатские ботинки, на вешалке висели белые хлопчатобумажные брюки со множеством карманов, такая же рубашка и платок.

– Фонарик не забудь, – не оборачиваясь напомнил Кот.

Там и правда лежал небольшой фонарь.

Я быстро переоделась, платок повязала на шею, фонарик, повертев в руках, сунула в карман брюк.

Всё было моего размера и сидело, наверное, неплохо. Жаль не было зеркала, чтобы посмотреться.

Кот скептически меня оглядел и скомандовал:

– Заходи в шкаф. Выходи из шкафа. Туда налево, обратно направо. Ищи под левой лапой. Долго не задерживайся.

Логичный вопрос: под левой лапой кого? – застрял у меня в горле.

Кот смотрел серьёзно и совершенно ничего не хотел больше объяснять. Я почему-то взглянула на солидные когти зверя, от которых не только мышке, но и зверю покрупнее будет худо, и молча шагнула в шкаф.

Тишина и темнота. И какой-то странный незнакомый запах.

–Толкай перед собой, – подсказал кот.

«Там же стена», – хотелось возразить, но тут вспомнила, что это ведь сон, и упёрлась руками в стену. Я стояла, чувствуя под пальцами деревянную поверхность, и думала, как глупо и нелепо выгляжу в этих штанах и ботинках в тёмном шкафу.

– Налево! – рассерженно рявкнул Кот, казалось, над самым ухом.

Я судорожно крутанулась – и на меня пахнуло жаром.

Не было больше ни шкафа, ни домика в лесу. Порыв горячего воздуха сбил меня с ног, я не удержалась и упала на четвереньки. Так вот зачем нужны были ботинки на толстой подошве – чтобы не обжигаться!

Торопливо встала. Вокруг, куда не обернись, была красная плотная почва, живо напоминающая марсианский пейзаж. Пустыня! Нежно-голубое небесное полотно ближе к земле окрашивалось в глубокие розовые тона. Солнечный диск казался совсем небольшим, ярким и висел очень близок к горизонту. Я попыталась вдохнуть горячий воздух и понять – куда двигаться. Ещё раз оглядевшись вокруг, я заметила что-то вроде небольшой горки и решительно зашагала к ней.

Стремительно сгущались сумерки, голубая пушистая мгла заполнила все неровности и впадины между холмами. Зажглись первые звёзды, дышать стало намного легче. Горка прекрасно выделялась на фоне ночного неба, так что я не боялась сбиться с пути. Однако прошло довольно много времени, прежде чем я подошла вплотную.