Я тебя спасу

– Есть, – отозвался Орлик с характерным треском разматывая липкую ленту.

Ветер выдирал листовку из рук. Парни привычными движениями закрепили её на столбе и отправились дальше, к остановке автобуса.

На белом листе крупная фотография улыбающейся девочки. «Внимание! Пропал ребёнок! Катя Смирнова, одиннадцать лет. Рост примерно сто тридцать сантиметров. Вес около тридцати – тридцати двух килограмм. Одета в красную курточку с аппликацией, сине-зелёную шапочку, варежки и шарф. На ногах красные сапожки и чёрные лыжные брюки. Если вы видели ребёнка позвоните по телефонам».

На ориентировку, приклеенную скотчем, ветер швырнул пригоршню снега.

***

– Катя! – громко по слогам крикнул Григорий, приложив ладони рупором ко рту.

Они дошли до катка, изрядно замёрзнув. Из-за непогоды каток не работал. Ворота заперты, в пункте проката коньков не горит свет. Ближайшие ларёчки, торгующие горячим чаем, кофе и разной выпечкой, не подавали признаков жизни.

Дашичев подошёл к воротам, подёргал дверцу. Навалился всем корпусом.

– Что вы делаете? – с интересом спросила Марго.

– Пробую пробраться, – пояснил Григорий. – Катя могла захотеть покататься и попробовать проникнуть на каток. Надо проверять.

Мужчина оглядел довольно высокий забор и не нашёл места, где ребёнок смог бы его перелезть. Костик нерешительно топтался рядом. Молодой человек совершенно продрог, постоянно переминался с ноги на ногу и потирал руки в тонких перчатках.

– Надо вокруг идти.

– Чё там делать? – клацнул челюстью Костик.

– Ребёнок мог пойти вдоль забора, чтобы поискать щелку. Ты не представляешь, на что способны дети, когда чего-нибудь захотят.

– Так если она пошла вокруг, то сюда бы точно вышла, – сказала Марго, делая очередную фотографию.

– А могла подвернуть ногу и лежать на той стороне забора, – жёстко ответил Григорий, уже пожалевший, что взял новичков с собой.

С обратной стороны катка раскинулся небольшой сквер, переходящий во дворы жилых домов. Огромное пространство с редкими фонарями.

– Привет, мои дорогие! Сейчас уже половина второго ночи, а я всё ещё на поиске, – взволнованным голосом говорила Марго, глядя в телефон. – Мы продолжаем искать маленькую девочку Катю Смирнову. Здесь очень холодно, но мы не сдаёмся. Буду держать вас в курсе событий. Если кто-то хочет помочь, вы знаете, что надо делать! Пока, мои хорошие!

Помахав в камеру рукой, девушка отключила телефон.

– Это был прямой эфир, – пояснила она Григорию. – Меня только что посмотрело больше тысячи человек.

– А фото Кати ты выставляла?

– Естественно. Там уже два кэ лайков, репостов и комментов.

– Что?

– Ну, две тысячи человек отреагировали. Это нормальный отклик.

– Понятно. Идём. Сейчас каток обходим, я вызову ребят, они вас сменят.

– Не, не, – запротестовала Марго. – Я в деле!

Костик молча переминался с ноги на ногу. Только сейчас Дашичев заметил, что у парня подвёрнуты штанины, из-под которых выглядывает полоска покрасневшей голой кожи. «Твою мать! Сейчас ещё и этот обморозится», – зло подумал Григорий и полез в карман за телефоном.

***

Ветер штурмовал окна, подвывал в вентиляции. Что-то металлическое громыхало на незастеклённом балконе соседей. Уже час температура держалась на минус двадцати трёх. Аномальный холод выстуживал улицы, оседал на капотах машин колючим инеем.

В каждой комнате, в прихожей и на кухне горел свет. Как будто иллюминация могла помочь Кате вернуться. Виктория сидела на кровати дочери, крепко прижимая к себе большого пушистого медведя.

Два ночи. Электронные часы в серебристом корпусе не тикали, но неумолимо отсчитывали время. Вика знала, что когда-нибудь её дочь будет гулять ночи напролёт, пропадая с друзьями, встречая рассветы с любимым мальчиком. Что материнское сердце каждый раз будет волноваться. Что они с Семёном будут притворяться спящими или делить тревогу за подросшую, ставшую самостоятельной Катю. И когда-нибудь Катя совсем уйдёт от них, заживёт своей жизнью.

Но это случится позже. Пока Катя – маленькая девочка, которая должна спать в своей кровати, обнимая большого мягкого медведя. В тепле, в свете ночника, разметав по подушке светлые волосы.

Покрасневшие от слёз глаза посмотрели в незашторенное окно. Где-то там Семён и ребята-волонтёры обходят дома и улицы, ищут Катю. А она вынуждена сидеть в квартире. Беспомощность отбирала силы, выматывала душу. Нужно было что-то делать.

– Я по поводу заявления, – голос осип, Вика сама с трудом его узнавала. – Катя Смирнова. Вы её ищите?

Женщина позвонила в полицию.

– Патрули получили все данные, – ответил дежурный.

– И они её ищут?

– Ищут.

Что она хотела услышать от дежурного? Что Катю нашли, но почему-то до сих пор ей не сообщили? Вика отложила телефон, погладила подушку дочери. Слёзы покатились по щекам.

***

– Надо возвращаться, – сказал Бес.

– Но…

– Надо возвращаться, – повторил поисковик. – Мы уже далеко отошли от площадки. Если она двигалась пешком, то не могла уйти так далеко в такую погоду. Мы идём не в ту сторону.

– А если Катя в том дворе? – Семён кивнул на другую сторону улицы.

– Мы должны вернуться и взять машину.

– Катя замёрзнет, пока мы будем туда-сюда ходить! Надо идти дальше, – Семён попытался сделать шаг, но Бес его удержал.

– Ты чем дочери поможешь, если сам обморозишься? Мне придётся всё бросить и вызывать «скорую» тебе. Это минус время и минус возможность для Кати. Ты понял? – он встряхнул взволнованного Семёна так, что у того клацнули зубы. – Понял?

Смирнов неуверенно кивнул и крикнул во всю глотку, срывая голос:

– Ка-тя!

Глава 2

Вода была слишком горячей. Галя посмотрела на свои покрасневшие руки. Она держала разделочный нож и губку, розовая пена заполняла раковину и утекала в слив. Продолжая смывать кровь с лезвия, Галина пыталась вспомнить, что она готовила. Память играла злые шутки.

Последнее, что Галя помнила точно, – это перекошенное от злости лицо мужа. Искажённые черты давно нелюбимого человека, который не вызывал ничего кроме панического страха и жалкой, постыдной зависимости.

Нет, Тенгиз не всегда был таким, как сейчас. Когда они только-только познакомились в случайной большой компании, он красиво ухаживал. Дарил огромные букеты и галантно открывал дверцу машины. Галя чувствовала себя принцессой. Она светилась от счастья, а все подруги ей завидовали.

Да, Тенгиз чуть старше. Да, он мужчина с восточной кровью и другими традициями. Но в его огромных карих глазах, в которых на свету появлялись золотые искорки, Галина видела только обожание. «Я буду самой верной, самой хорошей женой» – думала девушка, принимая предложение. И они поженились через полтора месяца после знакомства.

А вот свадебное путешествие было омрачено первой ссорой. Галя в белом, довольно скромном купальнике вышла на пляж, принадлежащий отелю. Пышные формы тут же заметили и оценили красноречивыми взглядами мужчины. Тенгиз оценил эти взгляды. Он крепко взял молодую супругу за руку, чуть выше локтя и поволок в номер. Не говоря ни слова, мужчина, продолжая её удерживать, ударил по лицу:

– Шлюха!

На скуле и предплечье появились первые синяки. Тенгиз, конечно, извинялся, умолял его простить, стоял на коленях. Клялся в любви и плакал, положив голову ей на колени. Галя простила.

Даже сейчас на её руках были ссадины. Женщина аккуратно вытерла нож сухой тряпкой, вставила его в подставку. Розоватая пена втянулась в слив. Галя сосредоточенно вымыла раковину и насухо её вытерла. Нельзя чтобы оставались разводы или следы от высохших капель. Она выжала губку, развернула дозатор флакона моющего средства в правильную сторону. Машинально поправила полотенце, смахнула с крана повисшую капельку. Тенгиз будет доволен.

Из детской донеслось хныканье Софии. Сердце Галины сжалось – Тенгиз хмурится, когда дочь начинает плакать. Женщина развернулась от мойки и пришла в ужас. На полу кухни всюду валялись обломки разделочной доски. Самый крупный кусок, та часть, где вырез ручки, лежит пол обеденным столом. И на всех щепках кровь!

Упав на колени, Галя спешно начала собирать щепки, загоняя занозы. Если Тенгиз это увидит, ей будет плохо! Как такое вообще могло произойти? Почему в голове нет никаких воспоминаний?

София продолжала хныкать. Ещё более требовательно. Материнское сердце рвалось к ребёнку. Сейчас Тенгизу надоесть слушать плачь, и он что-нибудь сделает с крошкой. Его нелюбовь к дочери началась задолго до её рождения, сразу после первого УЗИ, когда врач объявила пол.

– На аборт пойдёшь, – сказал Тенгиз.

Галя не знала, что на это ответить. Она очень хотела этого малыша. Желанный первенец. Её дитя. Слёзы покатились из глаз, а руки прикрыли уже довольно заметный живот.

– Вы с ума сошли? – спросила врач Тенгиза, когда он привёл жену в больницу. – Какой аборт, папаша? На таком сроке вам никто ничего не сделает. Тем более беременность идеальная, плод развивается нормально.

– Сейчас, Софинька, – шептала Галя, продолжая собирать щепки разделочной доски.

Они были измазаны кровью. Капли крови, пятнышки, размазанные следы уводили в коридор. Галя на коленях поползла туда, прижимая к себе собранное.

Тенгиз лежал в коридоре, раскинув руки. Он не двигался. Вокруг его тела натекла густая багровая лужа, остро пахнущая, подёрнутая плёнкой.

Галя вскрикнула, выронила куски доски, закрывая рот ладонями. Она чуть приблизилась к мужу, заглянула ему в лицо. Глаза открыты, на правой скуле огромный синяк. Шея, грудь, живот мужчины в крови. Костяшки пальцев сбиты. Женщина тронула его за ступню и тут же отдёрнула руку.

Тенгиз был мёртв.

В комнате надрывалась плачем маленькая София. Пересилив себя, прижимаясь к стене коридора, Галина пробралась к дочери. Кудрявая малышка стояла в своей кроватке, цепляясь ручками за высокий бортик. Зарёванное личико.

– Мама здесь, – Галя подхватила дочку на руки, прижала к себе. – Мама здесь.

Тельце ребёнка вздрагивало от прекращающегося плача. Тело женщины дрожало от увиденного в коридоре. Галя прижимала к себе дочь, поглаживала её по спинке. Девочка успокаивалась. Галя взяла телефон и набрала короткий номер:

– Приезжайте, пожалуйста. Я, кажется, убила мужа.

***

Анна не любила опаздывать. А приезжать на вызов позже оперативников не любила ещё больше. Но на этот раз от неё ничего не зависело – служебная машина долго отказывалась заводиться из-за мороза. Разыгравшаяся метель свела видимость к трём-четырём метрам и машины едва тащились по дороге. Ветер гнал мелкий нелипкий снег по асфальту, залеплял ветровое стекло. Штатный водитель дядя Лёня тихо матерился, включая дворники.

– О! Следственный комитет пожаловал! Анна Валерьевна, что-то вы не торопитесь, – зубоскалил майор Дмитриев.

– Александр Борисович, зато вы как обычно впереди паровоза, – следователь Скочилова прошла мимо оперативника.

Майор наигранно поднял руки, пропуская женщину в комнату. Его взгляд скользнул по её форменной юбке, подчёркивающей широкие бёдра.

– Слышь, ты ширинку-то придержи, – по-дружески хлопнул майора по плечу участковый, первый прибывший на место преступления.

– Да больно надо, – отмахнулся Дмитриев. – Она ж стерва.

– Но фигура-то ого-го.

– Это да. Вот если бы ей намордник, то я бы, может быть, и вставил.

– Пару разков, – поддержал участковый.

– Повезло вам, что Аня не слышит, – сказал эксперт, снимая перчатки. – Она вам такое не простит.

– Константин Сергеич, ну вы-то ей не скажите? – подмигнул Дмитриев.

Эксперт сунул грязные перчатки в специальный пакет и бережно положил пакет в чемоданчик. Его работа здесь пока была закончена.

– Что по телу? – серьёзным уже тоном спросил Дмитриев.

– Всё очевидно, на первый взгляд. Множественные проникающие колото-резаные ранения в область шеи, груди и живота, – перечислял Константин Сергеевич. – Тупые ранения верхних конечностей. Осаднения кистей рук, правой скулы. Возможно, перелом челюсти. Смерть наступила часа полтора назад.

– Но это жена его так отделала?

– Саша, – мягко сказал эксперт, – моё дело трупы смотреть, экспертизы проводить, лабораторные исследования. А выводы о том, кто кого убил, это не ко мне. Это ты уж сам как-нибудь.

– Ну, попытка не пытка, – улыбнулся Дмитриев. – А чем убили?

– Вероятно доской разделочной и ножом. Обломки доски мои ребята упаковывают. Ножи мы изъяли.

– Вот поэтому я и не женюсь никогда. Зайдёшь на кухню водички попить, а тебе доской по темечку прилетит, – улыбнулся майор.

– Я свою мегеру тоже побаиваюсь иногда, – признался участковый. – Руку, конечно, не поднимает. Но «запилить» может, мама не горюй!

– Аня Валерьевна, тело смотреть будешь? – эксперт заглянул в комнату, куда ушла следователь.

– Иду, – Скочилова как раз закончила беглый осмотр квартиры.

– Я ребятам предварительно уже всё рассказал. Тебе отчёт пришлю после вскрытия. Но тут без вариантов, сама понимаешь, – развёл руками Константин Сергеевич.

– Проверьте кровь на алкоголь и вещества. А я чуть позже бумаги пришлю с запросом.

– Конечно.

– И волосы его то же.

– А что же вы, Анна Валерьевна, убийцу на вещества не проверите? – поинтересовался майор Дмитриев.

Скочилова посмотрела на оперативника:

– Даже не сомневайтесь, что я назначу все необходимые экспертизы, Александр Борисович. И, если понадобится, вам тоже. А сейчас я хотела бы, чтобы вы с вашими людьми прошли по соседям и собрали информацию об этой семье. Надеюсь, письменные распоряжения вам для этого не нужны?

Анна выждала несколько мгновений, развернулась и ушла в комнату, где под наблюдением одного из оперативников сидела на диване Галя.

– Вот ведь… – сквозь сжатые зубы прошипел майор.

***

София пускала слюни, сидя на коленях матери. Засунув указательный пальчик в рот почти целиком, малышка гулила, с любопытством рассматривая чужих взрослых людей, наполнивших дом. Галина машинально вытирала ребёнку слюни носовым платочком.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Анна, усаживаясь в кресло напротив дивана.

– Не знаю, – Галина пожала плечами. – Нормальное, наверное.

Внешне женщина выглядела удивительно спокойно, но Скочилова понимала, что это просто шок. И скоро он пройдёт, уступив место либо истерике, либо агрессии, либо раскаянию.

– Это ведь я его? – спросила Галя, впервые посмотрев следователю прямо в глаза.

– Вы не помните?

– Нет. Мы ругались, – от воспоминаний она как-то сжалась, втянула голову в плечи, чуть сильнее прижав к себе ребёнка. – А потом я уже мыла нож…

– Вы часто с мужем ругались? Или это первая ссора?

Галина опустила глаза в пол. Домашняя футболка с короткими рукавами давала ответ – руки женщины «украшали» синяки. Свежие – тёмно-фиолетовые, характерные отпечатки мужской пятерни. Давнишние – бледно-жёлтые. Когда Галя поворачивала голову в сторону коридора, где санитары упаковывали мёртвое тело в чёрный пластиковый мешок, становилась видна проплешина в волосах.

– Он вас бил. Систематически и сильно, – сказала Анна. – Почему именно сейчас вы решили за себя постоять?

– Анна Валерьевна, можно вас на минуточку? – позвал её из коридора майор Дмитриев.

– У вас есть с кем оставить ребёнка? – кивнув майору, спросила следователь.

– Маме. Мама, наверное, её возьмёт. Я… вы же меня арестуете? Я ведь убила, – Галина всхлипнула.

София, тонко почувствовав состояние матери, скуксилась и начала плакать.

– Анна Валерьевна! – снова позвал Дмитриев.

– Звоните, – посоветовала Скочилова, поднимаясь с кресла.

Анна передала женщине стационарный телефон. Галина на автомате отшатнулась от аппарата, оказавшегося рядом с её лицом. Но быстро взяла себя в руки и принялась набирать номер.

– Что случилось? Нашли свидетелей? – следователь смотрела на полицейского снизу вверх.

– Вы в своём уме? Вы зачем ей версию подсовываете? – злым шёпотом спросил Дмитриев, проигнорировав вопросы Анны. – Она убила. Точка. Возбуждайтесь по «убийству», ставьте себе «галку» в отчёт – и отписывайтесь.

Анна внимательно выслушала майора, глядя прямо в его недовольное лицо. Если бы не хмуро сдвинутые густые брови, неровно сбритая щетина, и немного косящий правый глаз, майора Дмитриева можно было бы назвать симпатичным. Даже тонкий шрам, тянущийся по подбородку вверх до нижней губы, его не портил. «А ещё он мог бы молчать», – подумала следователь.

– Значит так, Александр Борисович, – спокойно, насколько это возможно, произнесла Анна, – указывать мне по какой статье «возбуждаться» не ваше дело. В рамках следственно-розыскного процесса вы у меня в подчинении и выполняете то, что я вам говорю. Надеюсь, вы это понимаете. А если нет, то вашему начальству стоит отправить вас на какие-нибудь курсы.

Дмитриев скрежетнул зубами. Эта следачка – просто сука! Вечно разговаривает через губу, как будто опера – тупые чурбаны; собаки, которые понимают только команды. Что она вообще о себе думает?

– Да тут же всё понятно! Что резину тянуть? – продолжал возмущаться майор. – Она его забила доской и ножом. Всё. Вину не отрицает.

– И мотив, конечно, «внезапно возникшие неприязненные отношения»? – сыронизировала Скочилова. – Он её лупил, на ней живого места нет. Я буду настаивать на судебно-медицинской экспертизе. Думаю, найдём сросшиеся переломы.

– Господи! Ну стукнул муж жену разок, а она ему ножом по шее! Это неадекватный ответ.

– Вы его видели? – Анна указала на дверь, куда только что вышли санитары, едва тащившие мешок с трупом. – В нём, наверное, центнер веса. А в ней от силы шестьдесят.

– Могла бы сбежать. Ноги же он ей не связывал?

– Понятия не имею, но обязательно выясню, – пообещала Анна. – А теперь, идите и займитесь поквартирным обходом. Ссоры, скандалы, отношения в семье, поддерживали общение с соседями, кто приходил, когда, водили ли компании. Работайте. Надеюсь, с этим проблем не возникнет?

Майор набычился. Эта пигалица его учила работать. Да пока она отсиживала задницу в своей академии, он уже закрывал клиентов пачками!

Анна, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла к Галине.

– Вот же сучка! – прошипел Дмитриев, выходя из квартиры.

***

В свой кабинет Анна вернулась через три часа. Сначала пришлось дождаться мать Галины. Маленькая сухонькая женщина первым делом кинулась к дочери. Она трогала Галю, поглаживала, осматривала.

– Что он с тобой сделал? Что он с тобой сделал, детонька? – причитала женщина. – Почему ты не ушла? Я ведь всегда тебя ждала.

Потом были слёзы. София никак не хотела идти на руки к бабушке, которую практически не видела. Малышка плакала, плакала Галина и её мать. Анна бегло проверила, чтобы в квартире всё оказалось выключенным.

– Пройдёмте, – грубо сказал Дмитриев, подталкивая Галину к оперативникам.

Большой шумной толпой они спускались по подъезду. Скочилова точно знала, что сейчас за процессией наблюдают через глазки соседи. «Интересно, где они были, когда он её бил»? – подумала следователь.

– Извините, – мать Галины тронула Анну за рукав.

– Да, – остановилась следователь.

– На сколько Галю посадят?

– Не хочу вас обнадёживать, – осторожно сказала Анна. – Я буду настаивать на самообороне. Но будьте готовы к тому, что всё может пойти по плохому сценарию и Галине светит реальный срок. Это до восьми лет тюрьмы.

Женщина всхлипнула, прижала к себе только затихшую внучку. Анна проследила, чтобы их усадили в подъехавшее такси. Галина смотрела на родных через окно полицейского УАЗа, прижавшись к грязному стеклу лицом.

– Ну и зачем? – спросил майор Дмитриев.

– Что «зачем»? – не поняла Анна.

– Зачем вы сказали бабке, что её дочь возможно не посадят? Это ж неправда. Восьмёрку она точно себе подцепила.

– Не точно, – парировала Анна. – Ещё не было экспертизы.

– Это всё слова. Она прикончила мужа и должна сидеть.

– Он её систематически бил. Она просто защищалась. Мы, Александр Борисович, это уже обсуждали.

– Да вы тупо оправдываете убийство, Анна Валерьевна, – сквозь зубы прошипел майор. – Чё, мало случаев было, когда жена мужа убила, а потом начинала ныть, что он её избивал? Если так херово ей жилось, то могла бы вещички собрать и свалить.

– А вы, я смотрю, большой знаток семейных отношений? Или, наверное, защитили кандидатскую по абъюзивному поведению?

– Вот только не надо всеми этими модными словечками прикрывать вашу бабскую солидарность, – скривился майор.

– Знаете, о чём я сожалею? – Анна взглядом смерила оперативника с головы до ног.

– Ну? – не хотя спросил Дмитриев.

– О том, что нам ещё придётся сталкивать по работе. Это, действительно, печально.

Снег залеплял глаза, но Скочилова всё равно увидела, как перекосилось лицо майора. Ледяной ветер пробирался под форменную куртку, но даже он не был таким холодным, как взгляд Дмитриева. Не собираясь разговаривать дальше, Анна подошла к водителю УАЗа и сказала, чтобы он ехал за ней.

Потом Галю осматривали врачи, делали анализы, собирали анамнез. Затем с подозреваемой работал психиатр. Рутина, за которой стоят человеческие жизни.

Галину, находящуюся в странном опустошённом состоянии, поместили в камеру предварительного содержания. А Скочилова сидела в своём кабинете и усердно заполняла бумаги. Иногда Анна отрывалась от экрана компьютера и смотрела в окно. Там разыгралась настоящая непогода. Часы показывали, что официальный рабочий день закончился полтора часа назад. И ей следовало уже быть дома. Проверять уроки у Леры, греть вчерашний суп и спрашивать мужа о его работе.

Анна вздохнула и ещё быстрее застучала по клавиатуре. Может быть, она успеет хотя бы пожелать дочке спокойных снов.

Глава 3

– А Катя могла уйти с незнакомым человеком? – спросила Анна.

– Нет, нет. Я ей столько раз говорила, что нельзя этого делать. Она не могла ни с кем уйти сама! – Вика была на грани истерики.

Наступило утро следующего дня, а женщина ещё даже не ложилась. Никак не могла заставить себя ни отдохнуть, ни что-нибудь съесть. Она ставила чайник на плиту, включала конфорку, дожидалась, пока вода начнёт кипеть, и выключала. От одной мысли о еде, Вику тошнило.

Её дочь не ночевала дома! Катя была где-то за пределами квартиры, вне их маленького уютного мира, который оказался способен рухнуть в один момент. Семён пришёл домой в четыре утра. Его сопровождал высокий широкоплечий мужчина, представившийся Павлом.

– Вам нужно отдохнуть, – сказал Бес. – мы делаем всё, что нужно. Ребята сейчас сменятся и мы расширим круг поисков.

Семён рвался из дома. Он тоже ничего не ел, хотя Вика сделала бутерброды и пожарила яичницу. Лёгкая готовка на какое-то время сняла тревогу за дочь. А потом чувство вины за то, что позволила себе отвлечься на намазывание куска батона сыром, нахлынуло до дрожи в коленях. Виктория упала на табурет, закрыла глаза руками. Слёзы больше не текли, остались только сухие судорожные рыдания, не приносящие облегчения.

Ветер стих, но температура понизилась ещё на пару градусов. На улице стало неимоверно холодно. Головы прохожих были окутаны паром от дыхания. Воздух застывал в носу, примораживая тонкие волоски. Иней украшал ресницы, усы и бороды тех, кто так или иначе оказывался вне помещений.

И где-то там была Катя! Маленькая девочка, которая не вернулась домой с прогулки.

Когда в дверь коротко позвонили, Вика вздрогнула. Она попыталась подняться с табурета, но тут же обессилено села снова. Семён вскочил с кухонного дивана и в два шага оказался у входной двери. По пути мужчина ударился бедром об угол, но ни на секунду не остановился. Он широко распахнул двери, ожидая увидеть кого-нибудь из волонтёрского отряда, приведшего Катю домой.

– Следователь Следственного комитета Анна Валерьевна Скочилова, мне поручено вести дело вашей дочери, – представилась миловидная женщина, стоящая на пороге. – Это майор Дмитриев, районный отдел. Мы можем войти?

Переваривая услышанное, Смирнов сделал шаг назад, пропуская пришедших.

– Вы будете искать Катю? – Виктория обнимала себя, пытаясь унять нервную дрожь.

– Где мы можем поговорить?

Анна внимательно следила за поведением родителей. Как бы жестоко это не звучало, но именно они первые подозреваемые. Близкие люди всегда были, есть и будут таковыми. Практика показывала, что в большинстве случаев так оно и оказывалось.

Получив это дело, Скочилова готовилась увидеть семью на грани развода, где родители, больше для того, чтобы насолить друг другу, чем из искренних чувств, делят ребёнка. Подобные псевдопохищения ей уже доводилось расследовать. И правда всплывала после первого допроса.

Но ни жена, ни муж Смирновы не были похожи на великих актёров, разыгрывающих переживания. Впрочем, Анна не торопилась делать выводы на основании первого впечатления.