Секрет кладбищенского дуба

‒ Нет. Даже не знал о его существовании, ‒ мужчина старательно избегал взгляда сестры и пытался смотреть в глубь зала, будто бы его интересовали блестящий интерьер и разодетая публика.

‒ Вот как. Я смотрю, ты Лерку не особо балуешь.

Рудаков снова покраснел, будто его лицо обварилось кипятком, и бросил на сестру агрессивный взгляд.

‒ К-как надо, т-так и балую, ‒ сказал он сквозь зубы. ‒ Ей твои рестораны д-даром не нужны…

‒ Да? Ладно, я не об этом хотела поговорить, ‒ Евгения заглянула брату в глаза, но тот тут же отвернулся. ‒ В смысле, я хочу поговорить о Валерии, но не об этой ерунде. И вообще-то это она попросила меня это с тобой обсудить. Потому что у неё с тобой напрямую диалог не клеится. Она говорит, что ты избегаешь всех серьёзных супружеских вопросов. ‒ тут она резко повысила тон. ‒ Это так?

‒ Говори уже. Что ей надо?

‒ Ей надо? Вот как? А по-моему, по большей части это нужно именно тебе.

«И когда я затеяла ваш брак, я тоже надеялась на это», ‒ подумала про себя женщина.

‒ Лера говорит, что ты не даёшь ей забеременеть.

‒ Да? ‒ Рудаков устало усмехнулся. ‒ Как же?

‒ Пьёшь мужские противозачаточные, ‒ она смотрела на него с холодной серьёзностью. ‒ А может и ей что-нибудь подмешиваешь.

‒ Вот это фантазии. Как удобно всё свалить на мужика…

‒ Во-первых, Лера мечтает о полноценной семье, она очень хочет ребёнка от тебя. А ведь ей уже не двадцать, она прекрасно понимает, что с каждым годом завести ребёнка может быть всё труднее и труднее, тем более, если это самый первый ребёнок. Во-вторых, тебе, Дима, нужен ребёнок. Тебе нужно всё начать с начала…

Рудаков стукнул по столу и блюдце с фруктами, стоящее посередине, подпрыгнуло. Официанты и люди за соседними столиками в недоумении обернулись. Лицо Дмитрия опять стало обваренным. Он тяжело дышал.

‒ Это уж точно не тебе решать. Не тебе…

‒ Начать всё с начала советую не я, а твой психолог, ты мне сам это рассказывал, ‒ Евгения оставалась такой же спокойной, как прежде. ‒ Но у тебя тогда ремиссия была. А сейчас… Ты вообще посещаешь всех врачей? Ты не бросил таблетки? Как ты вообще с такими перепадами настроения на свою-то работу ходишь? С уголовниками общаешься? ‒ она откусила кусок яблока.

‒ И это всё не твоё дело… На работе я всем задаю вопросы, а мне все только в рот с-смотрят…

‒ Да я поняла. Не моё дело, не моё дело… Только мне до всего есть дело, а тебе не до чего. Вот ты Леру-то предупредил, куда после работы пошёл в такой час? Нет. Это я ей наше селфи отослала. И Олежке тоже. Кстати, знаешь, Олег хотел тебе сказать…

Дмитрий вскочил из-за стола. Пару секунд он стоял на месте, метался, приступ злобы диктовал ему опрокинуть стол, разбить тарелки или швырнуть в кого-нибудь нож, но он поборол эти мысли. Ещё некоторое время мужчина молча и яростно смотрел на сестру, а затем просто выбежал из ресторана.

Евгения смотрела на брата окно. Вслед за его машиной, словно преданная свита короля или безумная толпа фанатов, ползла, шла, бежала, летела стая теней. Женщина оглянулась вокруг себя: она не могла разглядеть практически ни одного посетителя ресторана ‒ всех людей перекрывала толпа теней, чьи взоры были устремлены на неё. Она устало вздохнула и вышла в туалет.

Там она перед большим зеркалом поправила свои золотые серьги и внимательно осмотрела свои чёрные волосы ‒ новенькую блестящую стрижку «пикси» только из салона, на которую так бессовестно пялились сзади тени, ещё не успевшие убежать за Дмитрием.

‒ Слава богу, что он хотя бы вас не видит, ‒ она стёрла салфеткой размазанную помаду в уголке губ, ‒ а то сразу бы в окно вышел.

Дома Евгения не спеша переоделась в шёлковую бордовую пижаму, нежными движениями смыла косметику, а потом по лестнице направилась в спальню. По пути она заглянула в кабинет мужа, но вместо Строева в рабочем кресле обнаружила юношу, пребывающего в серьёзных раздумьях.

‒ Я его ненавижу, ‒ тихо сказала женщина, стоя в дверном проёме.

‒ Что он выкинул на этот раз? – юноша оторвался от ноутбука и бумаг.

‒ Да ничего. Просто он больной мудак. Мудак, который не хочет лечиться. Мудак, который думает, что если он больной, то ему все обязаны. Мудак, который вообще не ценит ничего, что я для него делаю. Идиот.

‒ Не волнуйся, ‒ ответил он нежно, мягко глядя ей в глаза. ‒ Ты ведь делаешь это не только для него, но даже больше для себя, верно?

‒ Верно, ‒ Евгения вздохнула.

‒ И всё получится. Я близок к успеху, ‒ он опустил голову в свою работу.

Евгения поразмыслила несколько минут. Тикали часы; над письменным столом висела большая масляная картина, изображавшая огромный, роскошный дуб, которому явно было не меньше двухсот лет. Женщина потёрла усталые глаза.

‒ А где мой второй мудак и идиот?

‒ Наверное, в спальне. Повторяет свою речь, ему же завтра выступать в парке.

‒ Ой, чего ему там повторять? Брехать он лучше всего умеет.

Евгения сначала было удалилась, но потом снова вернулась.

‒ Квазимодо… спасибо, что ты меня слушаешь. Иногда у меня возникает впечатление, будто всем плевать…

‒ Зачем ты забиваешь себе голову на ночь такими мыслями. Иди выпей мяты.

Юноша подмигнул ей. Подмигнул не ясным голубым человеческим глазом. А своим настоящим.

Они улыбнулись друг другу и расстались.

Глава 10

Голова Майи закружилась, и она упала в непонятную глубь. Перед ней была квартира Максима. Тусклый неясный свет щипал глаза. Пространство ощущалось расплывчатым и искажённым, словно улица через грязные стёкла автобуса. Майя почувствовала внезапное беспокойство. Её одолевала сильная мука. Срочно. Нельзя ждать.

Причину этой муки понять она не могла. Нечто тянуло её. Звало без слов. И хотя это ощущение отчасти напоминало ломку, непреодолимую тягу к новой дозе, это было нечто иное. Совсем иное.

Воробьёва быстро осмотрела помещение. Максим вместе с несколькими друзьями сидел на полу и играл в карты. Неразборчивые разговоры и пьяный смех, мужской и женский. Щёлканье семечек. Вся комната, словно туманом, окутана тяжёлым облаком сигаретного дыма. По телевизору ‒ шоу с закадровым смехом.

Из-за полумрака и нездоровой аналоговой зернистости картины Майя не могла разобрать ни одной детали. Лица и слова ускользали от неё. А между тем нетерпение девушки усиливалось. Во рту пересохло. Руки дрожали. Срочно. Её кто-то ждёт.

Неуверенными шагами Майя дошла до закрытой двери, ведущей в коридор и остановилась. Никто не обращал на неё внимания. Влажной рукой девушка взялась за металлическую ручку и потянула на себя.

В лицо Воробьёвой дохнул свежий порыв майского ветерка. Перед ней было незнакомое место. Ночь.

В темноте, закрытые ветвями деревьев, стояли две женщины. Они так тихо переговаривались, что разговор их был неотличим от шелеста травы. Майя напрягла свой слух.

‒ Хорошо, значит, она будет следующей. Где-то недели за две расскажешь ей максимально подробно, как будет проходить наша операция, чтобы она могла подготовиться, ‒ прошептала первая женщина.

‒ Конечно, конечно. Я всегда им всем помогаю во всём, в чём могу, ты же знаешь, ‒ так же тихо ответила вторая.

На какое-то время женщины замолчали. Ветерок колыхал листву деревьев, окружавших собеседниц. Майя смутно слышала смех своих пьяных друзей, доносившийся сзади, но он никак не волновал её. В этом новом необыкновенном месте были только сонное шуршание листвы и мирное стрекотание сверчков.

‒ Ты выглядишь сегодня очень грустной, ‒ сказала вторая женщина. ‒ Не думай, я не пытаюсь тебя задеть. Я правда беспокоюсь.

‒ Я знаю, ‒ ответила первая женщина.

Она вздохнула, и вздох этот слился с общим дыханием лесного воздуха.

‒ Я просто не понимаю, ‒ сказала она задумавшись. ‒ Почему… Почему я могу спасти их всех, но не могу спасти собственную дочь?..

Она подняла свою голову и посмотрела в небо, тёмно-синими обрывками видневшееся через ветви дерев.

‒ И почему я даже перестала пытаться её спасти?

На мгновение свет ‒ лунный, фонарный или магический ‒ осветил её лицо.

Майя узнала свою маму. Это Варвара Воробьёва.

Девушка проснулась. Она лежала на голом полу, подложив ладони под щёку. Мышцы её окаменели. Было холодно. Нервно дыша, Майя перевернулась на другой бок и увидела окровавленное лицо.

Воробьёва снова вскрикнула и только спустя несколько секунд опомнилась, осознав, что перед ней её новая знакомая.

‒ Господи! Кэт! Это ты!

‒ Майя! Ты в порядке? ‒ Кэт вскочила на ноги.

‒ Почему ты лежишь здесь? ‒ спросила Майя, продолжая путаться в мыслях.

‒ Я лежу просто так, ‒ смутилась Кэт. ‒ Мне было нечем себя занять.

Мёртвая девушка села по-турецки и вгляделась в лицо подруги.

‒ Тебе что-то приснилось?

Майя не знала, стоит ли кому-то рассказывать сон, который она сама совсем не понимает. «Девочка скучает по своей мамочке и хочет верить, что мамочка её любит», ‒ вот что могут сказать, выслушав этот странный рассказ. Майя села, опёршись на стену, и вздохнула.

‒ Снится всякий бред. Наверное, это из-за дерьма, которое произошло сегодня днём. Точнее… которое произошло сегодня днём из-за меня. Потому что я тупая идиотка, не способная контролировать себя.

‒ Справедливости ради, ты и вправду выглядела жутковато со стороны… ‒ Кэт задумалась, подбирая слова. ‒ И, наверное, этот поступок был неправильным, но что теперь сделаешь? Может быть, ты всё-таки его немного припугнула. А ему это не помешает.

‒ Нет. Не думаю. Только ещё больше опозорила саму себя. И всё. ‒ Майя закрыла лицо ладонями и надавила на глаза. ‒ Главное, чтобы он на меня по-настоящему ментов не натравил. Не хватало ещё и этого.

Было два часа ночи. Холодный ветер мягко заигрывал с веточками и листиками берёзы. Они трепетали, как крылья сотен бабочек, и тихо шуршали, перешёптываясь между собой. (Как эти звуки напоминали Майе тот загадочный лес из её сна!) Это была чёрная непроглядная ночь, потому что Луна только начала обновляться, и ещё ранним вечером её тонкий серп скрылся за горизонтом. Кроме берёзы под окнами росли яблони и кусты сирени, которые весной являли собой необычайно красивое пышное зрелище, и тогда на улице стоял сладчайший запах. Но сейчас, во второй половине июля, все они выглядели намного спокойнее и не слишком отличались от остальных деревьев. Берёза находилась в центре и была самым высоким деревом среди них. И все они сейчас спали. Всё спало.

Майя чувствовала, как её тело снова начинает ныть. Она ничего не съела за день. После того, как вернулась от отца, сразу завалилась спать прямо на пол спальни, никак не объяснив свой поступок Кэт, которая весь путь домой пыталась допросить её.

Воробьёва включила телефон. На экране светилось уведомление о семнадцати пропущенных вызовах. Это был Максим. Майя смахнула уведомление, зашла в поисковик, бессмысленно пролистала новостную ленту, не воспринимая никакой информации, и выключила телефон.

‒ Я пойду покурю.

На балконе было очень свежо. Где-то залаяла дворняга. Среди соседних домов едва ли можно было найти горящее окно. В полной темноте горел только кончик её сигареты. Мерцающий пепел падал вниз.

Этот образ из сна… Каким трепетным и хрупким он был. Майя закрыла глаза и вспомнила свою маму. В обычной жизни она всегда была такой аккуратной женщиной с утончённым вкусом: выглаженные деловые костюмы, блестящее от лака каре, натёртые до блеска туфли. Во сне нельзя было различить почти ничего, но какой же грустной была её мама!

«Да ты себя совсем сдержать не можешь! Тебе уже каждую секунду колоться надо!» ‒ это была та фраза, которую мать сказала Майе, когда впервые обнаружила в сумке дочери наркотики. Тогда Майя ещё не успела переехать в квартиру Максима, и ей приходилось всячески прятать свою отраву. Тогда произошёл один из их самых громких скандалов между матерью и дочерью. И Майя помнила, что взгляд Варвары тогда был именно таким, как в этом сне. Таким же грустным и потерянным.

А чего сама Майя пыталась добиться сегодня? Чего она ожидала? Сейчас, когда девушка пришла в себя и успокоилась, она ни на один процент не могла объяснить собственный поступок. Но тогда её охватила ярость. Это была ответная реакция на всю ту боль, что ей причинили в прошлом. К тому же в тот момент Майя была по-настоящему уверена в теории, случайно родившейся у неё в голове: отец убил мать, чтобы каким-то образом потом получить её квартиру, и уже распродал всю мебель. Но, стоит признать, Майя была очень далека от мира юриспруденции и понятия не имела, мог ли её отец претендовать на наследство бывшей жены, у которой к тому же имелся несовершеннолетний ребёнок.

Майя объяснила все свои мысли Кэт.

‒ Ты прожила со мной всего один и уже, наверное, одурела от меня, да?

‒ Майя, забей. Главное, что ты жива осталась.

«А осталась ли жива мама?» ‒ снова подумала Воробьёва. Как она могла пропасть просто так, без какого-либо следа?

Сколько всего изменилось с тех пор? Как она живёт сейчас? Вспоминает ли она вообще о своей дочери? Может, она начала новую жизнь, чтобы забыть все ужасы прошлого? «Но как можно забыть своего ребёнка?!» ‒ спросил потерянный детский голосок в голове Майи. «А достойна ли ты того, чтобы тебя не забывали?» ‒ ответил другой голос. Голос новой, повзрослевшей Майи. Девушка почувствовала, что сейчас разрыдается.

‒ Мне нужно пойти в ванную умыться.

Ванная комната была единственной, сохранившей свой прежний вид, и ещё днём Майя немного успокоилась, осознав, что ванна, унитаз и раковина на месте, и их никто из квартиры не вынес. Осталось даже небольшое зеркало над умывальником.

Кэт, хоть и была под впечатлением вчерашнего дня, наслаждалась тихой ночью. Только она жалела о том, что не чувствует прохлады и свежести воздуха, летних запахов растений, дыма сигареты Майи, не может насладиться прохладным пивом или шоколадным мороженным, сидя на диване перед телевизором… И как же многое ей захотелось рассказать своей новой подруге: все свои мечты и переживания.

Кэт ушла с балкона, подошла к ванной и поняла: что-то не так.

Майя стояла, всей спиной прижавшись к стене. Она не могла оторвать взгляда от существа, что находилось в её ванне.

‒ Кэт, что это? Кэт? ‒ выдавила из себя слова девушка.

В ванне стоял человек, если это существо можно было назвать человеком, чёрного нефтяного цвета. Кости его челюсти, рёбер и рук были оголены. Вязкой жидкостью со всего его тела стекала будто бы его собственная расплавленная кожа. Белки глаз этого существа создавали неожиданный контраст с его телом, будучи кристально-белыми и сияющими. Маленькие чёрные зрачки не двигались и были устремлены на Майю и Кэт.

‒ Это тень, ‒ спокойно ответила Кэт.

‒ Какая ещё тень? ‒ Майя продолжала говорить шёпотом, голос её немного дрожал.

‒ Эта душа, которая скоро исчезнет. Растворится. У нас, душ, оставшихся на земле, есть срок годности, если можно так сказать. Поэтому невозможно встретить призраков людей, умерших двести или триста лет назад. Они сначала стали такими, а потом растворились. Когда-нибудь и я стану такой же.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.