Ты (не) должна знать о сыне

Я киваю в сторону двери, даже не оборачиваясь.

– Коли, – говорю. – Осторожно.

Сестра с уколом входит быстро, сработано четко. Она даже не успевает снова дернуться. Впрыск – и тело начинает расслабляться. Я вижу, как тяжело она борется с этим. Как ей не хочется снова уйти в темноту. Но выбора нет. Так будет лучше для нее.

Ее веки опускаются. Ее дыхание замедляется.

Я остаюсь.

Я не тороплюсь. Не потому, что устал. Я не имею права на ошибку. Спешка – враг точности. А сейчас мне нужна именно она. Холодная, спокойная, безэмоциональная точность.

Подхожу ближе. Осматриваю девушку внимательно. Медленно, с врачебной точностью.

Следы старых уколов – по внутренней стороне локтей. Слишком много, слишком неаккуратно. Не наши. Не здесь.

Запястья тонкие, обтянутые кожей. Кости выступают. Вес явно ниже нормы. Истощение? Возможно. Хотя по сроку беременности этого быть не должно.

Я отодвигаю край простыни, проверяю зафиксированные повязки. Все заживает, как надо. Но общее состояние организма говорит об обратном. Что-то здесь не складывается.

Девушка не просто попала в аварию. С ней что-то происходило до этого. Что-то долгое, медленное и неправильное.

Сажусь на край стула, который придвигаю ближе.

Смотрю на нее. На запястья, с которых сорваны датчики. На плечи, подрагивающие во сне. На сухие губы, что пытались что-то сказать, но не смогли.

Она не знает, кто она. Она не помнит. Но боится – это совершенно точно. И мне этого достаточно.

Достаю телефон. Делаю снимок лица и следы уколов. Аккуратно, без вспышки. Отправляю Илье. Короткое сообщение: «Вот девушка. История мутная. Очень.»

Пости сразу прилетает ответ: «Принято»

Остается только ждать. Илья работает не быстро, но качественно. Нет такого человека, информацию на которого, он бы не собрал. Это его стихия.

Прикрепляю все датчики, проверяю, чтобы все работало и выхожу в коридор. Подзываю дежурную медсестру:

– Кристина, вы сегодня дежурите?

– Да, Егор Алексеевич.

– Следите за этой девушкой очень внимательно. Не отходите ни на шаг. И, как только она придет в себя, сразу мне сообщите. Даже если среди ночи. Поняли?

– Поняла, Егор Алексеевич, – кивает она серьезно. – Все будет под контролем.

– Осторожнее с ней. Она немного не в себе, – предупреждаю я. – Не навредите.

– Я поняла, – кивает медсестра и понимающе улыбается. – Я не подведу.

Иду в сторону ординаторской. Коридор пуст, только лампы мерцают в полумраке. Уже почти у двери, меня ловит Света. Когда-то я позволил себе маленькую слабость – секс с подчиненной. До сих пор расплачиваюсь.

– Егор… – голос с приподнятой интонацией, как будто она давно ждала момента. Быстро сокращает расстояние и обнимает меня за талию. – Ты еще долго? Я закончила смену. Может, поедем ко мне? Отдохнешь. Я приготовила кое-что…

Я отстраняюсь мягко, но твердо. Мне сейчас не до интима. Это точно.

– Нет. У меня еще дела.

Света недовольно морщит губы:

– Ты теперь сутками около нее будешь сидеть? – кивает в сторону реанимации.

– Если потребуется – буду, – отвечаю спокойно.

Разворачиваюсь и иду в ординаторскую, не оборачиваясь. Позади остается ее шумный вздох, духи, тишина. И ощущение, что я что-то упускаю из вида.

Вхожу в ординаторскую. Прикрываю дверь. Наливаю себе чай и только собираюсь включить ноутбук, когда слышу голос за спиной:

– Доктор Горинов?

Оборачиваюсь. Мужчина лет сорока. В штатском. Незнакомый. Внимательно смотрит на меня, будто уже что-то знает.

– У вас есть минута?

Глава 6 Егор

– Слушаю вас, – понимаюсь на ноги.

Мужчина окидывает меня быстрым взглядом, словно прикидывая с кем имеет дело. От него исходит аура превосходства, но меня этим не впечатлить.

– Я по поводу девушки, которую вчера доставили после ДТП, – сухо поясняет мужчина. – Черепно-мозговая травма. Беременная. Без документов…

Его слова лишены эмоций, будто зачитывает сводку, а меня это только сильнее напрягает. Но повода послать его у меня нет.

– Вы ей кто?

Он уверенно приближается и чуть склоняется ко мне.

– Я отец ребенка. Мне сообщили, что мальчик жив. Я хочу убедиться лично.

Только во взгляде этого мужчины не проскакивает радости. Да и особого тепла тоже не видно. Не нравится мне этот пассажир.

Я киваю.

– Конечно, но в начале я хотел бы взглянуть на ваши документы.

– Права подойдут? – усмехается он.

– Вполне…

Он протягивает мне карточку с водительскими правами. Козырь Виктор Михайлович. Чуть усмехаюсь и поднимаю глаза, сверяя фото с оригиналом. Вроде похож. Только старше стал, но почти не изменился.

Возвращаю права и киваю головой, приглашая его за собой:

– Пройдемте.

Пока мы идем по коридору, я пытаюсь понять: как он узнал? Кто сообщил? Откуда такая осведомленность? Почему его интересует только ребенок? А девушка?

Виктор идет спокойно. Не суетится. Ни капли волнения. Ни одной лишней эмоции. Человек, который привык давать распоряжения, а не просить. Внутри все начинает тихо разносить.

Детская реанимация. Приглушенный свет. Тишина, в которой слышно даже, как дышит аппарат. Кувез светится теплым белым, как колыбель. Внутри мальчик. Слишком маленький, слишком рано появившийся в этом мире. Он шевелит пальцами и дергает ножками.

– Мальчик слабенький, но скоро нагонит, – поясняю я, заметив, что Виктор хмурится. Он рассматривает его слишком придирчиво. Молча. Долго. А потом произносит:

– Этот ребенок не должен выжить.

Слова раздаются в тишине, как выстрел. И в первую секунду, мне кажется, я слышу их только в своем воображении. Резко поворачиваю голову и встречаюсь со стальным взглядом. Лицо Виктора спокойное. Равнодушное. Глаза не моргают. Он словно и не человек вовсе, а бездушная машина.

– Вы в своем уме?

– Как – придумайте сами, – продолжает он холодно. – Несчастный случай. Инфекция. Сердечная недостаточность. Мне все равно. Главное – результат.

Он достает пухлый конверт, без капли смущения засовывает его в карман моего халата. Все отработано. Видимо не впервой.

– Вы предлагаете мне… – даже язык не поворачивается продолжить.

– Я предлагаю… сделать так, как будто ничего не было. Никто не узнает. Вы же не первый день работаете. Никто не узнает. А вы получите солидную прибавку к зарплате.

Мои пальцы сжимаются в кулаки. Воздух в грудной клетке становится густым, как сироп. Все тело напрягается, как пружина. Это какой-то сюр…

– А с ней что? С девушкой? – выдыхаю, хотя знаю ответ.

Он оборачивается. На лице только раздражение.

– Мне плевать на нее, – сухо бросает он. – Выживет – молодец. Нет, значит естественный отбор.

Хочется послать этого ублюдка куда подальше. Выкинуть из отделения за шкирку. А лучше вообще написать заявление. Но я прекрасно понимаю, что все это его не остановит. Если не я, он найдет другого, более сговорчивого сотрудника. Нельзя так рисковать. Мне нужно время. Немного больше времени и выдержки.

Он разворачивается. Спокойно. Идет к выходу, как будто мы обсуждали логистику поставки, а не человеческую жизнь. Дверь закрывается за ним беззвучно.

Остается только тишина. И жгучий вес в кармане. Я не могу пошевелиться.

Я врач. Но в первую очередь человек. И выбор, который он мне предлагает, – не просто сделка. Это рубеж. Из-за которого нельзя вернуться.

Позже я сижу в том же кресле. Конверт лежит на столе. Я не притрагивался к нему. Даже не посмотрел, что внутри. Хотя догадываюсь, что деньги. И не малые. Но его вес все еще на мне. Как клеймо. Вижу, как дверь распахивается.

– Ну и где тут генератор проблем? – Илья входит в ординаторскую и осматривается.

Я даже не удивляюсь, что он здесь.

– Зря приехал. Мог просто посмотреть фото.

– Посмотрел. И знаешь, что нашел? – Илья закрывает дверь и бросает папку на стол. – Ни-че-го. Ни медкарты. Ни регистрации. Ни баз. Ее нигде нет, Егор. Понимаешь? Такое ощущение, будто твоя девушка – призрак.

Я киваю и растираю лицо ладонями. Рассказываю все, что произошло в последний час. Сухо. Без лишних деталей. Только факты. Он слушает внимательно, молча. Иногда хмурится. Иногда просто смотрит в одну точку.

Когда я заканчиваю, он откидывается на спинку стула и выдыхает:

– Это не случайность. Ни авария. Ни ее исчезновение. Ни этот урод в костюме. Это кто-то чистит следы. И делает это профессионально.

– Я знаю, – говорю тихо. – Именно поэтому я не могу молчать.