Мой (чужой) жених

– А вы, собственно, кто? Дочь Таниной подруги? Или одна из приятельниц Алены? – спохватилась она, выложив немало подробностей о моей и маминой жизни. – Я вас раньше здесь не видела.

– Дочь подруги, – ответила я первое, что пришло в голову, сжимая кулаки настолько плотно, что ногти царапали кожу до крови, так что я ощущала боль.

– Татьяну сегодня не ждите, она к тетке вместе с Ваней поехала, чтобы хоть как-то в себя прийти, – сказала соседка и спросила: – На похороны-то придете?

– Когда они? – было странно спрашивать о собственных похоронах, но сегодня все казалось чересчур странным.

– Завтра в десять на Алексеевском кладбище, – сказала соседка и, решив наконец отправиться по своим делам, медленно зашагала вниз по лестнице. А я застыла, отчаянно желая прийти в себя. Во всех смыслах.

Глава 4

Смерть всегда была рядом в моей жизни. Готовя пациентов к операции, я всегда понимала: есть риск, что они могут не вернуться, даже под скальпелем самого опытного хирурга, ведь иногда и врачи оказываются не в силах помочь. Я боялась смерти Вани с самого его рождения, даже раньше, чем ему поставили диагноз, мне всегда он казался хрупким и эфемерным, я переживала за родителей, с которыми что-то могло вполне случиться на работе, но я никогда не думала о собственной смерти, да и некогда мне было об этом думать.

И вот теперь я мертва, меня нет. Я легко могла представить летящую на огромной скорости машину, как мое тело от столкновения подбрасывает в воздух, протаскивает по автомобилю, и я падаю на серый асфальт, уже с переломанной шеей. Но не могла вспомнить, как это было, лишь прокручивала слова соседки о том, как всё произошло, но в моей памяти – зияющая дыра.

И сейчас как никогда я ненавидела себя. Одно дурацкое банальное желание, загаданное в момент слабости, и это отняло у меня жизнь, мою жизнь, со всеми ее проблемами. Для меня все закончилось, больше некуда было возвращаться, моей жизни больше не было, и это было дико осознавать. Но хуже было другое: как родители справятся без меня?

Нужно было ехать к тетке, быстрее прыгать в первый же автобус, который едет в пригород, добраться до дома, стучать в ворота и кричать, в надежде, что мне откроют и пустят незнакомого человека в дом, и я смогу все объяснить маме.

Вот только знать бы, что ей сказать. Как вообще возможно это объяснить? И поверит ли мне мама? Последний вопрос отдавался глубокой болью в сердце. Я не знала ответа и никак не могла найти в себе силы узнать, просто продолжала рассеянно брести по улицам, пока не стемнело и единственным правильным ответом не осталось «отправиться домой». Точнее, не домой, ключей от квартиры родителей у меня не было, зато были ключи от жилья Леры, куда я и направилась. С трудом, немного поблуждав по району, нашла нужный дом, вставила в замок ключ и открыла дверь. Квартира была пуста, скинув обувь, я прошла в спальню и рухнула на кровать. Хотелось плакать, но слез не было.

Внутри как будто все застыло, словно покрылось слоем льда, а земля ушла у меня из-под ног. Все самое важное, все самое ценное, все, что раньше казалось таким нерушимым, исчезло.

В дверь позвонили, и я неохотно попыталась встать. Звонок раздался еще раз. Выходя из комнаты, я с ненавистью посмотрела на прекрасное лицо. Один раз в жизни захотела быть красивой, захотела чужой жизни и вот – получила результат.

Я подошла к двери, сердце бешено билось, пальцы рук дрожали. Меня обуревал страх. Казалось, сейчас я открою дверь, и там будет стоять Лера, настоящая хозяйка квартиры, решившая предъявить свои права и выгнать отсюда непрошеную самозванку.

Но вместо длинноногой модели в подъезде оказался улыбающийся во все зубы курьер.

– Это вам, – сказал он и протянул мне огромную корзину красных роз. – Распишитесь, пожалуйста, – вручил он мне ручку и блокнот.

Слегка растерявшись, поставила несколько закорючек, после чего он тут же поспешил скрыться, пожелав мне приятного вечера.

Со странным чувством я занесла цветы в комнату. Ваза им не требовалась. Букет был огромным, такие я видела в основном на картинках. Старалась не думать, сколько он мог стоить. Вдохнула нежный цветочный запах, провела по нежным лепесткам и обнаружила маленькую открытку, в которой было написано: «Не скучай. Андрей».

Скучать мне действительно не приходилось. И скука, по-видимому, не предвиделась. А мне ведь еще нужно решить, что делать с чужим женихом.

А еще бы лучше придумать, что, собственно, делать дальше.

Я никогда не любила кладбища, мне всегда на них было плохо, будто бы земля выжимала все силы, будто бы здешний воздух давил на грудь. И, тем не менее, сегодня я была здесь, на собственных похоронах, одетая в самую неприметную одежду, которую смогла найти у Леры: джинсы и легкую коричневую толстовку, скрывающую фигуру.

Неприметная, словно тень, я смешалась с толпой, стараясь не вглядываться в лица стоящих рядом со мной людей. Не смотреть на ревущих подруг, которые, похоже, винили в произошедшем себя. На поднимающую то и дело платок к глазам Марину Игоревну, облаченную в длинное черное платье, которое только подчеркивало бледность ее лица. Главное было – увидеть родителей и брата. Я сделала несколько шагов, чтобы подобраться ближе, и чуть не задела локтем нашу соседку, когда услышала:

– Мама, мама, Алена не умерла. Она живая! – кричал мой маленький брат.

И я сделала еще рывок, чтобы пробраться сквозь толпу, ведомая какой-то безумной дикой надеждой, рожденной словами шестилетнего ребенка.

Мама крепко держала Ваню за руку и не пускала ревущего ребенка к гробу. Казалось, за последние два дня она постарела на десяток лет, а глаза, всегда лучившиеся светом и теплом, погасли.

– Мама, она же просто спит. Я ее разбужу, и мы будем опять играть.

Ваня знал, что такое смерть, когда-то мы с ним говорили об этом, именно он задал мне эти вопросы. Он знал, но не хотел верить в это, пытаясь хоть как-то защитить свой детский мир. А им все-таки не следовало брать его с собой.

Но, тем не менее, мой брат прав, я жива, я стою и смотрю, как мама едва держится на ногах, отец поддерживает ее, а у самого на глазах слезы. Я никогда не видела, чтобы он плакал. А брат продолжал звать меня. И при каждом его слове мое сердце крошилось на части и отдавало болью в груди. Так хотелось сорваться с места, попытаться все объяснить, успокоить, но я не могу, еще не время и не место.

В ушах стоит пронзительная тишина, прикрываемая тихим шепотом и всхлипываниями. Я смотрю на гроб, в последний раз в жизни вижу собственное некрасивое неправильное лицо. Глаза плотно закрыты и уже больше никогда не смогут увидеть происходящее вокруг.

– Покойся с миром, Лера, – тихо, почти беззвучно шепчут мои губы, почему-то я знаю, что именно она умерла вместо меня.

Я вижу, как гроб накрывают крышкой, как его медленно опускают в могилу, как начинают засыпать землей, а родители смотрят на это, они не в силах оторваться от происходящего, не в силах отвести взгляд. Мама продолжает крепко держать руку Вани, на ее глазах слезы, но она не издает ни единого звука, только плотно сжимает губы. И когда бросают последнюю горсть земли и пора расходиться, мама все еще стоит и продолжает смотреть на мою могилу. Папа пытается объяснить ей, что нужно идти, но мама отмахивается. Посмотрев ей в глаза, он понимает, что не в силах с ней спорить. Папа уводит Ваню, а вместе с ним и всех остальных людей, а мама остается у могилы, она не замечает меня, для нее я словно бесплотная тень. Я смотрю на нее, пытаюсь впитать каждую черточку такого родного лица, вглядываюсь в ее пушистые волосы, всегда пахнущие медом и фиалкой, к которым я так любила прижиматься, когда она обнимала меня. Всматриваюсь в ранние морщины, которые появились преждевременно из-за дёрганой нервной жизни и непосильно работы. Самый родной, самый любимый человек, она, конечно, поверит и поймет. Это тот самый человек, который мне поверит, не может не поверить. И это вера ведет меня ближе.

Она плачет, тело содрогается в рыданиях, а из груди раздается вопль, больше похожий на рев раненого зверя.

– Мама, – наконец произношу я, а сердце трепещет. Ну же, узнай меня! Ты же говорила, что материнское сердце подскажет, ты же говорила, что всегда чувствуешь, что со мной. Мама, не надо плакать, я ведь жива, ну же, посмотри на меня.

Она удивленно поворачивает лицо, я вижу, как у нее расширяются глаза от удивления. Она внимательно вглядывается в мое лицо, а губы дрожат от напряжения.

– Мама, – повторила я и, судя по всему, совершила ошибку. Потому что на ее искаженном болью лице возникла гримаса злости. Она не узнает и не поймет, более того, в ее ответе я слышу ярость.

– Девушка, я не ваша мать.

И слышать это по-настоящему больно. Больно настолько, что я понимаю: признаваться не стоит. Сейчас она не поверит, отшвырнет, как надоевшую шавку, и уйдет прочь.

– Вы ведь мама Алены? – говорю я вместо заготовленного текста, вместо признаний и вместо слов, которые хоть как-то могли доказать, что я ее дочь. – Я ее знала. Она не любила кладбища.

Кажется, последняя фраза заставляет ее слушать более внимательно, по крайней мере, она смотрит на меня.

– И она бы точно не хотела, чтобы вы плакали. Она вас любила.

С ее глаз катятся слезы:

– За ее двадцать лет я мало что дала ей. – В мамином голосе звучит чувство вины. – Решила, пусть девочка развеется, и… – Она вновь срывается в рыдания.

– Вы любили ее, может быть, этого было достаточно?! – тихо сказала я, подойдя еще ближе, так хотелось обнять и утешить, успокоить, попросить ни в чем себя не винить. Но для мамы я сейчас незнакомка, пусть и та, которой можно что-то сказать.

– Что мне делать?! – вопрос не был адресован мне, это был лишь крик в пустоту, и этой пустотой была я, случайным зрителем ее горя.

– Я помогу, попробую помочь, – слова срываются с моих губ, а мама недоверчиво смотрит на меня, слишком недоверчиво она относилась к чужим приступам бескорыстности, слишком часто ей приходилась встречаться с более распространённым явлением – человеческим равнодушием.

И, произнеся эти слова, я понимаю: все сделаю, в лепешку расшибусь, но деньги на операцию брата достану.

– Зачем?

– Потому что Ваня должен жить, – тихо произношу я. – Потому что я должна Алене.

Она хочет что-то спросить. Но я торопливо роюсь в сумке, достаю из кошелька Леры деньги, всего пять тысяч рублей, для кого-то это не такие уж баснословные деньги, но для Вани – это неделя жизни.

Она хочет вначале отмахнуться, но я настойчиво вручаю их ей в руки:

– Возьмите, вам нужнее. Я постараюсь принести еще.

– Храни тебя Бог, – поблагодарила она. Через какое-то время ее позвал отец. И, глядя на удаляющую фигуру, я прошептала:

– Храни тебя Бог, мама.

Больше мне здесь было нечего делать. На душе было холодно и пусто, дрожащей рукой я смахнула выступающие слезы. В последний раз взглянула на свою могилу. Это неважно, даже собственная смерть не остановит меня, я спасу брата, найду способ. Вот только холодком по спине пробегает мысль: а что будет потом? Я гоню ее прочь, ведь даже не знаю, что будет сейчас.

Я покидаю кладбище, мои ноги срываются на бег, словно можно убежать от зияющей пустоты, пронзающей душу. Это тяжелее, чем мне казалось.

Я настолько углубилась в себя, что не заметила, как столкнулась каким-то парнем и чуть не упала, к счастью, он же и успел схватить меня за руку:

– Извините, – проронила я, вернув равновесие.

– Бывает, – мягко сказал он, улыбаясь. Даже в самой обычной одежде, без всякой косметики, Лера притягивала мужчин. За короткое время в ее теле я удостоилась стольких восхищенных взглядов, сколько не получала никогда в жизни.

– Вы чем-то расстроены?– поинтересовался он. – Кстати, меня зовут Роман.

– Роман, я спешу, – покачала я головой. Это была не первая попытка познакомиться со мной в теле Леры. Вот только я к этому не была готова, как и не была готова к такому вниманию к себе.

Я тут же ускорила шаг. Я не солгала, действительно спешу. Спешу понять, как жить этой новой жизнью, спешу понять, что же мне делать дальше.

В квартиру я почти вбежала, тут же замкнула дверь за собой и наконец-то спокойно вздохнула, будто чужое жилье было моим убежищем от всего остального мира. Хотя, похоже, все-таки не таким и чужим.

В спальне я заметила у Леры на комоде фотографию, где она улыбалась рядом с женщиной, так похожей на нее саму, только старше, а рядом стоял темноволосый мужчина. Скорее всего, отец, именно от него Лера получила такие удивительные голубые глаза, из-за которых некоторые называли ее ангелом. А ведь у нее тоже есть родители, и Лера была единственным ребенком в семье, запоздало вспомнила я. Каково же будет им узнать правду, подумала я с болью в сердце.

Голова уже кружилась, перед глазами стало темнеть, ноги подкосились, и я чуть не упала, едва успев опереться о стул. Наверное, это от голода, за сегодняшний день во рту не было и маковой росинки. Словно подтверждая это, живот заурчал. Тело, хоть и чужое, настойчиво намекало, что у него есть потребности, которые не стоит игнорировать, и я отравилась на кухню.

Нырнула в холодильник и достала йогурт. Кроме йогуртов и овощей, в холодильнике ничего не оказалось. Обернувшись, заметила на почти пустом столе какой-то листик. Вот только вчера здесь не было ничего. Я тут же отложила еду, подошла ближе с некоторой долей опаски.

Лист был явно вырван из школьной тетради в клеточку, со стишком, написанным красным карандашом и явно детской рукой. Так писал Ваня, старательно, пусть и неумело, слишком давя на карандаш и царапая бумагу.

Вот только таких детских стихов не бывает.

«Раз, два, три, четыре, пять,

В срок приду к тебе опять,

Расскажи ты все одной,

Кто придет к тебе домой».

Не успела я прочитать до конца – лист вспыхнул в ладони. В панике я тут же отбросила его прямо на стол. Но огонь и не думал униматься, пожирая остатки бумаги. Еще немного, и загорится скатерть. Только пожара мне не хватало. Нужно что-то делать! Я потянулась за полотенцем, чтобы хоть как-то сбить огонь. Но лист уже превратился в пепел.

Что вообще это было? Я ошалело смотрела на стол, обожжённый палец неприятно ныл, но на скатерти не было никаких подпалин, никаких следов возгорания. Только серый пепел.

Что за чертовщина? И что за дурацкий непонятный стишок? И откуда взялся этот листок?

Не успела я еще прийти в себя, как во входную дверь начали настойчиво названивать.

Открывать не хотелось, собственно, и видеть кого-то тоже не слишком хотелось. Мне нужно немного времени вдали от всех, прежде чем смогу понять, как я должна себя вести. Время, чтобы научиться жить этой новой жизнью. Но мир вновь и вновь игнорировал мои желания. В дверь продолжали названивать, словно намекая, что мне не отсидеться в своем маленьком мирке, спрятаться не получится.

В дверь уже начали колотить, когда я решила наконец пойти и открыть, кто бы там ни был, мысленно надеясь, что это не жених Леры.

– Лера, я знаю, что ты дома, открой! – услышала я женский голос и облегченно вздохнула, узнав обладательницу. Это была Аня, менеджер из модельного агентства. По крайней мере, не жених Леры, с которым у меня, похоже, предстоит сложный разговор. Хотя с Аней, скорее всего, не легче, учитывая обстоятельства моего побега.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.