скачать книгу бесплатно
Я уже нажимал кнопку с цифрой семь. Далеко же мне сегодня придется забраться. Я надеялся, что им не пришло в голову попросить меня принести оттуда шкаф на первый этаж.
Маленькая коричневая тетрадка стала моей единственной отрадой. Я перечитывал ее перед сном и мне становилось легче, я каждый день перелистывал ее, пока в один день не увидел, как она догорает в печке. Для этой женщины не существовало ничего святого, слово ответственность было для нее лишь пустым звуком, ее не волновало, что ест семилетний ребенок, пусть хоть вообще ходит голодный. Я пытался топить печь, и много раз обжигался, я ловил кур и отрезал им головы, я дружил с соседской девчонкой, но ее родители не разрешали ей дружить с сыном пьяницы. Мать могла уйти из дома на три или четыре дня, могла возвратиться с каким-нибудь мужчиной. Она повторяла, что я ничтожество, копия отца. Она натянула на дверной косяк толстое покрывало, и таким образом определила где чье владение.
В лифт втиснулась очередная партия людей. Медсестра с какими-то склянками прижалась к стенке, отец с двумя близнецами устроился посредине, последним вошел плотник, с трудом затащивший в лифт две большие белые балки. Какой-то мужчина попросил меня нажать на кнопку третьего этажа. “Как же долго все это!” – подумал я про себя.
Так и текла моя жизнь, я ловил соседских кур и воровал из чужих огородов овощи, собирал в лесу ветки для того, чтобы топить печь. Мать редко выходила из комнаты, только если к ней приходили мужчины, они всегда приносили еду и алкоголь. Она говорила, что я уже взрослый и сам должен уметь прокормиться. Мне было всего девять…
Лифт остановился на третьем. Плотник с большим трудом выпихнул из лифта злосчастные балки и пошел восвояси. Горели кнопки четыре и пять. Путешествие затягивалось…
Когда мне исполнилось десять, я приобщился к сбору ягод и грибов. Рядом с деревней проходила трасса, и то, что я собирал, хорошо раскупалось. В двенадцать я начал следить за огородом, получалось посадить совсем немного, но мне одному вполне хватало. Я пытался готовить, сначала выходило что-то горелое, но потом стало получаться вполне съедобно, да и выбора не было. Мать все так же пряталась под покрывалом. Она говорила, что ей от меня ничего не нужно, даже тепла в доме, ведь дрова приносил я. Мне редко удавалось увидеть ее. Она куталась в фуфайки и шали, была похожа на старуху, с опущенными веками и вечно перепутанными волосами.
Вот и загорелась кнопка семь. Я любил вспоминать отца, но только не мать. Для меня она – не более, чем женщина, что дала мне жизнь, и жизнь, надо сказать, невеселую. Она просто женщина в шали, старая, сгорбленная женщина.
Как же хорошо, что мои предположения разнились с действительностью. Мне не пришлось перетаскивать шкаф с седьмого этажа, однако то, о чем меня попросили, мало чем отличалось от погрузкуи пресловутого шкафа. "Эй, парень, отвези-ка этих покойничков в морг!", – попросили они. Ничего себе просьбочка! Я проглотил комок в горле и положил руки на каталку. Я никогда не чувствовал ничего похожего. Я словно могильщик, делаю темное дело. Я шел по коридору, пару раз пришлось спрашивать дорогу, потому как я никогда не бывал в этой комнате с коротким названием. Почему-то никто не горел желанием мне ответить или показать дорогу, все шарахались, словно от прокаженного. Я старался не смотреть на то, что скрывала белая, больничная простынь. Какая мне разница, что за несчастный там, на каталке? Я уже ничем не смогу ему помочь. Только я ошибся. Не несчастный. Два небольших бугорка и красивый маникюр на пальцах маленьких ног… несчастная.
По коже пробежал мороз. Кругом одни ящики, железные ящики, сколько же тут мертвых? Я словно попал в ад, хотя нет, в аду должно быть жарко. Может это чистилище? Вдруг как раз сейчас чья-то неупокоенная душа покидает бренное тело? Мне не сказали, куда поставить каталку, поэтому я просто оставил ее у стены. Она проехала вперед и ударилась об стол, простынь слегка сползла и показались белокурые локоны. Бедняжка, она совсем юная. Отчего-то мне жутко захотелось поднять ту простынь и посмотреть на нее. С чего бы? Я сам не знал. Будто мне это было нужно. Один шаг, два шага, я протянул руку… Нет, я просто трус.
Мне пришлось повторить это действие, отвезти и второй труп в морг. Теперь я знал дорогу. Сердце бешено колотилось в груди, а желудок стянуло жгутом. Лучше бы я и вправду перенес шкаф с седьмого этажа, чем это. Я стал возить трупы все чще, только вот никак не мог привыкнуть. Я в сотый раз проходил по до боли знакомому коридору: терапевт, педиатр, окулист… Дверь одного кабинета была открыта, и я почувствовал, как за мной потянулась волна из неприятного запаха каких-то медикаментов. К ним я также не мог привыкнуть. Я чувствовал, что меня вот-вот стошнит, но в желудке не было никакой пищи. От этого едкого запаха на пару секунд темнело в глазах, потом я снова приходил в себя и продолжал работать.
На следующий день опять путешествие в морг, меня будто притягивало это место. Постепенно я начал понимать, что не ценил того малого, что у меня было. Ведь тогда и этого малого я был лишен. Добывать еду становилось все сложнее. Уже три дня в моем желудке плескалась только вода из кулера. В одно утро мое тайное прибежище обнаружили. Уборщица зашла туда рано утром и застала меня врасплох. Она кричала, что, если начальство узнает – меня уволят (я несколько перефразировал ее слова). У меня внутри все переворачивалось, когда я слышал, как женщина сквернословит. Она пообещала заглядывать очень часто, и, если еще раз увидит меня, непременно доложит начальству. Выбора не было. Я отступил.
Я удивлялся: – "Почему все не такие как я?". Почему люди, слыша, что в соседней комнате кого-то истязают, не позвонят в полицию? Почему видя, как мужчина избивает девушку прямо на улице, прохожие снимают происходящее на телефон, чтобы потом выложить в интернет? Почему все так бояться за собственную шкуру? Неужели я бы не помог? Неужели я бы прошел мимо?
6
В тот день я отдыхал на стуле в полупустом коридоре. Наступил обеденный перерыв, если можно его так назвать. Мои друзья – санитары отправились в столовую, а я вежливо отказался. Не хватало еще занимать деньги. Я хотел вспомнить что-нибудь из прошлого, но в голову ничего не шло. Слишком шумно было вокруг. Я услышал, как кто-то стонет. Я выглянул из-за стены и увидел среди нескольких человек, сидящих на стульях, бабушку, у которой из ноги текла кровь. Бедняжка пыталась остановить ее руками. Она стонала и причитала, что ей больно. Из двери вышла врач и позвал следующего пациента. Мужчина в черном пиджаке отложил газету и встал со стула. Всем вокруг не было дела до несчастной, старой женщины, которая не могла больше терпеть и заплакала. Я не мог спокойно на это смотреть.
– Может, пропустите бабушку вперед? – спросил я, встав перед этими людьми.
Некоторые посмотрели на меня и отвели взгляд в сторону, как будто ничего не слышали. Другие покашляли и ничего не ответили.
– Меня что, плохо слышно? – продолжал я. – Уступите очередь бабушке. Ей срочно нужна помощь.
– Нам всем срочно нужно, – послышался тихий голос.
– Тебе срочно надо? Что, тоже кровь течет? Что-то не вижу! Куда торопишься, а?
– Вы здесь санитар, так что не лезьте не в свое дело! – сказала женщина с очками на большом носу.
– Вы тоже торопитесь, да? Магазины работают до вечера! Успеете! – выкрикнул я.
Из кабинета вышла врач и позвала следующего. Возмущенная толпа переглянулась. С крайнего стула встал мужчина и направился к двери. Я встал у него на дороге и настойчиво попросил пропустить бабушку вперед. На что тот ответил: "Вот еще!" Я решил, что не отступлю. Я прошел впереди него и встал в дверном проеме.
– Пока не пропустите бабушку, никто не войдет! – крикнул я.
– У нас все в порядке очереди! – озлобленно сказала молодая врачиха.
– А что, экстренных случаев у вас не бывает? – Вот это – и есть экстренный случай! – сказал я.
Толпа больных свирепствовала. Несчастная бабушка прижалась к стене и испуганно наблюдала за происходящим. Маленький, толстый подросток, что сидел рядом с дверью вытащил телефон и начал снимать меня на камеру.
– Что, что-то интересное нашел? Как же вы мне надоели! Лучше бы поднял свою тушу и помог старой женщине! – выпалил я и выхватил у него телефон.
Глаза толстого мальчика сразу округлели. Видимо аппарат стоил немалых денег, не то что мой.
– Что мама заругает? – спросил я.
– А ну, отдай! – кричал маленький толстяк.
– Лови, – сказал я и кинул ему телефон. Тот не смог поймать, хотя я целился ему прямо в руки.
Телефон упал на пол. Толстый мальчик поднял его и стал кричать, что там царапина.
– Ты сломал его! Я подам в суд, и ты заплатишь! – кричал пузан.
– Вот интересно, как может заплатить тот, у кого совсем нет денег!? – злобно сказал я.
– Уйдите с прохода и дайте следующему зайти! – сказала врачиха более спокойным тоном.
– Я никого не пропущу, пока вы не осмотрите бабушку! – повторил я.
Врач вздохнула. – Карта есть? – спросила она. Я посмотрел на бабушку.
– А где ее брать? – спросила бабушка.
– Возвращайтесь с картой, – сказала врачиха.
– Да вы что, издеваетесь?
– Таковы порядки!
– Да к черту ваши порядки! Ей ведь просто нужно перебинтовать рану. Если к вам умирающего привезут, вы тоже откажете ему в помощи, если он без карты!?
– Если ей просто перебинтовать, то идите в перевязочную.
Я знал, где находилась перевязочная, но нужно было подняться на лифте, а до него путь весьма долог. "Плевать на них всех! Я сам помогу ей!" – подумал я. Радовало только одно – если люди настолько безразличны к чужому горю, то когда они сами будут истекать кровью, им тоже никто не поможет. Я поднялся в перевязочную. Медсестра там оказалась вполне дружелюбной. Она поняла ситуацию, и дала мне бинт, объяснила, что делать.
Бабушка все еще ждала своей очереди. Рана на ноге не прекращала кровоточить. Я перебинтовал ее, и немного отдохнув, мы отправились в регистратуру, где я помог ей заполнить карту, потом к терапевту, и в заключении, в перевязочную, где хоть один человек отнесся к нам с уважением. Я недоумевал: "Неужели мне придется видеть такое каждый день, каждый день отвозить мертвых в морг?" Нет, я совсем не готов к такому. Навряд ли я смог бы все это выдержать. Я пошел к единственному человеку, который мог помочь мне, к Димке.
Я встретил его, когда он закрывал на ключ дверь кабинета.
– О, ты как раз вовремя! – сказал мой друг.
– Вовремя для чего? – спросил я.
– К обеденному перерыву! И отказы не принимаются!
– Ладно, я посижу с тобой. Поговорить нужно.
– Мне поговорить с тобой или с твоим желудком? – спросил Димка с издевкой.
– Что?
– Ты ведь знаешь, о чем я. Не отказывайся.
Да и как я мог отказаться? Едва почувствовав запах еды, мой живот забил тревогу. Димка этого не выносил. Мне так хотелось сделать и ему хоть что-то приятное взамен, только вот что я мог?
– Садись у окна, я принесу… что-нибудь, – сказал мой друг.
– Я отдам тебе… Я… Как только получу зарплату…
– Угу.
– Нет, правда.
– Слушай, давай так, как только ты разбогатеешь, ты ведешь меня в кафе, и мы гуляем за твой счет! А, как идея?
– Хорошо, как только у меня появяться деньги.
Димка удалился. Я оглядел присутствующих. Мужчины, женщины… все какие-то недовольные, измотанные. Спасают жизни, губя собственные. Есть ли смысл? А может, и не нужно во всем искать смысл? Может быть, нужно делать то, что говорило сердце? А что говорило мое?
– Ну вот, работничек, ваш обед. Двойная картошка с котлетой, салат овощной и компот. Прошу вас, сэр, – сказал Димка и поставил на стол поднос. От запаха еды мой мозг мгновенно затуманило, как будто не осталось больше проблем и потребностей, только зов моего голодного чрева. Хоть я и привык к постоянному чувству голода, и оно почти не донимало меня, но если передо мной стояла еда, я не в силах был отказаться.
– Приятного аппетита, – проговорил Димка.
Я не смог ответить, только промычал что – то. Еда казалась такой вкусной, словно я ничего вкуснее в жизни не пробовал. Я съел эту порцию за несколько минут, и когда пил компот, ко мне снова вернулось сознание.
– Вот это аппетит! А я только к салату притронулся. Сколько дней ты не ел? – поинтересовался мой единственный друг.
– Немного, – слукавил я.
– Ответь честно.
– Три, – сказал я, глубоко вздохнув.
– Черт тебя!.. Ты же так язву заработаешь! Ну почему не пришел ко мне? Разве я бы не дал тебе денег на еду? – разгорячился Димка.
– Ты же знаешь, я…
– Да, знаю, черт тебя… Эта твоя идиотская гордость!
– Гордость не может быть идиотской.
– Она может быть неуместной.
Димка опустил глаза и принялся за картофельное пюре. Я знал, что мог попросить у него, знал, что он мне всегда поможет, и это не ударит по его кошельку. Не знаю, может я старался со всем справиться в одиночку? У меня никогда никого не было кроме себя самого.
– Ну так, как работа? Нравится? – спросил Димка, пережевывая кусок котлеты.
– Об этом я и хотел поговорить, – начал я.
– Что опять? Снова что-то не так? – спросил мой друг и отложил вилку в сторону.
– Я не могу здесь работать, – признался я. – Не для меня это.
– Твою ж…
– Я правда не могу.
– Ты ведь и месяца здесь не отработал, опять бежишь. Да, люди выполняют работу куда похуже и за меньшие деньги. Почему так, а? Ты же не на одной работе не задерживаешься, придумываешь отговорки.
– Мне просто нужно найти что-то свое.
– Черт тебя… Да о чем ты? Сейчас работа – не хобби, редко, когда она приносит кому-то удовольствие. Это обязанность, это всего лишь способ раздобыть деньги, способ прожить дальше.
– Не кипятись так. Я же не сказал, что увольняюсь. Я хотел спросить, может у тебя есть друзья или знакомые, кому нужны работники куда-нибудь, только не в больницу.
Я с надеждой посмотрел на Димку.
– Нет, Жень, у меня мало друзей, но все они врачи.
Должно быть, он заметил перемену во мне, прочитал в глазах отчаяние. На несколько минут мы оба притихли.
– Слушай, а почему бы тебе не пойти в те места, где берут всех желающих? – вдруг спросил Димка, нарушив молчание.
– Это куда?
– В ресторан какой-нибудь, официантом.
– Официантом? Ты забыл ту историю? Я ведь уже работал официантом.
– Не припомню, чтобы ты мне рассказывал.
– Я рассказывал. Навряд ли после этого мне открыта дорога в общепит.
– Ах, ты про того политика?
– Его избрали. Его возможности теперь куда больше, чем ты думаешь.
Мне тогда было то ли двадцать два, то ли двадцать три. Я думал так же, как Димка, что пойду работать туда, куда берут любого, в официанты. Я нашел приличный ресторан, где прилично платили. Я думал, что подавать еду не так уж сложно, но и там нарвался на неприятности. Время на работе текло мучительно долго, в перерывах между тем, как я разносил еду и приносил счет, я таращился на стенку и старался найти тот участок, куда я еще не смотрел. У нас была глупая форма: черные брюки, белая рубашка и бабочка. Я походил на лакея или дворецкого. Волосы заставляли укладывать гелем и делать пробор посредине, а еще улыбаться, всегда улыбаться, как идиоты. Я был просто обслугой, ничем не отличался от уборщицы или горничной. Мне швыряли меню и оставляли на чай то шесть, то десять рублей. В один вечер мне доверили обслужить столик очень важного человека, политика, что баллотировался в Государственную думу. Наш управляющий говорил, что налажать нельзя, иначе меня уволят.
Я подошел к столику и протянул гостям меню. Политик ужинал в компании юной девушки, годящейся ему в дочери. Сам он выглядел весьма мерзко – с большим животом и лысиной, толстыми пальцами, на которых поблескивало несколько колец с бриллиантами. А его спутница была слишком уж ненастоящей, раскрашенной, как трансвестит, и показывающей всем своим видом, что этот ресторан для нее не годится. Она поставила на стол черную, лакированную сумку и все время доставала оттуда телефон с блестками, чтобы посмотреть, сколько прошло времени. Когда я принес меню, политик сказал, что персонал совсем обнаглел, мол, зря я подал меню закрытым. Потом он и его малолетняя подружка стали смеяться над тем, что им подослали самого тупого и несмышлёного официанта. Девушка спрашивала, сколько ее любовник оставит мне на чай. Мужчина говорил, что я не достоин чаевых и буду рад сожрать их объедки. Пусть я в первый раз в жизни попробую фуагра. Это ведь честь для меня. Весь вечер эта парочка насмехалась надо мной, когда я проходил мимо. Они раз пять подзывали меня, чтобы я еще раз подогрел мясо или, чтобы я еще раз помыл бокалы, они нарочно пачкали скатерть и смотрели, как я вытирал ее, говорили подотри здесь и подотри там. Я все смотрел на стену с часами, ждал, чтобы эти двое поскорее ушли. Наконец, они попросили счет. Когда я принес им квитанцию, политик сказал, что сумма слишком большая, мол, качество обслуживания на низком уровне, и вообще, следует вычесть эту сумму из моего жалования. Его молодая спутница покачала головой и сказала, что это вполне справедливо. Подбежавший по первому зову управляющий, боясь потерять теплое место, и в правду, решил взять с меня эту суму. Наверное, в тот момент что – то внутри меня сломалось.
– Значит, качество обслуживания низкое? А что именно вам не понравилось? – спросил я.
– Чего это вы со мной разговариваете в таком тоне? – возмутился политик.
– Да! – подскочив крикнула его юная спутница.
