скачать книгу бесплатно
Направление на поселение в гостиницу «Бристоль» было сделано быстро и без излишних расспросов. Несколько подробнее мы отрабатывали вопросы связи, оперативного оповещения и взаимодействия. И несколькими часами спустя, отпустив за квартал провожатого, с саквояжем в руках я входил в непрезентабельный – который год без ремонта! – вестибюль гостиницы.
Первый же взгляд на коменданта, мужчину средних лет и явно не пролетарской наружности, восседающего за стойкой портье, сразу подсказал, с кем я имею дело и какого тона в разговоре следует придерживаться.
– Любезнейший, это направление к вам от учреждения с забавной аббревиатурой «ЖКХ».
Комендант ответил именно так, как я и предполагал:
– Да, раньше всё решалось проще, а теперь направления, ходатайства, мандаты…
В то время вниз по Нахимовскому проспекту, мимо окон гостиницы, проследовал матросский патруль.
Выразительно глянув на сию троицу, я сказал в том же тоне:
– О да, но совсем недавно всё решалось ещё проще: маузер в мозолистой руке…
– Такое лучше не вспоминать… – вздохнул комендант и, ещё раз перечитав «направление», оценивающе посмотрел на меня: – Вы, товарищ Яновский, к нам надолго?
При этом он акцентировал обращение «товарищ». Это не должно было остаться незамеченным с моей стороны, и я отреагировал:
– Называйте лучше «гражданин». К большевистскому обращению не могу… да и не слишком хочу привыкать.
Прозвучало достаточно резко, так что комендант поспешно сказал:
– Простите, ваше благородие… гражданин.
Вот тут я примирительно улыбнулся.
– Гражданин. Ненавязчиво и неоскорбительно – мы же все равны, как горожане, то есть граждане… На неделю, максимум полторы.
– Понимаю, командировка, – закивал комендант. – От какой «аббревиатуры» командировка, боюсь даже спросить.
– Да и ни к чему. А нумер, естественно, почище…
Как по заказу, с верхнего этажа по выщербленным ступеням центральной лестницы спускались пятеро красноармейцев. Без оружия и не в самом презентабельном виде. Кивнув в их сторону, я негромко попросил:
– И без «этих» соседей.
Комендант понимающе подмигнул.
– Не извольте беспокоиться. Отдельный нумер. Только уж не обессудьте – туалеты у нас только по два на этаж. Но уборка регулярная.
Сказал – и явно ожидающе посмотрел на меня.
Я памятным – выглядящим, надеюсь, привычным, – «барским» жестом опустил на стойку купюру.
Комендант ловко – привычно – смахнул её под стойку и жестом подозвал коридорного.
– Голубчик, проводи уважаемого гражданина в сто седьмой.
Той же осенью в Симферополе
В Симферополе, на углу Караимской и Одесской улиц, недалеко от лавки с табличкой «КЕРОСИНЪ», остановился милицейский патруль. Три человека: один в шинели и обмотках, другой в бушлате и форменных – только английской армии, – ботинках и заломленной кубанке без кокарды, а третий, старший, в перехваченном офицерским ремнем с кобурой цивильном пальто с бархатной опушкой по воротнику.
Место было выбрано достаточно удачно, – и чтобы покурить, и чтобы проверять документы у проходящих по обеим улицам. А проходило достаточно много: и к обедне в недальний православный собор или в армянскую церковь, и на призыв муэдзина в мечеть, по легенде, наделившую город прежним, допотёмкинским названием Ак-Месджит, и к главной караимской кенассе[3 - Молитвенный дом.]. Шли и дальше вниз, по Одесской улице – кто к хоральной синагоге на Салгирной, а кто просто в деловую часть города.
Несознательный богомольный народ, всё больше старушки в платочках или хиджабах – смотря кто куда направлялся, – старички да аксакалы, интересу у троих милиционеров особого не вызывали. Так, останавливали кого помоложе и попримечательнее, проверяли документы и отпускали с богом. То есть к тому из богов, на молитву к которому несознательные гражданки и граждане и направлялись. Тех же, кто шёл с пустыми бидончиками или какой ещё посудиной к керосиновой лавке, или с полными – от неё, останавливали чаще, но тоже выборочно: молодок, с которыми можно словцом-другим перекинуться, а то и шлёпнуть легонько пониже спины, чтоб следующий раз не забывала документ дома на комоде, или же мужиков призывного возраста – чегой-то не на работе или службе средь бела дня?
Так вот и остановили прилично одетого мужчину лет сорока, вышедшего из керосиновой лавки с бидончиком.
Тот не выразил никаких особых эмоций, спокойно поставил на мощённый мелким булыжником тротуар пахучий бидончик и предъявил удостоверение.
Старший патруля прочитал вслух:
– Игнатенко Николай Игнатьевич, мещанин, 37 лет, проживает в Симферополе по улице Салгирной в доме Казакевича. Керосинчиком балуетесь, гражданин Игнатенко?
– Да, вот керосин приходится жечь. Я комнатку снимаю. Жить можно, а со светом проблемы – окошко маленькое.
Вдруг один из патрульных, тот, который в бушлате и не слишком уместной кубанке, спросил, приглядевшись и прислушавшись:
– Давно ли мещанином стали, ваше благородие?
Гражданин, который Игнатенко по документам, громко, даже слишком громко воскликнул, глядя на милиционера в английских ботинках, флотском бушлате и кубанке:
– Помилуйте, какое такое «благородие»? Я на телеграфе служу и сейчас же… – и отступил на шаг, будто собираясь бежать.
– Стоять! – прикрикнул старший патруля, а милиционер в обмотках мигом сорвал с плеча кавалерийский карабин и передёрнул затвор.
Гражданин, который Игнатенко по документам, замер.
– Так он что – благородие? – повернулся старший патруля к бушлатнику. – Ты, что ли, его знаешь?
– Да видел в Керчи пару раз, – подтвердил неделю как милиции рядовой Дьяков, поступивший на эту службу после малоудачного артельного труда в Керчи.
А в совсем недалеком прошлом был Дьяков бойцом отряда «зелёных» под командованием Лёхи Мокроусова, да осознал и раскаялся он одномоментно с командиром.
– При погонах и в мундире, – добавил Дьяков. – Капитан по какой-то морской службе.
– Да что вы, какая такая Керчь? – начал гражданин, который Игнатенко по документам. – Меня уже сто раз проверяли…
И вдруг, улучив момент, когда все трое патрульных смотрели друг на друга, а карабин и вовсе в сторону, выхватил своё удостоверение и рванул вниз по Одесской.
– Не стрелять! – крикнул старший патруля и с неожиданной прытью бросился следом. А тут ещё беглец чуть замешкался – пятеро богомолок остановились и невзначай почти что перегородили неширокую Одесскую улицу, – и погоня на том и закончилась.
Старший патруля, с разгону толкнув в спину, свалил «Игнатенко» на мостовую, а тут и остальные патрульные подоспели…
Бидончик с керосином остался на тротуаре. Но ненадолго: проходившая мимо тётка в тёплом платке подхватила, не замедляя шаг, весьма ценную в полуголодном городе «добычу» и, перейдя Караимскую, скрылась в ближайшем переулке.
Гостеприимный «Бристоль»
Номер 107 гостиницы «Бристоль» оказался не слишком просторным, но прилично меблированным и с чистыми шпалерами. Вид несколько портила небольшая железная печка с трубою, выведенной в окно, – впрочем, вещь необходимая в предвидении зимы. Коридорный мне так и сказал, по-лакейски присвистывая: мол, прошлогодние постояльцы отопление попортили, а чинить пока жилконтора только обещает.
Следом за коридорным явилась Маша, горничная, словоохотливая милая женщинка лет тридцати: вытереть пыль и застелить постель чистым, хотя и не слишком новеньким бельём.
Купюра, выданная «на булавки», окончательно развязала ей язык. Для начала она предложила принести Алексею Степановичу, то есть мне, из буфета чай и даже сухарики. Ещё одна купюра и пожелание принести два стакана и чего-нибудь повкусней сухарей и разделить со мною чаепитие произвели весьма благоприятное впечатление.
Я пока что совсем не торопится, а горничные всегда были отменным источником информации. Особенно если их правильно разговорить…
Маша обернулась много за пять минут – я едва успел разложить и развесить свои немногочисленные вещи и одёжки. Принесла два стакана в мельхиоровых подстаканниках, фаянсовый чайничек и вазочку с печеньем, – всё на подносе и при крахмальной салфетке.
– Чем богаты, но чай у нас в буфете настоящий. Не для всех, конечно, – щебетала Маша, расставляя на столе нехитрую утварь.
– Здесь же, говорят, бывал сам Шаляпин, – кивнул я, хотя и не знал точно, в какой именно из Севастопольских гостиниц останавливался знаменитый бас во время гастролей летом семнадцатого.
– Ой, да кто у нас только не перебывал, – подхватила Маша, – пока не началось…
Торопиться с серьёзными расспросами не следовало. Я только и спросил, вдыхая аромат свежезаваренного и в самом деле недурного чая:
– Вы сами его, Фёдора Шаляпина-то, видели?
– Да, но только издали – когда он пел на Приморском бульваре. Все тогда сбегались. Народищу собралось уйма.
– А банкет в вашем ресторане в его честь давали?
– Наверное… Я же тогда здесь не служила, – с видимым огорчением сказала горничная.
– Что так?
– «Бристоль» же был отелем перворазрядным, туда попасть на службу ой как непросто было, даже с рекомендациями. Это уж только в последнее время стало попроще. Хотя, конечно, почти все из тогдашних, кто мог, вернулись сюда на службу, так что порядок знают. Вам непременно понравится. Но взяли троих новых, ну и я меж них. У меня рекомендации были самые лучшие.
Это, несомненно, составляло предмет её гордости. Следовало поощрить женское самолюбие, – это более всего располагает к откровенности.
– Не сомневаюсь. А от кого, если не секрет?
– От самой миссис леди Энн-Элизабет, супруги английского консула! – сказала Маша с таким выражением, будто упоминала коронованных особ.
Но любая ниточка к немаловажному – консул! – представителю Англии была для меня очень интересна. Поэтому я спросил Машу с эдаким пиететом:
– Вы знакомы с леди Энн-Элизабет? Как приятно.
– Я у неё в доме служила, пока британское консульство располагалось в Севастополе. Вот уж где всё «по шнурочку» было, чтоб ни пылинки, ни пятнышка, мажордом у них ну сущий дракон. А уж как надобно господам за столом прислуживать – так меня неделю натаскивали.
– Зато усвоили английский этикет и запомнили светские манеры, – сказал я благожелательно. И добавил: – And what about the your language? Are you better in English?[4 - А как насчет языка? Ты хорошо говоришь по-английски? (англ.)]
– Что-что? Это вы об английском? Да нет, только отдельные слова – ну, сорри, плииз. Вот госпожа Нина… то есть Нина Лаврова, она была у них секретарем и переводчиком, – так вот, Ниночка просто замечательно знает языки. У неё было так тяжело с матерью…
– Вы так хорошо знаете её семейное положение? – спросил я, отметив про себя, что с упомянутой дамочкой – секретаршей и переводчицей в английском консульстве! – очень даже неплохо бы познакомиться.
– Ой, простите, ваше благородие. – Маша, видимо, не совсем верно поняла мою интонацию. – Я просто…
Следовало поддержать доверительный тон разговора, и я как мог теплее улыбнулся.
– Что вы, голубушка, я же понимаю – женская дружба. А обращаться лучше по имени-отчеству, хотя полагаю, что у этих стен красных ушей нет.
– Бог миловал. Сейчас здесь совсем другие люди в нумерах. Это в прошлую зиму – у нас здесь и матросня, и солдаты эти во всех нумерах стояли, спали вповалку, буржуйки понаставили, хоть сами отопление и попортили, уголь из котельни выгребли, какие-то бумаги из подвала таскали на растопку…
Сей словесный поток был небезынтересен, особенно насчёт «бумаги из подвала», но сейчас меня в первую очередь интересовала переводчица.
– Так что госпожа Лаврова?
– Так мы теперь – Нина ведь осталась в Севастополе – и вправду стали вроде подруги, хотя она из благородных и такая учёная. А что?
– У меня не праздный интерес, – импровизировать пришлось на ходу. – Мне… то есть моей жене – она скоро приедет – нужно серьёзно усовершенствовать языки. Предполагается командировка… Туда. – И я кивнул в сторону Запада.
Упоминание о мифической жене было не излишним: деловая встреча с заботливым семьянином едва ли смутит порядочную женщину. А что Нина Лаврова именно такова, логично предположить: на ответственную работу в английское консульство сомнительных особ не взяли бы.
– Так что, голубушка, найдите возможность познакомить меня с госпожой Лавровой. Полагаю, дополнительный заработок ей не окажется излишним?
– Конечно же хоть завтра – она как раз собиралась зайти ко мне.
Тут Маша замялась и даже чуточку покраснела и сказала, чуть запинаясь:
– Понимаете, ваше… не обессудьте, Алексей Степанович… В нашем буфете для своих, ну, не так дорого и без карточек, вот мы и встречаемся к обеду. Но вы ведь…
Можно было не продолжать – причина смущения горничной была совершенно очевидна. Заработки у них, да и у всех пока, не очень, – ну а я, щедрый командировочный, в состоянии заплатить за обед и не только.
– Прекрасно. Не возражаете, если я вас угощу?
– Как-то не совсем удобно…
– Пустяки, право. В гостиничном буфете – во сколько?
Прогулки не без пользы
Через некоторое время я с небольшим бюваром больше для виду, чем для дела, выбрался из номера. Следовало встретиться с прикомандированным ко мне оперативником и посмотреть конспиративную квартиру, снятую где-то неподалёку.
Комендант, всё так же за стойкой портье, с очевидным неудовольствием заполнял какую-то обширную ведомость.
– Нет, вы только подумайте, уважаемый, – отреагировал он на моё сочувственное слово, – в гостинице три четверти всяких мандатников, не платят, да ещё обслугу обижают, в городе бумаги не хватает, газеты чуть ли не на оберточной печатают, а для этой бюрократии – пожалуйста!
– То ли ещё будет, – вовсе не желая оказаться пророком, но, чтобы поддержать своё реноме, заявил я. – Впрочем, не только в сей несчастной стране едва из пелёнок с бюрократией проблемы, но и в старых-добрых европейских странах. А вы-то как с бумагой, то есть, как говорят новые назначенцы, с её «наличием отсутствия» справляетесь?
– Да я-то ничего, слава богу, в приснопамятные времена отпечатали с запасом бланки меню – оптом ведь дешевле выходило, – так до сих пор запасу хватает. Меню ведь три года как ни к чему, какой уж тут выбор.
– А «мандатники» на растопку бумагу из подвала таскают, – с невинным видом поддакнул я.
– Уже всё, хватит им шалить. Пожару только не хватало. – Комендант явно был рад возможности отвлечься от постылой ведомости. – Велел я запереть подвал на вот такой амбарный, Гришка коридорный принёс.
– Его замок, у него и ключ, – будто рассуждая вслух, сказал я и вытащил портсигар. – Угощайтесь. Фабрики Местаксуди, говорят – отменного качества.
